Я устыдился своего нетерпения, когда вспомнил, как мой друг, неустрашимый Пертюизе, проводил под открытым небом сотни ночей, выслеживая одного льва. Разве можно сравнить мои мелкие неудобства, связанные всего лишь с ожиданием презренной кошки — ягуара, с теми опасностями, которые поджидали на охоте черного гиганта из Ореса.Из-под навеса вышел Жорж, бросил в печь очередную порцию свиного жира, чтобы усилить огонь. Запахло печеным. Этим странным запахом Жорж почему-то привлекал хищников. Я невольно усмехнулся подобной странной связи — ягуары и запахи кухни.— Нечего смеяться, — прошипел недовольно Казальс. — Мы вообще, кажется, остались с носом. Тихо! А вот и они!Святая правда! В кустах сначала послышался легкий шорох, потом прерывистое жаркое дыхание. Животных все еще не было видно. Но их рычание неслось с разных сторон. Осторожные звери несколько раз обходили поляну. Этот кругообразный «променад» длился по меньшей мере целый час.Мы замерли как статуи. Тишину по-прежнему нарушало лишь тиканье часов, кастаньетное постукивание зубов еще более испуганного Моргана да похрапывание плосколицего китайца. Добряк, оглушенный опиумом, сейчас пребывал в краю сновидений, издавая не очень благозвучные храпы, как будто в носу у него застрял мундштук от кларнета.От бесконечного напряжения глаза устали и отказывались уже что-либо различать. На какое-то мгновение мы прикрыли тяжелые веки.Никого по-прежнему. Но шорохи ощущались уже ближе. Несомненно, запах топленого жира притягивал животных. В двадцати метрах от края поляны уже просматривалось огромное черное пятно. Сердце забилось сильнее, легкая испарина покрыла ладонь правой руки, сжимающей ружье.Стрелять, однако, было рано. Я еще недостаточно отчетливо видел противника.Оба мы оставались в гамаке, повернувшись спиной друг к другу, каждый контролируя свой участок: Казальс — восточную часть леса, я — западную. Прекрасная позиция, как вскоре подтвердилось.Еле ощутимая дрожь моего ружья вызывала легкое шуршание гамака, изготовленного из плотной хлопчатобумажной ткани, и этот шорох, по-видимому, дошел до ушей животного. Зверь остановился и стал тревожно перебирать когтями сухую землю. Я вскинул на плечо ружье, нацеливаясь. Хищник резко повернул голову в мою сторону, издав короткий, гортанный звук. Его глаза двумя фосфоресцирующими точками сверкнули сквозь черноту деревьев.Я тихо спустил курок. Раздался оглушительный выстрел, ослепительное зарево осветило поляну, окутав ее медленно расходящимся облачком дыма. Мгновение ничего не было видно. Китайцы пробудились и жалобно запищали, как стая попугаев. Жорж закричал во все горло:— Они убиты. Оба!— Как оба? — спросил Казальс, держа еще дымящийся карабин. — Вы разве стреляли? — задал он мне вопрос.— Да, а вы?— Я тоже.— Невероятно!— Это так же вероятно, как и то, что мой хищник лежит вверх ногами в двух метрах от огнища.— А моего пуля застала у банки с жиром.— Браво! Два выстрела прозвучали как один. И оба ягуара мертвы!Целый день, как того требовала элементарная осторожность, мы не покидали своих позиций.Вот как все произошло. Пуля Казальса, попав в левый глаз самки, прошла вдоль всего позвоночного хребта и вышла через левый бок. Смерть наступила мгновенно. Мой выстрел крупной дробью сразу же снес половину головы у другого ягуара — самца. Он рухнул бесчувственной массой.И все же хищники оказались не ягуарами, как мы полагали, а оцелотами, ничуть не менее опасными, хотя и меньшими по размерам животными. Длина самца, который был чуть больше самки, вместе с хвостом составляла метр шестьдесят.Мы только принялись снимать шкуры с хищников, как услышали пронзительный крик и, встревоженные, снова схватились за ружья, раздвинув ветви деревьев. И что же мы увидели?«Храбрец» Морган торжествующе нес бедного маленького оцелота, величиной с обыкновенную кошку, детеныша обеих жертв. Ударом сабли он отсек ему голову и теперь держал за хвост, нещадно ругаясь.— Жорж! — воскликнул я. — И тебе не было страшно?Целое семейство поверженных хищников лежало у наших ног.

1 2