Когда закончилась погрузка, директор холодно обратился к гребцам первой пироги, уже садившимся на весла:
— Эй, ребята, вы забыли, что нам нужно соблюсти последнюю формальность!
— Что желает муше? — поинтересовался хозяин лодки.
— Осмотреть багаж и убедиться в том, что среди вас, порядочных людей, не затесался какой-нибудь прохвост, воришка золота!
— О муше! — с живостью возразил негр. — Мы не воры, нет! Осмотрите хоть весь багаж, вы не найдете там ни кусочка золота!
— Увидим. Будьте любезны, прошу вас облегчить мне работу, открыть эти корзины и выложить содержимое на землю.
Землекопы украдкой переглянулись, потом, не говоря ни слова, выполнили указание с такой быстротой, на какую способна только чистая совесть. Придирчивый обыск цветного тряпья не дал никаких результатов, к великой радости робинзонов, которым так хотелось верить в невиновность этих людей.
Невозмутимый Дю Валлон действовал методично. Он велел отложить в сторону осмотренное, чтобы избежать путаницы. Большинство предметов, способных укрыть наворованное, было скрупулезно изучено. Внутри тыквенных бутылок металла не оказалось. Жареную лесную куропатку, принесенную в последний момент, рассекли саблей, однако ни в грудной, ни в брюшной полости не нашлось ни крупицы золота. Топленый свиной жир, в котором так легко упрятать золотой песок, был совершенно чист.
Негры торжествовали, а робинзоны начинали находить что-то унизительно смешное в занятии своего друга.
— Терпение, терпение, — повторял он, — еще не все…
— Но там же ничего нет, — возражал Анри, — если только эти люди не проглотили каждый по полкило золота, что, между прочим, на желудок давит больше, чем на совесть… Не вижу, к чему могут привести ваши розыски, и полагаю, что они бессмысленны.
— Вы забываете о ружьях.
— О ружьях?..
— Ну конечно! Представьте, что десяток ружей, обычных или двустволок, на две трети заполнен золотым песком, а потом забит пыжами… В каждый ствол запросто войдет пятьсот — шестьсот граммов… Правда, они слишком хитры, чтобы прибегнуть к такому старому способу, давно известному. Однако поглядим…
Владельцы ружей не заставили себя дважды просить, достали шомпола и пропустили их сквозь стволы, демонстрируя, что там пусто.
— Ну вот, видите! — почти взорвался Шарль.
— Погодите! — невозмутимо отвечал креол, принимая ружье от ближайшего к нему мужчины и взвешивая его на руке.
— Следующий!..
Второй негр подал свое оружие. Потом третий, четвертый… В десяти не оказалось ничего.
— Твоя очередь, парень! — сказал директор молодому негру лет двадцати, не больше. Тот почему-то держался все время на расстоянии.
Юноша нерешительно протянул ружье — и что это было! Кусок ржавой водопроводной трубы, так-сяк посаженный на грубое цевье и подвязанный бечевкой. Все это сооружение, казалось, вот-вот развалится пополам.
Легкая улыбка скользнула по лицу директора. Негр стал серым, как зола.
— Ну вот, мой милый Шарль, вам, наверное, встречались очень дорогие ружья, но бьюсь об заклад, что вы никогда не держали в руках ружье, которое стоит шесть тысяч франков.
— Шесть тысяч франков! Да цена этому хламу в базарный день — двадцать пять сантимов, только за железо.
— Согласен. Но два килограмма золота существенно повышают его ценность. Вы спросите: а где они?.. Да в прикладе, в котором выдолбили дыру и тем самым превратили в шкатулку. А отверстие прикрыли металлической пластинкой.
— Вы меня потрясли, Дю Валлон!
Не говоря больше ни слова, директор принялся кончиком ножа отвинчивать два болта, на которых держалась железная пластинка в основании приклада. Затем, подозвав проходившего мимо индуса с пустым лотком, взял у него деревянное блюдо и высыпал туда из приклада изрядную горку драгоценного металла, еще амальгамированного. Стоимость его была никак не меньше названной суммы.
— Ну что, господа, какова авантюра?..
Европейцы были скорее опечалены и обескуражены, нежели возмущены.
— О! Это не все, поверьте мне! — продолжал безжалостный директор. — Это только начало, вам еще предстоит удивиться. В двух первых пирогах больше нет ничего подозрительного, но вот третья… Либо я очень грубо ошибусь, либо открою там пикантный тайничок!
— Но я вижу там только четырех черепах, — заметил Шарль. — Их взяли, наверное, для пропитания…
Действительно, лежавшие на спинах бедные животные отчаянно махали лапками, как будто сознавали, какая судьба их ждет.
— По-моему, эти почтенные черепахи серьезно больны, и вы будете крайне озадачены, если я скажу, что они страдают от несварения желудка.
— От несварения желудка?!
— Именно так! И я сейчас же положу конец их мучениям! Эй, компе, — Дю Валлон окликнул хозяина черепах, лицо которого внезапно выразило живейшее беспокойство, — передай-ка мне этих зверюшек!
— Нет, нет, муше! Я не могу! Мы поймали этих черепах, чтобы кушать, мы их не воровали, нет!
— Посмотрим, посмотрим… Ну, поторапливайся! Давай черепах!
— Муше, — в полном отчаянии продолжал бормотать по-креольски растерянный негр, — это не мои черепахи… Что вы хотите с ними делать?.. Забираете у бедных негров их пищу…
— Кончай болтать! Я дам двадцать килограммов говядины за этих жалких тварей! Разве не выгодно?.. — пресек директор объяснения негра, забираясь в лодку и выбрасывая оттуда черепах, которые одна за другой тяжко шлепались на землю.
— Ага, замечательно… — приговаривал Дю Валлон. — Я произведу им вскрытие, точнее, вивисекцию. Уже не первый раз мне приходится выполнять геологические изыскания под черепашьим панцирем… Интересное явление: попадаются черепахи, до отказа набитые золотом… О!.. Наши молодцы — отменные ловкачи, одно удовольствие знакомиться с ними… Ну вот — я же вам говорил. Они всыпали наворованный металл в черепаху через нижнее кишечное отверстие, потом аккуратно его зашили, чтобы золотой песок не высыпался раньше времени. Черепаха, превращенная в копилку, может прожить в таком состоянии четыре-пять дней, иногда больше. Подумайте, может ли самый изощренный глаз обнаружить дьявольский тайник, если принять во внимание, что животное живо и молчит… Это крупные черепахи, в каждой помещается не меньше двух килограммов золота. Итого — восемь килограммов, украденных у компании…note 440 Разъяренные мошенники вопили, как стая красных обезьян, и, если бы не шестеро европейцев, бедному директору пришлось бы туго. Но Дю Валлон, не обращая никакого внимания на эти крики, с молчаливой торжественностью высыпал амальгамированное золото на деревянное блюдо лотка, заполнив его до краев.
— А теперь, ребятки, убирайтесь к чертовой матери с вашей бесчестной работой! Нам здесь воришки не нужны.
Один «философ» из банды счел нужным протестовать:
— Нет, муше, мы не украли… Мы только взяли…
Этот странный аргумент заставил улыбнуться белых, удивленных не столько изворотливостью пройдох, сколько их апломбом.
— Золото принадлежит и нам тоже, — продолжал оратор. — Добрый Бог положил его в землю и для черного, и для белого. Мы взяли его там, где положил добрый Бог, мы вовсе не воры…
— Это правда, — с достоинством отвечал креол. — Золото, которое находится в земле, принадлежит и неграм и белым. Мы так глубоко понимаем эту истину, что все рабочие прииска стали нашими компаньонами. Кто честно трудится, получает свою долю прибыли. А вы — только преступники, которые обокрали товарищей по труду. Убирайтесь!
В ту минуту, когда директор произносил последние слова, какой-то опоздавший, абсолютно голый молодой негр, медленно спускался от поселка, готовясь занять свое место в пироге. В левой руке он держал плошку с жареным рисом, а правой загребал его пригоршнями, подносил ко рту и жадно глотал.
— А вот еще один, — смеясь, воскликнул Эжен, — из тех, кто не видит разницы между глаголами «брать» и «воровать»! Правда, райская простота его костюма исключает сокрытие краденого!
— Кто знает, — задумчиво заметил Дю Валлон. — Сомнение всегда остается… Эй, компе! — Он резко повысил голос. — Что ты там ешь?
— Это рис, муше, — отвечал тот с глупым видом.
— Ах, рис… — повторил креол, деликатно отнимая у негра тыквенный кувшин. — Черт подери! Ну и тяжелый у тебя рис!
Парень окаменел с тем же дурацким видом.
— Смотрите, господа, вот самый искусный из банды! Он нашел остроумный способ воровства. В его кувшине добрых два кило золота. А сверху он прикрыл его рисом, который и поглощает с большим аппетитом. Через две минуты сел бы в лодку — да и был таков! Думаю, что этому молодцу следует отдать пальму первенства. Ну, как вы находите приключение? Неплохая задумка, а?.. Разделить наворованное, использовать самые странные и неожиданные тайники… А всего — двенадцать килограммов золота! Только подумать! Наши разбойники не брезгуют ничем. Первосортный металл, по три франка двадцать пять сантимов за грамм, итого — кругленькая сумма в тридцать девять тысяч франков!
Робен развел руками.
— Клянусь Богом, дружище, их ловкость меня поражает, но ваша проницательность превосходит все мыслимое. Каким замечательным судебным следователем вы бы стали, если бы уже не были отличным золотоискателем!
— Этот опыт дорого стоил, поверьте мне. С другой стороны, да будет известно, что, несмотря на принятые меры, мы несем очень значительные потери. Наши люди неисправимы и все-таки продолжают воровать, а китайские носильщики служат скупщиками. Как бороться с этими безумными макаками, которые глотают золото и ртуть, словно пирожки? Кроме того способа, который я только что продемонстрировал на черепахах, нет другого средства прекратить их деятельность. Волей-неволей приходится списывать на убытки. А теперь продолжим наш визит… Ваше присутствие на прииске поддержит честных рабочих, поступающих по велению совести, и послужит достаточным предостережением для тех, кто еще колеблется.
Директор оказался прав. Его твердость по отношению к недисциплинированным людям, умение разгадать хитрости мошенников и внушительный вид шести европейцев произвели на рабочих в высшей степени благоприятное впечатление.
День заканчивался хорошо. Робен, обеспокоенный недомоганием жены, хотел, чтобы Никола немедленно отправился в усадьбу в сопровождении шести человек, абсолютно надежных и вооруженных до зубов. Парижанин должен был успокоить мадам Робен относительно ее мужа и сыновей и тотчас возвратиться с новостями. За десять часов можно было вполне обернуться в оба конца.
Паровая лодка отплыла уже довольно далеко вверх по реке, вернувшиеся в дом робинзоны живо обсуждали перипетии недавних событий, когда вдруг яростным лаем залился черный великан Боб. Всегда осторожный, что не исключало беззаветной храбрости, пес не покидал столовой, а глядел в сторону причала и, взъерошившись, хрипло рычал.
Дю Валлон приподнялся в гамаке, удивленный необычным поведением своего верного сторожа.
— Глядите-ка! — воскликнул он. — К нам гости!
— Гости? — переспросил Анри. — Кого это несет нелегкая? Придет же в голову фантазия гулять в такое время и в таком месте!
— Если не ошибаюсь, какой-то европеец в сопровождении двух индейцев.
— Очень странно!
— Первый иностранец на прииске за все время… Надо оказать ему гостеприимство… потом выясним все подробно.
Робен, его сыновья и директор поднялись навстречу незнакомцу, который важно, размеренной походкой шествовал по широкой аллее, усаженной молодыми банановыми деревьями. Если судить о людях по внешнему виду, то пришельца миллионером никак не назовешь. Грубая широкополая шляпа из сухих листьев латанииnote 441, дешевая полотняная куртка синего цвета, в нескольких местах разодранная лесными колючками, штаны из такой же ткани, — вот и все его непритязательное одеяние. Один глаз прикрывала повязка, босые ноги были изранены в пути.
Однако держался незнакомец прямо, подтянуто, слегка вытягивая шею при ходьбе. Он словно подчеркивал свой высокий рост. Двое краснокожих сопровождали незнакомца. Подойдя к веранде, пришелец прикоснулся кончиком пальца к полям своей оригинальной шляпы, — такой надменный жест присущ офицерам английской армии в Индии, — и небрежно процедил сквозь зубы дежурную формулу вежливости:
— Имею честь приветствовать вас!..
— Как! Да неужели это вы, мистер Браун?! — изумленно воскликнул Робен.
— Питер-Паулюс Браун из Шеффилда. Именно так, сэр.
— О, мистер Браун, счастлив видеть вас! Будьте желанным гостем!
— Благодарю.
Поскольку островитянин, казалось, своим единственным глазом искал отсутствующих на веранде людей, инженер, внезапно опечаленный при мысли о плохой новости, которую должен был сообщить гостю, продолжил сочувственно:
— Ваши дети в добром здравии, в усадьбе, вверх по Марони, но, к сожалению, ужасная беда настигла их бедную мать…
— Говорите!.. Я слушаю.
— Миссис Браун скончалась, несмотря на все усилия спасти ее. Увы, ей не помогли ни лечение, ни наши заботы.
— Вот как! — произнес англичанин совершенно бесстрастным тоном. — Бог забрал к себе прекрасное создание… А я… Я самый несчастный джентльмен во всей Англии.
— Если боль, которую должна вам причинить эта невосполнимая потеря…
— Да, сэр… да! — бесцеремонно оборвал собеседника Питер-Паулюс. — Огромная боль! Я не могу больше продолжать «навигацию»!
Возмущенные возгласы готовы были сорваться с уст робинзонов от такого чудовищного эгоизма, и только уважение к законам гостеприимства удержало их.
Англичанин невозмутимо разглагольствовал:
— Жалкая, презренная страна. Я потерял чековую книжку. Теперь лишился кредита в гвианском банке. Кончилась провизия, пропали башмаки, злобные комары искусали глаз. Я умирал, когда краснокожие нашли меня и привели мою милость к вам.
— Пусть это вас не тревожит, мистер Браун. Мы перевяжем раны, вы получите одежду и все необходимые продукты. Что касается денег и кредита, то моя касса в вашем распоряжении. Я вручу вам такую сумму, какую сочтете достаточной для возвращения в Европу. А пока отдыхайте! Пейте, ешьте и не ломайте голову над всякими проблемами.
— Хорошо, сэр.
— Через два-три дня мы отвезем вас к детям.
— Да! Да!
В то время, как двоих краснокожих, державшихся на почтительном расстоянии от грозных клыков Боба, повел на кухню индийский кули, мистер Браун без церемоний расположился за столом и поглощал пищу, словно изголодавшийся удав, запивая ее таким количеством разнообразных напитков, будто вместо горла у него был рудопромывочный желоб.
Отвалившись от стола после трапезы, достойной Гаргантюа, Питер-Паулюс молча переоделся в новую одежду, которую ему принесли, влез в удобные сапоги, с удовольствием притопнул ими и устроился в гамаке с видом человека, желавшего спокойно переварить потребленную пищу.
Как всегда быстро спустилась ночь, бессонная для европейцев, которые не сомкнули глаз, чутко вслушиваясь в тишину. На прииске царило безмолвие. Каждый час один из робинзонов в сопровождении вооруженных мужчин и верного Матао совершал обход открытой местности, потом возвращался в дом, а на смену ему выходил другой.
Напрасный труд: таинственный шум, раздававшийся двадцать четыре часа тому назад, больше не возобновлялся. Водяная Матушка, судя по всему, осталась в подводном жилище, а ее почитатели устроили передышку. Все эти хождения нисколько не потревожили англичанина, который спал как сурок, будто наверстывая упущенное, до девяти часов утра. Его пришлось хорошенько встряхнуть, чтобы чудак очнулся и соизволил перебраться из гамака прямо к столу.
Хотя этот субъект был глубоко антипатичен, робинзоны оказали ему щедрый и великодушный прием. Заносчивого брюзгу, маниакального эгоиста окружили предупредительным вниманием, потому что видели в нем отца двух милых юных девушек, — а был он явно недостоин этого отцовства.
Завтрак подходил к концу, когда со стороны причала раздались радостные крики. Хорошо знакомый сигнал заставил молодых людей вскочить с места, они гурьбой выбежали из столовой. Робен последовал за ними. Свисток паровой лодки раздирал уши, а на берег сходили многочисленные пассажиры, белые и негры. Робинзоны узнали свою мать, которая медленно шла об руку с Никола. Возле нее держались юные мисс и негритянка Ажеда. Ломи, Башелико и их отец, старый Ангоссо, с нетерпеливой радостью устремились к дому.
— Мистер Браун, — сказал инженер англичанину, — ну и повезло вам! Послал вчера за новостями о ваших дочерях и приемной матери, а они вот и сами пожаловали!
Флегматичный Питер-Паулюс почему-то заметно взволновался. Он не произнес в ответ ни слова и как бы прирос к месту.
Мадам Робен, мисс Люси и мисс Мери вступили под навес веранды.
— Дорогие мои, — сказал им бывший каторжник, — хорошую новость можно объявлять без подготовки… Ваш отец нашелся!.. Вот он, перед вами!
Робен сделал жест в сторону Питера-Паулюса, но явно ошеломленный чудак оставался в конце длинного стола и не только не спешил кинуться в объятия своих дочерей, но даже как будто порывался прочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69