Теща ходила следом за ней и уговаривала чего-то не делать. Прихода Игоря не заметил никто, кроме лежащего у порога и, кажется, тоже перепуганного Фугаса.
– А что случилось? – поинтересовался Игорь, проходя в комнату.
Собственно, он уже догадывался, что случилось. Но, как и большинство людей в стрессовых ситуациях пытаются сами себя уверять до последнего, что ничего страшного не происходит, что это какое-то недоразумение, Игорь не хотел верить в очевидное. Карина замерла с Танюшкиным свитером в руках. Теща поспешила к нему. Весь её вид говорил, что сейчас у неё одна надежда – только на Игоря.
– Игорек, слава Богу, ты приехал! – теща всплеснула руками.
– Что случилось, Зинаида Никитична?
– Игорек, пожалуйста, сядьте с Кариночкой, разберитесь, что происходит? Неужели нужно так с плеча рубить?
– Мама! Не смей его упрашивать! – Карина швырнула ни в чем неповинный свитер. – Я его ни слышать, ни видеть не могу! Он из меня всю душу вымотал! Хватит!
– Кариночка, деточка, успокойся… – на тещу жалко было смотреть. – Давайте все вместе попробуем разобраться… По-моему, ты слишком сильно всё усложняешь…
– Мама, если ты боишься, что я с ребенком останусь у тебя, я поеду к Галке и побуду у неё, пока найду квартиру!
– Карина, объясни, пожалуйста, что случилось? – Игорь попытался выглядеть спокойным.
– Я сегодня подала заявление на развод! Я не хочу с тобой больше жить под одной крышей! Я устала от твоей лжи!
– От какой лжи, Карина? – Игорь растерялся. – Какой развод? Мама права, давай сядем и попробуем во всем разобраться.
– В чем разбираться?! В том, что ты таскаешься?! Может быть, ты мне расскажешь, как хороши твои состоятельные клиентки?! Какие ты услуги им оказываешь?!
– Карина, давай хоть при ребенке не будем говорить глупостей, – он тяжело вздохнул. – Какие услуги? Ты же прекрасно знаешь, чем я занимаюсь на работе.
– Не знаю! Я знаю только то, что ты мне рассказываешь. В конце концов, пусть Таня знает, что её отец лжец и кобель!
– Карина-а-а! – ему показалось, что свихнулся именно он. – Давай не впутывать Таню. Я рассказываю правду.
– Да? Какую правду? Никто из девочек не верит, что так бывает!
– Как, Кариночка? – теща робко присела на край стула.
– Чтобы он просыпался утром и уходил, чтобы побегать в парке и выгулять собаку, потом приходил и готовил завтрак, а по воскресеньям приносил мне ни с того ни с сего кофе в постель. С чего бы это вдруг? Эти бесконечные мелкие подарки – то духи французские, то колечко, то ещё что-нибудь…
– Не такие уж и мелкие, – робко возразила мама.
– Если не мелкие, то почему часто дарит? За мной, как привязанный по магазинам и рынку сумки безоговорочно таскает! Сказала – убери. Убрал! Сказала – принеси. Принес! И при всём этом улыбается! Захотела к Галке, Маре или Розе в гости – иди, только позвони, если поздно возвращаться будешь, я встречу! Если погода плохая, сам отвезет или такси вызовет! С чего бы это всё? Уроки у Таньки проверяет и голоса не повысит!
– Папа уроки лучше проверяет, – робко подала голос Танюшка.
– А ты молчи, когда тебя не спрашивают! – взвизгнула Карина. – Даже на родительские собрания уже год ходит! Только и слышно: «Ах, какой у вас муж заботливый! Ах, как он вас и девочку любит!». И всё это началось после того, как он из дурдома ушел! Что мне думать?! – она схватилась за голову.
– Карина, ты же сама сказала, что я ушел из дурдома. У меня не бывает ночных дежурств, я не так устаю, денег теперь во сколько раз больше.
– Игорек прав, Кариночка, – жалобно сказала теща. – И, потом, когда он работал в психиатрии, вы же не ссорились. Он же тебе всегда помогал, когда был свободен.
– Ну, да! Только он храпел по воскресеньям, если не дежурил, и его невозможно было разбудить! Какой уж кофе в постель? С дежурства приходил и говорил, что натрахался до умопомрачения и теперь только спать хочет! Видно было, что работой занят!
– Карина, аккуратней в выражениях при ребенке, – попросил Игорь и подумал, что, вряд ли, стоит говорить когда-нибудь чистую правду – ведь не поверят. Он в открытую говорил, чем занимался, а она считала это работой. – Давай я вернусь назад в психиатрию, буду дежурить по ночам, буду храпеть по воскресеньям, буду получать три сотни и мы будем пытаться стянуть концы с концами! Если ты этого хочешь, я согласен! А ещё лучше, давай я уйду на «скорую» психов возить.
– Теперь это никому не нужно! Ты всё равно будешь таскаться! Ты ещё и будешь заначки делать! Или найдешь себе богатую старую суку и уйдешь к ней, а я останусь с Танькой одна!!!
– Карина, постесняйся в выражениях, здесь же Таня! – у Игоря появилось желание изменить себе и повысить голос.
– Это правда! А сейчас не мешай мне! Я пойду к маме! Повестку в суд ты получишь!
– Спасибо за заботу. Ты не думаешь, где вы поместитесь втроем в однокомнатной квартире? Зинаиду Никитичну на пол положите или сами покотом на полу уляжетесь?
– Игорек прав, Кариночка… – снова робко подала голос теща.
– Значит, я поеду к Галке! Я так и знала, мама, что ты меня в трудную минуту никогда не поддержишь!
– Карина, давай ты сейчас попробуешь успокоиться, а завтра что-нибудь придумаем.
– Нет!!! – она снова была на грани истерики и начала запихивать без разбору вещи в стоящую перед ней сумку. – Я не останусь с тобой и часа в этом доме!
– Кариночка… – взмолилась плачущая теща.
– Карина, оставайся, уеду я… – это был оптимальный вариант. – Только возьму самое необходимое.
– Видишь, мама?! Он сейчас потащится к какой-нибудь гадине!
– Ты же сама его выгоняешь.
Игорь взял спортивную сумку, с которой обычно ездил заниматься теннисом, положил в неё чистую рубашку, бельё и всякие мелочи вроде зубной щетки, станка и пенки для бритья. У порога он остановился и спросил:
– Карина, ты не передумала?
– Убирайся!!! Посмотри Таня, как ты своему папочке нужна!!!
– Прекрати истерику и оставь Таню в покое! – он испытывал острое желание отпустить ей хорошую затрещину. – Завтра я приеду за остальными вещами.
Следом за Игорем из квартиры вышла теща. Вот уж кого ему было жаль, кроме дочки! Он прекрасно понимал, что на этом истерика Карины не окончится, и все шишки теперь посыплются на неё.
– Игорек, хочешь, я дам тебе ключ от квартиры, и ты переночуешь у меня? – предложила она.
– Не стоит, Зинаида Никитична, – Игорь старался говорить, как можно теплее. – Давайте лишний раз не провоцировать Карину. Видите, в каком она сейчас состоянии.
– Куда ты поедешь?
– Скорей всего, к Ройтбергу. А, если не получится, переночую в гостинице. Постарайтесь успокоиться. Я завтра утром отпрошусь с работы и приеду к вам. Объясните мне подробнее, что происходит. Может быть, мы что-нибудь придумаем.
– Игорек, – она с мольбой посмотрела на зятя, – скажи мне честно, у тебя действительно кто-то есть? Я ничего не скажу Карине, просто я должна знать…
– Зинаида Никитична, милая, вы же знаете, я к вам как к матери отношусь. Как на духу – нет у меня никого и не нужен мне никто! Я сейчас идеально верный муж. Я же для Карины стараюсь, для Танюшки. Мне кроме семьи ничего не нужно… Ведь вся беда в том, что когда я в психиатрии работал, у меня была любовница – моя коллега. Правда, не настолько у нас связь была прочной, чтобы семьи бросать. Тогда никто и не заподозрил ничего. Зато теперь, когда стал образцовым… – Игорь горько усмехнулся. – Наверное, это расплата за старые грехи.
– О твоих старых грехах я знала, но ничего Карине не говорила. Иногда нужно просто уметь закрывать глаза на некоторые вещи. Я видела, что к Карине и к Танюше ты относишься хорошо. Я даже с твоей любовницей знакома. Это ведь Майя была?
– Да… – он чуть рот не открыл от удивления. Вот так теща! – Ладно, Зинаида Никитична, идите к Карине, попробуйте её успокоить, а позже мне позвонить.
На улице снова шел дождь. Дорога блестела. По ветровому стеклу бегали дворники, оставляя за собой чистое пространство, которое сразу же покрывалось мелкой россыпью дождевых капель. Мокрая дорога, мокрые дома, мокрые, почти голые ветви деревьев, мокрые прохожие под мокрыми зонтами, мокрые машины, мокрое стекло… Всё мокрое… Скука смертная… Тоска, хуже зубной боли… не смотря на весь трагизм ситуации Игорь не испытывал ничего кроме тоски и почему-то скуки. Вселенской, всепоглощающей скуки. Ему стало скучно жить, казалось, что всё он уже видел и ничего нового увидеть не сможет. Он казался сам себе таким же унылым и скучным, как сегодняшний осенний дождь. Что там Толстой о семьях говорил? «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». Скучно. Верно, но скучно, как этот дождь…
Глава 5
Игорь подъехал к дому, где жил Лёвка Ройтберг и только сейчас подумал, что, пожалуй, стоило сначала позвонить. Он достал из кармана телефон и набрал Лёвкин номер. Ройтберг ответил довольно быстро.
– Лёвчик, к тебе можно в гости? – спросил Игорь вместо приветствия.
– Игорь, ты что ли? – похоже было, что звонок, несмотря на скорость ответа, его разбудил.
– Я. Ты спишь?
– Задремал возле телевизора. Можно. Пока ты приедешь, я как раз проснусь.
– Лёвчик, я уже приехал. Я возле твоего подъезда.
– Тогда подожди, я дверь открою… или код набери… сорок пять семьдесят восемь.
Игорь вышел из машины, оставив сумку, и поднялся к Лёвке. В квартире царил легкий творческий беспорядок, вызванный холостяцкой жизнью хозяина в течение последнего года.
– Ты чего такой кислый? – поинтересовался Лёвка, пока Игорь снимал плащ.
– Зиновьевич, у тебя переночевать можно?
– Одному?
– Конечно одному, – Игорь даже не сразу понял, о чем он. – Лёвичк, у тебя что, баб давно не было?
– Уже с месяц. А что?
– Оно и видно. Я к тебе переночевать прошусь, а не развлечься.
– А, ну да… – Лёвка протер глаза. – У тебя случилось что-то?
– Случилось… Карюха моя бесится, – во рту у него стало почему-то горько. Должно быть, от последнего признания. – Сейчас, за сумкой схожу и машину хорошо закрою, а потом приду и расскажу, что к чему.
Пока Игорь ходил за сумкой, Лёвка окончательно проснулся и поставил чайник. Игорь бросил сумку в прихожей и прошел на кухню. Его гостеприимный хозяин представлял собой презабавное зрелище: в домашнем халате в широкую полоску, взъерошенный, с уже пробившейся на щеках щетиной и не зажженной сигаретой во рту, он что-то сосредоточенно искал в чреве открытого холодильника.
– Зиновьевич, ты что там потерял? – поинтересовался гость.
– Вспомнил, что пришел с работы и так и не поужинал. Ты есть хочешь? – он распрямился.
– Хочу, – честно признался Игорь.
– Ты картошку жарить умеешь?
– Конечно, умею. А что?
– Давай так – ты жаришь картошку, а я делаю бутерброды и завариваю чай.
– Давай, – согласился он. – Только чистить картошку будем вместе.
Пока они чистили картошку, Игорь рассказал Лёвке о своих вечерних злоключениях. Ройтберг пыхтел сигаретой и, время от времени, глубокомысленно почесывал лоб.
– Знаешь, что я тебе скажу, – вынес он свой приговор. – Говорят, что сапожник всегда босой. Так вот, ты – босой сапожник. Ты психиатр, а жена слега подвинутая. У твоей Карины с головой не в порядке.
– Всё у неё с головой в порядке, – возразил Игорь. – Может быть, я что-то упустил?
– Конечно, когда ты с Майей в ординаторской мокрой спиной к потолку прилипал, она ничего не видела, а сейчас взялась посторонних баб искать… Дура… Ты, конечно, не обижайся.
– Слушай, а что это Егор про жену Амерханова сказал, когда увидел, как меня Карина выслеживает?
– А! Там чуть-чуть другая песня была. Все знали. Димыч время от времени с ней, с первой женой, разбегался. Она скандал устраивала и уходила. А потом начинала приходить и проситься. Неделями могла ему проходу не давать. Везде ловила – дома, в офисе. И до тех пор, пока ему не надоест и назад не пустит. Твоя же Карюха от ревности шизеет.
– Она подружек наслушается, вот и несет потом чепуху, – тяжело вздохнул Игорь.
– И подружки дуры. Кого я у вас видел на Пасху? Розу, Галку или Муру?
– Не Муру, а Мару. Всех троих видел. Мара непонятного цвета, Галка рыженькая, а Роза, как ты тогда выразился, чукча.
– Ну, Мара хоть тихо сидела. А Роза… – Лёвка поморщился. – Я не припомню, ты говорил, кто она… Как это? И имя у неё странное, а отчество хуже некуда…
– Розиет Ериджибовна. То ли мордвинка, то ли казашка.
– А, всё равно, дикие люди! – Лёвка отправил в миску очередную картофелину.
– Лёвчик, а картошки не хватит?
– Ну… если ты считаешь… – он снова почесал лоб. – Никогда не забуду, как мне эта страшилка выпалила ни с того, ни с сего, что все врачи гулящие. Я ещё тогда хотел спросить, зачем вы с Кариной ударились в такую благотворительность и пригласили в гости одну из твоих больных. Вернее, всех, но та, рыжая, потише, Мара вовсе молчала, только смотрела дико. А это чудовище!
– Да ну их! У меня не о них сейчас голова болит. Соль у тебя где?
– Вон, в шкафчике. У тебя голова не о них болит, а из-за них, – Лёвка внимательно смотрел, как Игорь режет картошку. – Игорь, и почему ты стал психиатром? Пальцы у тебя хорошие. Тебе бы хирургом быть или травматологом. Ну, в конце концов, музыкантом.
– Зиновьевич, у тебя мысли идут исключительно окольными путями, – как ни скверно было у него на душе, он улыбнулся. – То о бабах, то на пальцы перешел.
– Да так, к слову пришлось. А, правда, почему ты стал психиатром?
– Хочешь душещипательную историю?
– Ну, валяй. Ты сегодня, кажется, только такие истории и рассказываешь. У меня как раз и настроение сантиментальное.
– Ты наш курс хорошо помнишь?
– Честно сказать, еле-еле, – признался Лёвка. – Тебя помню только потому, что мы с тобой работаем вместе и в одной компании крутились. Кого ещё? Таньку Вострицкую. Она живет рядом и в офтальмологии прилагается. А так… Разве что на фотографию посмотреть. Ты пришел, а я уже на четвертом курсе был.
– Попробуй напрячься и вспомнить. На нашем курсе училась Нила Ворошилова. Первая красавица на весь институт. За ней тогда кто только не пытался приударить, а она такая строгая была, неприступная. Девочка вся в учебу ушла, не до гулек ей было.
– А-а-а… – мечтательно протянул Лёвка. – Припоминаю. У неё были очень красивые волосы, коса чуть ли не в руку толщиной. Все наши девчонки тогда на завивках и на стрижках помешались, а эта с такой косищей…
– Да, это была она.
– Что с ней потом случилось? Рассказывали какую-то жуть. Я слышал какой-то бред, что-то непонятное.
– Она заболела. Через год умерла, – Игорь посолил картошку. – На чем жарить?
– Ты на сале умеешь? На копченом? У меня такая классная грудинка есть, – на Лёвку, когда он это говорил, стоило посмотреть. Все знали, что он страдает неумеренной любовью к свинине и всем её составляющим.
– Лёва, ты куда собираешься? Какая грудинка? Какое сало? – Игорь от души расхохотался.
– Да будет тебе подкалывать, – Левка, как ребенок, надул полные губы. – Вечно вы все надо мной подтруниваете! Ну что я могу с собой поделать, если мне сало нравится?
– Ничего, Лёвушка, есть его, – примирительно сказал он. – Давай сюда грудинку и сейчас я тебе такой вкуснячок заделаю, что вспоминать ты его будешь до конца дней своих и внукам рассказывать, что ел, будучи в эмиграции. Ни в каком ресторане тебе такого не подадут.
– Вот это другой разговор, – он полез в холодильник. – Ну, ты рассказывай про Нилу. А то начал и на полпути остановился.
– Да, так вот, Нила умерла, но не от болезни. Она выбросилась из окна, когда очередное обострение началось. У неё была шизофрения. Как раз весенняя сессия была. Выяснилось это всё, когда она исчезла. Всё было нормально, а потом как-то сразу, за неделю или чуть больше. Она так и не пришла в себя до конца, просто перестала бредить, стала тихой. Её забрали домой. Потом она выбросилась из окна. Для нас всех тогда это было ударом. Такая девчонка и так… – Игорь вздохнул. – Ну, посудили, порядили по этому поводу, и как-то всё начало забываться само собой. А я, наверное, самым влюбленным был и не забыл, хотя она об этом ничего так и не узнала. Помнится, приехал как-то на кладбище, постоял возле могилы и решил, что стану психиатром. Вот тебе и душещипательная история.
– Да, классика, – согласился Лёвка.
Через полчаса они сидели за столом и ужинали. Лёвка нахваливал картошку, а Игорь думал, как перейти к волнующей теме. Словно прочитав его мысли, Ройтберг сказал:
– Ты о чем-то хотел спросить.
– Да. Слушай, Зиновьевич, пока у меня напряженка, а ты свою квартирку ещё не продал, может быть, я у тебя её сниму, а?
1 2 3 4 5 6