Гай де Жерве предоставил развлекать гостей лорду и леди де Брессе, хотя по привычке наблюдал за всем, готовый при необходимости вмешаться. Он почти не сталкивался с Магдаленой и не делал ничего, чтобы встречаться чаще, обращаясь с ней холодно-вежливо и стараясь не заговаривать первым. Он ощущал ее муки так же остро, как собственные, и знал, что они не уменьшатся, пока он не оставит замок. Только тогда, вдали от золы и пепла неудовлетворенной любви, они найдут способ сложить осколки своих жизней. Но уехать до турнира означало вызвать кривотолки и неудовольствие Эдмунда. Поэтому Гай ощупью передвигался в тумане тоски, улыбался, болтал, смеялся, и только Магдалена из глубин своей боли прозревала, что творится с ним.
За день до начала турнира сьер Шарль д'Ориак объявил себя одним из участников. Его герольд протрубил вызов, стоя у подъемного моста, а правила рыцарства требовали допустить в замок любого участника.
Магдалена отчего-то убедила себя, что больше никогда не увидит кузена и поэтому совершенно не была готова к тому впечатлению, которое он обычно на нее производил. И когда он стремительно вошел в зал во время обеда, звеня серебряными шпорами, с латными перчатками в руках и в вышитой золотом тунике поверх кольчуги, она тихо ахнула. Он направился к возвышению, сияя улыбкой, низко кланяясь. Магдалена молча поднялась из-за стола. Ладони мгновенно повлажнели, стало трудно дышать.
— Кузина! — приветствовал он. — Насколько я слышал, вы благополучно разрешились дочерью. Примите мои поздравления.
— Благодарю вас, господин мой, — с трудом пробормотала Магдалена: полузабытые страх и отвращение к этому человеку вернулись с новой силой. — Вы еще не знакомы с моим мужем?
Эдмунд выступил вперед. Гай предупреждал его о связях Шарля с де Борегарами, но он тоже понимал, что при сложившихся обстоятельствах ничего не может поделать. Только приветствовать врага так же тепло, как остальных гостей.
— Добро пожаловать на наш турнир, сьер, — начал он. — И позвольте предложить вам место у моего очага и стола.
Он показал на место за высоким столом, и Шарль с благодарной улыбкой уселся. Его оруженосец и паж немедленно встали за спиной господина.
— Лорд де Жерве, я рад снова увидеться с вами, — учтиво кивнул Шарль сидевшему напротив Гаю.
— Действительно приятная встреча, — спокойно ответил Гай. — Взгляните, какое благородное общество привлекла сюда весть о турнире! Собираетесь бросить кому-то вызов или примете участие только в общей схватке?
Говоря это, он задумчиво рассматривал кубок, который вертел между пальцами, так что один только Эдмунд мог понять всю важность вопроса. Неужели будет сделана еще одна попытка превратить рыцарскую забаву в смертельный поединок?
Шарль беспечно пожал плечами:
— Думаю удовольствоваться общей схваткой. Хотя не откажусь от вызова, если кому-то придет в голову мне его бросить. — Оглядев собравшихся, внимательно слушавших разговор, он громко добавил: — Здесь и в самом деле собралось благородное общество, господа.
Магдалена, не выдержав, резко вскочила.
— Прошу простить, мне нужно идти к ребенку, — бросила она и так поспешно покинула зал, что сюрко изумрудного бархата развевалось на ходу, открывая яблочно-зеленый котт. Эдмунд нахмурился и вопросительно глянул на Гая. Не в характере Магдалены вести себя столь невежливо. Но Гай, похоже, не заметив его удивления, выпил вина и отрезал кусок оленины. При этом он не переставал занимать беседой вновь прибывшего.
После обеда устроили танцы, бродячие актеры давали представление, но Магдалена больше не появлялась, и сбитый с толку Эдмунд отправился на поиски. В покоях ее не было, и служанки утверждали, будто не видели госпожи, поскольку предполагали, что она все еще обедает.
Гай увидел, как Эдмунд с расстроенным видом и раздраженно морщась выходит из донжона, и немедленно направился к нему.
— Что-то не так, Эдмунд?
— Не могу найти Магдалену, — пожаловался тот. — Она так неожиданно, почти неучтиво покинула зал, и теперь ее нигде нет.
Гай поднял глаза к башне, отыскал взглядом окно маленькой комнаты.
— Думаю, ты найдешь ее там, наверху, — заявил он, с неизбывной печалью открывая Эдмунду их общую тайну. Но комнатка больше не была местом их свиданий и потеряла в глазах Гая свое былое очарование. — Я заметил, что Магдалена поднимается туда, когда чем-то встревожена.
— Но что ее встревожило? — удивился Эдмунд, рассеянно глядя на подвижное возвышение, где игралась пьеса. Актер, напяливший ослиную шкуру, с большим воодушевлением и крайне вульгарно изображал валаамову ослицу. Правда, его трюки и выходки встречались взрывами бурного веселья. И благородные, и неблагородные зрители ликовали с равным энтузиазмом. Последние собрались в глубине двора, побросав свои занятия и пользуясь случаем немного развлечься, пока строгий управитель не призовет их обратно.
— Она терпеть не может кузена, — тихо объяснил Гай. — Но ты не должен позволять ей показывать это. Магдалена ненавидит д'Ориака, но если не сумеет сдержать себя, ничего, кроме беды, это ей не принесет.
— Я позову ее. И скажу, что ей нечего бояться, пока мы рядом. Гай кивнул:
— Ты прав. Вряд ли он попытается что-то предпринять здесь и сейчас. Но ты должен держаться настороже, ибо я уверен, что у него есть какой-то план.
Эдмунд плотно сжал губы, но тут же бросил:
— Я не позволю волоску упасть с головы моей жены!
А Шарль д'Ориак, стоя немного в стороне от смеющейся аплодирующей толпы, украдкой наблюдал за мужчинами, гадая, о чем они совещаются в укромном уголке двора. Может, обсуждают его?
Странная улыбка коснулась тонких губ. Пусть предпринимают все возможные меры предосторожности. Он ударит неожиданно и исподтишка. Против оружия Шарля д'Ориака у них нет защиты. А это оружие у него есть.
Магдалена, сидевшая на своем любимом месте — подоконнике, испуганно подняла голову, когда в дверях комнаты появился ее муж.
— О, господин, как вы меня здесь отыскали?
— Лорд де Жерве подсказал. Очередное предательство ударило в самое сердце, и Магдалена молча повернулась к окну.
— Ты должна возвратиться к гостям, — потребовал Эдмунд, входя в комнату. — Пойми, Магдалена, это крайне неучтивое поведение.
— Знаю. Но не могу вынести общества своего кузена. Так было всегда.
— Да, лорд де Жерве и об этом сказал. Но ты должна держать себя в руках, — сурово ответил Эдмунд, и хотя необходимость упрекать жену казалась ему неприятной и странной, все же каким-то непонятным образом доставляла некое извращенное удовольствие. Он имел право, и осуществление его предполагало близость, ту самую, которая только и могла дать ему покой и удовлетворение.
— Я презираю его, — с тихой яростью призналась она. — Он желает мне зла, Эдмунд.
— Я не позволю ему обидеть тебя, — заверил он, осторожно беря ее за руку и боясь, что Магдалена отнимет ее. Но жена не отстранилась.
Гай де Жерве говорил ей то же самое, и она безоговорочно ему верила. А вот мужу не слишком, но если выразит сомнение вслух, от этого будет только хуже им обоим.
Она улыбнулась и соскользнула с подоконника.
— Да, Эдмунд, я знаю. Давай вернемся к гостям. Они, наверное, удивляются нашему отсутствию.
Шарль д'Ориак старался ничего не упускать из виду. Других планов у него пока не было. Следующий шаг подождет, пока Гай де Жерве не покинет Брессе, чтоб вернуться в Англию. Но он еще с толком использует результаты своих наблюдений.
Сегодня же, перед вечерней службой, он впервые увидел ребенка, дочь Эдмунда де Брессе.
Леди де Брессе гуляла с гостями в парке под пение менестрелей, доносившееся из розария. Она держала на руках ребенка и, время от времени прерывая беседу, наклонялась, чтобы улыбнуться малышке. Та не спала: серые глаза с любопытством поглядывали по сторонам.
— Ваша дочь, госпожа?
Услышав тихий голос, Магдалена подскочила от неожиданности. Руки инстинктивно сжались, словно оберегая младенца, и тот немедленно издал громкий вопль.
— Тише, голубка, — прошептала Магдалена, нежно укачивая дочь. Зои замолкла и немигающе уставилась в лицо нагнувшегося над ней человека.
— Прекрасное дитя, — заметил он. — И волосы совершенно необычайного цвета.
Он с улыбкой посмотрел туда, где находился Гай де Жерве, такой же настороженный, как и его гость. Заходящее солнце зажгло огнем его волосы.
Ледяное стальное лезвие заворочалось в животе Магдалены, проследившей за направлением взгляда д'Ориака. Рядом с Гаем стоял ее муж с волосами темными как вороново крыло. Магдалена инстинктивно метнулась к ним, отчаянно стремясь найти у этих двоих защиту для ребенка, который в каком-то смысле слова принадлежал обоим.
— Как по-вашему, господа, Зои немного выросла за эти дни? — пролепетала она, протягивая им ребенка.
От Гая не укрылся ее панический страх. Он чувствовал ее смятение, хотя не слышал, о чем они говорили с Шарлем. Теперь же, когда он взял девочку, Магдалена ощутила себя в полной безопасности.
— Она потяжелела вдвое с тех пор, как я держал ее в последний раз, — спокойно заверил он, глядя Магдалене прямо в глаза, словно передавая ей свою уверенность. Неохотно лишив себя наслаждения снова держать на руках дочь, он передал Зои Эдмунду. — А ты что думаешь?
Эдмунд по-прежнему немного неловко прижал к себе Зои, но его гордая улыбка, с которой он взирал на малышку, вызвала бурю раскаяния и угрызений совести в душе Гая и удовлетворенную ухмылку на устах Шарля д'Ориака.
— Я заберу ее в дом, — поспешно предложила Магдалена. — Скоро прозвонят к вечерне, и ей давно пора спать.
Она взяла Зои и направилась к воротам сада, где уже стояла Эрин, готовясь взять воспитанницу, как только ее мать решит, что уже надышалась вечерним воздухом.
А Шарль подмечал и другие детали, кроме золотисто-рыжих волос, кудрявившихся на головке девочки. От него не укрылись и муки этой троицы. Он был готов поклясться, что и леди Магдалена, и Эдмунд де Брессе, и Гай де Жерве глубоко несчастны. Недаром чутье у него на любовные тайны, как у хищника на кровь раненого животного!
Он видел, как смотрел де Брессе на свою жену, как провожал глазами каждое ее движение. А голодный блеск его глаз говорит лучше любых слов! Де Брессе вожделел эту женщину, и это вполне понятно, но было что-то еще. Что-то еще, чего Эдмунд хотел от нее, но так и не получил. Шарль не догадался, в чем дело, но какая разница?! Главное, что муж запутался в змеиных кольцах ее чувственности, в волшебных тенетах жаркого тела точно так же, как Гай де Жерве и сам Шарль. Такой муж окажется плодородной почвой для тех семян, которые посеет Шарль.
Наблюдение за Гаем ничего не дало, если не считать, что тот держался с женщиной холодно, а по прошлому визиту Шарль знал, что такие отношения между этими двумя по меньшей мере неестественны. Так чем же объяснить такое отчуждение?
На это у Шарля ответа не было.
Три дня турнира показались Магдалене целой вечностью. Но на этот раз дело было не только в скуке. Она достигла той точки отчаяния, когда мир кажется безрадостным и уже не ждешь ничего хорошего от жизни. Правда, она не знала, что Гай испытывает совершенно то же самое. Скорее бы все это миновало! Она уже смирилась с тем, что все кончено, и теперь осталось только дотерпеть до того момента, пока последние десять месяцев станут далеким воспоминанием, и только маленькая Зои будет подтверждением реальности ее далекой, но не забытой любви.
Только вот в сердце словно сидел острый кинжал, который проник еще глубже, когда она увидела кузена. Какое счастье, что через три дня его не будет в замке! И наверное, ей станет легче, когда Гай тоже уедет.
Поэтому Магдалена сейчас сидела в ложе и улыбалась в ожидании последней общей схватки, которая положит конец пытке настоящего и ознаменует начало страданий будущего.
Когда рыцари показались на ристалище и прежде всего подъехали к ложам, выразить почтение своим дамам, Магдалена встала и перегнулась через перила.
— Господин де Жерве! Умоляю вас взять мой залог вместе с молитвами за ваше благополучие и успех! — воскликнула она, протягивая носовой платочек.
— С радостью и почтением, леди. Для меня это большая честь, при условии, что я получу разрешение вашего мужа, — ответил Гай, ничем не выказав удивления.
Эдмунд обвязал золотистым газовым шарфом Магдалены золотого сокола, красовавшегося на шлеме, но, услышав разговор, вспыхнул от удовольствия.
— У госпожи сегодня будут два защитника! Гай почтительно поклонился и потянулся за прозрачным кусочком кружева.
— У меня есть застежка, господин мой, — сообщила Магдалена и, перегнувшись еще дальше, прикрепила платок на рукав его юпона. — С тобой Господь и мое сердце, — прошептала она, словно прощалась навсегда.
Он опустил забрало и, повернув коня, помчался на дальний конец ристалища. За ним поскакали те участники, которые дрались на его стороне.
Сталь ударилась о сталь и высекла искры. Увесистые удары так и сыпались на шлемы, лошади мчались на врага, разворачивались на всем скаку, роя копытами землю, посылая во все стороны фонтаны грязи и пыли. Выбитые из седел рыцари с трудом вставали, ошеломленные, шатавшиеся как пьяные. Многим пришлось искать помощи у оруженосцев. Некоторых сразу уносили в шатер, где хлопотали лекари, или, если раны были не слишком тяжелыми, — в их собственные шатры.
В конце концов непобежденными остались только три рыцаря Гая де Жерве и всего один — со стороны противника. Победителями вышли два рыцаря Магдалены и Шарль д'Ориак.
— Вы храбро сражались, господа, — признала Магдалена, хотя в душе ненавидела бурные схватки, ужасающие зубодробительные выпады и удары, наносимые во имя дружеского соперничества и рыцарской забавы.
— Я тоже попрошу у вас залог, кузина, — объявил Шарль, поднимая забрало. Лицо его носило следы физического напряжения бурного финала. — Правда, это следовало сделать раньше, но ведь и сейчас не поздно. Я требую награду за то, что сражался во имя леди де Брессе!
Магдалена взяла цветок из вазы, стоявшей у ее локтя.
— Прошу вас, господин.
Она бросила ему цветок, хотя понимала, что куда вежливее было собственноручно вручить его Шарлю. Тот ловко поймал знак благоволения, но в глазах сверкнуло нечто такое, от чего Магдалена снова испытала смертельный страх.
Она так и не поняла, как вынесла вечерний пир, которым обычно завершались все турниры. Ей же казалось, что никогда уже она не будет счастлива. Она почти ничего не ела. Подцепила коркой хлеба кусочек рыбного заливного, повертела в руках пирожок с жаворонками и отказалась от лебедя и павлина.
— Почему ты не ешь? — прошептал Эдмунд ей на ухо. — Со стороны это кажется очень странным, словно тебе не нравится твоя же собственная кухня.
— У меня нет аппетита, — пробормотала она в ответ, но все же позволила пажу положить ей кусочек жареного фаршированного поросенка с грибами, а когда разносили десерт, откусила кусочек вафли с фруктами. Обычно она с удовольствием пила вино с пряностями, но сегодня оно казалось безвкусным, как вода.
Как она ни старалась, все усилия Эдмунда развеселить ее остались без ответа. Улыбка выходила деланной, глаза смотрели куда-то в сторону, и муж оставил ее в покое. Он постепенно привыкал к ее отчужденности и рассеянности, хотя это обескураживало и печалило его. Он не знал, что делать дальше, кроме как предоставить ее самой себе в надежде, что причины столь непонятного поведения когда-нибудь обнаружатся или просто все уладится и та Магдалена, которую он знал с детства, снова к нему вернется. Пусть она не любит его, но всегда была приветлива и дружелюбна.
В довершение ко всем развлечениям было объявлено, что на плацдарме собираются устроить грандиозный фейерверк. Жители города толпились на крышах домов и склонах холма, чтобы лучше увидеть редкое зрелище. Слуги замка разместились на высоких стенах. Гости расселись на трибунах, специально возведенных на плацдарме. В праздничном шуме можно было говорить, не опасаясь, что тебя подслушают.
Гай галантно улыбнулся, когда Магдалена села рядом, хотя глаза оставались настороженными.
— Вы любите фейерверки, госпожа?
— Я видела их всего однажды, — ответила Магдалена так же беспечно. — Но помню, что не верила своим глазам: в воздух взлетали замки, драконы… и все это в поразительных красках.
— Надеюсь, это зрелище вам тоже понравится.
По толпе пронесся возбужденный гул. Зрители громко ахали и радовались при виде сверкающего штандарта де Брессе, на котором расправил крылья огненный сокол. Не успел он погаснуть, как в небо взметнулись золотой дракон де Жерве, роза Ланкастеров и, наконец, французская лилия, дань почтения стране, в которой родился хозяин замка. Французские рыцари и их дамы бурно зааплодировали, и в поднявшемся шуме Магдалена тихо сказала:
— Я принесу твое дитя в церковь, после полуночной службы, если, конечно, хочешь с ним попрощаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43