На подготовку этого сюрприза султану и его новому флотоводцу понадобились ровно сутки. Днем выяснилось, что генуэзцы из Перы предоставили Мехмеду огромное количество бревен, канатов, деревянных колод для катков и сала для смазки ската. А потом турки, используя вороты, волов и людей, вытянули суда из Босфора, подняли их на крутой холм за Перой и перетащили на другую сторону, к Золотому Рогу.
Генуэзцы в Пере оправдывались, утверждая, что все произошло так быстро и держалось в такой глубокой тайне, что до сегодняшнего рассвета они и понятия не имели ни о каких приготовлениях. А что касается продажи большого количества сала, заявили генуэзские купцы, то они для сохранения нейтралитета просто вынуждены торговать с султаном так как с Константинополем. И даже если бы они знали, что будет, все равно не смогли бы этому помешать поскольку на холме стоят десятки тысяч турецких солдат, охраняющих галеры.
Алоизио Диего срочно созвал венецианских военачальников на совет с императором и Джустиниани в соборе Святой Марии. Тем временем все новые галеры с поднятыми парусами скатывались с холма возле Перы, кормчие били в барабаны, а гребцы с дружным криком поднимали весла, по-детски радуясь этому плаванию посуху. Наш флот пребывал в полной боевой готовности, но ничего не мог поделать.
Совет был тайным; Алоизио Диего не послал даже за генуэзскими капитанами – и те разозлились на венецианцев пуще прежнего. В доказательство того, насколько трудно в этом городе сохранить что-то в секрете, могу сообщить, что уже вечером многие во Влахернах знали, о чем шла речь в храме Святой Марии.
Некоторые венецианцы предлагали немедленно повести флот в атаку; большие суда и тяжелые орудия должны уничтожить легкие турецкие корабли, пока большая их часть еще лежит на берегу. Галеры не смогут оказать серьезного сопротивления, утверждали венецианцы, хотя турецких кораблей возле Перы – великое множество. Но более осторожные члены совета, среди которых был и сам посланник, с вполне естественным пиететом относились к пушкам, которые султан установил на холме для защиты своих галер, и воспротивились проведению столь рискованной операции; ведь в результате турки могли потопить или повредить прекрасные, драгоценные венецианские суда!
Было предложено также захватить ночью турок врасплох, доставив к Пере на двух-трех легких кораблях несколько отрядов и высадив там солдат на берег. Но Джустиниани решительно отверг этот план. У турок было под Перой слишком много сил, а защитники города не могли себе позволить потерять ни единого человека, способного держать оружие.
На оба плана наложил вето и император Константин – по политическим соображениям. Турецкие галеры стоят на якоре в Золотом Роге возле Перы. Берег принадлежит Пере, хотя и находится за ее стенами. Значит, нельзя предпринимать никаких атак, не испросив предварительно разрешения у перских генуэзцев. Даже если султан откровенно пренебрег нейтралитетом Перы, заняв часть берега возле порта, это не дает Константинополю права так же нарушить все договоры. Франц поддержал василевса и добавил, что Константинополь не может себе позволить ссориться с генуэзцами, даже если султан рискует это делать.
Венецианцы, ругаясь на чем свет стоит, кричали, что если надо извещать генуэзцев – этих предателей христианства – о ночной вылазке, то лучше уж сразу сообщить о ней султану. Многие были уверены, что Мехмеду удалось перетащить свои галеры в Золотой Рог только благодаря тайной поддержке Перы.
Джустиниани обнажил на это свой большой двуручный меч и заорал, что готов сразиться за честь Генуи с одним, двумя – или всеми двенадцатью членами венецианского совета сразу.
– Это несправедливость и позор, – кричал протостратор, – обсуждать план морской атаки, не выслушав сначала генуэзских капитанов. Их суда подвергаются такой же опасности, и точно так же защищают город, как корабли венецианцев. И со стороны венецианцев просто нелепо пытаться таким манером восстановить свою подорванную репутацию.
Императору пришлось с протянутыми руками броситься к Джустиниани, чтобы успокоить его. Потом василевс со слезами на глазах пытался умиротворить взбешенных венецианцев.
Наконец слово взял венецианский капитан Джакомо Коко – тот, что прибыл сюда осенью из Трапезунта и, несмотря на турецкую блокаду, сумел обманом пройти через Босфор, не потеряв ни единого человека. Это – суровый мужчина, который предпочитает меньше говорить и больше делать. Но порой в его глазах появляется насмешливый блеск. Моряки преклоняются перед капитаном Коко и рассказывают бесчисленные истории о его хитрости, лукавстве – и мастерстве, с которым он управляет кораблем.
– Чем больше кухарок, тем хуже суп, – заявил этот человек. – Если нужно что-то предпринять, то надо делать это быстро, внезапно и привлекая не больше людей, чем это необходимо. Хватит одной галеры, обвешанной снаружи мешками с хлопком и шерстью для защиты от пушечных ядер. Под прикрытием этого корабля к берегу Перы может подойти на веслах множество маленьких суденышек и лодок – и поджечь вражеский флот. Турки и опомниться не успеют. Я сам с удовольствием поведу эту галеру – но лишь с одним условием: вы немедленно прекратите спорить – и вылазка состоится этой же ночью.
Предложение было, несомненно, хорошим, но император считал, что нельзя оскорблять генуэзцев. Поэтому совет Коко в принципе приняли, но отложили все предприятие на несколько дней, чтобы подробнее спланировать его вместе с обитателями Перы. Чтобы ублажить Коко, поручили ему командовать операцией. Джакомо Коко пожал плечами и рассмеялся:
– Мне всегда слишком везло, но нельзя же требовать невозможного. Впрочем, я еще успею покаяться в грехах и причаститься… Если мы не организуем вылазки немедленно, значит, пойдем на верную смерть.
Джустиниани ничего мне об этом не рассказывал. Он заявил только:
– Флот примет необходимые меры. Турецкие галеры в Золотом Роге не представляют для венецианских кораблей ни малейшей опасности. Самое большее, что могут сделать турки, – это неслышно подплыть темной ночью к какому-нибудь христианскому суденышку и поджечь его. Гораздо хуже то, что нужно разместить на портовой стене новые отряды… До сих пор там сидела только горстка караульных, которые наблюдали за портом, но теперь потребуются большие силы, чтобы отбить у турок охоту перебрасывать войска через залив.
– Этой ночью султан Мехмед без сомнения стяжал славу Александра Македонского. Деяние Мехмеда намного превзошло все подвиги царя персов Ксеркса в этих водах, – усмехнулся генуэзец. – Конечно, и раньше суда перетаскивали по суше, но не в таких трудных условиях и не в таком огромном количестве. Пусть венецианцы болтают о своих кораблях, что хотят. Меня больше восхищает военный гений Мехмеда. Ведь он без единого выстрела, лишь припугнув нас возможностью нападения с моря, вынудил меня перегруппировать все силы и ослабить оборону других участков крепостной стены.
Джустиниани посмотрел на меня исподлобья и добавил:
– Я случайно не говорил тебе, что мы с императором пришли к одному и тому же выводу: заслуги Луки Нотара в борьбе с турками столь велики, что он достоин занимать еще более высокий пост? Завтра утром Нотар будет назначен главнокомандующим резервными силами, размещенными в центре города, у храма Святых Апостолов. Защищать стену я поручу кому-нибудь другому и сразу пошлю туда новые отряды.
– Джустиниани, – сказал я. – Он тебе этого никогда не простит. Ты оскорбляешь в его лице весь греческий народ, храмы и монастыри, священников и монахов, саму греческую душу!
Джустиниани сверкнул глазами.
– Видимо, ради княжеской короны мне придется выдержать и это, – ответил он. – Я никогда не смог бы себе простить, если бы как-нибудь ночью греческая душа распахнула ворота порта и впустила в город турок с этих их суденышек. – Генуэзец пробурчал что-то себе под нос и повторил: – Греческая душа, да, это хорошо сказано, греческая душа, именно ее мы все и должны остерегаться. И император тоже…
Меня душила ярость, хотя я и понимал его.
Нашей единственной радостью в это грустное воскресенье стало то, что со страшным грохотом разорвало одну из больших турецких пушек. Погибло много народа из обслуги, все вокруг пришли в смятение… Понадобилось около четырех часов, чтобы орудия на этом участке снова открыли огонь.
Многие защитники города измучены лихорадкой и болями в животе. Братья Гуаччарди приказали повесить греческого поденщика, который нарочно отрубил себе пальцы, чтобы не работать на стене.
Неужели это действительно война латинян, а не греков? Я боюсь своего сердца. Боюсь своих мыслей. Во время войны даже самый холодный ум не может оставаться ясным.
25 апреля 1453 года
Сегодня около полуночи Джакомо Коко хотел на двух галерах атаковать турок и поджечь турецкие суда, стоящие у подножья холмов Перы. Но генуэзцы не дали капитану осуществить этот план, обещая что сами примут участие в вылазке, выделив для этого большой отряд, как только удастся лучше спланировать всю операцию.
Меня удивляет только одно: как они могут верить, что сумеют все сохранить в тайне, если об этом уже знает почти каждый человек во флоте – и повсюду оживленно обсуждается план внезапного нападения на турецкие суда?
Обстрел продолжается. Потери растут. То, что мы восстанавливаем ночью, на следующий день сокрушают каменные ядра. На участке большой стены, который защищают братья Гуаччарди, рухнули две башни.
28 апреля 1453 года
Сегодня утром, еще затемно, явился Джустиниани и разбудил меня, тряся за плечи и словно желая убедиться, что я все еще здесь, во Влахернах. Потом он коротко приказал мне следовать за ним. Еще не рассвело. Ощутимо пробирал ночной холод. В турецком лагере лаяли собаки. Это были единственные звуки, нарушавшие тишину.
Мы поднялись на стену напротив того места, где стояли на якоре турецкие суда. За два часа до восхода солнца на высокой башне в Пере внезапно запылал сигнальный огонь.
– Боже Всемогущий, – мрачно прошептал Джустиниани. – Почему я родился генуэзцем? Их правая рука не ведает, что творит левая.
Ночь по-прежнему была тихой. С турецкого берега не доносилось ни звука. Под нами блестели черные воды гавани. Яркий огонь вспыхнул высоко на башне в Галате. Я напряг зрение, и мне показалось, что различаю тени кораблей, скользящих по воде. Потом ночь взорвалась. Вспышки, сопровождавшие залпы орудий на противоположном берегу, ослепили меня. Тяжелые каменные ядра с грохотом врезались в борта кораблей и пробивали дубовую обшивку. В мгновение ока темнота наполнилась страшным шумом и криком. Запылали факелы. Греческий огонь падал в воду и плыл по поверхности горящими пятнами. В неверном свете боя я разглядел, что венецианцы вышли целой эскадрой, чтобы уничтожить турецкие галеры. Недалеко от берега пылали два больших корабля, казавшихся бесформенными из-за мешков с хлопком и шерстью, прикрепленных по бокам. Один из этих гигантов уже начинал тонуть. Все новые ядра непрестанно сыпались на бригантины, шедшие под прикрытием обоих больших парусников. Весь турецкий флот в полной боевой готовности двигался навстречу христианским судам. Западные корабли в воцарившейся сумятице сталкивались друг с другом, а отчаянные крики отдающих команды капитанов разносились далеко вокруг. Время от времени всю эту картину заслоняли густые клубы порохового дыма, и лишь по багровому зареву пожара можно было понять, что загорелась еще одна галера. Христиане подожгли свои брандеры и направили их на турецкие корабли, а сами спрыгнули в воду, ища спасения на других судах.
Сражение длилось до самого рассвета, когда венецианским галерам удалось наконец оторваться от противника и уйти назад в порт. Одна из них – та, которой командовал Тревизано, – пошла бы ко дну, если бы все моряки не разделись догола и не позатыкали бы пробоины своими вещами. Первая галера, которую вел Коко, затонула почти мгновенно, но некоторые моряки сумели спастись, добравшись вплавь до берега Перы.
Когда взошло солнце, мы убедились, что операция полностью провалилась. Сгорела лишь одна-единственная турецкая галера, которая и затонула на наших глазах. Пожары на остальных кораблях постепенно удалось потушить.
Сын венецианского посланника вел вторую из спасенных христианских галер. Проплывая назад мимо Перы, он приказал стрелять из пушек, и мы видели, как ядра, ударяясь о стены Перы, поднимают тучи пыли. Сигнальный огонь, вспыхнувший на башне в тот момент, когда венецианские суда вышли из порта, так явно свидетельствовал о предательстве обитателей Перы, что даже Джустиниани не пытался этого отрицать.
– Хороши генуэзцы или плохи, но Генуя – мой родной город, – сказал он. – Венецианский флот гораздо сильнее генуэзского. Небольшое кровопускание всегда полезно; оно лишь помогает восстановить утраченное равновесие.
Мы уже спускались со стены, когда я бросил последний взгляд на окутанный дымом берег Перы и схватил Джустиниани за плечо. Я увидел султана на белом коне; в лучах восходящего солнца ослепительно сияли драгоценности на тюрбане Мехмеда. Султан спустился на самый берег и въехал на пригорок. К Мехмеду как раз подводили дочиста ограбленных и почти догола раздетых пленников со связанными за спиной руками. Это были моряки, спасшиеся с затонувших галер. Столпившиеся вокруг холма люди показывали пальцами и кричали, что узнают среди пленных Джакомо Коко.
В этот миг из Влахернского дворца прибежала группа венецианцев, покинувших свои посты на стенах. Джустиниани приказал им вернуться, но они ответили, что они исполняют лишь распоряжение посланника, который поехал в порт, чтобы встретить своего сына, и велел им прибыть туда в полном вооружении.
Но вскоре спор прекратился. В безмерном ужасе мы снова устремили взоры на берег Перы. Турки заставляли пленников опускаться на колени – и палач заносил меч… Катились головы, фонтаном била кровь. Но султану и этого было мало. В землю вкопали ряд острых кольев и посадили на них обезглавленные трупы, после чего на верхушку каждого кола водрузили отсеченную голову с оскаленными зубами и искаженным лицом.
Многие из нас закрыли глаза, чтобы не видеть этой страшной картины. Венецианцы плакали в бессильной ярости. Какую-то женщину вырвало, и она, пошатываясь, спустилась со стены.
Пленников было так много, что окровавленные тела первых уже торчали на кольях, а последние все еще стояли перед палачом. Султан не пощадил никого. Когда окончательно рассвело, на кольях торчало сорок изуродованных трупов, а сорок голов взывало к отмщению, хотя уста их и были немы.
Джустиниани сказал:
– Не думаю, что теперь найдется много венецианцев, которые захотят наведаться к туркам.
Тут от заградительной цепи мимо нас прошли на веслах лодки, битком набитые людьми с кораблей. Оружие моряков блестело на солнце. Увидев их, Джустиниани нахмурился.
– Что происходит? – спросил он неуверенно.
Тут мы услышали за спиной цокот копыт. Венецианский посланник пронесся мимо нас на своем жеребце сумасшедшим галопом, забыв о возрасте и тучности. За посланником мчался его сын, размахивая мечом; доспехи юноши все еще были в крови.
– Вперед, венецианцы! – кричали отец и сын. – Отомстим за наших товарищей! Пошли за пленниками!
Джустиниани напрасно требовал коня. Потом генуэзец опомнился и проговорил:
– Я все равно не могу увести своих людей от ворот святого Романа. Пусть венецианцы покроют себя позором. Ты же собственными глазами видел, они бросили два своих корабля и в панике бежали.
Вскоре разъяренные венецианцы, моряки и солдаты, притащили к стене турецких пленных, которых выволокли из башен и подземных темниц. Часть узников, на которых сыпались сейчас пинки и удары, были турками, жившими в Константинополе и схваченными после начала осады, но большинство попало в плен во время ночных разведок боем, когда воины султана атаковали ворота святого Романа и другие участки стены. Многие турки были ранены и едва держались на ногах. В течение часа к портовой стене согнали более двухсот пленников. Венецианцы толпились вокруг; то и дело кто-то из них подходил к пленным, бил какого-нибудь турка по лицу, пинал в живот или, не глядя, протыкал мечом. Немало пленников упало и лежало на земле, другие пытались молиться и взывать в своих страданиях к Аллаху.
Джустиниани крикнул венецианцам:
– Я обращусь к императору. Это мои пленники.
Венецианцы ответили:
– Заткнись, проклятый генуэзец, а то мы и тебя вздернем.
Венецианцев было несколько сотен, и все – вооруженные до зубов. Джустиниани понял, что ничего не может сделать и что его собственная жизнь тоже в опасности. Он подошел к посланнику и попытался воззвать к его разуму:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32