Нахмурив брови и сжав губы в тонкую ниточку, Шарлотта развернула свое кресло. Воспользовавшись передышкой, Йен быстро взглянул на Фиону, но она только ободряюще улыбнулась ему, после чего ее взгляд переместился на спину Шарлотты.
– Хотите, вам принесут горячей воды, чтобы помыться? – доброжелательно спросила Фиона у девочки. – Мы будем рады немного отложить завтрак, чтобы дать вам возможность привести себя в порядок и переодеться.
– Нет!
– Это ваше решение. А наше – позволить вам это. – Фиона повернулась и плавной походкой прошла через комнату. – Если вы перемените свое решение до ленча, шнур звонка у двери. Пожалуйста, не забудьте, что слугам дано указание принести вам только воду для мытья.
– Я хочу, чтобы вымыли пол!
– Не сомневаюсь, что хотите, – бодро ответила Фиона, даже не оглянувшись. – Ну что, – как ни в чем не бывало обратилась она к Йену, – идем завтракать? Я просто умираю от голода.
– Разумеется, миледи.
Подождав, пока Фиона окажется в холле, Йен негромко произнес:
– Надеюсь, вы все же согласитесь помыться и потом присоединитесь к нам, Шарлотта.
Девочка молчала: ее поза не изменилась. Чувствуя себя побежденным, Йен шагнул в холл и осторожно закрыл за собой дверь. Фиона с нетерпением ждала его.
– Надеюсь, вы не считаете меня слишком жестокой…
Йену захотелось обнять ее, притянуть к себе, запрокинуть ее лицо и медленно и нежно целовать, пока все тревоги не покинут эту маленькую головку.
– Я считаю, что вы прекрасно разобрались в ситуации. – Йен демонстративно засунул руки в карманы. – Гораздо лучше, чем это удавалось мне. Шарлотте просто необходимо было услышать столь решительное мнение…
Что-то громко стукнуло за дверью, через секунду еще, потом еще…
Заслышав дикие выкрики, означающие, что за дверью происходит нечто ужасное, Йен повернулся, намереваясь броситься в комнату, но Фиона преградила ему дорогу.
– Что ж, хорошо, – сказала она и взглянула на дверь. – Теперь мы знаем, что Шарлотта вполне в состоянии подъехать на кресле к тазику для умывания, и это уже прогресс.
Только прирожденный оптимист, подумал Йен, может увидеть нечто хорошее в припадке бешенства и учиненном разгроме. Однако на этот раз он предпочел оставить свое мнение при себе.
– Когда не останется ничего, что можно разбить, – продолжила Фиона, – Шарлотта поймет, что никто к ней не придет, никто не принесет новые предметы, чтобы она снова могла швырять их и крушить. Только после этого к ней придет осознание реального положения вещей.
«Или не придет». Йен обреченно вздохнул.
– Если допустить, что чудеса все же существуют, сколько, по вашему мнению, на это потребуется времени?
– Не знаю, это зависит от того, насколько она упрямая и чего ей удавалось добиваться прежде таким поведением. Полагаю, родители исполняли все ее капризы?
– Родители Шарлоты по большей части просто не замечали ее. – Йен предложил Фионе руку, и она взяла ее без колебаний. Ему оставалось только удивляться тому, как этот невинный жест мог быть таким возбуждающим…
С сильно бьющимся сердцем, разгоряченный, Йен повел Фиону к лестнице.
– Доктор Мастерз был замкнутым, холодным человеком, интересующимся только медицинской практикой и своими любовницами, – продолжил он, чтобы отвлечься. – Аманда полностью погрузилась в суету светской жизни и в отместку тоже заводила романы, а Шарлотту они оставляли на попечение слуг.
Фиона с огорчением вздохнула:
– Тогда, полагаю, преображение Шарлотты займет достаточно долгое время.
Судя по спокойствию, с которым это было сказано, вероятность повторения безобразных сцен нисколько не обескураживала Фиону. В своей жизни Йен встречал не многих женщин, которые отличались бы столь непоколебимой выдержкой. Если Фиона окажется хотя бы наполовину такой же восхитительной в постели…
Йен поспешно отогнал от себя эту греховную мысль, но, заглянув в ее ищущие зеленые глаза, вдруг подумал, что, когда он коснется ее губ, она закроет глаза и пролепечет что-то в знак согласия, а потом растает, прильнув к нему. Потом ее лепет перейдет в нежный стон наслаждения, и он начнет…
Незаметно ущипнув себя, Йен поднял голову.
– Разумеется, я жалею Шарлотту, – сказал он первое, что пришло ему в голову. – У нее было такое трудное детство… Теперь она на всю жизнь останется калекой.
Когда они дошли до лестницы и Йен выпустил руку Фионы, она тихо сказала:
– Шарлотта будет чувствовать себя калекой настолько, насколько позволит несчастному детству овладеть своим сознанием.
Повернувшись, Фиона стала подниматься по лестнице; и Йен пошел за ней, не переставая изумляться тому, что его сердце не перестает учащенно биться. И еще ему было неловко оттого, что Фиона беспокоилась о Шарлотте, тогда как он думал о том, как замечательно было бы держать ее в своих руках, слышать ее задыхающийся шепот, медленно занимаясь с ней любовью.
Единственной надеждой противостоять искушению зеленоглазой красавицы оставалось одно – держаться от нее на расстоянии. Если же нет… Ему страшно было даже подумать о том, как низко он упадет в ее глазах.
– Между прочим, Бипс уже запрыгивает на кровать и спрыгивает с нее, когда захочет, – услышал он голос Фионы и, оглядевшись, удивился, что они уже миновали зал и теперь направляются к столовой. – Прошлым вечером я даже рискнула снять повязку…
– Интересно, вас хоть когда-нибудь посещает уныние? – поинтересовался Йен, подходя к столу и отодвигая для Фионы стул.
– Иногда случается. А вам приходилось терять присутствие духа, Йен?
– Приходилось и приходится, причем очень часто. – Йен взял колокольчик и позвонил.
– И что же приводит вас в уныние?
– Ну, причин много. – Йен пожал плечами.
– Например?
– Например, состояние здоровья английских бедняков, состояние моей матери и Шарлотты, светские обязанности… Да мало ли что еще!
В этот момент в дверях появился лакей, и Йен кивнул ему.
– Можете подавать завтрак. Да, пожалуйста, передайте миссис Питтман и повару: если мисс Шарлотта дернет за шнур звонка, ей следует принести только воду для мытья, и ничего больше. Пусть наполнят ванну, это все. Ни в коем случае не надо ничего убирать, также не надо помогать ей мыться и одеваться.
– Слушаюсь, ваша светлость. – Лакей поклонился и вышел, а Йен взялся за кофейник.
– Еще кофе?
– Да, пожалуйста. – Фиона пододвинула ему свою чашку.
– Что вы будете делать дальше, если Шарлотта откажется выходить из комнаты?
– Делиться с ней соображениями, как можно обновить декор Солнечной комнаты, дружелюбно болтать, спрашивать ее мнение, интересоваться, какие ткани ей нравятся, и все такое. Она или будет увлечена моим энтузиазмом, или начнет реагировать в своей обычной манере.
– Она может предпочесть просто сидеть и зло смотреть на вас.
– Конечно, – согласилась Фиона. – Но тогда ей придется жить в окружении картин из истории британского флота.
– Какого флота?
– Британского. Это самое неподходяще окружение для девочки, которое я смогла придумать. Ярды и ярды государственных флагов, маленькие рисунки судов, разбросанные там и сям, прибитые к стенам, и все это вокруг портрета лорда Нельсона.
– Ну да, разумеется, без него никак нельзя.
– Несомненно. – Фиона усмехнулась. – А еще картины, изображающие Трафальгарское сражение…
Йен вскинул руки вверх, словно защищаясь:
– Только, пожалуйста, не ставьте там настоящую пушку. Шарлотта и так уже произвела достаточно разрушений.
– Господи, пушка! – Глаза Фионы засияли от удовольствия. – Отличная идея, Йен. Вы, случайно, не знаете, где ее достать?
– Нет, но, если понадобится, я могу принести парочку трюмных крыс.
– Крыс? – На лице Фионы вдруг появился испуг.
– Не волнуйтесь, я всего лишь пошутил! Никто не собирается приносить крыс в этот дом.
– Ну… мы можем держать их в клетке…
– Никаких крыс!
Неожиданно Фиона откинула голову и звонко рассмеялась, однако Йен лишь неловко усмехнулся – сейчас ему было совсем не до смеха.
Глава 10
– Как вы считаете, не проредить ли нам эти клумбы? – спросила Шарлотта, легкими грабельками отгребая листья от нежных зеленеющих ростков. – Может быть, стоит пересадить часть цветов на новую клумбу – ту, что на южной стороне дома?
Фиона улыбнулась и пошла туда, где Шарлотта поставила свое кресло, удивляясь, насколько воспитанница Йена изменилась за несколько последних дней. Первая неделя была трудной для всех, но в конце концов Шарлотта поняла, что ей действительно придется ложиться спать голодной и, что если ей не хочется все время оставаться наедине со своими мыслями, она должна сама выезжать из Солнечной комнаты.
– Ну так что?
Фиона посмотрела на ростки, которые, как она думала, скорее всего могли оказаться ирисами.
– Признаться, я ничего не смыслю в том, когда следует прореживать цветы, и еще меньше знаю о том, как это делается.
– Тогда почему вы здесь?
– Потому что, надеюсь, вы научите меня этому.
Секунду Шарлотта смотрела на свою новую воспитательницу, потом ее взгляд переместился на лужайку перед домом.
Фионе не надо было оборачиваться и смотреть туда, откуда доносился цокот копыт: еще в первый день, когда они начали осуществлять свой план, проведя с ними большую часть утра, Йен после ленча уехал по делам больницы, и после этого каждое утро, приходя, она заставала его отправляющимся на прогулку верхом. Через два часа он возвращался, чтобы принять ванну и переодеться, после чего запирался в своем кабинете и до обеда читал медицинские книги. Во время обеда Йен натянуто улыбался, притворяясь, что ему интересно, чем дамы занимались в его отсутствие, и как только позволяли приличия, вставал из-за стола и снова уезжал, так что Фиона уходила домой до его возвращения.
Однако это утро началось несколько по-другому. Когда Йен собирался, как обычно, пожелать им с Шарлоттой приятного дня и удалиться, в столовую небрежной походкой вошел кузен Йена Гарри.
Йен с явным неудовольствием выполнил процедуру представления, а двумя минутами позже Гарри, зажав в каждой руке по тосту, вышел, чтобы составить кузену компанию, хотя ему вовсе не хотелось отправляться на прогулку верхом, и вот теперь оба не спеша подъезжали к дому после прогулки.
– По-моему, герцог отлично смотрится на лошади! – как бы между прочим заметила Шарлотта. – Мой отец всегда говорил, что Йен родился в седле.
Глядя на возвращающихся всадников, Фиона улыбнулась, подумав, что у Гарри такой вид, словно его протащили через изгородь. Йен, напротив, выглядел также, как и когда выезжал на прогулку: все тот же унылый вид, который он сохранял всю последнюю неделю.
– Да, пожалуй, ты права. – Фиона опустила голову.
– Может быть, вам надо немного побыть вдвоем? – Шарлотта, понимающе усмехнулась, но Фионе было не до смеха. С тех пор как они, выйдя в холл, обсуждали, что делать с Шарлоттой, у нее появилась надежда, что их отношения будут постоянно улучшаться, но…
– Почему бы вам и в самом деле не поговорить с ним: спросите, нет ли у него каких-нибудь пожеланий в отношении сада, прогуляйтесь вместе, а я пока отвлеку лорда Беттлза, – не унималась Шарлотта.
Поскольку у Фионы все равно не оставалось выбора, она неуверенно кивнула, и Шарлотта тут же помахала рукой Гарри, после чего сообщила ему, что, пока их не было, пирожки с лимоном уже испеклись. Поймав взгляд Йена, Фиона улыбнулась ему, словно приглашая приблизиться.
– Доброе утро, Йен!
Глянув вниз и обнаружив, что Фиона стоит почти вплотную к его ноге, Йен с трудом втянул в себя воздух.
– Надеюсь, прогулка оказалась приятной?
Разумеется, приятной. Но еще приятнее было бы провести кончиками пальцев по ее щекам, губам, каждому милому изгибу ее личика.
Йен постарался отбросить появившиеся так некстати мысли и, кашлянув, произнес:
– Да, жаль только, что нам пришлось совершить ее без вас.
Фиона кивнула и провела кончиком языка по губам.
– До обеда есть еще немного времени, – приветливо сказала она, прикрываясь от солнца ладонью. – Может быть, мы пока пройдемся по саду?
Йен заставил себя не слишком явно пялиться на ткань, туго натянувшуюся на ее груди.
– Боюсь, – ответил он, слезая с лошади, – мне сперва придется отвести лошадь на конюшню, а потом привести себя в порядок…
Фиона склонила голову набок.
– Я провожу вас, если позволите, – предложила она. На сене наедине с ней – ну разве не прекрасная перспектива!
Йен стиснул зубы и мрачно напомнил себе, что репутация Фионы куда важнее его потребностей.
– Леди не место на конюшне, лучше мы встретимся в столовой немного позже. – Он натянул повод.
Йен успел заметить, как вздымается ее грудь от частого дыхания, как участилось биение ее пульса во впадинке на горле, и ему захотелось послать все к черту, броситься к ней, взять за руку и отвести наверх, в свою комнату.
Чтобы сохранить хотя бы остатки порядочности, Йен глубоко втянул в себя воздух, поднял голову и сказал себе, что в его жизни случались и большие лишения.
– Но, Йен, – запротестовала Фиона, и нижняя губа се негодующе дрогнула. – Мне не раз приходилось бывать в конюшне.
– И все равно со мной вы туда не пойдете! – Йен отъехал от нее, прежде чем она смогла лишить его того немногого, что еще оставалось от его самообладания.
Фиона задумчиво смотрела ему вслед и пыталась решить, обижена она или сердита. Смаргивая слезы, она вскинула голову и сказала себе, что нежелание Йена находиться в ее обществе ничего не меняет. Когда он излагал ей причины, по которым просил ее стать его женой, в этом списке не было ни страсти, ни жажды эмоциональной близости.
Несмотря на легкость, с которой они неделю назад разработали план помощи Шарлотте, между ними не произошло ничего существенного. Его нежелание оставаться наедине с ней говорило само за себя: видимо, Фиона не привлекала его ни в каком качестве – ни интеллектуально, ни физически, ни эмоционально.
Она посмотрела на свои руки. Может быть, Йен считает, что от нее можно заразиться какой-нибудь ужасной болезнью?
Фиона тут же спустила руки. Какая нелепая мысль!
Тряхнув головой, она направилась к дому и быстро поднялась по ступенькам, перебирая в уме множество линий поведения, в основе каждой из которых лежал ее отказ оставаться неприметной. Если доктор Йен Кэботт думает, что он сможет пройти по жизни, проигнорировав ее, то ему вряд ли это удастся. Если он по-прежнему будет бесчувственным глупцом, она перевернет его дом вверх тормашками… Возможно, он не станет жалеть, если она вернет ему брачный договор неподписанным, но думать о ней ему придется все время, пока будут оставаться следы ее пребывания здесь. Еще одна неделя. Она даст ему еще одну неделю, и если он не образумится…
Йен объехал дом и, остановившись на подъездной дорожке, задумчиво посмотрел на главный вход. Пришло время обеда, он хотел есть, внутри была еда. Но там же находились хаос и постоянное искушение – последствия того, что он позволил леди Фионе Тернбридж делать с его домом все, что она пожелает.
Прошло пять дней после того недоразумения, когда Фиона предложила проводить его до конюшни, а он отказался. Всего пять дней потребовалось ей для того, чтобы изменить все в доме. Теперь в стенах зияли отверстия, на окнах едва ли осталась хоть одна занавеска. Йен никогда не знал, где найдет переставленную мебель, и найдет ли ее вообще: копошились рабочие, в каждом углу громоздились инструменты, все было покрыто пылью.
И посреди всего этого Фиона, смеющаяся и трудолюбивая, бросалась из одной комнаты в другую, всегда радостно взволнованная и горящая желанием показать ему произведенные изменения, желающая знать его мнение, не понимающая, какую боль причиняет ему всем этим.
Пора было что-то делать – или съехать из дома, или сдаться, перестать скрывать свое восхищение за сдержанностью и правилами приличия. Уступить своим желаниям и перестать строить из себя благопристойного мужчину, достойного такой замечательной женщины, – чего же проще!
Но что, если она с ужасом и отвращением убежит прочь от него?
Уговаривая себя, что еще один день он сможет выдержать, Йен поднялся по ступенькам. Он улыбнулся, когда, стоило ему подойти, дверь непостижимым образом распахнулась и из нее появился Роуан – последний незыблемый оплот в его жизни.
– Добрый день, ваша светлость!
– Роуан, – приветливо произнес Йен, – как здесь обстоят дела?
Дворецкий начал что-то отвечать, и тут же Джек, терьер его воспитанницы, на полной скорости ринулся к нему. Брюки Йена избежали участи быть порванными лишь благодаря удивительно своевременному появлению миссис Питтман, которая, наклонившись, подхватила маленького изверга на руки.
Йен сердито нахмурил брови.
– Вы появились как раз вовремя, миссис Питтман! – Он снял пальто и, передавая его Роуану, спросил: – Леди Фиона еще здесь?
– Она в гостиной, ваша светлость, – ответила миссис Питтман, а Джек на ее руках уставился на Йена глазками-бусинками и зарычал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23