Ривлин тоже усмехнулся, потом грозно выкатил глаза и сердито потребовал:
— Забудь о фермерах и брось свои дурацкие шуточки, Майк!
Его приятель не без усилия сосредоточился и с добродушным вздохом перешел к делу.
— Что ж, давайте подумаем… Только за прошедшую неделю сюда пригнали три гурта скота, а еще четыре должны подойти с пастбищ к западу от Делано нынче к вечеру. С гуртами народу хоть отбавляй, так что мне их с ходу не пересчитать, и ни одного из этих типов не пригласишь посидеть в гостиной моей матушки.
— Были среди них такие, кто очень спешил попасть в город или упорно отказывался сдать оружие?
— Черт побери! — Майк поморщился. — Я еще не встречал никого, кто был бы доволен этим нашим законом насчет оружия, за исключением разве что местных жителей, каждый из которых, к слову сказать, вооружен лучше, чем мы с Ирлом, вместе взятые.
— Расспрашивал ли кто-нибудь из приезжих о Мадди или обо мне?
— Насколько мне известно, нет, но теперь я буду держать ушки на макушке. Вы где остановились?
— В доме у Майры. — Брови полицейского удивленно приподнялись, и Ривлин поспешил добавить: — Это долгая история.
По выражению глаз Майка Мадди поняла, что ему очень хотелось бы задать парочку-другую вопросов, однако родители, как видно, не зря тратили силы на его воспитание, потому что он ни о чем не стал спрашивать, а только сказал:
— Будьте осторожны — Рыжая Борода и Буян Джо Лоу, бывает, кидаются там друг на друга, как мартовские коты. Держитесь от них подальше. Эти двое скоро дойдут до того, что начнут палить друг в друга из пистолетов: не хотелось бы, чтобы мисс Ратледж попала под перекрестный огонь. Мы в прошлом месяце похоронили одного парня из-за того, что он не пригнулся вовремя.
— Буду иметь это в виду, Майк.
— Сколько времени вы тут пробудете?
— Не дольше, чем требуется.
Мадди поняла, что в голове у Майка возникла новая партия вопросов, и на этот раз он решился задать один из них:
— Ты сказал, что вы направляетесь в Левенуэрт. Путешествие мисс Ратледж связано каким-то образом с заседанием государственного суда, которое должно там состояться?
— Знаешь, Майк, ты просто дьявольски деликатен, — с легким смешком заметил Ривлин. — Да, ей предстоит дать показания на процессе.
Майк пристально посмотрел на Мадди, и она поняла: хоть Ривлин и не рассказал ему о том, что она федеральная заключенная, а он — сопровождающий, этот человек сам обо всем догадался. Он перевел оценивающий взгляд с нее на Ривлина.
— Тебе стоило бы как следует обдумать ваши действия, Рив. Агенты рассчитывают на оправдательный приговор.
— Неужели? — небрежно бросил Ривлин. — И кто же такое говорит?
— Парочка здешних юристов, с которыми я играл в карты прошлым вечером. Судя по их словам, дело целиком построено на косвенных уликах. Этого недостаточно, чтобы лишить человека свободы.
— Обвинители, кажется, полагают, что Мадди является важным свидетелем…
Майк кивнул.
— Это может обернуться для вас обоих большими неприятностями. Ты приезжаешь в Левенуэрт с мисс Ратледж — и обвиняемые получают хороший шанс сесть в тюрьму. Вы туда не приезжаете — и они гуляют на свободе. Соблазн налицо.
— К несчастью, — вмешалась в разговор Мадди, — я не представляю, какого именно свидетельства от меня ждут. Майк снова пристально поглядел на нее.
— Я бы постарался вспомнить, мэм, — наконец сказал он. — Это единственное, что может сохранить жизнь вам и вашему элегантному спутнику.
Хмыкнув, Ривлин поднялся и, протянув Мадди руку, спросил:
— Кто у вас на железнодорожной станции самый осмотрительный и неболтливый человек?
— Чарли Роберте. Он, можно сказать, ветеран, человек старого закала, с белоснежной бородой до пояса — ты его сразу узнаешь. Может случиться, что он будет не в настроении, но это уж как повезет. Я бы, со своей стороны, посоветовал тебе ни во что не соваться и быть готовым к бегству.
— Что угодно, только не это. — Ривлин широко улыбнулся и взял Мадди под руку.
— Это точно. — Майк согласно кивнул. — Ты просто совершишь стратегический отход. Надеюсь, мы скоро увидимся, мисс Ратледж, уже при более благоприятных обстоятельствах. Пожалуйста, хорошенько приглядывайте за моим другом.
— Сделаю все, что от меня зависит. Майк еще раз кивнул и, поднявшись, вышел из-за стола, чтобы проводить гостей.
Когда Мадди и Ривлин направлялись к железнодорожному вокзалу, через город, как и предсказывал Майк Мигер, проходил большой гурт скота. То был широкий, оглушительно мычащий, вздымающий густую пыль парад длиннорогой скотины, погоняемой кучкой мужчин, на вид таких же диких, как и их животные. Пока Ривлин занимался поисками мистера Робертса, Мадди стояла и наблюдала. Каждый из ковбоев, проезжая мимо, приветствовал ее, прикасаясь к полям шляпы; их она интересовала как существо женского пола, приятное для усталых глаз.
— Встретила знакомого?
Мадди обернулась и увидела, что Ривлин стоит за ее спиной.
— Ты давно тут?
— Порядочно. — Он взял Мадди под руку и повел ее по тротуару. — Судя по всему, я не единственный мужчина в городе, который сразу замечает хорошеньких женщин.
Щеки Мадди вспыхнули.
— Отвечаю на твой вопрос: никого из знакомых я не видела, и никто не проявил ко мне особого интереса. Мистер Робертс сказал тебе что-то важное?
— Нет, но он обещал понаблюдать и прислать сообщение в дом Майры, если кто-то привлечет его внимание. — Ривлин замедлил шаги. — Давай-ка зайдем вот сюда.
Мадди быстро окинула взглядом витрину магазина: шляпы, перчатки, бисерные сумочки — все разложено по обтянутым красным шелком коробочкам.
— Но я же говорила… — начала она, однако Ривлин уже отворил дверь магазина.
— Знаю. Но у какой женщины голова не закружится при одной мысли о новом платье…
— Я не типичная женщина, — запротестовала Мадди, переступая порог под звон дверного колокольчика.
— Это заметно, — вкрадчиво проговорил Ривлин.
— Чем могу быть вам полезна? — обратилась к ним величественная матрона, появляясь из-за накрытого стеклом прилавка.
Ривлин не дал Мадди возможности ответить.
— Добрый день, мэм. Леди нуждается в дорожном костюме, и мы надеемся найти у вас что-нибудь подходящее.
Мадди выдержала взгляд прищуренных глаз модистки, ожидая, что за этим последует пренебрежительное хмыканье; однако она ошиблась в своих предположениях.
— У меня есть только один костюм, который мог бы подойти. — Женщина повернулась к полкам. С одной из них она сняла огромную серую картонку и, поставив ее на прилавок, молниеносно открыла крышку, а затем торжественно извлекла из коробки роскошный наряд. — Это, разумеется, носят с соответствующим полупальто. У меня также есть аксессуары: сумочка, перчатки, шляпка и шаль, которые будут прекрасно дополнять ансамбль.
На какое-то время Мадди потеряла дар речи — одеяния подобной красоты она в жизни не видела: сшитые из мягкого фуляра красновато-бронзового цвета, вещи, вероятно, стоили целое состояние.
Коснувшись рукой материи, она провела ладонью по прохладному шелку.
— Это очень красиво…
— Ты не хочешь примерить? — Ривлин ободряюще улыбнулся. — Думаю, костюм тебе пойдет. И цвет твой.
Она не могла. Слишком дорого, слишком изысканно.
— Нет, но спасибо тебе. — Мадди надеялась, что в ее словах не будет заметно сожаления.
Словно не слыша ее, Ривлин тут же обратился к владелице магазина:
— Мы все это берем — костюм, сумочку, перчатки, шляпу и шаль. Упакуйте вещи получше, чтобы мы могли унести их с собой, а шаль леди накинет на себя — солнце садится, а я не хотел бы, чтобы она простудилась.
— Слушаюсь, сэр. — Матрона аккуратно уложила вещи обратно в коробку. — Могу я прислать счет вам в отель?
— Но… — начала Мадди.
— Я уплачу прямо сейчас, — сказал Ривлин, не обращая ни малейшего внимания на ее протест, и принялся отсчитывать банкноты.
Когда хозяйка магазина нашла сумму достаточной, она кивнула. Ривлин небрежно вручил ей толстую пачку денег, которую почтенная женщина тут же сунула в карман, после чего принялась упаковывать веши.
Не зная в точности, сколько он на нее потратил, но уверенная, что это значительно больше, чем она может себе позволить, Мадди взяла Ривлина за локоть и, повернув лицом к себе, убедилась, что он no-Прежнему улыбается.
— Если тебе доведется познакомиться с моими сестрами, обещай, что научишь их, как надо покупать платья. Ты не представляешь, сколько дней уходит у них на то, чтобы выбрать одно-единственное. Совещания в примерочной обычно длятся бесконечно, и из-за этого большую часть своего детства я провел, бессмысленно скучая в магазинах одежды.
Протестовать было бесполезно — теперь Мадди это окончательно поняла. Ривлин твердо решил купить костюм, и цена для него не имела значения — дорогая одежда была частью его мира. Единственное, что ей остается теперь сделать — это принять с благодарностью его подарок и не портить ему удовольствие. Мадди подозревала, что Ривлин с очень давних пор не радовался так, как радуется сейчас.
Она стояла и смотрела, как модистка заворачивает отделанную бахромой сумочку в тонкую бумагу и укладывает в маленькую коробку, а маленькая черная бархатная шляпка с лентой и красивыми мягкими перьями казалась Мадди самой лучшей из тех, какие ей доводилось видеть. Шаль светло-коричневого цвета выглядела мягкой и легкой, как облачко. Но самым чудесным для Мадди было то, что блаженное тепло она ощутила благодаря ласковой заботе Ривлина, который сам набросил шаль ей на плечи. — Спасибо, — прошептала она.
— Не за что, — так же шепотом ответил Ривлин. — Ну что, теперь домой?
Домой… Домом для Мадди в последнее время служило место, на котором заставал ее заход солнца. Сегодня она снова проведет ночь в доме Майры, а завтра… завтра бог весть где. Интересно, что чувствуешь, когда у тебя есть собственный дом, который принадлежит только тебе?
— Мадди?
Она с трудом очнулась. Матрона, закончив укладку вещей, объявила, что все готово, и водрузила на самый верх впечатляющей груды свертков коробочку, в которую был уложен ридикюль.
— Если ты откроешь мне дверь, Мадди, мы можем двигаться, — сказал Ривлин, подхватив все это богатство на руки.
Вскоре они уже шагали по Дуглас-стрит. Оркестр играл на балконе одного из зданий в центре города, в увеселительных садах и игорных домах зажигались огни. Звуки фортепьяно и женский смех доносились отовсюду. Мадди заметила, что она единственное существо женского пола на этой улице — все остальные были мужчинами, спешащими обрести вечернюю гавань. Кое-кто из них выглядел явно недовольным, пропуская ее и Ривлина с горой покупок.
Наконец она не выдержала и сказала:
— Ривлин, давай и я что-нибудь понесу.
— Джентльмен не может позволить, чтобы женщина что-то несла в его присутствии.
— Но ведь тебе плохо видно из-за этой груды, ты можешь на что-нибудь налететь и ушибиться.
— Я выносливей, чем тебе кажется.
— Я тоже, — возразила Мадди и поспешила схватить коробку с ридикюлем и шляпную картонку за веревочки, которыми они были перевязаны.
Ривлин поглядел на нее поверх оставшегося груза.
— Ты всегда поступаешь, как тебе нравится?
— Если бы. Тогда я бы подняла шум и все эти вещи остались бы в магазине.
— Почему же ты протестовала не слишком сильно?
Мадди улыбнулась:
— Я видела, что тебе нравится это покупать. Если хорошенько подумать, я поступила, как мне хотелось, и оказалась дважды эгоистичной. У меня есть новое платье, и я имела удовольствие наблюдать, как ты радуешься.
— Вот мы и вернулись к моему вопросу, — рассмеялся Ривлин. — Ты всегда поступаешь, как тебе хочется?
— Я не уверена.
Однако она знала ответ на этот вопрос. Ривлин сказал, что им надо поговорить, — что ж, поговорить, безусловно, придется.
Они уже подошли к заднему входу в дом Майры, когда Мадди спросила:
— Ты все еще хочешь получить честный ответ на свой вопрос?
— А он есть?
Вздохнув, она кивнула. Ривлин поставил вещи на ступеньки и, прислонившись спиной к перилам, сложил руки на груди.
— Полагаю, — начала Мадди, — как федеральная заключенная, я могла бы сказать прежде всего следующее: у меня нет возможности выбора, я обязана поступать только так, как мне велено. Но даже сидя в камере, я имею выбор. Я могу быть трудной, неуправляемой или, наоборот, покладистой и сама решаю, как проводить время, какой мне быть. Это заняло много лет, но я пришла к выводу, что жить ради удовольствия Других — значит напрасно тратить силы: то, что удовлетворяет человека в данную минуту, перестает удовлетворять в следующую. Время от времени я предпринимаю усилия, чтобы быть такой, какой меня хотят видеть, но только в тех случаях, когда это выглядит как путь наименьшего сопротивления; большей же частью я поступаю так, как мне кажется наиболее безопасным и приятным.
— У меня сложилось впечатление, что во время нашего путешествия ты старалась быть приятной для меня…
— Я считала, так мне будет безопаснее, но потом обнаружила, что в данном случае в этом нет необходимости и я могу оставаться самой собой.
— Благодарю тебя, — негромко произнес Ривлин. — Я предпочитаю, чтобы Мадди Ратледж говорила то, что думает, и поступала так, как она хочет.
— Правда? А мне казалось, что ты предпочел бы, чтобы я была послушной и уступчивой. Это облегчило бы твою работу.
Ривлин понимал, что разговор сворачивает на опасную тему. Какая-то часть его существа хотела забыть об острых колючках на этом пути и надеялась, что все обойдется — хотя бы благодаря счастливой случайности.
— Мы уже миновали отношения слуги закона и заключенной, и между нами появилось нечто большее, имеющее личный характер. Я не хотел, чтобы такое произошло, и, видит Бог, многое бы отдал, чтобы выбросить это из головы, но, как говорится, лошадка уже выбежала из конюшни, и не стоит делать вид, будто ничего подобного не случилось.
— В результате твое положение осложнилось?
— Это зависит от того, что ты имеешь в виду.
— Предположим, мы говорим о том, как доставить меня в Левенуэрт живой и в нужный срок, чтобы я могла дать показания.
— В этом смысле пока ничего не изменилось. Мне нравится твое общество, Мадди, что не противоречит правилам, и я вовсе не мечтаю только о том, как бы поскорее отделаться от тебя. Никого не касается, сколько времени это у меня займет, — лишь бы в конечный пункт ты прибыла вовремя. Сохранить тебе жизнь — это мой долг.
— Тогда что же?
Пульс у Ривлина запрыгал, как у школьника. Ему пришлось напомнить себе, что он, черт побери, взрослый мужчина и Мадди — не первая женщина, с которой ему приходится иметь дело.
— Я ведь сказал тебе, что не уложу тебя на спину, если на то не будет твоего желания. Именно так я думал и думаю до сих пор.
— А тебе хотелось бы уложить меня на спину? — негромко спросила она.
Ривлин с трудом подавил желание немедленно заключить Мадци в объятия и наконец сказал:
— То, что я скажу, до чертиков неразумно, но мне действительно этого хочется.
— А я и не возражаю.
— Ты пытаешься быть покладистой, да, Мадди, — не без удивления спросил он, пристально вглядываясь в нее, — или и вправду этого хочешь? Между тем и другим огромная разница. Как представитель закона, я имею определенную власть над твоей жизнью и должен знать, относимся ли мы к этому одинаково. Между нами не может быть ничего постоянного; общая постель в конечном итоге ничего не изменит — я намерен отвезти тебя в Левенуэрт и сдать на руки судьям. Надеюсь, ты это понимаешь?
— Господи, Ривлин, — прошептала Мадди, — неужели ты всерьез думаешь, что я питаю какую-то надежду? — Она рассмеялась и печально покачала головой. — Когда-то я верила, что, если буду хорошей, мои родители вернутся ко мне. Но я утратила веру много лет назад — уж не знаю, к лучшему это или к худшему. Сейчас моя жизнь такая, какая есть. Хорошее не остается с нами навсегда, и плохое тоже. Все проходит. Я не знаю, что будет завтра, а вчерашний день миновал, и его не изменишь. Я не хозяйка собственной жизни; все, что я могу, — это плыть по течению. Для тебя главное — твоя служба, эту истину не сбросишь со счетов. Что произойдет между нами до того, как ты передашь меня в руки членов суда… — Губы Мадди чуть тронула улыбка, в которой соединились и горечь, и радость. — Если крупица счастья выпадет на мою долю, я приму ее всем сердцем, но при этом не собираюсь возлагать на тебя какую-либо ответственность.
Ривлин и прежде предполагал, что именно так Мадди смотрит на жизнь, однако, слушая ее, он испытал острую боль. Ему мучительно хотелось обнять свою пленницу и пообещать ей много счастливых дней впереди.
Поднявшись по ступенькам, Мадди обернулась:
— Ты идешь или так и собираешься торчать здесь всю ночь?
Здравый смысл подсказывал Ривлину, что ему надо во что бы то ни стало разобраться в сумятице своих мыслей.
— Хочу немного покурить. — Доставая из кармана ключ от комнаты и протягивая его Мадди, он добавил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
— Забудь о фермерах и брось свои дурацкие шуточки, Майк!
Его приятель не без усилия сосредоточился и с добродушным вздохом перешел к делу.
— Что ж, давайте подумаем… Только за прошедшую неделю сюда пригнали три гурта скота, а еще четыре должны подойти с пастбищ к западу от Делано нынче к вечеру. С гуртами народу хоть отбавляй, так что мне их с ходу не пересчитать, и ни одного из этих типов не пригласишь посидеть в гостиной моей матушки.
— Были среди них такие, кто очень спешил попасть в город или упорно отказывался сдать оружие?
— Черт побери! — Майк поморщился. — Я еще не встречал никого, кто был бы доволен этим нашим законом насчет оружия, за исключением разве что местных жителей, каждый из которых, к слову сказать, вооружен лучше, чем мы с Ирлом, вместе взятые.
— Расспрашивал ли кто-нибудь из приезжих о Мадди или обо мне?
— Насколько мне известно, нет, но теперь я буду держать ушки на макушке. Вы где остановились?
— В доме у Майры. — Брови полицейского удивленно приподнялись, и Ривлин поспешил добавить: — Это долгая история.
По выражению глаз Майка Мадди поняла, что ему очень хотелось бы задать парочку-другую вопросов, однако родители, как видно, не зря тратили силы на его воспитание, потому что он ни о чем не стал спрашивать, а только сказал:
— Будьте осторожны — Рыжая Борода и Буян Джо Лоу, бывает, кидаются там друг на друга, как мартовские коты. Держитесь от них подальше. Эти двое скоро дойдут до того, что начнут палить друг в друга из пистолетов: не хотелось бы, чтобы мисс Ратледж попала под перекрестный огонь. Мы в прошлом месяце похоронили одного парня из-за того, что он не пригнулся вовремя.
— Буду иметь это в виду, Майк.
— Сколько времени вы тут пробудете?
— Не дольше, чем требуется.
Мадди поняла, что в голове у Майка возникла новая партия вопросов, и на этот раз он решился задать один из них:
— Ты сказал, что вы направляетесь в Левенуэрт. Путешествие мисс Ратледж связано каким-то образом с заседанием государственного суда, которое должно там состояться?
— Знаешь, Майк, ты просто дьявольски деликатен, — с легким смешком заметил Ривлин. — Да, ей предстоит дать показания на процессе.
Майк пристально посмотрел на Мадди, и она поняла: хоть Ривлин и не рассказал ему о том, что она федеральная заключенная, а он — сопровождающий, этот человек сам обо всем догадался. Он перевел оценивающий взгляд с нее на Ривлина.
— Тебе стоило бы как следует обдумать ваши действия, Рив. Агенты рассчитывают на оправдательный приговор.
— Неужели? — небрежно бросил Ривлин. — И кто же такое говорит?
— Парочка здешних юристов, с которыми я играл в карты прошлым вечером. Судя по их словам, дело целиком построено на косвенных уликах. Этого недостаточно, чтобы лишить человека свободы.
— Обвинители, кажется, полагают, что Мадди является важным свидетелем…
Майк кивнул.
— Это может обернуться для вас обоих большими неприятностями. Ты приезжаешь в Левенуэрт с мисс Ратледж — и обвиняемые получают хороший шанс сесть в тюрьму. Вы туда не приезжаете — и они гуляют на свободе. Соблазн налицо.
— К несчастью, — вмешалась в разговор Мадди, — я не представляю, какого именно свидетельства от меня ждут. Майк снова пристально поглядел на нее.
— Я бы постарался вспомнить, мэм, — наконец сказал он. — Это единственное, что может сохранить жизнь вам и вашему элегантному спутнику.
Хмыкнув, Ривлин поднялся и, протянув Мадди руку, спросил:
— Кто у вас на железнодорожной станции самый осмотрительный и неболтливый человек?
— Чарли Роберте. Он, можно сказать, ветеран, человек старого закала, с белоснежной бородой до пояса — ты его сразу узнаешь. Может случиться, что он будет не в настроении, но это уж как повезет. Я бы, со своей стороны, посоветовал тебе ни во что не соваться и быть готовым к бегству.
— Что угодно, только не это. — Ривлин широко улыбнулся и взял Мадди под руку.
— Это точно. — Майк согласно кивнул. — Ты просто совершишь стратегический отход. Надеюсь, мы скоро увидимся, мисс Ратледж, уже при более благоприятных обстоятельствах. Пожалуйста, хорошенько приглядывайте за моим другом.
— Сделаю все, что от меня зависит. Майк еще раз кивнул и, поднявшись, вышел из-за стола, чтобы проводить гостей.
Когда Мадди и Ривлин направлялись к железнодорожному вокзалу, через город, как и предсказывал Майк Мигер, проходил большой гурт скота. То был широкий, оглушительно мычащий, вздымающий густую пыль парад длиннорогой скотины, погоняемой кучкой мужчин, на вид таких же диких, как и их животные. Пока Ривлин занимался поисками мистера Робертса, Мадди стояла и наблюдала. Каждый из ковбоев, проезжая мимо, приветствовал ее, прикасаясь к полям шляпы; их она интересовала как существо женского пола, приятное для усталых глаз.
— Встретила знакомого?
Мадди обернулась и увидела, что Ривлин стоит за ее спиной.
— Ты давно тут?
— Порядочно. — Он взял Мадди под руку и повел ее по тротуару. — Судя по всему, я не единственный мужчина в городе, который сразу замечает хорошеньких женщин.
Щеки Мадди вспыхнули.
— Отвечаю на твой вопрос: никого из знакомых я не видела, и никто не проявил ко мне особого интереса. Мистер Робертс сказал тебе что-то важное?
— Нет, но он обещал понаблюдать и прислать сообщение в дом Майры, если кто-то привлечет его внимание. — Ривлин замедлил шаги. — Давай-ка зайдем вот сюда.
Мадди быстро окинула взглядом витрину магазина: шляпы, перчатки, бисерные сумочки — все разложено по обтянутым красным шелком коробочкам.
— Но я же говорила… — начала она, однако Ривлин уже отворил дверь магазина.
— Знаю. Но у какой женщины голова не закружится при одной мысли о новом платье…
— Я не типичная женщина, — запротестовала Мадди, переступая порог под звон дверного колокольчика.
— Это заметно, — вкрадчиво проговорил Ривлин.
— Чем могу быть вам полезна? — обратилась к ним величественная матрона, появляясь из-за накрытого стеклом прилавка.
Ривлин не дал Мадди возможности ответить.
— Добрый день, мэм. Леди нуждается в дорожном костюме, и мы надеемся найти у вас что-нибудь подходящее.
Мадди выдержала взгляд прищуренных глаз модистки, ожидая, что за этим последует пренебрежительное хмыканье; однако она ошиблась в своих предположениях.
— У меня есть только один костюм, который мог бы подойти. — Женщина повернулась к полкам. С одной из них она сняла огромную серую картонку и, поставив ее на прилавок, молниеносно открыла крышку, а затем торжественно извлекла из коробки роскошный наряд. — Это, разумеется, носят с соответствующим полупальто. У меня также есть аксессуары: сумочка, перчатки, шляпка и шаль, которые будут прекрасно дополнять ансамбль.
На какое-то время Мадди потеряла дар речи — одеяния подобной красоты она в жизни не видела: сшитые из мягкого фуляра красновато-бронзового цвета, вещи, вероятно, стоили целое состояние.
Коснувшись рукой материи, она провела ладонью по прохладному шелку.
— Это очень красиво…
— Ты не хочешь примерить? — Ривлин ободряюще улыбнулся. — Думаю, костюм тебе пойдет. И цвет твой.
Она не могла. Слишком дорого, слишком изысканно.
— Нет, но спасибо тебе. — Мадди надеялась, что в ее словах не будет заметно сожаления.
Словно не слыша ее, Ривлин тут же обратился к владелице магазина:
— Мы все это берем — костюм, сумочку, перчатки, шляпу и шаль. Упакуйте вещи получше, чтобы мы могли унести их с собой, а шаль леди накинет на себя — солнце садится, а я не хотел бы, чтобы она простудилась.
— Слушаюсь, сэр. — Матрона аккуратно уложила вещи обратно в коробку. — Могу я прислать счет вам в отель?
— Но… — начала Мадди.
— Я уплачу прямо сейчас, — сказал Ривлин, не обращая ни малейшего внимания на ее протест, и принялся отсчитывать банкноты.
Когда хозяйка магазина нашла сумму достаточной, она кивнула. Ривлин небрежно вручил ей толстую пачку денег, которую почтенная женщина тут же сунула в карман, после чего принялась упаковывать веши.
Не зная в точности, сколько он на нее потратил, но уверенная, что это значительно больше, чем она может себе позволить, Мадди взяла Ривлина за локоть и, повернув лицом к себе, убедилась, что он no-Прежнему улыбается.
— Если тебе доведется познакомиться с моими сестрами, обещай, что научишь их, как надо покупать платья. Ты не представляешь, сколько дней уходит у них на то, чтобы выбрать одно-единственное. Совещания в примерочной обычно длятся бесконечно, и из-за этого большую часть своего детства я провел, бессмысленно скучая в магазинах одежды.
Протестовать было бесполезно — теперь Мадди это окончательно поняла. Ривлин твердо решил купить костюм, и цена для него не имела значения — дорогая одежда была частью его мира. Единственное, что ей остается теперь сделать — это принять с благодарностью его подарок и не портить ему удовольствие. Мадди подозревала, что Ривлин с очень давних пор не радовался так, как радуется сейчас.
Она стояла и смотрела, как модистка заворачивает отделанную бахромой сумочку в тонкую бумагу и укладывает в маленькую коробку, а маленькая черная бархатная шляпка с лентой и красивыми мягкими перьями казалась Мадди самой лучшей из тех, какие ей доводилось видеть. Шаль светло-коричневого цвета выглядела мягкой и легкой, как облачко. Но самым чудесным для Мадди было то, что блаженное тепло она ощутила благодаря ласковой заботе Ривлина, который сам набросил шаль ей на плечи. — Спасибо, — прошептала она.
— Не за что, — так же шепотом ответил Ривлин. — Ну что, теперь домой?
Домой… Домом для Мадди в последнее время служило место, на котором заставал ее заход солнца. Сегодня она снова проведет ночь в доме Майры, а завтра… завтра бог весть где. Интересно, что чувствуешь, когда у тебя есть собственный дом, который принадлежит только тебе?
— Мадди?
Она с трудом очнулась. Матрона, закончив укладку вещей, объявила, что все готово, и водрузила на самый верх впечатляющей груды свертков коробочку, в которую был уложен ридикюль.
— Если ты откроешь мне дверь, Мадди, мы можем двигаться, — сказал Ривлин, подхватив все это богатство на руки.
Вскоре они уже шагали по Дуглас-стрит. Оркестр играл на балконе одного из зданий в центре города, в увеселительных садах и игорных домах зажигались огни. Звуки фортепьяно и женский смех доносились отовсюду. Мадди заметила, что она единственное существо женского пола на этой улице — все остальные были мужчинами, спешащими обрести вечернюю гавань. Кое-кто из них выглядел явно недовольным, пропуская ее и Ривлина с горой покупок.
Наконец она не выдержала и сказала:
— Ривлин, давай и я что-нибудь понесу.
— Джентльмен не может позволить, чтобы женщина что-то несла в его присутствии.
— Но ведь тебе плохо видно из-за этой груды, ты можешь на что-нибудь налететь и ушибиться.
— Я выносливей, чем тебе кажется.
— Я тоже, — возразила Мадди и поспешила схватить коробку с ридикюлем и шляпную картонку за веревочки, которыми они были перевязаны.
Ривлин поглядел на нее поверх оставшегося груза.
— Ты всегда поступаешь, как тебе нравится?
— Если бы. Тогда я бы подняла шум и все эти вещи остались бы в магазине.
— Почему же ты протестовала не слишком сильно?
Мадди улыбнулась:
— Я видела, что тебе нравится это покупать. Если хорошенько подумать, я поступила, как мне хотелось, и оказалась дважды эгоистичной. У меня есть новое платье, и я имела удовольствие наблюдать, как ты радуешься.
— Вот мы и вернулись к моему вопросу, — рассмеялся Ривлин. — Ты всегда поступаешь, как тебе хочется?
— Я не уверена.
Однако она знала ответ на этот вопрос. Ривлин сказал, что им надо поговорить, — что ж, поговорить, безусловно, придется.
Они уже подошли к заднему входу в дом Майры, когда Мадди спросила:
— Ты все еще хочешь получить честный ответ на свой вопрос?
— А он есть?
Вздохнув, она кивнула. Ривлин поставил вещи на ступеньки и, прислонившись спиной к перилам, сложил руки на груди.
— Полагаю, — начала Мадди, — как федеральная заключенная, я могла бы сказать прежде всего следующее: у меня нет возможности выбора, я обязана поступать только так, как мне велено. Но даже сидя в камере, я имею выбор. Я могу быть трудной, неуправляемой или, наоборот, покладистой и сама решаю, как проводить время, какой мне быть. Это заняло много лет, но я пришла к выводу, что жить ради удовольствия Других — значит напрасно тратить силы: то, что удовлетворяет человека в данную минуту, перестает удовлетворять в следующую. Время от времени я предпринимаю усилия, чтобы быть такой, какой меня хотят видеть, но только в тех случаях, когда это выглядит как путь наименьшего сопротивления; большей же частью я поступаю так, как мне кажется наиболее безопасным и приятным.
— У меня сложилось впечатление, что во время нашего путешествия ты старалась быть приятной для меня…
— Я считала, так мне будет безопаснее, но потом обнаружила, что в данном случае в этом нет необходимости и я могу оставаться самой собой.
— Благодарю тебя, — негромко произнес Ривлин. — Я предпочитаю, чтобы Мадди Ратледж говорила то, что думает, и поступала так, как она хочет.
— Правда? А мне казалось, что ты предпочел бы, чтобы я была послушной и уступчивой. Это облегчило бы твою работу.
Ривлин понимал, что разговор сворачивает на опасную тему. Какая-то часть его существа хотела забыть об острых колючках на этом пути и надеялась, что все обойдется — хотя бы благодаря счастливой случайности.
— Мы уже миновали отношения слуги закона и заключенной, и между нами появилось нечто большее, имеющее личный характер. Я не хотел, чтобы такое произошло, и, видит Бог, многое бы отдал, чтобы выбросить это из головы, но, как говорится, лошадка уже выбежала из конюшни, и не стоит делать вид, будто ничего подобного не случилось.
— В результате твое положение осложнилось?
— Это зависит от того, что ты имеешь в виду.
— Предположим, мы говорим о том, как доставить меня в Левенуэрт живой и в нужный срок, чтобы я могла дать показания.
— В этом смысле пока ничего не изменилось. Мне нравится твое общество, Мадди, что не противоречит правилам, и я вовсе не мечтаю только о том, как бы поскорее отделаться от тебя. Никого не касается, сколько времени это у меня займет, — лишь бы в конечный пункт ты прибыла вовремя. Сохранить тебе жизнь — это мой долг.
— Тогда что же?
Пульс у Ривлина запрыгал, как у школьника. Ему пришлось напомнить себе, что он, черт побери, взрослый мужчина и Мадди — не первая женщина, с которой ему приходится иметь дело.
— Я ведь сказал тебе, что не уложу тебя на спину, если на то не будет твоего желания. Именно так я думал и думаю до сих пор.
— А тебе хотелось бы уложить меня на спину? — негромко спросила она.
Ривлин с трудом подавил желание немедленно заключить Мадци в объятия и наконец сказал:
— То, что я скажу, до чертиков неразумно, но мне действительно этого хочется.
— А я и не возражаю.
— Ты пытаешься быть покладистой, да, Мадди, — не без удивления спросил он, пристально вглядываясь в нее, — или и вправду этого хочешь? Между тем и другим огромная разница. Как представитель закона, я имею определенную власть над твоей жизнью и должен знать, относимся ли мы к этому одинаково. Между нами не может быть ничего постоянного; общая постель в конечном итоге ничего не изменит — я намерен отвезти тебя в Левенуэрт и сдать на руки судьям. Надеюсь, ты это понимаешь?
— Господи, Ривлин, — прошептала Мадди, — неужели ты всерьез думаешь, что я питаю какую-то надежду? — Она рассмеялась и печально покачала головой. — Когда-то я верила, что, если буду хорошей, мои родители вернутся ко мне. Но я утратила веру много лет назад — уж не знаю, к лучшему это или к худшему. Сейчас моя жизнь такая, какая есть. Хорошее не остается с нами навсегда, и плохое тоже. Все проходит. Я не знаю, что будет завтра, а вчерашний день миновал, и его не изменишь. Я не хозяйка собственной жизни; все, что я могу, — это плыть по течению. Для тебя главное — твоя служба, эту истину не сбросишь со счетов. Что произойдет между нами до того, как ты передашь меня в руки членов суда… — Губы Мадди чуть тронула улыбка, в которой соединились и горечь, и радость. — Если крупица счастья выпадет на мою долю, я приму ее всем сердцем, но при этом не собираюсь возлагать на тебя какую-либо ответственность.
Ривлин и прежде предполагал, что именно так Мадди смотрит на жизнь, однако, слушая ее, он испытал острую боль. Ему мучительно хотелось обнять свою пленницу и пообещать ей много счастливых дней впереди.
Поднявшись по ступенькам, Мадди обернулась:
— Ты идешь или так и собираешься торчать здесь всю ночь?
Здравый смысл подсказывал Ривлину, что ему надо во что бы то ни стало разобраться в сумятице своих мыслей.
— Хочу немного покурить. — Доставая из кармана ключ от комнаты и протягивая его Мадди, он добавил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31