Будь она в силах это понять, примирилась бы с неизбежностью.
Отбросила бы свой опыт в Вэлли, как сбрасывает кожу змея, и стала бы дочерью своего отца.
Но она отчаянно хотела снова стать шлюхой, его шлюхой, в самом сердце пустыни. И не ради плотских утех, они были вторичны. А ради того, чтобы быть рядом с ним, ее господином, ее повелителем.
Это единственное, чего она желала.
Но он собственными руками втиснул ее в эти проклятые тряпки, способные уничтожить все чувства и желания, будто специально для этого были изобретены.
Но он недооценил ее. Ничто не могло убить в ней жажды наслаждения. Ее чувственность могла пробиться через любую преграду, клокотала в ней и гудела днем и ночью, как барабаны Нгано, рвалась наружу. Даже сейчас, когда, стоя рядом с ним, она расчесывала волосы. И он это чувствовал. Атмосфера вокруг них накалилась до предела, казалось, еще немного, и произойдет взрыв, как на солнце.
Она взяла булавку и закрепила на макушке тяжелый узел волос.
– Через час есть поезд на Лондон, – сказал он с подчеркнутой холодностью. – Пора собираться.
– Я не хочу ехать.
Он почувствовал, как все в нем напряглось. Так легко сдаться на ее милость, капитулировать. Ну задержатся они на день, пусть даже на год. Какое это имеет значение? Зато ее тело снова принадлежало бы ему, и он смог бы им наслаждаться.
Но существовало одно «но». Правда, он не был уверен в том, что воображение не сыграло с ним злую шутку. Однако рисковать он не мог.
Утром ему показалось, что он видел Мортона. Вряд ли такое было возможно. Мортон никогда не покидал Вэлли. Словно прилип к ней.
К тому же тот, кого он принял за Мортона, мелькнул и пропал. Он даже не успел его как следует разглядеть. И потому не мог сказать этого Джорджиане.
Но теперь время стало для него решающим фактором. Остальное отошло на второй план. Он должен доставить ее в Элинг.
– Ты так хотела в Англию, миледи. Думаю, нам пора.
Он сказал это столь решительно, что она поняла: возражать бесполезно. Она засунула в чемодан гребень, абейю, кусок мыла и сапоги. Все, что осталось от ее прежней жизни.
Да и было ли между ними что-нибудь, кроме животной тяги, когда волею судьбы они оказались изолированными от всего мира? Любая женщина в подобных обстоятельствах вела бы себя точно так же, как она. Ей следовало помнить об этом и примириться с настоящим.
Она надела шляпу с плоской тульей, просто кусок фетра, украшенный перьями, завязала ленты под подбородком. Набросила накидку. Взяла чемодан. Они спустились вниз, заплатили хозяйке. Чарлз взял ее под локоть, и они вышли на улицу.
Солнце ярко светило, пробившись сквозь облака. Но было по-прежнему холодно. И так же шумно и многолюдно, как накануне. Джорджи не замечала солнца, так тоскливо было у нее на душе. Они стали подниматься по длинной извилистой улице, нависающей над гаванью. Джорджи трудно было идти в новых ботинках. Даже магазины и лавчонки не могут отвлечь ее от печальных мыслей. Она устала, солнце слепило глаза. Наконец они преодолели подъем и добрались до самой верхней точки улицы, откуда открывался потрясающий вид на гавань. Ла-Манш казался широким, как океан. Вода сверкала на солнце, корабли качались на волнах, как игрушечные, а высокие мачты напоминали спички, царапающие небо.
Здесь, на вершине холма, улица стала ровной и перешла в широкий бульвар, по обе его стороны тянулись дома, учреждения и склады. Железнодорожная станция была запружена народом, вокруг сгрудились коляски и кебы. Надо было пробиться через толпу, чтобы добраться до своего вагона. Вглядываясь в лица, он помог ей войти в переполненный вагон, усадил на свободную скамью возле окна и оглядывал толпу в ожидании минуты, когда поезд тронется. Теперь уже недолго. Море незнакомых лиц. И снова Мортон. Он смотрит прямо на него. Голова его возвышается над толпой. На губах Мортона змеится злобная усмешка.
Глава 19
Ну что за черт? Этот человек мерещился ему везде. Не он ли пробивался сквозь толпу, прокладывая себе путь кулаками? Не он ли был на железнодорожной платформе в Малверне? А может быть, он следовал за их поездом на лошади от Страттон-Черч?
Нет, видимо, от солнца он тронулся умом. Ведь Мортон Истабрук живет в Вэлли, занимается своим любимым делом и плетет интриги, готовя себе путь к бесчестью.
Джорджиана была неестественно спокойна. Все здесь для нее ново. Нет необозримых пространств на пути к Лондону. Пока они ехали по югу Англии, изредка попадались обширные фермы с множеством построек, потом они уступили место деревенькам, где дома лепились один к одному, были узкие улочки и рыночные площади. И везде кипела жизнь. По мере приближения к пригородам Лондона становилось все более людно.
До конца путешествия оставалось совсем немного. Они были почти у цели. Но это не радовало Джорджиану. Она выглядела подавленной.
Цена побега из Вэлли оказалась слишком высока. Теперь придется привыкать к совершенно чуждому ей образу жизни.
Ее подавляло обилие городов и городишек: казалось, не было им конца – дома, дороги, голубое небо над головой и незнакомые названия: Федерстон, Милфорд, Хейсток, Смит.
Но ведь она хотела этого. Мечтала об этом. Продала свое тело, чтобы находиться здесь. Не только тело, но и душу. Откуда ей было знать, каков будет результат. Чарлз Эллиот не был похож ни на кого из известных ей мужчин. Он не укладывался ни в какие рамки. Уроки, полученные ею в Вэлли, не научили ее разбираться в людях. Через несколько часов она будет предоставлена самой себе. Окажется в доме отца, войдет в незнакомый, иной мир и заживет иной жизнью.
Она войдет в дом своих детских грез и сказок, откуда Оливия рвалась на свободу. Разве это не знак судьбы? Ведь она возвращается туда, откуда бежала Оливия.
Элинг. Она знала о нем только понаслышке. То, что рассказывала Оливия. Оливия не привезла с собой ни портретов, ни картин, ни альбомов. Она сбросила оковы светского общества и всего, что было с ним связано, чтобы уехать в Южную Африку и окунуться в грязь Эдема, созданного Мортоном. Но даже ее рассказов было достаточно, чтобы Джорджиана почувствовала, что у нее есть корни, есть родина. Однако сейчас она не уверена в этом. Все английское было ей чуждо. Теперь, когда туман страсти рассеялся, ей казалось, что она совершила большую ошибку. Разве можно надеяться на то, что отец встретит ее с распростертыми объятиями? Но еще большей ошибкой была ее связь с Чарлзом Эллиотом. Эта мысль не давала ей покоя.
Мелькали все новые и новые станции: Уэстчестер, Спон-Хилл, Хейверфорд. Напряжение Джорджианы все нарастало. Теперь она жадно читала названия городов: Хеймаут, Виндзор, Уэндсуорт… Как быстро они едут. Но вот поезд стал замедлять движение, выдохнул последнюю порцию густого дыма и остановился на вокзале Виктория.
Путешествие закончилось.
Чарлз знал Лондон, о чем она и не подозревала. Знал так, как может знать тот, кто прожил там длительное время. Он знал, куда идти, повел ее к выходу с вокзала и к ближайшему кебу-двуколке.
Чарлз подсаживал ее в кеб, а вокруг курились мрачные сумерки, пронизанные туманом. Он назвал кебмену адрес какого-то места Уэксли и не стал ей ничего объяснять. В выражении его лица она подметила суровую непреклонность, и ей расхотелось задавать ему вопросы. Да и сил не было – она слишком устала.
Путь оказался неблизкий. Улицы были запружены колясками, кебами, пешеходами. От массы впечатлений гудела голова. И везде одно и то же: толпы народа и шум. Улицы со зданиями, возвышающимися по обе стороны, походили на ущелья. Горели газовые фонари. Возницы изрыгали проклятия. Экипажи резко сворачивали в сторону, чтобы избежать столкновения друг с другом. Раздавались свистки полисменов и звон колоколов. Их кеб прогрохотал по мосту, пересекая узкое водное пространство. По другую его сторону было не так шумно, но не менее людно.
Нет, она никогда не привыкнет к этому. Кеб проехал мимо ряда кирпичных домов с широкими ступеньками, спускающимися к воде неподалеку от моста.
Чарлз сунул в руку кебмена бумажку и повел Джорджиану через мостки, поглядывая по сторонам.
Впереди ничего нельзя было разглядеть, кроме тусклых газовых фонарей, выстроившихся в ряд вдоль улицы и уходивших за угол. Туман нависал над городом, но Чарлз узнавал знакомые места.
После всех этих недель и последних часов путешествия у него возникло чувство, будто за ними следят. Господи, он не сомневался, что Мортон скрывается где-то неподалеку, возможно, за углом.
Крепко держа Джорджиану под руку, он направился к ближайшему дому, номер тридцать шесть по Уомптон-стрит. Здесь ничего не изменилось, даже натертый до блеска медный дверной молоток.
– О Господи! Иду, иду!
Минутой позже дверь отворила кругленькая старая леди в пурпурном платье. Она подняла повыше лампу, которую держала в руке, чтобы разглядеть лицо Чарлза. С минуту она недоверчиво его рассматривала, потом воскликнула:
– Силы небесные! Да никак это мистер Чарлз!
– Мисс Элмина… – Он взял ее за руки. – Нам нужна комната на ночь.
– Входите, входите. – Она распахнула дверь в узкий холл. Слева была лестница с перилами орехового дерева. Справа – арка и вход в гостиную с мягкой мебелью. Средоточием уюта был причудливый камин, облицованный мрамором. Вокруг него стояли три-четыре стула, два дивана, столик… У окна, выходившего на ту же сторону, что и парадная дверь, еще один столик между двумя мягкими стульями. Тяжелые драпировки были укреплены на причудливых карнизах. В двух углах разместились этажерки, заставленные безделушками.
В этой комнате, куда вы погружались, как в вату, мог начаться приступ клаустрофобии.
– Ваша комната, – сказала мисс Элмина, сверившись с записями в толстой тетради, – по лестнице направо от входа в гостиную, та же, что всегда. Подойдет? Помните, там есть небольшой альков? Господи, да уж вас-то я никак не ожидала увидеть. Значит, вернулись! А я думала, вы в Южной Америке.
– Я там был, – ответил Чарлз, – но вернулся. Это мисс Джорджиана. Я должен проводить ее до дома отца.
С минуту мисс Элмина молчала, видимо, размышляя, насколько пристойно им оставаться в одной комнате, потом сказала:
– Понимаю. Это ваше дело, Чарлз. Ступайте туда вместе со своей леди. Обед, как обычно, через полчаса. Впрочем, Дора может принести его вам в комнату. Завтра обо всем договоримся.
– Я бы предпочел, чтобы вы прислали обед в комнату.
Она поднялась на третий этаж по крутой лестнице, оцепеневшая, как зомби. «Его» комната выходила на ту же сторону, что и гостиная. Альков представлял собой нечто вроде маленькой комнатки, предназначенной, очевидно, для нее. Там находился еще один диван, а также столик с лампой. Небольшой умывальник и стенной шкаф с выдвижными ящиками у стены, общей с другой спальней в задней части дома.
Чарлз обошел комнату, зажигая лампы одну за другой, заглядывая в каждый угол.
– Дальше по коридору ванная и умывальник. Должно быть, ты захочешь умыться.
Джорджиана уставилась на него: видимо, он не понимал, как она устала и как мешал ей этот чертов корсет. К тому же она напугана неопределенным будущим, как, впрочем, и этой комнатой в незнакомом доме среди людей, которых он, по-видимому, знал.
– Мне ничего не нужно, только избавиться от этой одежды, а также узнать, почему мы здесь.
– О, это еще впереди, миледи, – ответил он, задергивая драпри на окнах. – Я подумал, что мы оба нуждаемся в небольшой передышке. – Он жестом указал ей на кресло: – Садись.
Она села, но никак не могла расслабиться.
– Я понятия не имела, что наше путешествие будет таким. Да и корсет впивается в тело.
– Не хочу огорчать тебя, миледи, но боюсь, корсет тебе придется носить постоянно, – сказал Чарлз с усмешкой. – Я жил здесь после окончания университета и перед отъездом в Южную Америку. Ты же слышала, что сказала мисс Элмина. И я решил, что это самое безопасное место.
Безопасное место? Эти слова неприятно ее поразили. Почему безопасное? И чего им опасаться? Вернее, кого?
– В любом другом месте, – холодно продолжал Чарлз, пока она переваривала его слова, – нас могли бы выследить. Я хотел сказать, в любом более приличном месте Лондона.
Джорджиана сглотнула.
– А кто стал бы нас выслеживать?
Ему не хотелось ей говорить. Он надеялся, что она не будет настаивать.
– Я просто подумал, что лучше не рисковать.
– Кто станет нас преследовать? Кто? – не унималась она.
Черт возьми!
– Мортон. Думаю, что он в Англии. Не могу только понять зачем.
Не прошло и часа, как Дора принесла обед: ячменную похлебку, отбивные из ягненка, картофельное пюре, тушеный сельдерей, на десерт бланманже и яблочный пудинг. Обычный для пансиона обед, который пришелся весьма кстати.
Джорджиана была голодна как волк. Она сбросила ненавистную ей одежду и облачилась в абейю. Теперь она расположилась в кресле и размышляла о возможных причинах появления Мортона в Англии, а также о его последствиях. Неужели ему надоела Вэлли? Просто невероятно. Ведь в своем мире он был королем. Может быть, он устал от секса? Еще более невероятно. А может, у него возникла идея создать еще где-нибудь нечто подобное Вэлли или же обратить в свою веру всю Англию?
Но на это потребовалось бы много времени. И Мортону пришлось бы приступить к осуществлению своего плана прямо сейчас.
С аппетитом уплетая отбивные из ягненка, она поделилась своими мыслями с Чарлзом.
– Пойми, у Мортона нет причин возвращаться в Англию.
– Знаю. – Но на самом деле он не знал, и это было хуже всего. Мало ли что взбрело Мортону в голову. Казалось бы, в Англии ему нечего делать. Лучшего места, чем Вэлли, ему вообще не найти. Там он король. Имеет все, о чем мог только мечтать. Зачем же ему понадобилось возвратиться сюда?
Оба невольно вспомнили все события в Вэлли. Каждую минуту жизни там. Каждое испытанное там чувство. Все, что произошло между ними, они пытались забыть.
Но тщетно. Оно было здесь, с ними, и тлело, как угли, готовые вспыхнуть пламенем, если поворошить их и подкинуть дров.
Она была всего в нескольких часах пути от дома отца. Чарлз не посмел бы овладеть ею. Уж во всяком случае, не сегодня и не в этом доме.
С этим было покончено.
Завтра она скроется за дверьми дома в Элинге, будто удалится в монастырь. Ведь они заключили сделку, только сделку. Она заплатила ему за услуги.
Закончилась одна из глав ее жизни.
Черт бы побрал этого Мортона! Почему он так прочно засел в голове? Не потому ли, что мир, созданный им, манил к себе?
Мортон был харизматически аморален. Вы могли либо подпасть под обаяние его харизмы, либо уйти с его пути. А если не уходили…
Эта мысль поразила его.
Если не уходили, то должны были умереть. Где находился Элинг? Джорджиана считала, что в Кенте. Или в Эссексе. О, ради всех святых…
Все утро Чарлз то приходил, то уходил. Сначала принес чай и тосты. Потом спустился вниз потолковать с мисс Элминой, что дало ей возможность одеться и засунуть этот чертов корсет под вещи в стенном шкафу, где какому-нибудь незадачливому постояльцу предстояло его найти несколько месяцев спустя. Без него было намного легче. По крайней мере она могла свободно дышать, и китовый ус не впивался в тело.
Что за неотложные дела возникли у Чарлза ранним утром? Будь это в ее власти, она бы не спешила упасть в объятия отца.
Но конец предрешен и неизбежен. Это для нее уже второе крушение. Первое произошло, когда они сошли на берег с «Малабара» и ей стало ясно, что она полностью расплатилась с ним и ничего не должна.
Такой конец ее вовсе не радовал. Она не была уверена в том, что ее новая жизнь будет счастливой. У нее было такое ощущение, будто она сидит в поезде, несущемся неизвестно куда.
Чарлз появился на лестнице внезапно, как гроза:
– Собирай вещи, миледи. Через десять минут мы выходим. Я нанял кеб.
Может быть, Оливия ошиблась? Ведь она говорила, что Элинг в часе езды от Лондона. И вот, оставив позади Уэксли, они выехали за восточную заставу и теперь приближались к Элингу.
– Напрасно я не предупредила его письмом о своем приезде, – произнесла Джорджиана обеспокоенно. – Ведь когда он уехал из Африки, мне было не больше двух лет. Он не узнает меня. Потребует доказательства, документы, которые я не захватила с собой.
– Он не откажется принять тебя или хотя бы повидать.
Джорджиана смотрела в окна кеба. Она сильно озябла. Воздух был влажным и сырым, как и третьего дня.
– Откуда ты знаешь?
– Да ему просто будет любопытно поглядеть на тебя. К тому же ведь никто больше не претендует на роль его дочери. Думаю, мало кому известно, что у них с Оливией был ребенок.
Ей это уже приходило в голову. Ее отец отправился на Блисс-Ривер-Вэлли вместе с Оливией. И уехал оттуда, как только ребенок появился на свет.
Все знали, что он оставил дочь, и уж конечно, не сообщил своим родственникам о ее рождении. Интересно, как он объяснил родным свое возвращение в Англию? Возможно, никак, просто менял любовниц, а о жене наплел бог знает что, она сошла с ума, а он не мог жениться вторично, пока она жива.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20