Пока автор пишет – ещё можно, а вот когда читатель будет это читать – уже неизвестно. Мало ли что?
Когда у нас слишком много свободы – нам плохо, хочется твёрдой руки. Когда в наше горло стальной хваткой впечатываются стальные пальцы этой самой руки – нам хочется свободы. В том-то и дело, что вечно нам неймётся, и мы имеем только то, чего заслуживаем.
За нами никто не стоит, наши глупости никому не интересны в потусторонних мирах. Мы предоставлены сами себе, и едва на землю приходит зима, всем, кто ещё в силах её пережить, следует либо впасть в спячку, либо сделать запасы, которые столь подробно описаны в этой главе.
Глава 6
Маськин и заготовка дров
Надо сказать, что с дровами у нас в современном мире проблем нет. Некоторые иной раз таких дров наломают – причём даже в совершенно безлесой, можно даже сказать – пустынной местности! А при том, что основная часть человечества перешла с дровяного отопления на паровое или вообще не отапливается, то за заготовку дров и вовсе беспокоиться не следует. Конкуренции – никакой. Пошёл в лес, нарубил себе дров сколько требуется – и домой. Отапливайся, пока не вспотеешь. Тем более что чем дальше в лес, тем больше дров, а Маськин жил глубоко в лесах Западной Сумасбродии и поэтому недостатка в дровах, как вы догадываетесь, не испытывал.
Конечно, при рубке дров необходимо обратить внимание на широкоизвестный факт, что-де щепки летят, но с этим уж ничего не поделаешь… Все мы лишь жалкие щепки, несомые бурным потоком жизни, и нам ли противиться рождению новых щепок, наших невинных и, можно сказать, даже в некоторой степени страждущих братьев!
Тем более работы на всех хватит. Лесоповал испокон веков считался самым эффективным лечебно-воспитательным мероприятием. Правый Маськин тапок, отсидевший свой срок, был опытным лесоповальщиком. Он умудрялся обходиться практически без всякого оборудования.
Левый же Маськин тапок был специалистом по щепкам.
Надел как-то Маськин свои демисезонные сапожки и отправился в лес дрова заготавливать, а за ним, как водится, тапки плетутся и напевают лесорубную песенку:
Скоро зимняя пора,
Заготовим мы дрова,
Чтобы не чихать с утра
Нам зимой потом.
На югах у них жара,
Там египетский бог Ра
Выпил водки два ведра,
Ну а нам – облом!
Маськин всегда поражался, откуда у его тапок такие обширные познания в египтологии, но спрашивать было некогда, потому что нужно было заготавливать дрова, а в других случаях Маськины тапки эту песенку не пели.
Как пришли на место, Маськин Правый тапок встал в позу пожирателя огня перед довольно массивным деревом и как дунет! Дерево и повалилось. Левый Маськин тапок только и успел крикнуть: «Берегись!!!»
Дело в том, что в Маськином лесу почва была плохая, деревья цеплялись вялыми корнями за скалистую поверхность, и стоило не то что профессионально подкованному Правому Маськиному тапку дунуть, а и просто обычному ветерку пошустрить, как деревья падали как подкошенные.
«Да, – подумал Маськин, – плохо нынче обстоит дело с корнями… Где вековые дубы? Где крепкие семьи? Всех разметало по земле безжалостное новое время. Ни кола, ни двора… Нельзя без корней… Нельзя».
– Так ведь как оно? – вторил Правый Маськин тапок, словно прочтя Маськины мысли. – Люди нынче хуже подростков. Всё заново открывают! Оказывается, теперь ничего не нужно: ни корней, ни семьи, ни дружбы. Столько тысяч лет нужно было, а теперь – совсем ни к чему. Гляди ж ты… И деревья нынче еле стоят, на одном честном слове, можно сказать, держатся, а много ли их осталось, действительно честных слов?
– А я считаю, что это очень замечательно. Людишкам только дай укорениться, того глядишь, кулаками станут, а кулак – явление антиобщественное! – заявил Левый Маськин тапок и с некоторым интеллигентским остервенением набросился на поваленный ствол, отрубая сучки ловкими приёмами каратэ!
Правый тапок поглядел на своего брата-каратиста и тяжело вздохнул… От этого вздоха неожиданно повалилось другое дерево, так что никто даже не успел крикнуть «Берегись!» Однако, слава богу, никого не зацепило. Маськину даже стало казаться, что тапки последнее время кричат «Берегись!» по старой лесорубной традиции, а не из соображений безопасности, уже после того как дерево падает… Хотя Маськин это не одобрял, потому что считал, что если деревом по балде шлёпнет, можно и обалдеть, а балдеть на пороге зимы строго противопоказывается. Левый тапок бросился на второй ствол и стал ретиво его рубить на дровишки. Полетели щепки! «Лес рубят – щепки летят!» – подумал Маськин и стал аккуратно подбирать щепочки для растопки.
Маськин вообще любил щепки и редко их обижал, пытаясь растапливать печки и камин газетами или древесной корой, однако это не всегда удавалось.
Маськин даже близко сдружился с одной щепкой, которую он выловил в своём Атлантическом океане, который плескался у него во дворе, хотя, по совести говоря, являлся осенней лужей настолько гипертрофированного размера, что Маськин подозревал его в связях с мировым океаном.
Эта щепка была неприменима для растопки, потому что очень вымокла. Очнувшись от состояния утопленности, щепка стала рассказывать Маськину о своей нелёгкой судьбе. Когда-то она была частью огромного корабля, но буря потопила корабль, бросив его на скалы, и щепку стал крутить океан по всем своим бескрайним просторам. Когда щепка была частью корабля, она знала, для чего существует и куда плывёт, но, оказавшись одна в пучине вод, она уподобилась человеческой душе, несомой безжалостными ветрами кармы.
«Так и мы, – подумал Маськин. – Несёт нас неизвестно куда пучина жизненных бурь. Мы именуем это свободой и празднуем гибель корабля. Но свобода ли это, когда тебя швыряет из стороны в сторону бессмысленное течение? Когда нет тебе ни верха, ни низа, ни дна ни покрышки?»
Маськин поселил щепочку в специальную коробку, и она стала заниматься плетением кружев, отходя от передряг своей ветреной жизни. На рубке дров лесоповал, однако ж, не заканчивается. Надо ещё эти дрова как-то домой доставить. Но с этим у Маськина проблем не было. Стоило Маськиному Левому тапку строго, по-военному свиснуть и заорать: «Рота, подъём!», как неотёсанные поленья-новобранцы вскакивали и строились в три шеренги. Затем Левый Маськин тапок отдавал приказание: «Домой шагом марш! Песню запевай!»
Неотёсанные поленья начинали маршировать и затягивали старинную солдатскую песню.
Мы участники борьбы
За отдельные гробы,
Потому что средь пальбы –
Прём мы напролом!
Если б были только мы
Не солдаты, а дубы,
То бы не было войны,
Был бы дуболом!
Ну а дальше подхватывали припев и лесорубы. (Именно лесорубы, а не дровосеки – ибо «дровосеки» стало нынче названием неприличным, что-то вроде дендрофила.)
Дровишки, вперёд, дровишки!
Прощайте, жёны и детишки!
Нам никогда не хватает ума
Обломать генералам рога!
А потому будет вечной война!
Так весело с песней домой и возвратились.
Глава 7
Маськин-водолаз
Управившись с заготовками на зиму и уложив штабелями дрова в дровяном складе, Маськин стал подумывать, чего бы ему ещё такого сделать, потому что ведь в натуральном хозяйстве если сам себя не займёшь, кто ж тебя займёт? Начальников нет, командовать некому. Приходится самому себе обеспечивать занятость.
Вы себе даже не представляете, как это важно – всё время быть занятым. Многие этого не понимают и шатаются без дела, или, не дай бог, жалуются окружающим на скуку. Это серьёзное упущение. Незанятый человек считается бездельником, даже тунеядцем и отчасти пособником великой богини лени по имени Неохота.
Конечно, некоторые возразят, что в результате праздности человек может заняться искусствами, всяким возвышенными устремлениями и прочими немаловажными нововведениями, которыми нас наградила природа с тех пор, как мы перестали ежечасно добывать себе пропитание в непосильном труде.
Однако я вовсе не считаю глубокомысленное созерцание и размышление бездельем. Я имею в виду тех субчиков, которые действительно по большей части слоняются без дела, и от них только вред один себе и окружающим.
Маськин был положительным индивидуумом, и всё время себя чем-нибудь занимал. Так и теперь, проведывая рыбу 007, поселившуюся у него дома в бочке Диогена, Маськин вдруг вспомнил, что забыл уложить спать рыбок в Маськином озере.
Маськин почему-то решил, что в эту зиму всем рыбкам обязательно нужно ложиться спать. Дело в том, что Плюшевый Медведь ещё до того, как Маськин выбросил телевизор, слышал в передаче «Спокойной ночи, Плюшевые Медведи!» колыбельную со словами: «Рыбки уснули в пруду…» и часто эту песенку напевал перед сном.
Маськин чисто подсознательно усвоил, что «должны все… спать…» и что, конкретно говоря, рыбки уже практически все «уснули в пруду».
Маськин скорее побежал к своему озеру, пока оно не замёрзло и коммуникация с его подводными обитателями не была затруднена толстым слоем льда, и громко крикнул:
– Рыбки! Всем спать! Зима на носу!
Рыбки в озере плавниками пощупали друг другу носы, но никакой зимы не обнаружили. Они решили, что у Маськина поднялась температура и он бредит, и решили его призыв проигнорировать.
Очень часто мы игнорируем совершенно вразумительные советы, придумывая невероятные умозаключения, которые и позволяют нам их игнорировать. Вот уж воистину неизбывна глупость человеческая. Ну а рыбам-то куда? Они в холодной воде живут, вот у них мозги постоянно и простужены, так что ожидать от рыб вдумчивого внимания может лишь какой-нибудь вовсе выживший из ума миротворец, нанятый мировым терроризмом для отвода глаз и вящей путаницы.
Маськин заметил, что рыбки и не думают ложиться спать. Во всяком случае, как ни вглядывался он в толщу озёрной воды, не заметил ни одной рыбки, которая надела бы пижаму. Хотя было видно, что рыбки страшно хотели спать – они постоянно открывали рты, и Маськин не раздумывая принял это за зевание.
Мы так часто пытаемся принимать решения за других, полагая, что прекрасно и, более того, даже лучше них самих знаем, что для них будет полезнее. Несмотря на то что мы подчас оказываемся правы, такой подход редко идёт на пользу. Люди разрываются от противоречий, они сами себе наступают на пятки, но боже упаси пробовать устроить их жизнь. Они скорее перегрызут вам глотку, чем дадут направить себя на путь истинный. Это своё невротическое поведение люди именуют свободой выбора и считают своё право быть несчастным и вести идиотское существование, отравляя жизнь всех окружающих, своим неотъемлемым правом.
Однако Маськин на все эти глупости не обращал внимания. Если уж он решил уложить рыбок спать, то не было ни малейшего сомнения, что он предпримет все необходимые меры по выполнению задуманного. Отговаривать Маськина было совершенно бесполезно. Более того, в случае отговоров он мог заупрямиться и сделать что-нибудь такое, чего не только всем остальным, но даже ему делать не очень-то и хотелось.
Плюшевый Медведь знал это исключительное свойство Маськина проводить в жизнь всё, что ему взбрело в голову, и поэтому он Маськина отговаривать не стал и даже пообещал помочь. Тяжело вздыхая, Плюшевый Медведь отвлёкся от лечения усосанной лапы и надел на себя спасательный жилет с трёхдневным запасом манной каши, который он нашёл в Маськином наборе для рыбалки.
Далее Плюшевый Медведь начал степенно потреблять названный запас манной каши, в чём его активная помощь, в общем-то, и состояла.
Вы смеётесь, но иногда и такая простая, пусть и не очень действенная поддержка, может быть очень важна. Вообще поддержка в современном мире, где все стали умными-преумными и сами себе на уме, становится самой дорогой валютой.
Когда Маськин Невроз услышал, что Маськин решил нырять в озеро в конце ноября, он заплакал в три ручья, и его стенания были слышны даже в близлежащем городе.
Шушутка, будучи великим изобретателем, сжалился над Маськиным Неврозом и приступил к изготовлению утеплённого скафандра, а Маськины тапки, которые не желали отпускать Маськина на такое ответственное самозадание, пошли выбирать себе целлофановые мешки попрочнее, поскольку решили совершить погружение, пользуясь этим простым приспособлением тапочного подводного плаванья.
Шушутка одел Маськина в непромокаемый комбинезон и пристроил ему на голову загерметизированную суповую кастрюлю с отверстиями для ушей и глаз. От кастрюли тянулся длинный шланг, через который Шушутка намеревался нагнетать воздух для Маськина. Также Маськину выдали шнурок, ведущий к звоночку, чтобы он мог подать сигнал, когда его надо будет поднимать. Таким образом, все приготовления закончились, и друзья отправились на берег Маськиного озера.
Водная гладь навеяла на Маськина философские мысли о том, как всё-таки много на Земле воды, и зачем это Бог поселил нас на планете-океане. Хотя, возможно, в этом вопросе не больше смысла, чем в вопросе, почему квартирная хозяйка установила в доме батареи. Ну и что, что они огромные и весьма загадочной формы, – они нужны лишь для того, чтобы греть. Возможно, земные океаны нужны лишь для того, чтобы регулировать наш климат, снабжать нас дарами моря и ещё отделять некоторые народы и животных друг от друга, чтобы те друг друга не сразу извели.
Итак, Маськин начал погружение. Сначала он забулькал большими пузырьками, потом маленькими. Тапки, закупорившись в свои полиэтиленовые мешки, сиганули вслед за Маськиным.
Прибыв на дно, Маськин как заправский водолаз стал перестукиваться со своими тапками, ибо именно таким образом общаются между собой заправские водолазы. Маськин, посовещавшись с тапками, немедленно принялся устраивать рыбкам постельки, закутывать в пелёнки рыбкины икринки и вообще действовать довольно решительно.
Рыбки даже оторопели от неожиданности. Многие из них, увидев Маськину заботу, стали подумывать, а не отправиться ли им и правда спать.
Но всё испортил философский пескарь, который стал вещать из своей норки, что нечего, мол, рыбкам навязывать своё мнение, и что давай, мол, Маськин, проваливай из рыбьей среды обитания, ибо ты не водоплавающий, и свои замешоченные тапки с собой прихватывай.
– Ой, и хто енто тут возникает? – с удивлением спросил Маськин.
– Хто, хто… Карась в кимоно… – дерзко ответствовал философский пескарь.
– Знавал я одного карася-идеалиста, – вдруг вмешался Левый тапок, – так он тоже всякое, бывало, проповедовал… Ну, и любите же вы, чешуйчатые, высовываться!
– Вовсе я высовываться и не люблю, – ответствовал философский пескарь, – я только подаю голос из своей норки, а наружу я ни-ни, там меня щука слопает.
– И что же вы, уважаемый пескарь, так всю жизнь и возникаете, не высовываясь? – удивился Маськин.
– А что поделаешь, такая наша пескарёвская судьба! – вздохнул пескарёк и выпустил жалостный пузырёк, который, выйдя из норки, извинился, проталкиваясь меж тапками, и быстро-быстро отправился наверх, как будто ему и впрямь срочно нужно по делу.
– А мне кажется, что это неправильно, – заявил Маськин строго, хотя было видно, что ему жалко философского пескаря. – Нельзя всю жизнь отсиживаться под корягой… Как же можно пропускать свою жизнь, наблюдая, как она проплывает мимо, невозвратимо мимо, и при этом проводить все часы своего существования в норе?
– А щука?.. – заоправдывался снова пескарь, хотя ему было очень грустно, что он пропустил всю жизнь, сидя в норке.
– Прочь страх! – провозгласил Правый Маськин тапок, боковым зрением заметив, что Левый тапок куда-то быстро сплавал и вернулся.
Философский пескарь не выдержал напора страсти и высунулся. Тут все зажмурились, потому что испугались, что сейчас-то щука его и слопает. Так, знаете ли, бывает, что тот, кто чего-то очень боится, передаёт свои страхи окружающим.
И правда, тут же в околонорочных водах появилась щука, но только пескарика она не схватила, потому что Левый Маськин тапок предусмотрительно завязал ей рот ленточкой.
Пескарик возрадовался выше всякой меры и провозгласил:
– Теперь я понял! Высовываться можно, но только предварительно нужно побеспокоиться, чтобы щуке завязали рот ленточкой!
– А высовываться при необезвреженной щуке – себе дороже, – заявил бывалый Правый Маськин тапок, который в своё время неосмотрительно высунулся и оттрубил свой срок по полной.
– А мне кажется, что высовываться лучше всего из соседнего озера. Ну, как бы там сидишь, а тут гадишь – вот это по-нашему, по-революционному… – заявил Левый Маськин тапок, который провёл годы в политической эмиграции и знал о правилах жизни на чужбине не понаслышке.
– Во-первых, высовываться надо в меру, – заявил Маськин, запихивая философского пескаря обратно и укладывая его спать, – а во-вторых, хоть ты высовываешься, хоть не высовываешься – всё равно рано или поздно к каждому придёт своя щука, и нет такого тактического хода, чтобы этого избежать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Когда у нас слишком много свободы – нам плохо, хочется твёрдой руки. Когда в наше горло стальной хваткой впечатываются стальные пальцы этой самой руки – нам хочется свободы. В том-то и дело, что вечно нам неймётся, и мы имеем только то, чего заслуживаем.
За нами никто не стоит, наши глупости никому не интересны в потусторонних мирах. Мы предоставлены сами себе, и едва на землю приходит зима, всем, кто ещё в силах её пережить, следует либо впасть в спячку, либо сделать запасы, которые столь подробно описаны в этой главе.
Глава 6
Маськин и заготовка дров
Надо сказать, что с дровами у нас в современном мире проблем нет. Некоторые иной раз таких дров наломают – причём даже в совершенно безлесой, можно даже сказать – пустынной местности! А при том, что основная часть человечества перешла с дровяного отопления на паровое или вообще не отапливается, то за заготовку дров и вовсе беспокоиться не следует. Конкуренции – никакой. Пошёл в лес, нарубил себе дров сколько требуется – и домой. Отапливайся, пока не вспотеешь. Тем более что чем дальше в лес, тем больше дров, а Маськин жил глубоко в лесах Западной Сумасбродии и поэтому недостатка в дровах, как вы догадываетесь, не испытывал.
Конечно, при рубке дров необходимо обратить внимание на широкоизвестный факт, что-де щепки летят, но с этим уж ничего не поделаешь… Все мы лишь жалкие щепки, несомые бурным потоком жизни, и нам ли противиться рождению новых щепок, наших невинных и, можно сказать, даже в некоторой степени страждущих братьев!
Тем более работы на всех хватит. Лесоповал испокон веков считался самым эффективным лечебно-воспитательным мероприятием. Правый Маськин тапок, отсидевший свой срок, был опытным лесоповальщиком. Он умудрялся обходиться практически без всякого оборудования.
Левый же Маськин тапок был специалистом по щепкам.
Надел как-то Маськин свои демисезонные сапожки и отправился в лес дрова заготавливать, а за ним, как водится, тапки плетутся и напевают лесорубную песенку:
Скоро зимняя пора,
Заготовим мы дрова,
Чтобы не чихать с утра
Нам зимой потом.
На югах у них жара,
Там египетский бог Ра
Выпил водки два ведра,
Ну а нам – облом!
Маськин всегда поражался, откуда у его тапок такие обширные познания в египтологии, но спрашивать было некогда, потому что нужно было заготавливать дрова, а в других случаях Маськины тапки эту песенку не пели.
Как пришли на место, Маськин Правый тапок встал в позу пожирателя огня перед довольно массивным деревом и как дунет! Дерево и повалилось. Левый Маськин тапок только и успел крикнуть: «Берегись!!!»
Дело в том, что в Маськином лесу почва была плохая, деревья цеплялись вялыми корнями за скалистую поверхность, и стоило не то что профессионально подкованному Правому Маськиному тапку дунуть, а и просто обычному ветерку пошустрить, как деревья падали как подкошенные.
«Да, – подумал Маськин, – плохо нынче обстоит дело с корнями… Где вековые дубы? Где крепкие семьи? Всех разметало по земле безжалостное новое время. Ни кола, ни двора… Нельзя без корней… Нельзя».
– Так ведь как оно? – вторил Правый Маськин тапок, словно прочтя Маськины мысли. – Люди нынче хуже подростков. Всё заново открывают! Оказывается, теперь ничего не нужно: ни корней, ни семьи, ни дружбы. Столько тысяч лет нужно было, а теперь – совсем ни к чему. Гляди ж ты… И деревья нынче еле стоят, на одном честном слове, можно сказать, держатся, а много ли их осталось, действительно честных слов?
– А я считаю, что это очень замечательно. Людишкам только дай укорениться, того глядишь, кулаками станут, а кулак – явление антиобщественное! – заявил Левый Маськин тапок и с некоторым интеллигентским остервенением набросился на поваленный ствол, отрубая сучки ловкими приёмами каратэ!
Правый тапок поглядел на своего брата-каратиста и тяжело вздохнул… От этого вздоха неожиданно повалилось другое дерево, так что никто даже не успел крикнуть «Берегись!» Однако, слава богу, никого не зацепило. Маськину даже стало казаться, что тапки последнее время кричат «Берегись!» по старой лесорубной традиции, а не из соображений безопасности, уже после того как дерево падает… Хотя Маськин это не одобрял, потому что считал, что если деревом по балде шлёпнет, можно и обалдеть, а балдеть на пороге зимы строго противопоказывается. Левый тапок бросился на второй ствол и стал ретиво его рубить на дровишки. Полетели щепки! «Лес рубят – щепки летят!» – подумал Маськин и стал аккуратно подбирать щепочки для растопки.
Маськин вообще любил щепки и редко их обижал, пытаясь растапливать печки и камин газетами или древесной корой, однако это не всегда удавалось.
Маськин даже близко сдружился с одной щепкой, которую он выловил в своём Атлантическом океане, который плескался у него во дворе, хотя, по совести говоря, являлся осенней лужей настолько гипертрофированного размера, что Маськин подозревал его в связях с мировым океаном.
Эта щепка была неприменима для растопки, потому что очень вымокла. Очнувшись от состояния утопленности, щепка стала рассказывать Маськину о своей нелёгкой судьбе. Когда-то она была частью огромного корабля, но буря потопила корабль, бросив его на скалы, и щепку стал крутить океан по всем своим бескрайним просторам. Когда щепка была частью корабля, она знала, для чего существует и куда плывёт, но, оказавшись одна в пучине вод, она уподобилась человеческой душе, несомой безжалостными ветрами кармы.
«Так и мы, – подумал Маськин. – Несёт нас неизвестно куда пучина жизненных бурь. Мы именуем это свободой и празднуем гибель корабля. Но свобода ли это, когда тебя швыряет из стороны в сторону бессмысленное течение? Когда нет тебе ни верха, ни низа, ни дна ни покрышки?»
Маськин поселил щепочку в специальную коробку, и она стала заниматься плетением кружев, отходя от передряг своей ветреной жизни. На рубке дров лесоповал, однако ж, не заканчивается. Надо ещё эти дрова как-то домой доставить. Но с этим у Маськина проблем не было. Стоило Маськиному Левому тапку строго, по-военному свиснуть и заорать: «Рота, подъём!», как неотёсанные поленья-новобранцы вскакивали и строились в три шеренги. Затем Левый Маськин тапок отдавал приказание: «Домой шагом марш! Песню запевай!»
Неотёсанные поленья начинали маршировать и затягивали старинную солдатскую песню.
Мы участники борьбы
За отдельные гробы,
Потому что средь пальбы –
Прём мы напролом!
Если б были только мы
Не солдаты, а дубы,
То бы не было войны,
Был бы дуболом!
Ну а дальше подхватывали припев и лесорубы. (Именно лесорубы, а не дровосеки – ибо «дровосеки» стало нынче названием неприличным, что-то вроде дендрофила.)
Дровишки, вперёд, дровишки!
Прощайте, жёны и детишки!
Нам никогда не хватает ума
Обломать генералам рога!
А потому будет вечной война!
Так весело с песней домой и возвратились.
Глава 7
Маськин-водолаз
Управившись с заготовками на зиму и уложив штабелями дрова в дровяном складе, Маськин стал подумывать, чего бы ему ещё такого сделать, потому что ведь в натуральном хозяйстве если сам себя не займёшь, кто ж тебя займёт? Начальников нет, командовать некому. Приходится самому себе обеспечивать занятость.
Вы себе даже не представляете, как это важно – всё время быть занятым. Многие этого не понимают и шатаются без дела, или, не дай бог, жалуются окружающим на скуку. Это серьёзное упущение. Незанятый человек считается бездельником, даже тунеядцем и отчасти пособником великой богини лени по имени Неохота.
Конечно, некоторые возразят, что в результате праздности человек может заняться искусствами, всяким возвышенными устремлениями и прочими немаловажными нововведениями, которыми нас наградила природа с тех пор, как мы перестали ежечасно добывать себе пропитание в непосильном труде.
Однако я вовсе не считаю глубокомысленное созерцание и размышление бездельем. Я имею в виду тех субчиков, которые действительно по большей части слоняются без дела, и от них только вред один себе и окружающим.
Маськин был положительным индивидуумом, и всё время себя чем-нибудь занимал. Так и теперь, проведывая рыбу 007, поселившуюся у него дома в бочке Диогена, Маськин вдруг вспомнил, что забыл уложить спать рыбок в Маськином озере.
Маськин почему-то решил, что в эту зиму всем рыбкам обязательно нужно ложиться спать. Дело в том, что Плюшевый Медведь ещё до того, как Маськин выбросил телевизор, слышал в передаче «Спокойной ночи, Плюшевые Медведи!» колыбельную со словами: «Рыбки уснули в пруду…» и часто эту песенку напевал перед сном.
Маськин чисто подсознательно усвоил, что «должны все… спать…» и что, конкретно говоря, рыбки уже практически все «уснули в пруду».
Маськин скорее побежал к своему озеру, пока оно не замёрзло и коммуникация с его подводными обитателями не была затруднена толстым слоем льда, и громко крикнул:
– Рыбки! Всем спать! Зима на носу!
Рыбки в озере плавниками пощупали друг другу носы, но никакой зимы не обнаружили. Они решили, что у Маськина поднялась температура и он бредит, и решили его призыв проигнорировать.
Очень часто мы игнорируем совершенно вразумительные советы, придумывая невероятные умозаключения, которые и позволяют нам их игнорировать. Вот уж воистину неизбывна глупость человеческая. Ну а рыбам-то куда? Они в холодной воде живут, вот у них мозги постоянно и простужены, так что ожидать от рыб вдумчивого внимания может лишь какой-нибудь вовсе выживший из ума миротворец, нанятый мировым терроризмом для отвода глаз и вящей путаницы.
Маськин заметил, что рыбки и не думают ложиться спать. Во всяком случае, как ни вглядывался он в толщу озёрной воды, не заметил ни одной рыбки, которая надела бы пижаму. Хотя было видно, что рыбки страшно хотели спать – они постоянно открывали рты, и Маськин не раздумывая принял это за зевание.
Мы так часто пытаемся принимать решения за других, полагая, что прекрасно и, более того, даже лучше них самих знаем, что для них будет полезнее. Несмотря на то что мы подчас оказываемся правы, такой подход редко идёт на пользу. Люди разрываются от противоречий, они сами себе наступают на пятки, но боже упаси пробовать устроить их жизнь. Они скорее перегрызут вам глотку, чем дадут направить себя на путь истинный. Это своё невротическое поведение люди именуют свободой выбора и считают своё право быть несчастным и вести идиотское существование, отравляя жизнь всех окружающих, своим неотъемлемым правом.
Однако Маськин на все эти глупости не обращал внимания. Если уж он решил уложить рыбок спать, то не было ни малейшего сомнения, что он предпримет все необходимые меры по выполнению задуманного. Отговаривать Маськина было совершенно бесполезно. Более того, в случае отговоров он мог заупрямиться и сделать что-нибудь такое, чего не только всем остальным, но даже ему делать не очень-то и хотелось.
Плюшевый Медведь знал это исключительное свойство Маськина проводить в жизнь всё, что ему взбрело в голову, и поэтому он Маськина отговаривать не стал и даже пообещал помочь. Тяжело вздыхая, Плюшевый Медведь отвлёкся от лечения усосанной лапы и надел на себя спасательный жилет с трёхдневным запасом манной каши, который он нашёл в Маськином наборе для рыбалки.
Далее Плюшевый Медведь начал степенно потреблять названный запас манной каши, в чём его активная помощь, в общем-то, и состояла.
Вы смеётесь, но иногда и такая простая, пусть и не очень действенная поддержка, может быть очень важна. Вообще поддержка в современном мире, где все стали умными-преумными и сами себе на уме, становится самой дорогой валютой.
Когда Маськин Невроз услышал, что Маськин решил нырять в озеро в конце ноября, он заплакал в три ручья, и его стенания были слышны даже в близлежащем городе.
Шушутка, будучи великим изобретателем, сжалился над Маськиным Неврозом и приступил к изготовлению утеплённого скафандра, а Маськины тапки, которые не желали отпускать Маськина на такое ответственное самозадание, пошли выбирать себе целлофановые мешки попрочнее, поскольку решили совершить погружение, пользуясь этим простым приспособлением тапочного подводного плаванья.
Шушутка одел Маськина в непромокаемый комбинезон и пристроил ему на голову загерметизированную суповую кастрюлю с отверстиями для ушей и глаз. От кастрюли тянулся длинный шланг, через который Шушутка намеревался нагнетать воздух для Маськина. Также Маськину выдали шнурок, ведущий к звоночку, чтобы он мог подать сигнал, когда его надо будет поднимать. Таким образом, все приготовления закончились, и друзья отправились на берег Маськиного озера.
Водная гладь навеяла на Маськина философские мысли о том, как всё-таки много на Земле воды, и зачем это Бог поселил нас на планете-океане. Хотя, возможно, в этом вопросе не больше смысла, чем в вопросе, почему квартирная хозяйка установила в доме батареи. Ну и что, что они огромные и весьма загадочной формы, – они нужны лишь для того, чтобы греть. Возможно, земные океаны нужны лишь для того, чтобы регулировать наш климат, снабжать нас дарами моря и ещё отделять некоторые народы и животных друг от друга, чтобы те друг друга не сразу извели.
Итак, Маськин начал погружение. Сначала он забулькал большими пузырьками, потом маленькими. Тапки, закупорившись в свои полиэтиленовые мешки, сиганули вслед за Маськиным.
Прибыв на дно, Маськин как заправский водолаз стал перестукиваться со своими тапками, ибо именно таким образом общаются между собой заправские водолазы. Маськин, посовещавшись с тапками, немедленно принялся устраивать рыбкам постельки, закутывать в пелёнки рыбкины икринки и вообще действовать довольно решительно.
Рыбки даже оторопели от неожиданности. Многие из них, увидев Маськину заботу, стали подумывать, а не отправиться ли им и правда спать.
Но всё испортил философский пескарь, который стал вещать из своей норки, что нечего, мол, рыбкам навязывать своё мнение, и что давай, мол, Маськин, проваливай из рыбьей среды обитания, ибо ты не водоплавающий, и свои замешоченные тапки с собой прихватывай.
– Ой, и хто енто тут возникает? – с удивлением спросил Маськин.
– Хто, хто… Карась в кимоно… – дерзко ответствовал философский пескарь.
– Знавал я одного карася-идеалиста, – вдруг вмешался Левый тапок, – так он тоже всякое, бывало, проповедовал… Ну, и любите же вы, чешуйчатые, высовываться!
– Вовсе я высовываться и не люблю, – ответствовал философский пескарь, – я только подаю голос из своей норки, а наружу я ни-ни, там меня щука слопает.
– И что же вы, уважаемый пескарь, так всю жизнь и возникаете, не высовываясь? – удивился Маськин.
– А что поделаешь, такая наша пескарёвская судьба! – вздохнул пескарёк и выпустил жалостный пузырёк, который, выйдя из норки, извинился, проталкиваясь меж тапками, и быстро-быстро отправился наверх, как будто ему и впрямь срочно нужно по делу.
– А мне кажется, что это неправильно, – заявил Маськин строго, хотя было видно, что ему жалко философского пескаря. – Нельзя всю жизнь отсиживаться под корягой… Как же можно пропускать свою жизнь, наблюдая, как она проплывает мимо, невозвратимо мимо, и при этом проводить все часы своего существования в норе?
– А щука?.. – заоправдывался снова пескарь, хотя ему было очень грустно, что он пропустил всю жизнь, сидя в норке.
– Прочь страх! – провозгласил Правый Маськин тапок, боковым зрением заметив, что Левый тапок куда-то быстро сплавал и вернулся.
Философский пескарь не выдержал напора страсти и высунулся. Тут все зажмурились, потому что испугались, что сейчас-то щука его и слопает. Так, знаете ли, бывает, что тот, кто чего-то очень боится, передаёт свои страхи окружающим.
И правда, тут же в околонорочных водах появилась щука, но только пескарика она не схватила, потому что Левый Маськин тапок предусмотрительно завязал ей рот ленточкой.
Пескарик возрадовался выше всякой меры и провозгласил:
– Теперь я понял! Высовываться можно, но только предварительно нужно побеспокоиться, чтобы щуке завязали рот ленточкой!
– А высовываться при необезвреженной щуке – себе дороже, – заявил бывалый Правый Маськин тапок, который в своё время неосмотрительно высунулся и оттрубил свой срок по полной.
– А мне кажется, что высовываться лучше всего из соседнего озера. Ну, как бы там сидишь, а тут гадишь – вот это по-нашему, по-революционному… – заявил Левый Маськин тапок, который провёл годы в политической эмиграции и знал о правилах жизни на чужбине не понаслышке.
– Во-первых, высовываться надо в меру, – заявил Маськин, запихивая философского пескаря обратно и укладывая его спать, – а во-вторых, хоть ты высовываешься, хоть не высовываешься – всё равно рано или поздно к каждому придёт своя щука, и нет такого тактического хода, чтобы этого избежать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34