Нам известно, сколь велика та роль, которую церковь играла на протяжении всей нашей истории, и, следовательно, нам нельзя от нее отступать. Мы бы и так придерживались ее, хотя бы по чисто политическим соображениям, поскольку она есть тот единственный оплот, который так и не удалось взять Белграду… Мы, хорваты, должны быть счастливы и горды тем, что у нас есть наша вера, и в то же время нам необходимо помнить, что наши братья-мусульмане – те же самые чистокровные хорваты, как уже заявил наш почитаемый вождь Анте Павелич Новак В. Магнум Кримен…, стр. 603.
.
Павелич также основал в Загребе мечеть, добавив три минарета к выставочному залу, построенному по проекту Мештровича.
На массовых митингах на протяжении весны и лета 1941 года Будак гневно обрушивался на окопавшихся в НХГ «влахов» (то есть чужаков и иностранцев), под которыми понимал тех, кто исповедовал православие. Выступая в Вуковаре, в Восточной Славонии, он заявил, что живущие в НХГ сербы на самом деле никакие не сербы, а «странствующие нищие с Востока, которых турки привезли себе в качестве прислуги и носильщиков». Будак напомнил своим слушателям такую поговорку: «Дай влаху половину пищи с твоей тарелки, а затем используй вторую ее половину, чтобы стукнуть его по голове и прибить, а иначе он это сделает за тебя» Новак В. Магнум Кримен…, стр. 605.
. В ряде случаев Будак обошелся без этих народных прибауток, чтобы с безжалостной точностью выразить свою политику по отношению к сербам. В речи, произнесенной им в Госпиче 22 июня, отчет о которой через четыре дня появился в официальной газете, Будак выступил с заявлением, о котором уже говорилось выше, – что треть сербов придется обратить в католичество, треть выставить за пределы страны, а треть – уничтожить. Однако там не упоминалась одна фраза, брошенная Будаком в той же самой речи: «Для сербов, цыган и евреев у нас найдется три миллиона пуль» Парис Э. Геноцид…
.
Занимая в НХГ пост министра культов, Будак проводил его политику в отношении православных христиан, цыган и евреев. Но поскольку эта политика была невозможна без непосредственного участия католической церкви, особенно в деле обращения православных в католиков, то ответственность за нее ложится на хорватскую епархию и прежде всего на архиепископа Степинаца. Ведь он не только стоял во главе церкви, приготовившейся принять в свое лоно около шестисот тысяч новообращенных, но также являлся одним из духовников, исповедовавших таких людей, как Павелич, Будак, Кватерник и Артукович, каждый из которых считал себя благочестивым католиком, ищущим у церкви моральной и духовной опоры. И если архиепископ Степинац и не одобрял действий правительства НХГ, в особенности тех из них, что предпринимались от имени католической церкви, то его первейшим долгом было громко высказать свое мнение. Поведение архиепископа Степинаца в годы НХГ подчас бывало не только противоречивым, но в конечном итоге привело его в 1946 году на скамью подсудимых. После его смерти в 1960 году оно также явилось причиной ожесточенных споров и тем самым способствовало развалу Югославии. В годы жизни Степинац оставался главным противником не только Тито, но и самой идеи объединения южных славян. Ну а поскольку не за горами его канонизация, то, возможно, о нем будут помнить даже тогда, когда Тито и Югославия канут в Лету.
С тех пор, как он в 1934 году стал архиепископом Загреба, Степинац постепенно превратился в ярого хорватского националиста, чей фанатизм смягчался разве что благочестием и толикой человеческой доброты. Подобно многим, в ком религия сочетается с любовью к родине, Степинац уделял первостепенное внимание почитанию Марии как «матери Божией» и «королевы Хорватии» и ежегодно совершал паломничества к алтарю в Марии Бистрице, примерно в сорока милях к северу от Загреба. После паломничества в 1937 году в Святую Землю Степинац начал кампанию по канонизации Николы Тавелича, францисканца с Далматинского побережья, скончавшегося в Иерусалиме в 1391 году. Степинац полагал, что слава святого Николы и памятник, который он предложил воздвигнуть на берегу Адриатики в Велебитских горах, помогут отвлечь внимание от сербского святого XIII века, Савы, которого римские католики отказывались признать. Святой Никола стал бы особенно притягательной фигурой для усташей и других хорватских националистов, которые в конце 30-х годов дожидались удобного момента, чтобы захватить власть. До того как отправиться в Святую Землю, Никола Тавелич провел четырнадцать лет в Боснии-Герцеговине, огнем и мечом искореняя ересь – точно так же, как и его братья-францисканцы в 40-е годы нынешнего века. Голые Велебитские горы, где архиепископ Степинац намеревался в 1932 году соорудить памятник святому, стали ареной неудачного усташского мятежа, организованного Артуковичем.
1941 год, то есть год рождения Независимого Хорватского Государства, был уже давно выбран в качестве юбилейной даты – а именно годом тысячетрехсотлетия существования в Хорватии римско-католической церкви. Историки, такие, как, например, Виктор Новак, высказывают сомнения относительно обоснованности подобных притязаний, считая, что первые контакты с Римом, по всей видимости, имели место в IX веке. Более того, те люди, что населяли Далматинское побережье и другие регионы, на которые теперь претендовало НХГ, поддерживали более тесные связи с Константинополем, а значит, и с Восточной церковью, нежели с Римом. Торжества по случаю тысячетрехсотлетия должны были восприниматься как олицетворение гордости хорватов своим прошлым и их надежд на будущее, однако они вряд ли были приурочены к какой-то конкретной исторической дате. Это удивительное совпадение с годом юбилея может служить объяснением, почему Степинац приветствовал НХГ как дарованное самим Господом Богом. 12 апреля, всего шесть дней спустя после бомбардировки Белграда, архиепископ нанес визит Славко Кватернику, чтобы принести присягу верности усташскому режиму, а еще через четыре дня отправился на поклон к Павеличу, который к тому времени вернулся из Италии. Оба этих визита, а также выступление по радио, имели место еще до капитуляции Югославии – защитники Степинаца предпочитают не замечать этого факта.
В циркулярном письме священникам своего диоцеза Диоцез – в католических и некоторых протестантских церквах терр.-адм. единица (епархиальный округ) во главе с епископом.
от 28 апреля 1941 года Степинац выражал радость по поводу установления, благодаря Адольфу Гитлеру и Анте Павеличу, нового режима:
Наш народ повстречался лицом к лицу со своей давней, долгожданной мечтой. Времена таковы, что сейчас говорит не язык, а кровь с ее таинственными узами со страной, в которой мы увидели свет Божий, и с народом, из которого мы происходим. И нет нужды говорить о том, что кровь быстрее течет в наших жилах, а сердце в нашей груди бьется с новой силой… Нетрудно увидеть, что здесь имел место Божий промысел Новак В. Магнум Кримен…, стр. 550-552.
.
Ни на людях, ни, насколько нам известно, в узком кругу, ни в апреле 1941 года, ни в последующем архиепископ Степинац ни разу не выразил сомнений относительно моральных качеств тех людей, чьими усилиями Хорватия обрела независимость. Официальная католическая газета «Nedelja» в статье, опубликованной 27 апреля, пела дифирамбы каждому из них:
Господь, который вершит судьбы народов и держит в своих руках сердца королей, подарил нам Анте Павелича и призвал Адольфа Гитлера, вождя дружественного и союзного нам народа, дабы использовать свою победоносную армию для разгрома наших угнетателей и помощи нам в создании Независимого Хорватского Государства. Да приумножится слава Господня, вечная благодарность Адольфу Гитлеру и беспредельная верность нашему поглавнику Анте Павеличу! Новак В. Магнум Кримен…, стр. 835.
В середине апреля Анте Павелич отправился в Рим, чтобы предложить корону Хорватии герцогу Сполетто, кузену итальянского короля. Тот принял эту честь, однако так ни разу и не появился в Загребе. В то же самое время Павеличу была дарована аудиенция папы – тем самым святой престол, пусть и не де-юре, но де-факто признал НХГ и даже отправил в Загреб с апостольским визитом монсеньора Рамиро Марконе. Ну а поскольку поглавник ездил в Рим без архиепископа Степинаца, отсюда был сделан вывод, что они между собой не в ладах. Однако даже если между ними и имели место разногласия, объясняется это тем, что архиепископ, подобно многим другим патриотично настроенным хорватам, был зол на Павелича за то, что тот уступил Италии большую часть побережья. Услышав об этой сделке, Степинац расплакался.
Предполагаемая ссора уже имела место, когда Степинац писал приведенное выше пастырское послание. В том же самом послании он ревностно превозносит вождей НХГ:
Зная людей, которые ныне правят судьбами народа Хорватии, мы пребываем в глубоком убеждении, что и дальше будем двигаться вперед, имея полное понимание и поддержку. Мы убеждены и надеемся, что церковь в возрожденном государстве хорватском сумеет провозгласить, располагая полной свободой, непоколебимые принципы вечной истины и справедливости Александер С. Тройной миф: жизнь архиепископа Алоизия Степинаца. Боулдер, Колорадо, 1987, стр. 63-64.
.
В то время как Степинац, сохраняя достоинство, изустно рассыпался в похвалах новому режиму, архиепископ Сараева, Иван Шарич, боготворивший своего героя Анте Павелича, превратился в оголтелого сторонника усташей. Рослый, шумный и порывистый, не знавший меры как в любви, так и в ненависти, Шарич нередко от избытка чувств начинал говорить стихами. Он был помощником епископа Сараева в июне 1914 года, когда был убит эрцгерцог Франц Фердинанд, и тотчас сочинил в адрес сербов анафему:
Боже, отверни от небес твои очи…
Вечный судия, прокляни лютых хищников и гадюк,
Защити и огради твой несчастный народ,
Пока его не растерзал кровожадный волк Новак В. Магнум Кримен…, стр. 32.
.
В те предвоенные дни Шарич оставался верен Австро-Венгерской империи и посему был не в ладах с теми из представителей духовенства, в особенности с францисканцами, которые отстаивали идею независимой Хорватии. После крушения Габсбургской империи и возникновения Югославии под пятой Сербии Шарич обратился к теориям Анте Старчевича и его современного ученика Павелича.
Независимо от того, клялся ли архиепископ Шарич в верности усташам, держа руку на ружье, бомбе или кинжале, он поддерживал связи с их организацией, находившейся тогда в изгнании, еще с 1934 года. В тот год Шарич ездил на евхаристический Евхаристия – причащение, в христианской религии одно из семи таинств.
конгресс в Буэнос-Айрес, который в то время, как и после второй мировой войны, служил излюбленным пристанищем для хорватских националистов. В статье, опубликованной в усташской газете «Sarajevsky Novi List» от 11 мая 1941 года, архиепископ Шарич вспоминал встречу, состоявшуюся семью годами ранее:
Я бывал с нашими усташами в Северной и Южной Америке. Тамошние епископы, с которыми я вступал в контакты, американцы, немцы, ирландцы, словаки и испанцы – все до единого хорошо отзывались о хорватских усташах как о послушных, готовых к самопожертвованию верующих, добрых, любящих свою родину людях… Сколько раз мне приходилось слышать, как усташи задавались вопросом, как бы они обошлись без своих священников… Я пел вместе с усташами, с великой радостью в сердце и голосе «Нашу прекрасную родину», и у всех нас на глаза накатывались слезы. Со страстной верой в ее прекрасную, сладостную, сияющую свободу, устремляя себя к Богу, мы молились Всевышнему, чтобы он направлял и хранил Анте Павелича во имя освобождения Хорватии. Добрый Господь услышал и – о, взгляните! – внял нашим мольбам и увещеваниям. Боже, мы благодарим Тебя! Господи, мы принимаем Тебя! И мы навсегда соединим веру в страну с верой в Господа Бога! Да здравствуют хорваты! Да здравствуют католики, Господь и хорваты! Новак В. Магнум Кримен…, стр. 555-556.
Пока Шарич встречался с усташами в Буэнос-Айресе, их вождь и герой Анте Павелич спланировал, хотя лично в этом не участвовал, покушение на югославского короля Александра в Марселе. Югославские власти, которые, без всякого сомнения, следили за Шаричем в Буэнос-Айресе, пожаловались Ватикану, что от сараевского архиепископа по случаю гибели короля не поступило никаких соболезнований. По пути назад в Югославию Шарич сделал остановку в Риме, где кардинал Пиццардо не преминул пожурить его за допущенный промах, подчеркнув, что соболезнование поступило даже от папы римского. На что Шарич ответил, что «со стороны папы это всего лишь тонкий дипломатический ход» Новак В. Магнум Кримен…, стр. 557.
.
Архиепископ Шарич вернулся в Рим в 1939 году в составе делегации, посланной с прошением о канонизации средневекового монаха-францисканца Николы Тавелича. Там, в базилике святого Петра, архиепископ впервые встретился с Анте Павеличем. Он описал эту встречу в нескольких из двадцати двух стихов своей «Оды поглавнику», которая вышла в свет на Рождество 1941 года в газете «Katolicki Tjednik». Рядом с одой был помещен портрет Павелича с его автографом, а сам текст взят в рамку из рождественских свечей и небольших серебряных колокольчиков:
Обнять Вас значит для поэта то же самое,
Что обнять нашу любимую Родину,
Ведь на вашей стороне сам Господь, а вы – столь сильны и добры,
Что способны совершать во имя Родины ваши подвиги…
… И сражаться против евреев, заграбаставших себе все деньги.
Им хотелось продать наши души
И возвести вокруг нашего имени тюрьму,
О, жалкие предатели…
Доктор Анте Павелич, дорогое нам имя!
Теперь Хорватии Небом даровано бесценное сокровище!
Да не оставит вас Господь, наш золотой вождь! Новак В. Магнум Кримен…, стр. 557-558. Этот перевод из книги Батлера Г. Супрефект…, стр. 278.
Как и Степинац в Загребе, сараевский архиепископ свято верил, что его страну охраняет сама Матерь Божия:
Над новой, юной, свободной Хорватией в небесах как знамение – signum in cielo Signum in cieto (лат.) – небесное знамение.
– появился прекрасный сияющий образ Девы Марии. Пресвятая Богородица идет в милую ее сердцу Хорватию – в тысячелетие католического юбилея ей хочется заключить в материнские объятия юную, возрожденную Хорватию. И снова она спускается на знаменах нашей свободы, чтобы занять свое прежнее место, с тем, чтобы опекать и защищать нас, как в те времена, когда наши баны и князья шли в бой под знаменами с ее образом «Католичка Тьедник», 11 мая 1941 года; Цит. по: Парис Э. Геноцид…, стр. 64.
.
Летом 1914 года, когда Шарич писал свои подстрекательские вирши, провоцируя тем самым нападки на сербов, епископ города Мостар в Герцеговине, Алоизие Мишич, обратился с пастырским воззванием, в котором бросил упрек всем, кто сеет вражду. Более чем через четверть века Мишич все еще оставался епископом Мостара и, как и прежде, проповедовал терпимость по отношению к православным христианам. И как мы увидим, в будущем он единственный из представителей высших кругов духовенства осмелился выступить против усташского режима. Остальные из двенадцати католических епископов Хорватии были не только верны поглавнику, но и превратились в его верных сподвижников. Архиепископ Степинац, хотя и оказывал на словах режиму поддержку, но делал это осмотрительно, как бы с оглядкой, особенно тогда, когда Германию начали преследовать на фронтах неудачи. Сараевский же архиепископ до самого конца войны и еще много лет после ее окончания оставался самым яростным поборником усташского режима. Некоторые епископы следовали примеру английского викария из города Брея, жившего в XVII веке, – подобно ему, меняя свои политические и религиозные воззрения в зависимости от того, кто находился у власти. Самым ловким приспособленцем в НХГ оказался Антун Аксамович, епископ Дьяково – это место некогда занимал Иосип Штроссмайер, ученый с мировым именем, свято веривший в югославское единство. Пока Югославия еще существовала, то есть до апреля 1941 года, Аксамович проповедовал принципы своего прославленного предшественника и был самым «югославским» из всех хорватских епископов. Когда же к власти пришел Анте Павелич, дьяковский епископ тотчас превратился из Савла в Павла и принялся с завидным усердием обращать в истинную веру сербских «схизматиков», превознося при этом французских фанатиков XVI века, истреблявших гугенотов в Варфоломеевскую ночь. В письмах епископа Аксамовича Анте Павеличу последний величается не иначе как «Великий сын хорватского народа», «Герой нашей крови» и «Даритель Свободы». В июне 1945 года дьяковский епископ пригласил к себе на обед Центральный Комитет Хорватской коммунистической партии и произносил в адрес Тито хвалебные речи, а на следующий год принимал в Загребе международную делегацию защитников мира Новак В.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
.
Павелич также основал в Загребе мечеть, добавив три минарета к выставочному залу, построенному по проекту Мештровича.
На массовых митингах на протяжении весны и лета 1941 года Будак гневно обрушивался на окопавшихся в НХГ «влахов» (то есть чужаков и иностранцев), под которыми понимал тех, кто исповедовал православие. Выступая в Вуковаре, в Восточной Славонии, он заявил, что живущие в НХГ сербы на самом деле никакие не сербы, а «странствующие нищие с Востока, которых турки привезли себе в качестве прислуги и носильщиков». Будак напомнил своим слушателям такую поговорку: «Дай влаху половину пищи с твоей тарелки, а затем используй вторую ее половину, чтобы стукнуть его по голове и прибить, а иначе он это сделает за тебя» Новак В. Магнум Кримен…, стр. 605.
. В ряде случаев Будак обошелся без этих народных прибауток, чтобы с безжалостной точностью выразить свою политику по отношению к сербам. В речи, произнесенной им в Госпиче 22 июня, отчет о которой через четыре дня появился в официальной газете, Будак выступил с заявлением, о котором уже говорилось выше, – что треть сербов придется обратить в католичество, треть выставить за пределы страны, а треть – уничтожить. Однако там не упоминалась одна фраза, брошенная Будаком в той же самой речи: «Для сербов, цыган и евреев у нас найдется три миллиона пуль» Парис Э. Геноцид…
.
Занимая в НХГ пост министра культов, Будак проводил его политику в отношении православных христиан, цыган и евреев. Но поскольку эта политика была невозможна без непосредственного участия католической церкви, особенно в деле обращения православных в католиков, то ответственность за нее ложится на хорватскую епархию и прежде всего на архиепископа Степинаца. Ведь он не только стоял во главе церкви, приготовившейся принять в свое лоно около шестисот тысяч новообращенных, но также являлся одним из духовников, исповедовавших таких людей, как Павелич, Будак, Кватерник и Артукович, каждый из которых считал себя благочестивым католиком, ищущим у церкви моральной и духовной опоры. И если архиепископ Степинац и не одобрял действий правительства НХГ, в особенности тех из них, что предпринимались от имени католической церкви, то его первейшим долгом было громко высказать свое мнение. Поведение архиепископа Степинаца в годы НХГ подчас бывало не только противоречивым, но в конечном итоге привело его в 1946 году на скамью подсудимых. После его смерти в 1960 году оно также явилось причиной ожесточенных споров и тем самым способствовало развалу Югославии. В годы жизни Степинац оставался главным противником не только Тито, но и самой идеи объединения южных славян. Ну а поскольку не за горами его канонизация, то, возможно, о нем будут помнить даже тогда, когда Тито и Югославия канут в Лету.
С тех пор, как он в 1934 году стал архиепископом Загреба, Степинац постепенно превратился в ярого хорватского националиста, чей фанатизм смягчался разве что благочестием и толикой человеческой доброты. Подобно многим, в ком религия сочетается с любовью к родине, Степинац уделял первостепенное внимание почитанию Марии как «матери Божией» и «королевы Хорватии» и ежегодно совершал паломничества к алтарю в Марии Бистрице, примерно в сорока милях к северу от Загреба. После паломничества в 1937 году в Святую Землю Степинац начал кампанию по канонизации Николы Тавелича, францисканца с Далматинского побережья, скончавшегося в Иерусалиме в 1391 году. Степинац полагал, что слава святого Николы и памятник, который он предложил воздвигнуть на берегу Адриатики в Велебитских горах, помогут отвлечь внимание от сербского святого XIII века, Савы, которого римские католики отказывались признать. Святой Никола стал бы особенно притягательной фигурой для усташей и других хорватских националистов, которые в конце 30-х годов дожидались удобного момента, чтобы захватить власть. До того как отправиться в Святую Землю, Никола Тавелич провел четырнадцать лет в Боснии-Герцеговине, огнем и мечом искореняя ересь – точно так же, как и его братья-францисканцы в 40-е годы нынешнего века. Голые Велебитские горы, где архиепископ Степинац намеревался в 1932 году соорудить памятник святому, стали ареной неудачного усташского мятежа, организованного Артуковичем.
1941 год, то есть год рождения Независимого Хорватского Государства, был уже давно выбран в качестве юбилейной даты – а именно годом тысячетрехсотлетия существования в Хорватии римско-католической церкви. Историки, такие, как, например, Виктор Новак, высказывают сомнения относительно обоснованности подобных притязаний, считая, что первые контакты с Римом, по всей видимости, имели место в IX веке. Более того, те люди, что населяли Далматинское побережье и другие регионы, на которые теперь претендовало НХГ, поддерживали более тесные связи с Константинополем, а значит, и с Восточной церковью, нежели с Римом. Торжества по случаю тысячетрехсотлетия должны были восприниматься как олицетворение гордости хорватов своим прошлым и их надежд на будущее, однако они вряд ли были приурочены к какой-то конкретной исторической дате. Это удивительное совпадение с годом юбилея может служить объяснением, почему Степинац приветствовал НХГ как дарованное самим Господом Богом. 12 апреля, всего шесть дней спустя после бомбардировки Белграда, архиепископ нанес визит Славко Кватернику, чтобы принести присягу верности усташскому режиму, а еще через четыре дня отправился на поклон к Павеличу, который к тому времени вернулся из Италии. Оба этих визита, а также выступление по радио, имели место еще до капитуляции Югославии – защитники Степинаца предпочитают не замечать этого факта.
В циркулярном письме священникам своего диоцеза Диоцез – в католических и некоторых протестантских церквах терр.-адм. единица (епархиальный округ) во главе с епископом.
от 28 апреля 1941 года Степинац выражал радость по поводу установления, благодаря Адольфу Гитлеру и Анте Павеличу, нового режима:
Наш народ повстречался лицом к лицу со своей давней, долгожданной мечтой. Времена таковы, что сейчас говорит не язык, а кровь с ее таинственными узами со страной, в которой мы увидели свет Божий, и с народом, из которого мы происходим. И нет нужды говорить о том, что кровь быстрее течет в наших жилах, а сердце в нашей груди бьется с новой силой… Нетрудно увидеть, что здесь имел место Божий промысел Новак В. Магнум Кримен…, стр. 550-552.
.
Ни на людях, ни, насколько нам известно, в узком кругу, ни в апреле 1941 года, ни в последующем архиепископ Степинац ни разу не выразил сомнений относительно моральных качеств тех людей, чьими усилиями Хорватия обрела независимость. Официальная католическая газета «Nedelja» в статье, опубликованной 27 апреля, пела дифирамбы каждому из них:
Господь, который вершит судьбы народов и держит в своих руках сердца королей, подарил нам Анте Павелича и призвал Адольфа Гитлера, вождя дружественного и союзного нам народа, дабы использовать свою победоносную армию для разгрома наших угнетателей и помощи нам в создании Независимого Хорватского Государства. Да приумножится слава Господня, вечная благодарность Адольфу Гитлеру и беспредельная верность нашему поглавнику Анте Павеличу! Новак В. Магнум Кримен…, стр. 835.
В середине апреля Анте Павелич отправился в Рим, чтобы предложить корону Хорватии герцогу Сполетто, кузену итальянского короля. Тот принял эту честь, однако так ни разу и не появился в Загребе. В то же самое время Павеличу была дарована аудиенция папы – тем самым святой престол, пусть и не де-юре, но де-факто признал НХГ и даже отправил в Загреб с апостольским визитом монсеньора Рамиро Марконе. Ну а поскольку поглавник ездил в Рим без архиепископа Степинаца, отсюда был сделан вывод, что они между собой не в ладах. Однако даже если между ними и имели место разногласия, объясняется это тем, что архиепископ, подобно многим другим патриотично настроенным хорватам, был зол на Павелича за то, что тот уступил Италии большую часть побережья. Услышав об этой сделке, Степинац расплакался.
Предполагаемая ссора уже имела место, когда Степинац писал приведенное выше пастырское послание. В том же самом послании он ревностно превозносит вождей НХГ:
Зная людей, которые ныне правят судьбами народа Хорватии, мы пребываем в глубоком убеждении, что и дальше будем двигаться вперед, имея полное понимание и поддержку. Мы убеждены и надеемся, что церковь в возрожденном государстве хорватском сумеет провозгласить, располагая полной свободой, непоколебимые принципы вечной истины и справедливости Александер С. Тройной миф: жизнь архиепископа Алоизия Степинаца. Боулдер, Колорадо, 1987, стр. 63-64.
.
В то время как Степинац, сохраняя достоинство, изустно рассыпался в похвалах новому режиму, архиепископ Сараева, Иван Шарич, боготворивший своего героя Анте Павелича, превратился в оголтелого сторонника усташей. Рослый, шумный и порывистый, не знавший меры как в любви, так и в ненависти, Шарич нередко от избытка чувств начинал говорить стихами. Он был помощником епископа Сараева в июне 1914 года, когда был убит эрцгерцог Франц Фердинанд, и тотчас сочинил в адрес сербов анафему:
Боже, отверни от небес твои очи…
Вечный судия, прокляни лютых хищников и гадюк,
Защити и огради твой несчастный народ,
Пока его не растерзал кровожадный волк Новак В. Магнум Кримен…, стр. 32.
.
В те предвоенные дни Шарич оставался верен Австро-Венгерской империи и посему был не в ладах с теми из представителей духовенства, в особенности с францисканцами, которые отстаивали идею независимой Хорватии. После крушения Габсбургской империи и возникновения Югославии под пятой Сербии Шарич обратился к теориям Анте Старчевича и его современного ученика Павелича.
Независимо от того, клялся ли архиепископ Шарич в верности усташам, держа руку на ружье, бомбе или кинжале, он поддерживал связи с их организацией, находившейся тогда в изгнании, еще с 1934 года. В тот год Шарич ездил на евхаристический Евхаристия – причащение, в христианской религии одно из семи таинств.
конгресс в Буэнос-Айрес, который в то время, как и после второй мировой войны, служил излюбленным пристанищем для хорватских националистов. В статье, опубликованной в усташской газете «Sarajevsky Novi List» от 11 мая 1941 года, архиепископ Шарич вспоминал встречу, состоявшуюся семью годами ранее:
Я бывал с нашими усташами в Северной и Южной Америке. Тамошние епископы, с которыми я вступал в контакты, американцы, немцы, ирландцы, словаки и испанцы – все до единого хорошо отзывались о хорватских усташах как о послушных, готовых к самопожертвованию верующих, добрых, любящих свою родину людях… Сколько раз мне приходилось слышать, как усташи задавались вопросом, как бы они обошлись без своих священников… Я пел вместе с усташами, с великой радостью в сердце и голосе «Нашу прекрасную родину», и у всех нас на глаза накатывались слезы. Со страстной верой в ее прекрасную, сладостную, сияющую свободу, устремляя себя к Богу, мы молились Всевышнему, чтобы он направлял и хранил Анте Павелича во имя освобождения Хорватии. Добрый Господь услышал и – о, взгляните! – внял нашим мольбам и увещеваниям. Боже, мы благодарим Тебя! Господи, мы принимаем Тебя! И мы навсегда соединим веру в страну с верой в Господа Бога! Да здравствуют хорваты! Да здравствуют католики, Господь и хорваты! Новак В. Магнум Кримен…, стр. 555-556.
Пока Шарич встречался с усташами в Буэнос-Айресе, их вождь и герой Анте Павелич спланировал, хотя лично в этом не участвовал, покушение на югославского короля Александра в Марселе. Югославские власти, которые, без всякого сомнения, следили за Шаричем в Буэнос-Айресе, пожаловались Ватикану, что от сараевского архиепископа по случаю гибели короля не поступило никаких соболезнований. По пути назад в Югославию Шарич сделал остановку в Риме, где кардинал Пиццардо не преминул пожурить его за допущенный промах, подчеркнув, что соболезнование поступило даже от папы римского. На что Шарич ответил, что «со стороны папы это всего лишь тонкий дипломатический ход» Новак В. Магнум Кримен…, стр. 557.
.
Архиепископ Шарич вернулся в Рим в 1939 году в составе делегации, посланной с прошением о канонизации средневекового монаха-францисканца Николы Тавелича. Там, в базилике святого Петра, архиепископ впервые встретился с Анте Павеличем. Он описал эту встречу в нескольких из двадцати двух стихов своей «Оды поглавнику», которая вышла в свет на Рождество 1941 года в газете «Katolicki Tjednik». Рядом с одой был помещен портрет Павелича с его автографом, а сам текст взят в рамку из рождественских свечей и небольших серебряных колокольчиков:
Обнять Вас значит для поэта то же самое,
Что обнять нашу любимую Родину,
Ведь на вашей стороне сам Господь, а вы – столь сильны и добры,
Что способны совершать во имя Родины ваши подвиги…
… И сражаться против евреев, заграбаставших себе все деньги.
Им хотелось продать наши души
И возвести вокруг нашего имени тюрьму,
О, жалкие предатели…
Доктор Анте Павелич, дорогое нам имя!
Теперь Хорватии Небом даровано бесценное сокровище!
Да не оставит вас Господь, наш золотой вождь! Новак В. Магнум Кримен…, стр. 557-558. Этот перевод из книги Батлера Г. Супрефект…, стр. 278.
Как и Степинац в Загребе, сараевский архиепископ свято верил, что его страну охраняет сама Матерь Божия:
Над новой, юной, свободной Хорватией в небесах как знамение – signum in cielo Signum in cieto (лат.) – небесное знамение.
– появился прекрасный сияющий образ Девы Марии. Пресвятая Богородица идет в милую ее сердцу Хорватию – в тысячелетие католического юбилея ей хочется заключить в материнские объятия юную, возрожденную Хорватию. И снова она спускается на знаменах нашей свободы, чтобы занять свое прежнее место, с тем, чтобы опекать и защищать нас, как в те времена, когда наши баны и князья шли в бой под знаменами с ее образом «Католичка Тьедник», 11 мая 1941 года; Цит. по: Парис Э. Геноцид…, стр. 64.
.
Летом 1914 года, когда Шарич писал свои подстрекательские вирши, провоцируя тем самым нападки на сербов, епископ города Мостар в Герцеговине, Алоизие Мишич, обратился с пастырским воззванием, в котором бросил упрек всем, кто сеет вражду. Более чем через четверть века Мишич все еще оставался епископом Мостара и, как и прежде, проповедовал терпимость по отношению к православным христианам. И как мы увидим, в будущем он единственный из представителей высших кругов духовенства осмелился выступить против усташского режима. Остальные из двенадцати католических епископов Хорватии были не только верны поглавнику, но и превратились в его верных сподвижников. Архиепископ Степинац, хотя и оказывал на словах режиму поддержку, но делал это осмотрительно, как бы с оглядкой, особенно тогда, когда Германию начали преследовать на фронтах неудачи. Сараевский же архиепископ до самого конца войны и еще много лет после ее окончания оставался самым яростным поборником усташского режима. Некоторые епископы следовали примеру английского викария из города Брея, жившего в XVII веке, – подобно ему, меняя свои политические и религиозные воззрения в зависимости от того, кто находился у власти. Самым ловким приспособленцем в НХГ оказался Антун Аксамович, епископ Дьяково – это место некогда занимал Иосип Штроссмайер, ученый с мировым именем, свято веривший в югославское единство. Пока Югославия еще существовала, то есть до апреля 1941 года, Аксамович проповедовал принципы своего прославленного предшественника и был самым «югославским» из всех хорватских епископов. Когда же к власти пришел Анте Павелич, дьяковский епископ тотчас превратился из Савла в Павла и принялся с завидным усердием обращать в истинную веру сербских «схизматиков», превознося при этом французских фанатиков XVI века, истреблявших гугенотов в Варфоломеевскую ночь. В письмах епископа Аксамовича Анте Павеличу последний величается не иначе как «Великий сын хорватского народа», «Герой нашей крови» и «Даритель Свободы». В июне 1945 года дьяковский епископ пригласил к себе на обед Центральный Комитет Хорватской коммунистической партии и произносил в адрес Тито хвалебные речи, а на следующий год принимал в Загребе международную делегацию защитников мира Новак В.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54