А после свадьбы я стал следить за тем, что творится с Луной.До Кумико у меня было несколько девушек, и, конечно, у каждой был свой период. У одних он проходил трудно, у других — легко, у некоторых заканчивался за три дня, у некоторых продолжался неделю. Бывало, все проходило регулярно, а то случались задержки дней на десять, что пугало меня до смерти; у одних женщин от этого портилось настроение, на других почти не влияло. Хотя до женитьбы на Кумико я никогда не жил с женщиной, и природные циклы значили для меня лишь смену сезонов. Зимой я надевал пальто, летом наступало время сандалий. И только. Женившись, я обзавелся не только сожительницей, но и новыми представлениями о цикличности. Только раз в ее циклах произошел сбой на несколько месяцев. Это случилось, когда она была беременна.— Извини, — сказала Кумико, поднимая на меня взгляд. — Я не думала на тебя набрасываться. Просто устала, да и настроение плохое.— Все в порядке. Не думай об этом. Когда устанешь, надо выпустить пар на кого-нибудь. Потом легче.Кумико сделала глубокий и медленный вдох, задержала дыхание и выдохнула.— А ты? — спросила она.— Что я?— Ты, если устаешь, никогда ни на кого не выпускаешь пар. А я вот выпускаю. Почему так получается?Я покачал головой.— Никогда не замечал. Странно.— Наверное, у тебя внутри — глубокий колодец. Ты крикнешь в него: «У короля — ослиные уши!» — и все в порядке.— Может, и так, — не сразу откликнулся я, задумавшись.Кумико вновь обратилась к пустой бутылке. Рассмотрела этикетку, заглянула в горлышко, повертела в пальцах.— У меня скоро месячные, — сказала она. — Поэтому, наверное, такое плохое настроение.— Знаю. Ты не переживай. Не у тебя одной проблемы. В полнолуние умирает масса лошадей.Она отняла руку от бутылки, открыла рот и посмотрела на меня.— Послушай, откуда вдруг ты это взял? Ни с того ни с сего — о лошадях.— На днях прочитал в газете. Всё собирался рассказать тебе, да забыл. Интервью с каким-то ветеринаром. Оказывается, фазы Луны ужасно влияют на лошадей — и физически, и эмоционально. Когда приближается полнолуние, их мозговые колебания идут вразнос, и у них возникают разные физические проблемы. А в саму ночь полнолуния многие заболевают и даже умирают. Никто толком не знает, в чем причина, но это подтверждено статистикой. Ветеринары в полнолуние никогда не высыпаются — очень много работы.— Интересно, — сказала жена.— Впрочем, затмение солнца еще хуже. Для лошадей это настоящая трагедия. Ты не представляешь, как много их погибает во время полного затмения. Я просто хочу сказать, что как раз сейчас где-то умирают лошади. Вымещать свое раздражение на ком-то — пустяк по сравнению с этим. Так что не надо расстраиваться. Подумай о несчастных лошадях. Представь, как они лежат в полнолуние на сене в какой-нибудь конюшне, в агонии хватая воздух вспененными ртами.Казалось, Кумико на минуту задумалась об умирающих лошадях.— Ну, я должна признать, — произнесла она с ноткой покорности, — ты способен убедить кого угодно.— Тогда переодевайся — и пойдем есть пиццу.
* * *
Лежа в ту ночь рядом с Кумико в темной спальне, я глядел в потолок и спрашивал себя, что мне на самом деле известно об этой женщине. На часах — два часа ночи. Она крепко спит. Я думал о голубых салфетках, цветастой туалетной бумаге, говядине и зеленом перце. Все это время я прожил с Кумико, не подозревая, какое отвращение она испытывает к этим вещам. Сами по себе они не имеют никакого значения. Так, глупость. Пошутили и забыли. Какие проблемы? Через пару дней мы бы об этом и не вспомнили.Но тут штука в другом. Что-то здесь не так — эта мысль бередила меня, мешая, как застрявшая в горле мелкая рыбья кость. Все это может иметь куда более важное значение, чем казалось, думал я. Вполне возможно, даже роковое. Или даже начало чего-то более серьезного и трагического. Может, я стою перед входом в некий мир, принадлежащий одной лишь Кумико, огромный мир, которого я еще не знаю. Мир этот представлялся мне огромной темной комнатой. Я стою в ней, держа в руках зажигалку, и ее крошечное пламя освещает лишь самую малую часть помещения.Смогу ли я когда-нибудь увидеть остальное? Или мне суждено состариться и умереть, так и не узнав по-настоящему эту женщину? Если это все, что у меня в запасе, — в чем заключается смысл моей супружеской жизни? В чем вообще смысл жизни, если я провожу ее в постели с чужой женщиной?
* * *
Вот о чем я думал в ту ночь и о чем продолжал размышлять потом время от времени. Лишь много позже мне пришло в голову, что я отыскал подход к существу проблемы. 3. Шляпа Мальты Кано•Цвет шербета, Аллен Гинзберг и крестоносцы Я готовил ленч, когда вновь зазвонил телефон.Отрезав два куска хлеба, я намазал их маслом и горчицей, поместил между ними ломтики помидора и сыра, положил на кухонную доску и только собирался разделить ножом на две части, как начался трезвон.После трех звонков я разрезал сандвич пополам. Переложил его на тарелку, вытер и сунул в ящик нож, налил себе чашку кофе.Телефон продолжал надрываться. Наверное, еще звонков пятнадцать. Пришлось сдаться и поднять трубку. Я предпочел бы не отвечать, но это могла быть Кумико.— Алло? — произнес женский голос, которого я раньше не слышал. Не жена и не та странная женщина, что звонила на днях, когда я готовил спагетти, — какая-то совершенно незнакомая особа.— Скажите, пожалуйста, не могу ли я поговорить с господином Тору Окада? — сказал голос таким тоном, будто его обладательница читала по бумажке заранее заготовленный текст.— Можете, — ответил я.— Вы супруг госпожи Кумико Окада?— Да. Кумико Окада — моя жена.— А Нобору Ватая — старший брат госпожи Окада?— Вы правы, — отвечал я, демонстрируя великолепное умение владеть собой. — Нобору Ватая — действительно старший брат моей жены.— Мое имя — Кано.Я ждал, что последует дальше. Неожиданное упоминание имени старшего брата Кумико настораживало. Я почесал шею тупым концом карандаша, лежавшего возле телефонного аппарата. Прошло пять секунд, а то и больше — женщина молчала. Из трубки вообще не раздавалось никаких звуков, будто женщина закрыла ее рукой и разговаривала с кем-то рядом.— Алло? — озабоченно сказал я.— Извините, пожалуйста, — вдруг выпалил голос. — Я должна просить вашего разрешения перезвонить вам позже.— Но подождите минуту, — сказал я. — Это…Связь оборвалась. Я уставился на трубку, снова приложил ее к уху. Сомнений не было: разговор окончен.С чувством смутной неудовлетворенности я вернулся за кухонный стол, выпил кофе и съел сандвич. Перед тем как раздался звонок, я о чем-то думал, но сейчас никак не мог вспомнить, о чем именно. Держа нож в правой руке, я собирался разрезать сандвич и в тот момент совершенно точно думал о чем-то. О чем-то важном, что долго, безуспешно пытался вспомнить. Это пришло мне в голову в ту самую минуту, когда я хотел разделить сандвич пополам, но теперь снова испарилось. Жуя сандвич, я изо всех сил старался снова вызвать это чувство, но ничего не получалось. Оно уже вернулось в темные задворки моего сознания, где жило до того момента.
* * *
Закончив еду, я убирал посуду — и тут опять раздался звонок. На этот раз я взял трубку сразу.— Алло, — вновь послышался женский голос, но на сей раз это оказалась Кумико. — Как дела? — спросила она. — Ты уже поел?— Так точно. А ты?— Нет. С самого утра очень много работы. Может быть, куплю бутерброд попозже. А ты что ел?Я описал ей свой сандвич.— Понятно, — откликнулась она без всякой зависти. — Кстати, утром я забыла сказать тебе одну вещь. Тебе сегодня должна позвонить женщина по имени Кано.— Уже звонила, — сказал я. — Только что. Она лишь назвала наши имена — мое, твое и твоего брата — и отключилась. И ни слова о том, что ей нужно. Что это значит?— Она повесила трубку?— Сказала, что перезвонит.— Послушай! Когда позвонит, я хочу, чтобы ты сделал все, как она скажет. Это в самом деле очень важно. Думаю, тебе придется с ней встретиться.— Встретиться? Сегодня?— А что такого? У тебя были какие-то планы? Собирался увидеться с кем-нибудь?— Нет. — У меня не было никаких планов. Ни вчера, ни сегодня, ни завтра. — Но кто она такая, эта Кано? И что ей от меня надо, объясни, пожалуйста. Хотелось бы что-то знать. Если это о работе, то с твоим братом я никаких дел иметь не хочу. Ты же знаешь.— К работе это не имеет отношения, — раздраженно сказала она. — Это о нашем коте.— О коте?— Ой, извини. Надо бежать. Меня ждут. Мне правда не надо было тебе звонить в это время. Я же сказала: даже поесть не успеваю. Я снова позвоню, как только освобожусь.— Погоди, я знаю, как ты занята, но нельзя же на меня, в самом деле, ни с того ни с сего навешивать не пойми что. Я хочу знать, в чем дело. При чем здесь кот? Что, эта Кано…— Просто сделай, что она скажет. Пожалуйста. Ты понял? Это серьезное дело. Побудь дома и подожди ее звонка. Ну, я побежала.Разговор был закончен.
* * *
Когда в половине третьего раздался звонок, я дремал на диване. Сначала мне показалось, что это будильник. Я протянул руку, чтобы нажать на кнопку, но будильника не обнаружил. Я спал не на кровати, а на диване, и было не утро, а день. Я поднялся и подошел к телефону.— Алло.— Алло, — прозвучал женский голос. То была звонившая утром. — Это господин Тору Окада?— Да. Это я. Тору Окада.— Меня зовут Кано.— Это вы звонили недавно?— Да. Боюсь, я была ужасно невежлива. Однако скажите мне, господин Окада, вы сегодня не заняты?— Да вроде нет.— Я понимаю, что это все так неожиданно, но не могли бы мы встретиться?— Сегодня? Прямо сейчас?— Да.Я взглянул на часы. Вообще-то необходимости не было — полминуты назад я уже проделывал такую операцию. Просто захотелось еще раз убедиться. По-прежнему было полтретьего.— Это надолго? — спросил я.— Думаю, у вас это не займет много времени. Впрочем, я могу и ошибаться. Сейчас я не могу сказать точно. Извините, пожалуйста.Сколько бы времени это ни заняло, выбора у меня не было. Я вспомнил, что говорила по телефону Кумико: поступай, как скажет эта женщина, дело серьезное. Так что ничего не оставалось — только выполнять сказанное. Если Кумико сказала, что дело серьезное, — значит, так оно и есть.— Понятно. В таком случае где нам лучше встретиться? — спросил я.— Вы знаете отель «Пасифик» рядом со станцией Синагава?— Знаю.— На первом этаже есть кафе. Я буду ждать там в четыре, если это вас устроит.— Хорошо.— Мне тридцать один год. Я буду в красной клеенчатой шляпе.Поразительно! — подумал я. В ее манере говорить было что-то странное, что-то сразу повергло меня в смятение. Но я был не в состоянии объяснить самому себе, что необычного прозвучало в ее словах. Да и нет никаких оснований запрещать женщине тридцати одного года носить красную шляпу из клеенки.— Все понятно. Я вас узнаю.— Окада-сан, не будете ли вы так добры назвать мне отличительные признаки своей внешности?Я попытался представить себе «отличительные признаки» своей внешности. Какие, собственно, «признаки» у меня есть?— Мне тридцать лет. Рост — 172 сантиметра, вес — 63 килограмма, короткая прическа. Очков не ношу. — Перечисляя, я подумал, что это вряд ли можно назвать отличительными признаками. В кафе отеля «Пасифик» на Синагаве может оказаться полсотни людей с такой внешностью. Я как-то заходил туда — заведение очень большое. Нужно то, что привлекает внимание по-настоящему. Но в голову ничего не приходило. Конечно, нельзя сказать, что у меня нет никаких отличительных особенностей. Сейчас я сижу без работы, помню имена всех братьев Карамазовых. Однако на наружности это не отражается.— Как вы будете одеты? — спросила женщина.— Вы знаете… — Об этом я как-то не подумал. — Не знаю. Я еще не решил. Это так неожиданно.— Тогда наденьте, пожалуйста, галстук в горошек, — решительно заявила она. — У вас есть галстук в горошек?— Думаю, есть, — ответил я. У меня был галстук с мелкими кремовыми пятнышками на темно-синем фоне. Два-три года назад жена подарила мне его на день рождения.— Будьте добры, наденьте его. До встречи в четыре, — произнесла женщина и повесила трубку.
* * *
Я открыл гардероб и стал искать галстук в горошек. На вешалке его не оказалось. Тогда я проверил все ящики и коробки с одеждой в стенном шкафу. Галстука в горошек нигде не было. Если он дома, обязательно попадется на глаза. Кумико очень тщательно следила за порядком в нашем гардеробе, и галстук мог быть только там, где положено.Держась рукой за дверцу, я старался вспомнить, когда надевал этот галстук в последний раз. Но ничего не получилось. Галстук был стильный, однако для офиса юридической фирмы был чересчур шикарен. Если бы я появился в таком галстуке в конторе, кто-нибудь обязательно подошел бы в обеденный перерыв и начал жужжать о том, какой он замечательный, какой у него хороший цвет и все в таком роде. И это было бы своего рода предупреждением. В фирме, где я служил, не было принято хвалить за галстук. Поэтому на работу я его не надевал и носил только по личным и сравнительно официальным поводам: на концерт или ужин в хорошем ресторане — словом, в те дни, когда жена говорила: «Сегодня тебе надо быть в форме». (Впрочем, подобных случаев было не так много.) Тогда я и повязывал галстук в горошек — он очень подходил к моему темно-синему костюму, да и Кумико нравился. Но я совсем не помнил, когда надевал его в последний раз.Еще раз проверив содержимое гардероба, я сдался. Галстук в горошек по неведомой причине куда-то исчез. Пришлось надевать синий костюм с голубой сорочкой и полосатым галстуком. Ну ничего. Если она меня не узнает, мне самому нужно будет отыскать дамочку в красной шляпе.После ухода с работы мне ни разу не приходилось влезать в костюм. Надев его, я почувствовал, будто тело охватила какая-то инородная субстанция — тяжелая, жесткая, казалось, она не совпадает с очертаниями тела. Я немного прошелся по комнате, одернул перед зеркалом рукава и полы пиджака, чтобы лучше сидело. Вытянул руки, сделал глубокий вздох, нагнулся вперед, проверяя, не изменилась ли за эти два месяца моя фигура. Снова уселся на диван, но по-прежнему чувствовал себя не в своей тарелке.До весны я каждый день ездил на работу в костюме и не ощущал никакого дискомфорта. В моей фирме к одежде сотрудников предъявлялись довольно жесткие требования, и даже такие незначительные клерки, как я, были обязаны носить костюмы. Поэтому хождение на работу в униформе я воспринимал как должное.Однако сейчас я сидел в костюме на диване с чувством, будто совершил какой-то неправильный, аморальный поступок — то ли с неблаговидной целью подделал свою анкету, то ли тайком переоделся женщиной. Мне даже стало стыдно, а дышать становилось все тяжелее и тяжелее.Я вышел в прихожую, извлек из шкафа коричневые туфли и влез в них, помогая себе рожком. На туфлях лежал тонкий слой белой пыли.
* * *
Разыскивать дамочку не понадобилось — она сама меня нашла. Войдя в кафе, я огляделся, надеясь обнаружить красную шляпу. Однако женщин в таком головном уборе внутри не оказалось. На моих часах до четырех оставалось еще десять минут. Я сел за столик и, отпив принесенной официанткой воды, заказал кофе. И тут у меня за спиной женский голос произнес: «Господин Тору Окада?» Я с удивлением обернулся. После того как я оглядел кафе и сел на свое место, не прошло и трех минут.На женщине был белый жакет и желтая шелковая блуза, на голове — красная клеенчатая шляпа. Подчиняясь рефлексу, я встал со стула и оказался с этой женщиной лицом к лицу. Ее, безусловно, можно было назвать красавицей. Во всяком случае, она была гораздо красивее, чем я представлял, когда услышал по телефону ее голос. Стройная фигура, умеренный макияж. Она умела одеваться — жакет и блуза были сшиты прекрасно; на воротнике жакета сверкала золотая брошь в виде птичьего пера. Ее можно было принять за референта какой-нибудь крупной компании. Лишь красная шляпа явно была не к месту. Непонятно, почему, уделяя такое внимание одежде, она надела эту нелепую красную клеенчатую шляпу. Может быть, при встречах она всегда носит ее как опознавательный знак? Если так, то идея неплохая. На общем фоне действительно выделяется.Госпожа Кано села за столик напротив меня, и я снова занял свое место.— Как вы меня узнали? — полюбопытствовал я. — Галстука в горошек я не нашел, поэтому надел в полоску. Собирался вас искать. Как же вы поняли, что это я?— Это само собой разумеется, — ответила женщина, положив на стол белую лакированную сумочку, которую держала в руках. Затем сняла красную клеенчатую шляпу и накрыла ею сумочку. У меня было чувство, что она собирается показать мне фокус: поднимет шляпу — а сумочки под ней не окажется.— Но ведь галстук на мне другой, — возразил я.— Галстук? — Женщина недоуменно посмотрела на мой галстук, будто хотела спросить: «О чем говорит этот человек?» Потом пожала плечами: — Это не имеет значения. Пожалуйста, не обращайте внимания.Ее глаза вызывали странное чувство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
* * *
Лежа в ту ночь рядом с Кумико в темной спальне, я глядел в потолок и спрашивал себя, что мне на самом деле известно об этой женщине. На часах — два часа ночи. Она крепко спит. Я думал о голубых салфетках, цветастой туалетной бумаге, говядине и зеленом перце. Все это время я прожил с Кумико, не подозревая, какое отвращение она испытывает к этим вещам. Сами по себе они не имеют никакого значения. Так, глупость. Пошутили и забыли. Какие проблемы? Через пару дней мы бы об этом и не вспомнили.Но тут штука в другом. Что-то здесь не так — эта мысль бередила меня, мешая, как застрявшая в горле мелкая рыбья кость. Все это может иметь куда более важное значение, чем казалось, думал я. Вполне возможно, даже роковое. Или даже начало чего-то более серьезного и трагического. Может, я стою перед входом в некий мир, принадлежащий одной лишь Кумико, огромный мир, которого я еще не знаю. Мир этот представлялся мне огромной темной комнатой. Я стою в ней, держа в руках зажигалку, и ее крошечное пламя освещает лишь самую малую часть помещения.Смогу ли я когда-нибудь увидеть остальное? Или мне суждено состариться и умереть, так и не узнав по-настоящему эту женщину? Если это все, что у меня в запасе, — в чем заключается смысл моей супружеской жизни? В чем вообще смысл жизни, если я провожу ее в постели с чужой женщиной?
* * *
Вот о чем я думал в ту ночь и о чем продолжал размышлять потом время от времени. Лишь много позже мне пришло в голову, что я отыскал подход к существу проблемы. 3. Шляпа Мальты Кано•Цвет шербета, Аллен Гинзберг и крестоносцы Я готовил ленч, когда вновь зазвонил телефон.Отрезав два куска хлеба, я намазал их маслом и горчицей, поместил между ними ломтики помидора и сыра, положил на кухонную доску и только собирался разделить ножом на две части, как начался трезвон.После трех звонков я разрезал сандвич пополам. Переложил его на тарелку, вытер и сунул в ящик нож, налил себе чашку кофе.Телефон продолжал надрываться. Наверное, еще звонков пятнадцать. Пришлось сдаться и поднять трубку. Я предпочел бы не отвечать, но это могла быть Кумико.— Алло? — произнес женский голос, которого я раньше не слышал. Не жена и не та странная женщина, что звонила на днях, когда я готовил спагетти, — какая-то совершенно незнакомая особа.— Скажите, пожалуйста, не могу ли я поговорить с господином Тору Окада? — сказал голос таким тоном, будто его обладательница читала по бумажке заранее заготовленный текст.— Можете, — ответил я.— Вы супруг госпожи Кумико Окада?— Да. Кумико Окада — моя жена.— А Нобору Ватая — старший брат госпожи Окада?— Вы правы, — отвечал я, демонстрируя великолепное умение владеть собой. — Нобору Ватая — действительно старший брат моей жены.— Мое имя — Кано.Я ждал, что последует дальше. Неожиданное упоминание имени старшего брата Кумико настораживало. Я почесал шею тупым концом карандаша, лежавшего возле телефонного аппарата. Прошло пять секунд, а то и больше — женщина молчала. Из трубки вообще не раздавалось никаких звуков, будто женщина закрыла ее рукой и разговаривала с кем-то рядом.— Алло? — озабоченно сказал я.— Извините, пожалуйста, — вдруг выпалил голос. — Я должна просить вашего разрешения перезвонить вам позже.— Но подождите минуту, — сказал я. — Это…Связь оборвалась. Я уставился на трубку, снова приложил ее к уху. Сомнений не было: разговор окончен.С чувством смутной неудовлетворенности я вернулся за кухонный стол, выпил кофе и съел сандвич. Перед тем как раздался звонок, я о чем-то думал, но сейчас никак не мог вспомнить, о чем именно. Держа нож в правой руке, я собирался разрезать сандвич и в тот момент совершенно точно думал о чем-то. О чем-то важном, что долго, безуспешно пытался вспомнить. Это пришло мне в голову в ту самую минуту, когда я хотел разделить сандвич пополам, но теперь снова испарилось. Жуя сандвич, я изо всех сил старался снова вызвать это чувство, но ничего не получалось. Оно уже вернулось в темные задворки моего сознания, где жило до того момента.
* * *
Закончив еду, я убирал посуду — и тут опять раздался звонок. На этот раз я взял трубку сразу.— Алло, — вновь послышался женский голос, но на сей раз это оказалась Кумико. — Как дела? — спросила она. — Ты уже поел?— Так точно. А ты?— Нет. С самого утра очень много работы. Может быть, куплю бутерброд попозже. А ты что ел?Я описал ей свой сандвич.— Понятно, — откликнулась она без всякой зависти. — Кстати, утром я забыла сказать тебе одну вещь. Тебе сегодня должна позвонить женщина по имени Кано.— Уже звонила, — сказал я. — Только что. Она лишь назвала наши имена — мое, твое и твоего брата — и отключилась. И ни слова о том, что ей нужно. Что это значит?— Она повесила трубку?— Сказала, что перезвонит.— Послушай! Когда позвонит, я хочу, чтобы ты сделал все, как она скажет. Это в самом деле очень важно. Думаю, тебе придется с ней встретиться.— Встретиться? Сегодня?— А что такого? У тебя были какие-то планы? Собирался увидеться с кем-нибудь?— Нет. — У меня не было никаких планов. Ни вчера, ни сегодня, ни завтра. — Но кто она такая, эта Кано? И что ей от меня надо, объясни, пожалуйста. Хотелось бы что-то знать. Если это о работе, то с твоим братом я никаких дел иметь не хочу. Ты же знаешь.— К работе это не имеет отношения, — раздраженно сказала она. — Это о нашем коте.— О коте?— Ой, извини. Надо бежать. Меня ждут. Мне правда не надо было тебе звонить в это время. Я же сказала: даже поесть не успеваю. Я снова позвоню, как только освобожусь.— Погоди, я знаю, как ты занята, но нельзя же на меня, в самом деле, ни с того ни с сего навешивать не пойми что. Я хочу знать, в чем дело. При чем здесь кот? Что, эта Кано…— Просто сделай, что она скажет. Пожалуйста. Ты понял? Это серьезное дело. Побудь дома и подожди ее звонка. Ну, я побежала.Разговор был закончен.
* * *
Когда в половине третьего раздался звонок, я дремал на диване. Сначала мне показалось, что это будильник. Я протянул руку, чтобы нажать на кнопку, но будильника не обнаружил. Я спал не на кровати, а на диване, и было не утро, а день. Я поднялся и подошел к телефону.— Алло.— Алло, — прозвучал женский голос. То была звонившая утром. — Это господин Тору Окада?— Да. Это я. Тору Окада.— Меня зовут Кано.— Это вы звонили недавно?— Да. Боюсь, я была ужасно невежлива. Однако скажите мне, господин Окада, вы сегодня не заняты?— Да вроде нет.— Я понимаю, что это все так неожиданно, но не могли бы мы встретиться?— Сегодня? Прямо сейчас?— Да.Я взглянул на часы. Вообще-то необходимости не было — полминуты назад я уже проделывал такую операцию. Просто захотелось еще раз убедиться. По-прежнему было полтретьего.— Это надолго? — спросил я.— Думаю, у вас это не займет много времени. Впрочем, я могу и ошибаться. Сейчас я не могу сказать точно. Извините, пожалуйста.Сколько бы времени это ни заняло, выбора у меня не было. Я вспомнил, что говорила по телефону Кумико: поступай, как скажет эта женщина, дело серьезное. Так что ничего не оставалось — только выполнять сказанное. Если Кумико сказала, что дело серьезное, — значит, так оно и есть.— Понятно. В таком случае где нам лучше встретиться? — спросил я.— Вы знаете отель «Пасифик» рядом со станцией Синагава?— Знаю.— На первом этаже есть кафе. Я буду ждать там в четыре, если это вас устроит.— Хорошо.— Мне тридцать один год. Я буду в красной клеенчатой шляпе.Поразительно! — подумал я. В ее манере говорить было что-то странное, что-то сразу повергло меня в смятение. Но я был не в состоянии объяснить самому себе, что необычного прозвучало в ее словах. Да и нет никаких оснований запрещать женщине тридцати одного года носить красную шляпу из клеенки.— Все понятно. Я вас узнаю.— Окада-сан, не будете ли вы так добры назвать мне отличительные признаки своей внешности?Я попытался представить себе «отличительные признаки» своей внешности. Какие, собственно, «признаки» у меня есть?— Мне тридцать лет. Рост — 172 сантиметра, вес — 63 килограмма, короткая прическа. Очков не ношу. — Перечисляя, я подумал, что это вряд ли можно назвать отличительными признаками. В кафе отеля «Пасифик» на Синагаве может оказаться полсотни людей с такой внешностью. Я как-то заходил туда — заведение очень большое. Нужно то, что привлекает внимание по-настоящему. Но в голову ничего не приходило. Конечно, нельзя сказать, что у меня нет никаких отличительных особенностей. Сейчас я сижу без работы, помню имена всех братьев Карамазовых. Однако на наружности это не отражается.— Как вы будете одеты? — спросила женщина.— Вы знаете… — Об этом я как-то не подумал. — Не знаю. Я еще не решил. Это так неожиданно.— Тогда наденьте, пожалуйста, галстук в горошек, — решительно заявила она. — У вас есть галстук в горошек?— Думаю, есть, — ответил я. У меня был галстук с мелкими кремовыми пятнышками на темно-синем фоне. Два-три года назад жена подарила мне его на день рождения.— Будьте добры, наденьте его. До встречи в четыре, — произнесла женщина и повесила трубку.
* * *
Я открыл гардероб и стал искать галстук в горошек. На вешалке его не оказалось. Тогда я проверил все ящики и коробки с одеждой в стенном шкафу. Галстука в горошек нигде не было. Если он дома, обязательно попадется на глаза. Кумико очень тщательно следила за порядком в нашем гардеробе, и галстук мог быть только там, где положено.Держась рукой за дверцу, я старался вспомнить, когда надевал этот галстук в последний раз. Но ничего не получилось. Галстук был стильный, однако для офиса юридической фирмы был чересчур шикарен. Если бы я появился в таком галстуке в конторе, кто-нибудь обязательно подошел бы в обеденный перерыв и начал жужжать о том, какой он замечательный, какой у него хороший цвет и все в таком роде. И это было бы своего рода предупреждением. В фирме, где я служил, не было принято хвалить за галстук. Поэтому на работу я его не надевал и носил только по личным и сравнительно официальным поводам: на концерт или ужин в хорошем ресторане — словом, в те дни, когда жена говорила: «Сегодня тебе надо быть в форме». (Впрочем, подобных случаев было не так много.) Тогда я и повязывал галстук в горошек — он очень подходил к моему темно-синему костюму, да и Кумико нравился. Но я совсем не помнил, когда надевал его в последний раз.Еще раз проверив содержимое гардероба, я сдался. Галстук в горошек по неведомой причине куда-то исчез. Пришлось надевать синий костюм с голубой сорочкой и полосатым галстуком. Ну ничего. Если она меня не узнает, мне самому нужно будет отыскать дамочку в красной шляпе.После ухода с работы мне ни разу не приходилось влезать в костюм. Надев его, я почувствовал, будто тело охватила какая-то инородная субстанция — тяжелая, жесткая, казалось, она не совпадает с очертаниями тела. Я немного прошелся по комнате, одернул перед зеркалом рукава и полы пиджака, чтобы лучше сидело. Вытянул руки, сделал глубокий вздох, нагнулся вперед, проверяя, не изменилась ли за эти два месяца моя фигура. Снова уселся на диван, но по-прежнему чувствовал себя не в своей тарелке.До весны я каждый день ездил на работу в костюме и не ощущал никакого дискомфорта. В моей фирме к одежде сотрудников предъявлялись довольно жесткие требования, и даже такие незначительные клерки, как я, были обязаны носить костюмы. Поэтому хождение на работу в униформе я воспринимал как должное.Однако сейчас я сидел в костюме на диване с чувством, будто совершил какой-то неправильный, аморальный поступок — то ли с неблаговидной целью подделал свою анкету, то ли тайком переоделся женщиной. Мне даже стало стыдно, а дышать становилось все тяжелее и тяжелее.Я вышел в прихожую, извлек из шкафа коричневые туфли и влез в них, помогая себе рожком. На туфлях лежал тонкий слой белой пыли.
* * *
Разыскивать дамочку не понадобилось — она сама меня нашла. Войдя в кафе, я огляделся, надеясь обнаружить красную шляпу. Однако женщин в таком головном уборе внутри не оказалось. На моих часах до четырех оставалось еще десять минут. Я сел за столик и, отпив принесенной официанткой воды, заказал кофе. И тут у меня за спиной женский голос произнес: «Господин Тору Окада?» Я с удивлением обернулся. После того как я оглядел кафе и сел на свое место, не прошло и трех минут.На женщине был белый жакет и желтая шелковая блуза, на голове — красная клеенчатая шляпа. Подчиняясь рефлексу, я встал со стула и оказался с этой женщиной лицом к лицу. Ее, безусловно, можно было назвать красавицей. Во всяком случае, она была гораздо красивее, чем я представлял, когда услышал по телефону ее голос. Стройная фигура, умеренный макияж. Она умела одеваться — жакет и блуза были сшиты прекрасно; на воротнике жакета сверкала золотая брошь в виде птичьего пера. Ее можно было принять за референта какой-нибудь крупной компании. Лишь красная шляпа явно была не к месту. Непонятно, почему, уделяя такое внимание одежде, она надела эту нелепую красную клеенчатую шляпу. Может быть, при встречах она всегда носит ее как опознавательный знак? Если так, то идея неплохая. На общем фоне действительно выделяется.Госпожа Кано села за столик напротив меня, и я снова занял свое место.— Как вы меня узнали? — полюбопытствовал я. — Галстука в горошек я не нашел, поэтому надел в полоску. Собирался вас искать. Как же вы поняли, что это я?— Это само собой разумеется, — ответила женщина, положив на стол белую лакированную сумочку, которую держала в руках. Затем сняла красную клеенчатую шляпу и накрыла ею сумочку. У меня было чувство, что она собирается показать мне фокус: поднимет шляпу — а сумочки под ней не окажется.— Но ведь галстук на мне другой, — возразил я.— Галстук? — Женщина недоуменно посмотрела на мой галстук, будто хотела спросить: «О чем говорит этот человек?» Потом пожала плечами: — Это не имеет значения. Пожалуйста, не обращайте внимания.Ее глаза вызывали странное чувство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13