Так хлынул – аж зажмуриться с отвычки захотелось. Солнце стояло в зените. На небе – ни облачка. И не верилось сейчас в существование темного обиталища, над которым светило не поднимается вовсе.
В избу вошли двое. Знакомые уже незнакомцы. Дверь осталась открытой.
Всеволод проморгался, пригляделся. Рассмотрел гостей из закатного Залесья получше.
Сначала – того, что слева, что худ, высок и строен, как кол, как жердина. Спину иноземец держит прямо, голову – высоко. Такая осанка не каждому дадена. Такую осанку с раннего отрочества вырабатывать надобно.
И взгляд тоже... Сверху смотрит незнакомец. Спокойно, надменно, уверенно. Благородных господских кровей, видать, гостинек-то. Приказывать привык, а не подчиняться. Но не спесив при этом. Точнее, прятать истинные чувства научен под холодной маской. Умен и выдержан, и норов не покажет, коли нужно для дела. До поры, до определенных пределов не покажет.
Лицо... Худое лицо. Большой нос. Губы – сжаты и чуть-чуть скривлены в не очень приятной улыбке. Щеки – впалые, даже сквозь курчавую бороду видно, как скулы проступают. После длительного поста, тяжкой болезни или долгой несытной дороги такие щеки бывают. Кожа – бледнее обычного. Но впечатление немощного, изможденного и бессильного иноземец не производит. Скорее – наоборот. И в избу вон вошел в боевом наряде.
На голове – толстая плотная шапочка с тугой набивкой и смотанным по челу венчиком. Подшлемник, судя по всему. Поверх невзрачного дорожного плаща сброшен кольчужный капюшон. Вблизи хорошо видно: сталь намертво спаянная и сплетенная с серебром.
Спереди плащ распахнут, так что взору открыты отделанные серебром же пластины нагрудника и длинная кольчужная рубаха с рукавами. И тоже вся – от ворота до подола – поблескивает белым металлом.
Интересно. Очень...
Сапоги – дорогие, крепкие. Серебрёными поножами прикрытые. Со шпорами на пяте. На шпорах – шипастые колески. Золото, но опять-таки с серебряной отделкой. Но золото... А золотые шпоры о многом говорят. Знатный витязь, небось, из закатных стран пожаловал.
Из-под полы плаща торчат ножны. Клинок в них упрятан длинный и тяжелый. Таким особенно хорошо с коня рубить.
Лет тридцати этому, с длинным мечом и золотыми шпорами, будет. Или около того.
Всеволод перевел взгляд вправо. На другого иноземца. Да... тут уж всем иноземцам иноземец. Смуглокожий, черноволосый, черноусый, черноокий. Сарацин? Из тех, что проживают за Царьградом? Всеволод никогда прежде сарацинов не видел. Но описывают их именно так: черные, темные...
Пониже первого ростом будет, не столь статен и гордость свою держит при себе. Из простолюдинов, видать, да вот только не шибко прост. Тоже худ. И жилист. Такие – опасные противники в поединках. Вроде посмотришь, какой из него боец, а до драки дойдет – силищи на троих хватит. Не заломаешь такого, не одолеешь без натуги.
А возраст на глаз – не угадать. Может, старше, а может, младше златошпорого.
Глаза – с прищуром. С хитрецой такой смекалистой и настороженной. Ну, точно – себе на уме парень. А одет, в отличие от своего благородного спутника, не по-военному, но пестро и броско. Словно желает ярким нарядом отвлечь внимание от лица. Короткая рубашка и короткий жупан с путаной шнуровкой. Узкие суконные штаны. Высокие сапоги с простыми шпорами.
Еще – широкий красный кушак. На поясе слева – не очень длинный, но широкий клинок, с рукоятью, годной для одноручного и двуручного боя. И конного, и пешего. Справа висит изогнутый кинжал.
На голове – войлочная шапка с широкими полями. На плечи накинут – и без надобности совершенно, по мнению Всеволода, для красы больше – белый плащик с широким воротником и рукавами, увязанными за спиной.
Нет, коли по одежде судить, – так скорее лях какой, нежели сарацин.
– Знакомьтесь, – обратился Олекса к гонцам. Сказал, как приказал. Мягко вроде, но настойчиво. – Всеволода вы уже знаете. Он вас – нет.
– Конрад, – представился первый – златошпорый. – Конрад фон Рихтен.
Голос был сух и невыразителен, как и весь облик его обладателя. А знакомый... до боли знакомый немецкий акцент говорил больше, чем скупые слова.
– Саксонский витязь, – добавил от себя Олекса. – Доблестный брат-рыцарь германского ордена...
– Орден?! – вскинулся Всеволод, не дослушав. Вот тут-то его накрыло по-настоящему. – Он что же, ливонец?! Тевтон?! Немец из тех, кто наши северные земли терзают? Да я ж сам с новгородчины... Из деревни, которую сожгли эти... эти...
«Псами» Всеволод назвать крестоносцев не успел.
– Я знаю, – резко оборвал воевода. – Только не «эти». Конрад к нам прибыл не из Пруссии. И не из Ливонии. Из угорской стороны.
– Но орден!
– Прекрати! – потребовал Олекса. – Уймись, Всеволод! Сейчас же!
Прекратить?! Уняться?! Да как же так? Ох, не просто это будет – прекратить и уняться. Хоть и немало времечка утекло с тех пор, как молодой охотник, вернувшись с зимнего промысла, нашел на месте родного селения пепелище и обгорелые трупы, но и сейчас как наяву стоит перед глазами та жуткая картина. И безуспешная, бессмысленная погоня. И белые плащи с черными крестами, и черные одежды кнехтов на белой замерзшей реке. И спешно, верхами – пешком никак не догнать – уходит в закатную сторону орденский отряд.
– И что же? – задыхался от гнева Всеволод. – Мне? Теперь? С ним? К ним?..
– Именно тебе, – отрезал старец воевода. – Ты жил неподалеку от орденских земель. Ты хорошо знаешь немецкую речь.
Ну, жил. На свою беду. Ну, знает. Только Всеволод лелеял втайне мечту, что знание то когда-нибудь поможет поквитаться с ненавистными германцами, а тут...
– И там, куда ты поведешь дружину, это может пригодиться. В сече нужно понимать язык тех, кто сражается с тобой бок о бок, кто прикрывает тебе спину и кому прикрываешь спину ты.
– Биться бок о бок с тевтонами?! Прикрывать им спину и полагаться на защиту крестоносцев в бою?! – Всеволода трясло от негодования. Он уже готов был забыть, с кем разговаривает. Почти готов...
– Позвольте мне сказать, мастер Алекс, – с холодной вежливостью и нарочитой почтительностью попросил по-русски саксонский витязь, брат и рыцарь.
– Говори, – согласился Олекса.
Сдержанно-благодарный кивок. Едва-едва заметный, будто через темя и шейные позвонки германца пропущен негибкий клинок.
– Да, Всеволод, ты прав, я, действительно, принадлежу к тевтонскому ордену Святой Марии Иерусалимской. Да, при обстоятельствах, не требующих скрытного передвижения, я ношу белый плащ с черным крестом на левом плече, весьма нелюбимый в русских княжествах. Да, формально наша комтурия входит в орденское братство. Но Великий Магистр имеет над нами не больше власти, чем князь ваших земель над дружиной этой сторожи.
– И что?
«Пес»...
Всеволод сверлил немца ненавидящим взглядом. Пепелище и трупы... Страшное, яркое воспоминание... Самое бы время поквитаться. Но – посол. Но – долг гостеприимства. Но – набег темных тварей.
– Мы не принимали участия в войнах с Русью, – спокойно продолжал немецкий рыцарь, – и все же, признаю, нам не просто было обратиться за помощью к русской стороже. Однако ситуация такова, что мы вынуждены искать союзников всюду, где это возможно. Ты видишь, я прибыл сюда без братьев по ордену. Без оруженосцев. Без кнехтов. С одним лишь проводником. А знаешь почему? У нас сейчас слишком мало людей, чтобы снаряжать полное посольство. И люди нам сейчас потребны для иного.
Всеволод смотрел на него. Смотрел и молчал. Щека германца чуть дрогнула.
– Ну, а теперь, если желаешь, мы можем скрестить мечи. Только предупреждаю сразу, русич, я прошел такое же посвящение, что и ты. И я умею держать оружие в руках не хуже, чем ты. Убить себя я не позволю. Убивать тебя – не хочу. Так что мы лишь напрасно потратим время и иступим клинки. А время дорого. Очень.
– Конрад прав, Всеволод, – подвел черту седовласый воевода. – А потому обуздай свой гнев и забудь о былых обидах. Сейчас никому из нас не должно быть дел до усобиц этого мира, ибо сюда рвется воинство мира иного.
Всеволод еще дышал тяжело, сквозь стиснутые зубы. Но голову склонил. Трудно спорить с многомудрым воеводой. Даже если очень хочется.
Старец перевел разговор на другое.
– А это Бранко, – Олекса указал на второго иноземца – пестро одетого и молчаливого, о котором Всеволод успел позабыть, – Бранко Ковач. Бранко Петри – сын Петера, Петра, по-нашему.
Смуглый жилистый гость в шнурованном жупане и диковинном плаще с завязанными сзади рукавами выступил вперед. Поклонился, качнув войлочной шляпой. Лицо его при этом оставалось непроницаемым. Только прищуренные глазки смотрели цепко, внимательно.
– Бранко – влах, волох, – продолжал воевода. – Живет в Залесье. Был толмачом и проводником, водил через горные перевалы Эрдея, валашские равнины, половецкие степи и наши леса купеческие обозы и караваны. Позже службу нес при магистре Закатной сторожи – воеводе тевтонском. Теперь поведет твою дружину, Всеволод. Кратчайшей дорогой поведет.
Проводник и толмач кивнул. Молча отступил в тень. Бранко Петри Ковач так и не сказал ни слова.
Глава 7
Сборы были недолгими. Доспех да оружие. Боевой доспех, боевое оружие, что в сече и супротив нечисти, и супротив человека сгодится. Два меча, подогнанных по руке... по обе руки. Точные копии учебных, только не тупые – острые. Обоюдоострые.
Всеволод извлек сталь из ножен. Проверить, как положено, а больше – полюбоваться. Взглянуть лишний разок, в руке подержать. Полюбовался, подержал...
Удобные – в ладони как влитые – рукояти. Хороший баланс. Клинки – не длинны и не коротки. Такими мечами удобно рубиться и в пешей и в конной брани, и в строю и единолично.
По обоим клинкам – от кончика острия до самой крестовины, от лезвия до лезвия – густая насечка. Серебряная, но без вычуров, без узоров. Ибо не для красы то серебро в сталь вковано – для дела. Живучую нечисть половинить таким оружием – самое милое дело. Любые раны от простого меча у пришельцев из-за порубежья зарастают сразу, на глазах. А вот коли окажется на булате хоть крупинка белого металла – смерть тогда темной твари.
Не терпят серебра ни волкодлаки, ни упыринное отродье, и даже малой толики его достанет, чтоб отправить нечисть в ее нечестивый ад. И чем больше будет тонких блестящих нитей в бороздках боевой стали, тем вернее пройдет клинок сквозь бледную плоть кровососа или жесткую шкуру и бугристые мышцы оборотня. Как раскаленный нож по маслу пройдет. И, пройдя, уже не даст затянуться ране.
При том булатный меч в серебряной отделке ведь куда как сподручнее целиком выкованного из серебра. Серебряный клинок – мягок, ненадежен. Одного-двух упырей, может, и срубит единым махом, а ударишь третьего – так прогнется под весом поверженной нечисти. А если в дерево случайно угодишь? А если в камень? А если против самого Черного Князя выйти доведется? Этот-то ворог, говорят, с ног до головы в неведомую броню закован, и податливым серебром его, небось, не шибко достанешь.
Да и в обычном бою, коли сечься не с нелюдью, а с человеком лихим, от серебрёной стали проку больше. Нет, иметь при себе добрый булат с насечкой оно все ж предпочтительнее, чем два меча на все случаи таскать – серебряный и стальной. А обоерукому вою – так и четыре сразу.
Ай, красотища-то какая! Блестят, играют солнечным лучом отточенные лезвия, белеет серебряная насечка. Известное дело: чистое белое серебро – оно ведь куда больше урона нечисти несет, чем грязное, чернью покрытое. Потому и чистить оружие и доспех свой следует почаще. Ибо подновлять должно серебристый блеск стали.
Осмотрев мечи, Всеволод спрятал оба клинка в ножны. Ножны – дерево с кожей. Только поверх – опять-таки серебряные накладки. Сунул за голенище кривой засапожный нож. Последний спаситель и защитник в лютом бою, когда и мечом уже не взмахнуть... Тоже усеян белыми росчерками по синеватой стали. Тоже готов кромсать и человеческую, и нелюдскую плоть.
И в легкую гибкую кольчугу часто вплетены промеж стальных – серебряные кольца. Чтоб когтистые лапы свои нечисть не шибко тянула. Она-то потянет, конечно, в горячке боя, но – хоть какая-то защита.
Накладки и насечки чистейшего серебра имелись на пластине зерцала, на оплечьях, на наручах и поножах, на боевых латных перчатках, на шеломе с забралом-личиной. В бармице также поблескивала серебряная проволока. Все – начищено, все – в образцовом порядке.
Был бы щит, так и на щите... Но щита Всеволод не признавал.
В общем, все. Готово, в общем. Всеволод пошагал туда-сюда, позвякивая металлом. Подпрыгнул пару раз. Взмахнул руками. Остался доволен. Движения ничего не стесняло, боевые выпады давались легко. И немудрено. Прежде в свой серебрёный доспех он облачался редко – чтобы проверить сочленения и кольчужные звенья да подогнать ремни. А так все больше носил простые – учебные, специально утяжеленные латы. Потому, наверное, теперь и не ощущался почти вес боевой брони.
Или, может, от волнения это?
...Дружина ждала. Сотня лучших бойцов сторожи расположилась за тыном. Старец воевода, видать, постарался: все было готово к походу.
На бронях, щитах и шеломах каждого ратника блестит серебро. И на наконечниках копий. А древка тех копий, между прочим, из осины струганы – особого дерева, весьма нелюбимого погаными тварями. Ибо осина, как известно, вытягивает любую темную силу, а с обессиленной нечистью все ж сладить проще.
Всхрапывают под расшитыми серебряными нитями потниками и попонами оседланные кони. Роют землю копытами запасные и загонные лошади. В седельных тюках и сумах уложено все, что потребно для дальней дороги.
Брали с собой в поход немного. Да и много ли надобно неприхотливому вою? Оружие. Снедь нехитрая, чтоб время в пути на охоту не тратить. Небольшой запас овса для лошадей. А за кров – небесный купол сойдет. Конская попона с серебряным узорочьем – вместо шатра и постели. И – седло под голову.
Германец с волохом расположились чуть в стороне от дружинников сторожи. Рыцарь, вероятно, с самого начала желая произвести впечатление на спутников, восседал в седле с высокими луками на гнедом жеребце. Рослом и сильном, быстром и незаменимом в бою, но едва ли пригодном к долгой скачке. Вороная лошадка проводника и толмача была поменьше, попроще. И больше подходила для длительных переходов. И у Конрада, и у Бранко имелось также по паре запасных лошадей, груженных нехитрой поклажей.
Немец гордо держал, уперев в стремя, поднятое копье. Тож с осиновым ратовищем, но длиннее и тяжелее, чем у русских дружинников, и с ярким флажком-банером под серебрёным наконечником. На перевязи слева висел меч. Справа прицеплен прямой граненый кинжал. К седлу рыцаря был приторочен треугольный щит и небольшая сума, из которой торчала верхушка глухого горшковидного шлема, какие любили орденские братья. Вопреки ожиданиям, черного тевтонского креста на щите не оказалось. Зато имелся герб: диковинный заморский зверюга-лев – клыкастый, гривастый. Когтистый. Стоит на задних лапах.
Гербовый рисунок по контуру обит серебряными гвоздиками. Выступающий в центре умбон с острым шипом и частые нашлепки вдоль края щита – из чистого серебра. За такой щит нечисть коли цапнет – обожжется. И шелом вон тоже... Посеребренный, чуть сплющенный обруч-венчик, напоминающий корону, охватывал плоскую верхушку германского шелома. Под коронкой виднелись серебряные накладки и насечки. Ну, и знакомые уже кольчуга с нагрудником – все сплошь в серебре. Да, там, откуда прибыл Конрад, знали, чем и как бороться с нечистью.
Бранко тоже успел переоблачиться в боевой наряд. И вряд ли на то ушло много времени: бранный доспех у волоха оказался попроще и полегче, чем у саксонского рыцаря. Кожаная рубашка, обшитая посеребренными пластинами, да открытый клепаный шишак с частыми серебряными бляшками. Доспех, конечно, не для лютой сечи, но ведь толмачу и проводнику не след в первых рядах биться. На иное он потребен. Впрочем, поверх своего кожаного панциря Бранко уже повязал давешний красный кушак, выставив напоказ меч и кинжал. Словно дает понять: ежели что, мол, в стороне стоять не буду. За спиной волоха по-прежнему нелепо болтались увязанные рукава нарядной накидки.
Выезжали по тайной тропе через болота. Незнающий человек здесь нипочем не пройдет – утопнет. Да и знающему, особливо конному, пробираться нужно с большой опаской.
Проехали коварные топи благополучно. Миновали дальний дозор сторожи. На всякий случай обогнули стороной одинокое охотничье зимовье – давным-давно уж заброшенное и порушенное. И дальше – лесами-лесами, чтоб никому понапрасну глаза не мозолить, по-над Десной-рекой, к югу забирая.
– Киевские земли обойдем – и на закат двинемся, – пояснил немногословный проводник.
– Зачем обходить-то, Бранко? – в недоумении спросил Всеволод. – Напрямую ж оно быстрее будет.
– Не будет быстрее, – покачал головой волох.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Дозор - 1. Эрдейский поход'
1 2 3 4 5
В избу вошли двое. Знакомые уже незнакомцы. Дверь осталась открытой.
Всеволод проморгался, пригляделся. Рассмотрел гостей из закатного Залесья получше.
Сначала – того, что слева, что худ, высок и строен, как кол, как жердина. Спину иноземец держит прямо, голову – высоко. Такая осанка не каждому дадена. Такую осанку с раннего отрочества вырабатывать надобно.
И взгляд тоже... Сверху смотрит незнакомец. Спокойно, надменно, уверенно. Благородных господских кровей, видать, гостинек-то. Приказывать привык, а не подчиняться. Но не спесив при этом. Точнее, прятать истинные чувства научен под холодной маской. Умен и выдержан, и норов не покажет, коли нужно для дела. До поры, до определенных пределов не покажет.
Лицо... Худое лицо. Большой нос. Губы – сжаты и чуть-чуть скривлены в не очень приятной улыбке. Щеки – впалые, даже сквозь курчавую бороду видно, как скулы проступают. После длительного поста, тяжкой болезни или долгой несытной дороги такие щеки бывают. Кожа – бледнее обычного. Но впечатление немощного, изможденного и бессильного иноземец не производит. Скорее – наоборот. И в избу вон вошел в боевом наряде.
На голове – толстая плотная шапочка с тугой набивкой и смотанным по челу венчиком. Подшлемник, судя по всему. Поверх невзрачного дорожного плаща сброшен кольчужный капюшон. Вблизи хорошо видно: сталь намертво спаянная и сплетенная с серебром.
Спереди плащ распахнут, так что взору открыты отделанные серебром же пластины нагрудника и длинная кольчужная рубаха с рукавами. И тоже вся – от ворота до подола – поблескивает белым металлом.
Интересно. Очень...
Сапоги – дорогие, крепкие. Серебрёными поножами прикрытые. Со шпорами на пяте. На шпорах – шипастые колески. Золото, но опять-таки с серебряной отделкой. Но золото... А золотые шпоры о многом говорят. Знатный витязь, небось, из закатных стран пожаловал.
Из-под полы плаща торчат ножны. Клинок в них упрятан длинный и тяжелый. Таким особенно хорошо с коня рубить.
Лет тридцати этому, с длинным мечом и золотыми шпорами, будет. Или около того.
Всеволод перевел взгляд вправо. На другого иноземца. Да... тут уж всем иноземцам иноземец. Смуглокожий, черноволосый, черноусый, черноокий. Сарацин? Из тех, что проживают за Царьградом? Всеволод никогда прежде сарацинов не видел. Но описывают их именно так: черные, темные...
Пониже первого ростом будет, не столь статен и гордость свою держит при себе. Из простолюдинов, видать, да вот только не шибко прост. Тоже худ. И жилист. Такие – опасные противники в поединках. Вроде посмотришь, какой из него боец, а до драки дойдет – силищи на троих хватит. Не заломаешь такого, не одолеешь без натуги.
А возраст на глаз – не угадать. Может, старше, а может, младше златошпорого.
Глаза – с прищуром. С хитрецой такой смекалистой и настороженной. Ну, точно – себе на уме парень. А одет, в отличие от своего благородного спутника, не по-военному, но пестро и броско. Словно желает ярким нарядом отвлечь внимание от лица. Короткая рубашка и короткий жупан с путаной шнуровкой. Узкие суконные штаны. Высокие сапоги с простыми шпорами.
Еще – широкий красный кушак. На поясе слева – не очень длинный, но широкий клинок, с рукоятью, годной для одноручного и двуручного боя. И конного, и пешего. Справа висит изогнутый кинжал.
На голове – войлочная шапка с широкими полями. На плечи накинут – и без надобности совершенно, по мнению Всеволода, для красы больше – белый плащик с широким воротником и рукавами, увязанными за спиной.
Нет, коли по одежде судить, – так скорее лях какой, нежели сарацин.
– Знакомьтесь, – обратился Олекса к гонцам. Сказал, как приказал. Мягко вроде, но настойчиво. – Всеволода вы уже знаете. Он вас – нет.
– Конрад, – представился первый – златошпорый. – Конрад фон Рихтен.
Голос был сух и невыразителен, как и весь облик его обладателя. А знакомый... до боли знакомый немецкий акцент говорил больше, чем скупые слова.
– Саксонский витязь, – добавил от себя Олекса. – Доблестный брат-рыцарь германского ордена...
– Орден?! – вскинулся Всеволод, не дослушав. Вот тут-то его накрыло по-настоящему. – Он что же, ливонец?! Тевтон?! Немец из тех, кто наши северные земли терзают? Да я ж сам с новгородчины... Из деревни, которую сожгли эти... эти...
«Псами» Всеволод назвать крестоносцев не успел.
– Я знаю, – резко оборвал воевода. – Только не «эти». Конрад к нам прибыл не из Пруссии. И не из Ливонии. Из угорской стороны.
– Но орден!
– Прекрати! – потребовал Олекса. – Уймись, Всеволод! Сейчас же!
Прекратить?! Уняться?! Да как же так? Ох, не просто это будет – прекратить и уняться. Хоть и немало времечка утекло с тех пор, как молодой охотник, вернувшись с зимнего промысла, нашел на месте родного селения пепелище и обгорелые трупы, но и сейчас как наяву стоит перед глазами та жуткая картина. И безуспешная, бессмысленная погоня. И белые плащи с черными крестами, и черные одежды кнехтов на белой замерзшей реке. И спешно, верхами – пешком никак не догнать – уходит в закатную сторону орденский отряд.
– И что же? – задыхался от гнева Всеволод. – Мне? Теперь? С ним? К ним?..
– Именно тебе, – отрезал старец воевода. – Ты жил неподалеку от орденских земель. Ты хорошо знаешь немецкую речь.
Ну, жил. На свою беду. Ну, знает. Только Всеволод лелеял втайне мечту, что знание то когда-нибудь поможет поквитаться с ненавистными германцами, а тут...
– И там, куда ты поведешь дружину, это может пригодиться. В сече нужно понимать язык тех, кто сражается с тобой бок о бок, кто прикрывает тебе спину и кому прикрываешь спину ты.
– Биться бок о бок с тевтонами?! Прикрывать им спину и полагаться на защиту крестоносцев в бою?! – Всеволода трясло от негодования. Он уже готов был забыть, с кем разговаривает. Почти готов...
– Позвольте мне сказать, мастер Алекс, – с холодной вежливостью и нарочитой почтительностью попросил по-русски саксонский витязь, брат и рыцарь.
– Говори, – согласился Олекса.
Сдержанно-благодарный кивок. Едва-едва заметный, будто через темя и шейные позвонки германца пропущен негибкий клинок.
– Да, Всеволод, ты прав, я, действительно, принадлежу к тевтонскому ордену Святой Марии Иерусалимской. Да, при обстоятельствах, не требующих скрытного передвижения, я ношу белый плащ с черным крестом на левом плече, весьма нелюбимый в русских княжествах. Да, формально наша комтурия входит в орденское братство. Но Великий Магистр имеет над нами не больше власти, чем князь ваших земель над дружиной этой сторожи.
– И что?
«Пес»...
Всеволод сверлил немца ненавидящим взглядом. Пепелище и трупы... Страшное, яркое воспоминание... Самое бы время поквитаться. Но – посол. Но – долг гостеприимства. Но – набег темных тварей.
– Мы не принимали участия в войнах с Русью, – спокойно продолжал немецкий рыцарь, – и все же, признаю, нам не просто было обратиться за помощью к русской стороже. Однако ситуация такова, что мы вынуждены искать союзников всюду, где это возможно. Ты видишь, я прибыл сюда без братьев по ордену. Без оруженосцев. Без кнехтов. С одним лишь проводником. А знаешь почему? У нас сейчас слишком мало людей, чтобы снаряжать полное посольство. И люди нам сейчас потребны для иного.
Всеволод смотрел на него. Смотрел и молчал. Щека германца чуть дрогнула.
– Ну, а теперь, если желаешь, мы можем скрестить мечи. Только предупреждаю сразу, русич, я прошел такое же посвящение, что и ты. И я умею держать оружие в руках не хуже, чем ты. Убить себя я не позволю. Убивать тебя – не хочу. Так что мы лишь напрасно потратим время и иступим клинки. А время дорого. Очень.
– Конрад прав, Всеволод, – подвел черту седовласый воевода. – А потому обуздай свой гнев и забудь о былых обидах. Сейчас никому из нас не должно быть дел до усобиц этого мира, ибо сюда рвется воинство мира иного.
Всеволод еще дышал тяжело, сквозь стиснутые зубы. Но голову склонил. Трудно спорить с многомудрым воеводой. Даже если очень хочется.
Старец перевел разговор на другое.
– А это Бранко, – Олекса указал на второго иноземца – пестро одетого и молчаливого, о котором Всеволод успел позабыть, – Бранко Ковач. Бранко Петри – сын Петера, Петра, по-нашему.
Смуглый жилистый гость в шнурованном жупане и диковинном плаще с завязанными сзади рукавами выступил вперед. Поклонился, качнув войлочной шляпой. Лицо его при этом оставалось непроницаемым. Только прищуренные глазки смотрели цепко, внимательно.
– Бранко – влах, волох, – продолжал воевода. – Живет в Залесье. Был толмачом и проводником, водил через горные перевалы Эрдея, валашские равнины, половецкие степи и наши леса купеческие обозы и караваны. Позже службу нес при магистре Закатной сторожи – воеводе тевтонском. Теперь поведет твою дружину, Всеволод. Кратчайшей дорогой поведет.
Проводник и толмач кивнул. Молча отступил в тень. Бранко Петри Ковач так и не сказал ни слова.
Глава 7
Сборы были недолгими. Доспех да оружие. Боевой доспех, боевое оружие, что в сече и супротив нечисти, и супротив человека сгодится. Два меча, подогнанных по руке... по обе руки. Точные копии учебных, только не тупые – острые. Обоюдоострые.
Всеволод извлек сталь из ножен. Проверить, как положено, а больше – полюбоваться. Взглянуть лишний разок, в руке подержать. Полюбовался, подержал...
Удобные – в ладони как влитые – рукояти. Хороший баланс. Клинки – не длинны и не коротки. Такими мечами удобно рубиться и в пешей и в конной брани, и в строю и единолично.
По обоим клинкам – от кончика острия до самой крестовины, от лезвия до лезвия – густая насечка. Серебряная, но без вычуров, без узоров. Ибо не для красы то серебро в сталь вковано – для дела. Живучую нечисть половинить таким оружием – самое милое дело. Любые раны от простого меча у пришельцев из-за порубежья зарастают сразу, на глазах. А вот коли окажется на булате хоть крупинка белого металла – смерть тогда темной твари.
Не терпят серебра ни волкодлаки, ни упыринное отродье, и даже малой толики его достанет, чтоб отправить нечисть в ее нечестивый ад. И чем больше будет тонких блестящих нитей в бороздках боевой стали, тем вернее пройдет клинок сквозь бледную плоть кровососа или жесткую шкуру и бугристые мышцы оборотня. Как раскаленный нож по маслу пройдет. И, пройдя, уже не даст затянуться ране.
При том булатный меч в серебряной отделке ведь куда как сподручнее целиком выкованного из серебра. Серебряный клинок – мягок, ненадежен. Одного-двух упырей, может, и срубит единым махом, а ударишь третьего – так прогнется под весом поверженной нечисти. А если в дерево случайно угодишь? А если в камень? А если против самого Черного Князя выйти доведется? Этот-то ворог, говорят, с ног до головы в неведомую броню закован, и податливым серебром его, небось, не шибко достанешь.
Да и в обычном бою, коли сечься не с нелюдью, а с человеком лихим, от серебрёной стали проку больше. Нет, иметь при себе добрый булат с насечкой оно все ж предпочтительнее, чем два меча на все случаи таскать – серебряный и стальной. А обоерукому вою – так и четыре сразу.
Ай, красотища-то какая! Блестят, играют солнечным лучом отточенные лезвия, белеет серебряная насечка. Известное дело: чистое белое серебро – оно ведь куда больше урона нечисти несет, чем грязное, чернью покрытое. Потому и чистить оружие и доспех свой следует почаще. Ибо подновлять должно серебристый блеск стали.
Осмотрев мечи, Всеволод спрятал оба клинка в ножны. Ножны – дерево с кожей. Только поверх – опять-таки серебряные накладки. Сунул за голенище кривой засапожный нож. Последний спаситель и защитник в лютом бою, когда и мечом уже не взмахнуть... Тоже усеян белыми росчерками по синеватой стали. Тоже готов кромсать и человеческую, и нелюдскую плоть.
И в легкую гибкую кольчугу часто вплетены промеж стальных – серебряные кольца. Чтоб когтистые лапы свои нечисть не шибко тянула. Она-то потянет, конечно, в горячке боя, но – хоть какая-то защита.
Накладки и насечки чистейшего серебра имелись на пластине зерцала, на оплечьях, на наручах и поножах, на боевых латных перчатках, на шеломе с забралом-личиной. В бармице также поблескивала серебряная проволока. Все – начищено, все – в образцовом порядке.
Был бы щит, так и на щите... Но щита Всеволод не признавал.
В общем, все. Готово, в общем. Всеволод пошагал туда-сюда, позвякивая металлом. Подпрыгнул пару раз. Взмахнул руками. Остался доволен. Движения ничего не стесняло, боевые выпады давались легко. И немудрено. Прежде в свой серебрёный доспех он облачался редко – чтобы проверить сочленения и кольчужные звенья да подогнать ремни. А так все больше носил простые – учебные, специально утяжеленные латы. Потому, наверное, теперь и не ощущался почти вес боевой брони.
Или, может, от волнения это?
...Дружина ждала. Сотня лучших бойцов сторожи расположилась за тыном. Старец воевода, видать, постарался: все было готово к походу.
На бронях, щитах и шеломах каждого ратника блестит серебро. И на наконечниках копий. А древка тех копий, между прочим, из осины струганы – особого дерева, весьма нелюбимого погаными тварями. Ибо осина, как известно, вытягивает любую темную силу, а с обессиленной нечистью все ж сладить проще.
Всхрапывают под расшитыми серебряными нитями потниками и попонами оседланные кони. Роют землю копытами запасные и загонные лошади. В седельных тюках и сумах уложено все, что потребно для дальней дороги.
Брали с собой в поход немного. Да и много ли надобно неприхотливому вою? Оружие. Снедь нехитрая, чтоб время в пути на охоту не тратить. Небольшой запас овса для лошадей. А за кров – небесный купол сойдет. Конская попона с серебряным узорочьем – вместо шатра и постели. И – седло под голову.
Германец с волохом расположились чуть в стороне от дружинников сторожи. Рыцарь, вероятно, с самого начала желая произвести впечатление на спутников, восседал в седле с высокими луками на гнедом жеребце. Рослом и сильном, быстром и незаменимом в бою, но едва ли пригодном к долгой скачке. Вороная лошадка проводника и толмача была поменьше, попроще. И больше подходила для длительных переходов. И у Конрада, и у Бранко имелось также по паре запасных лошадей, груженных нехитрой поклажей.
Немец гордо держал, уперев в стремя, поднятое копье. Тож с осиновым ратовищем, но длиннее и тяжелее, чем у русских дружинников, и с ярким флажком-банером под серебрёным наконечником. На перевязи слева висел меч. Справа прицеплен прямой граненый кинжал. К седлу рыцаря был приторочен треугольный щит и небольшая сума, из которой торчала верхушка глухого горшковидного шлема, какие любили орденские братья. Вопреки ожиданиям, черного тевтонского креста на щите не оказалось. Зато имелся герб: диковинный заморский зверюга-лев – клыкастый, гривастый. Когтистый. Стоит на задних лапах.
Гербовый рисунок по контуру обит серебряными гвоздиками. Выступающий в центре умбон с острым шипом и частые нашлепки вдоль края щита – из чистого серебра. За такой щит нечисть коли цапнет – обожжется. И шелом вон тоже... Посеребренный, чуть сплющенный обруч-венчик, напоминающий корону, охватывал плоскую верхушку германского шелома. Под коронкой виднелись серебряные накладки и насечки. Ну, и знакомые уже кольчуга с нагрудником – все сплошь в серебре. Да, там, откуда прибыл Конрад, знали, чем и как бороться с нечистью.
Бранко тоже успел переоблачиться в боевой наряд. И вряд ли на то ушло много времени: бранный доспех у волоха оказался попроще и полегче, чем у саксонского рыцаря. Кожаная рубашка, обшитая посеребренными пластинами, да открытый клепаный шишак с частыми серебряными бляшками. Доспех, конечно, не для лютой сечи, но ведь толмачу и проводнику не след в первых рядах биться. На иное он потребен. Впрочем, поверх своего кожаного панциря Бранко уже повязал давешний красный кушак, выставив напоказ меч и кинжал. Словно дает понять: ежели что, мол, в стороне стоять не буду. За спиной волоха по-прежнему нелепо болтались увязанные рукава нарядной накидки.
Выезжали по тайной тропе через болота. Незнающий человек здесь нипочем не пройдет – утопнет. Да и знающему, особливо конному, пробираться нужно с большой опаской.
Проехали коварные топи благополучно. Миновали дальний дозор сторожи. На всякий случай обогнули стороной одинокое охотничье зимовье – давным-давно уж заброшенное и порушенное. И дальше – лесами-лесами, чтоб никому понапрасну глаза не мозолить, по-над Десной-рекой, к югу забирая.
– Киевские земли обойдем – и на закат двинемся, – пояснил немногословный проводник.
– Зачем обходить-то, Бранко? – в недоумении спросил Всеволод. – Напрямую ж оно быстрее будет.
– Не будет быстрее, – покачал головой волох.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Дозор - 1. Эрдейский поход'
1 2 3 4 5