— Знаешь, раздетая женщина при свете дня выглядит не так уж привлекательно.— Думаешь, ты сам портрет в бежевых тонах? — подняв глаза на голого мужа, прервала Лейла. — Давай... — Она взяла рукопись и надела большие затемненные очки... — Это конец?Берни кивнул.— Когда вернутся дети?— Я велела Мари обязательно позвонить с пляжа перед тем, как поехать домой. Мервину в его возрасте ни к чему знать, как выглядит без одежды женщина. В городе он и так видит много чего непотребного...Берни улыбнулся.— Ну ладно. Читай. — Он нырнул в бассейн и быстро поплыл.Он успел несколько раз проплыть из одного конца бассейна в другой, пока не сбил дыхание. Берни был хорошим пловцом. В армии, когда он служил в форте Дике, его даже назначили инструктором по плаванию. В армейском бассейне — правда за глаза — его называли «еврей-ракета». Если бы в колледже была футбольная команда, а не пародия на нее, он наверняка стал бы в ней капитаном. Джо Кардоун признался как-то Берни, что он очень пригодился бы ему в Принстоне.Берни от души рассмеялся, когда Джо сказал ему это. Несмотря на внешний демократизм армейского быта — а он, бесспорно, был лишь внешним, — Бернарду Остерману, потомку Остерманов с Тремонт-авеню в нью-йоркском Бронксе, никогда не приходила в голову мысль о возможности, перешагнув через освященные веками барьеры, очутиться в одном из старейших университетов Новой Англии — Принстоне. Ему не составило бы большого труда поступить туда — он был умен и, как бывший военнослужащий, имел определенные льготы. Однако подобная мысль никогда не приходила ему в голову. Тогда, в 1946-м, он чувствовал бы себя там неуютно. Сейчас, конечно, времена изменились...Остерман по лесенке выбрался из бассейна. Хорошо, что они с Лейлой решили на несколько дней съездить в Сэддл-Вэлли. Там можно будет вздохнуть спокойнее, перевести дух... Все почему-то считают, что жизнь на восточном побережье труднее, чем в Лос-Анджелесе. Но так только кажется, потому что пространство для деятельности там более ограниченно.Лос-Анджелес, его Лос-Анджелес с Бербэнком Бербэнк (англ. Burbank) — один из пригородов Лос-Анджелеса.
, Голливудом и Беверли-Хиллз, вот где жизнь поистине безумна. Здесь все продается и все покупается. Каждый стремится быть первым. Гигантский супермаркет с пальмовыми аллеями-проходами, по которым лихорадочно мечутся мужчины и женщины в ярких цветных рубашках и оранжевых слаксах.Иногда Берни очень хотелось увидеть здесь кого-нибудь в суконном костюме от «Братьев Брукс», застегнутом на все пуговицы. Не то чтобы он был почитателем строгого стиля в одежде — в сущности, ему было наплевать на то, кто как одевается, — просто порой у него начинало рябить в глазах от этого нескончаемого пестрого потока...А может быть, он просто входил в полосу очередного творческого спада, когда все начинает раздражать, даже этот город, ставший ему домом. Хотя это и несправедливо — «супермаркет с пальмовыми проходами» был к нему неизменно благосклонен.— Ну как? — обратился Остерман к жене.— Очень хорошо. Пожалуй, у тебя даже могут возникнуть проблемы?— Что? — Верни снял с вешалки полотенце. — Какие проблемы?— Ты слишком глубоко копаешь... Можешь задеть больное место... — Лейла взяла следующую страницу и, заметив усмешку мужа, добавила: — Подожди минуту, я сейчас закончу читать. Возможно, к концу тебе удастся выпутаться...Берни Остерман опустился на плетеный стул и, зажмурив глаза, подставил лицо теплым лучам калифорнийского солнца. На губах его по-прежнему играла улыбка. Он знал, что имела в виду жена, и мысль об этом была ему приятна.Хотя много лет он пишет сценарии по одному шаблону, но еще не разучился «копать глубоко» — когда действительно этого хотел.Бывали моменты, когда желание доказать самому себе, что он может писать так, как много лет назад в Нью-Йорке, возникало в нем с неодолимой силой.Да, прекрасное было время, полное дерзновенных замыслов и честолюбивых планов... Вот только ничего, кроме намерений и замыслов, он не имел. Несколько лестных отзывов, написанных такими же начинающими писателями. Его хвалили за «наблюдательность», «проницательность», «психологизм», а однажды даже наградили эпитетом «выдающийся». Конечно, это льстило его самолюбию, но не более того, и потому они с Лейлой очутились здесь, в этом безумном сверкающем городе, и стали охотно с удовольствием отдавать, вернее продавать, свой талант миру телевидения и кино.Но когда-нибудь... когда-нибудь, думал Берни Остерман, все повторится. Какое наслаждение — сидеть за письменным столом и не спешить, не думать ни о гонорарах, ни о неоплаченных счетах. Только писать. Возможно, он совершит большую ошибку, но... для него было важно сознавать, что он еще в силах вернуть все это.— Берни?— Да?— Это прекрасно, милый. Просто замечательно, правда, но ты сам должен понимать, что это не пойдет.— Пойдет!— Такое они не выпустят.— Ну и черт с ними!— Нам платят тридцать тысяч за приличную часовую драму, а не за два часа экзорцизма с финалом на кладбище.— Это не экзорцизм. Это правдивая история с очень печальным концом, — обиделся Остерман.— Ее не купят. Они потребуют внести изменения.— Я ничего не буду менять!— Решать им. Мы просто не получим оставшиеся пятнадцать тысяч долларов.— Дьявол!..— Ты же знаешь, что я права.Лейла накинула на себя полотенце и нажала на кнопку на подлокотнике шезлонга. Спинка кресла поднялась, и Лейла села прямо.— Болтовня! Каждый раз пустая болтовня. В этом сезоне мы дадим что-нибудь значительное. Полемичное очередное вранье.— Они расторгнут контракт. Хвалебным отзывом в «Таймс» не станешь расплачиваться за кредиты в Канзасе.— К черту!— Не горячись. Лучше окунись еще разок. Или поплавай — бассейн большой. — Лейла пристально смотрела на мужа. Он знал, что значит этот взгляд, и, улыбнувшись, тряхнул головой. Улыбка его была печальной.— Ладно, тогда правь сама.Лейла взяла со стоявшего рядом стола карандаш и желтый блокнот. А Берни поднялся и направился к кромке бассейна.— Как ты думаешь, Таннер захочет присоединиться? По-твоему, я могу с ним поговорить?Жена отложила карандаш и подняла голову.— Не думаю... Джонни ведь не такой, как мы...— Не такой, как Джо и Бетти? Дик и Джинни? Не понимаю; чем же он так от нас отличается?— Я не стала бы на него давить. Он — репортер. Его называли ястребом, помнишь? «Ястреб Сан-Диего»... У него прочный хребет. Если его сильно согнуть, то, распрямившись, он может очень больно ударить.— Он думает так же, как мы... Он точно такой же.— И все же послушай меня. Не торопись. Считай это пресловутой женской интуицией, но не спеши... Ты можешь все испортить.Остерман нырнул в бассейн и проплыл под водой тридцать шесть футов до противоположного края.«Лейла права только наполовину, — думал он. — Конечно, Таннер бескомпромиссный журналист, но он же разумный человек. Он не может не видеть, что творится вокруг. Каждый должен сам позаботиться о себе. Иначе вряд ли удастся жить так, как хочешь: писать, что тебе нравится, и не заботиться о погашении кредитов».Берни вынырнул на поверхность и ухватился за бортик бассейна. Отдышавшись, он оттолкнулся от стенки и, сильно работая руками, поплыл к тому месту, где сидела жена.— Я загнал тебя в угол.— Тебе это никогда не удастся, — спокойно произнесла Лейла, быстро записывая что-то в блокноте. — В моей жизни было время, когда тридцать тысяч долларов казались мне баснословной суммой. «Бруклинский дом Вайнтрауба» не входил в число преуспевающих фирм Манхэттена.Она вырвала из блокнота страницу и сунула ее под бутылку из-под пепси-колы.— У меня таких проблем не было, — улыбнулся Берни, лежа на воде. — Остерманы — неизвестная ветвь рода Ротшильдов.— Я знаю. Твои цвета на скачках красно-коричневый и ярко-оранжевый.— Да, вот еще что! — громко воскликнул Берни, радостно глядя на жену. — Я не говорил тебе? Сегодня утром звонил инструктор из Палм-Спрингс. Двухгодовалые жеребцы, которых мы купили, делают три фарлонга за сорок одну секунду!Лейла Остерман опустила блокнот на колени и рассмеялась.— Нет, знаешь, это, пожалуй, слишком. А еще хочешь играть в Достоевского!— Я понял намек... Что ж, возможно, когда-нибудь...— Да, да, конечно. А пока присматривай за кредитами и за своими бешеными жеребцами.Остерман фыркнул и поплыл к противоположной стенке бассейна. Он снова подумал о Таннерах... Джон и Эли Таннер... Он называл их имена в Швейцарии. В Цюрихе восприняли это с энтузиазмом.Бернард Остерман принял решение. Жену он как-нибудь убедит.В эти выходные он обязательно поговорит с Джоном. * * * Пройдя по узкому коридору своего дома в Джорджтауне, Дэнфорт отпер входную дверь. На крыльце стоял Лоренс Фоссет — сотрудник Центрального разведывательного управления. Он улыбнулся и протянул хозяину руку.— Доброе утро, мистер Дэнфорт. Мне звонил из Маклина Эндрюс... Мы с вами уже встречались, но вы, наверное, не помните. А для меня это была большая честь, сэр.Дэнфорт внимательно посмотрел на своего собеседника и улыбнулся в ответ. В досье ЦРУ говорилось, что Фоссету сорок семь лет, и Дэнфорт подумал, что выглядит он гораздо моложе. Широкие плечи, мускулистая, крепкая шея, лицо почти без морщин, жесткий ежик светлых волос — все это напомнило Дэнфорту о том, что ему самому скоро стукнет семьдесят.— Я, разумеется, помню вас. Проходите, пожалуйста. Когда Фоссет шагнул в коридор, его внимание привлекли развешанные на стенах акварели Дега. Он подошел ближе, чтобы рассмотреть их.— Прекрасные работы.— Да, действительно... Вы разбираетесь в живописи, мистер Фоссет?— О нет... Просто восторженный почитатель. Моя жена была художницей. Мы много времени проводили с ней в Лувре.Дэнфорт знал, что не следует говорить с Фоссетом о жене. Она была немкой, уроженкой Восточного Берлина. Там ее и убили агенты КГБ.— Да, да, конечно... Сюда, пожалуйста. Грувер во дворе. Мы с ним смотрели программу Вудворта.Они пересекли коридор и очутились в вымощенном красным кирпичом внутреннем дворике. Из кресла навстречу им поднялся Джордж Грувер.— Привет, Лэрри. Кажется, дело сдвинулось?— Похоже, что да. Я уже заждался.— Мы все тоже. Выпьешь что-нибудь?— Нет, благодарю вас, сэр. Если вы не возражаете, перейдем прямо к делу.Трое мужчин уселись вокруг небольшого журнального столика.— Давайте начнем с того, как обстоят дела сейчас, — сказал Дэнфорт. — Изложите ваш план действий. В глазах Фоссета мелькнуло удивление.— Я думал, он был с вами согласован.— О, разумеется, я читал отчеты. Но хотел бы получить информацию из первых рук, от человека, отвечающего за операцию.— Хорошо, сэр. Первая фаза подготовки завершена. Таннеры, Тримейны и Кардоуны находятся в Сэддл-Вэлли. В ближайшее время они никаких поездок не планируют и, по всей вероятности, проведут дома всю будущую неделю. Эта информация подтверждена по нескольким каналам. В Сэддл-Вэлли у нас работают тринадцать агентов, и все три семьи будут находиться под постоянным наблюдением... В их телефонах установлены подслушивающие устройства. Из Лос-Анджелеса сообщили, что Остерманы вылетают в пятницу рейсом пятьсот девять и прибывают в аэропорт Кеннеди в четыре пятьдесят по восточному времени. Обычно они сразу берут такси и отправляются в пригород. За такси, разумеется, мы установим слежку.— А если они изменят свои планы? — перебил его Грувер.— Если это произойдет, то в самолете их не будет. Завтра мы вызовем Таннера в Вашингтон.— Он еще ни о чем не подозревает? — спросил Дэнфорт.— Абсолютно. Разве что немного встревожен действиями патрульной машины. Мы напомним ему о ней, если завтра утром он заартачится.— А как, вы думаете, он ко всему этому отнесется?— Полагаю, он будет ошарашен.— Он может отказаться сотрудничать, — заметил Дэнфорт.— Это невозможно. Я сделаю так, что у него не будет выбора. Дэнфорт пристальнее всмотрелся в сидящего напротив него энергичного мускулистого человека — поражала уверенность, с которой он говорил.— Вы очень хотите, чтобы план удался? Вы говорите так убежденно...— У меня есть на то причины, — глухо ответил Фоссет и замолчал, как бы справляясь с волнением. Когда он снова заговорил, голос его звучал тихо и бесстрастно. — Они убили мою жену. Ее сбили на Курфюрстендамм в два часа ночи, в то время, когда меня «задержали». Она пыталась разыскать меня. Вы знали об этом?— Я читал ваше досье. Примите мои глубочайшие соболезнования.— Мне не нужны соболезнования. Приказ был отдан из Москвы. Мне нужна «Омега». Часть втораяПонедельник. Вторник. Среда. Четверг Понедельник, десять пятнадцать утра Таннер вышел из лифта и направился по устланному мягким ковром коридору в свой кабинет. Он провел двадцать пять минут в просмотровом зале, где знакомился С записью вчерашней программы Вудворта. Его впечатление совпало с мнением большинства утренних газет: Чарльз Вудворт поставил крест на политической карьере помощника госсекретаря Эштона.В Вашингтоне многие сейчас в полном смятении, подумал он.— Впечатляющее было зрелище, да? — вместо приветствия сказала секретарша.— Как говорит мой сын, «глаза бы не глядели», — отозвался Таннер. — Пожалуй, в ближайшее время нам не следует ждать приглашений в Белый дом. Кто-нибудь звонил?— Звонят со всего города. В основном поздравляют. Я положила список фамилий вам на стол.— Это хорошо. Он может мне понадобиться. Что-нибудь еще?— Да, сэр. Звонили из федеральной комиссии связи. Сотрудник по фамилии Фоссет.— Кто?— Мистер Лоренс Фоссет.— Я всегда имел дело с Крэнстоном.— Я тоже об этом вспомнила... Он сказал, что дело не терпит отлагательств.— Может быть. Госдепартамент решил арестовать нас прямо сегодня?..— Не думаю, сэр. Они подождали бы день или два, чтобы это не имело столь явной политической подоплеки.— Попробуйте дозвониться до него. У них в комиссии всегда все срочно.Таннер пересек приемную, вошел в свой кабинет и бегло просмотрел записки и почту. Он улыбнулся, вчерашнее шоу произвело большое впечатление.Задребезжал зуммер внутреннего телефона.— Мистер Фоссет у аппарата, сэр.— Благодарю вас, — сказал Таннер секретарше и нажал нужную кнопку. — Мистер Фоссет? Сожалею, что меня не оказалось на месте, когда вы звонили.— Ну что вы, что вы... — произнес вежливый голос на другом конце провода. — Это я должен извиниться за то, что звонил слишком рано. Просто у меня сегодня очень насыщенный день, а вы первый в моем списке.— Что-нибудь случилось?— Формальность, но дело срочное. Это касается сводок, присланных для ознакомления в отдел информации «Стэндарта». Там кое-чего не хватает...— Да? — Действительно, несколько недель назад сотрудник комиссии связи Крэнстон вскользь упоминал о чем-то подобном, но Таннеру тогда показалось, что Крэнстон не придал этому большого значения. — Чего же там не хватает?— Во-первых, двух ваших подписей. На страницах семнадцать и восемнадцать. Кроме того, в полугодовом перспективном плане по разделу хроники имеются большие пробелы.Теперь Джон Таннер вспомнил. Это была вина Крэнстона. Семнадцатая и восемнадцатая страницы исчезли, когда папку с документами пересылали из Вашингтона на подпись Таннеру — так сообщили ему из юридического отдела компании. А пропуски по разделу хроники были обусловлены тем, что компания попросила отсрочить отчет по этому вопросу на один месяц, и Крэнстон снова дал свое согласие.— Страницы, о которых вы говорите, не вложил в папку ваш сотрудник Крэнстон, можете проверить это сами. Что касается перспективного плана — отчет отложили на месяц. С согласия Крэнстона.В трубке замолчали. Когда через несколько секунд Фоссет снова заговорил, в голосе его уже не было прежней благожелательности.— При всем моем уважении к Крэнстону должен сказать, что он не был уполномочен принимать такие решения. Надеюсь, вы поняли...— Да, разумеется. Документы уже готовы. Я вышлю их сегодня. Срочной доставкой.— Боюсь, что будет поздно. Мы вынуждены просить вас прибыть сюда лично сегодня днем.— Не понимаю, к чему такая спешка?— Инструкции пишу не я. Я лишь слежу за их исполнением. Ваша компания нарушила установленные федеральной комиссией правила. Мы не можем мириться с таким положением дел. Не важно, кто виноват, важно другое: факт нарушения установленных норм. Давайте покончим с этим вопросом сегодня же.— Хорошо. Но предупреждаю, что, если эта история инспирирована чинами из Госдепартамента, я обращусь к адвокатам компании, и все будет названо своими именами.— Не понимаю, о чем вообще идет речь.— Вы прекрасно меня понимаете. Я имею в виду вчерашнюю программу Вудворта.Фоссет рассмеялся.— Ах, вон вы о чем... Да, я что-то слышал. «Пост» раздула из этого целую историю... Можете не беспокоиться: мой звонок с этим не связан. Я уже дважды звонил вам в прошлую пятницу.— В самом деле?— Да.— Подождите минутку. — Таннер нажал на кнопку «пауза», потом на кнопку «внутренняя связь». — Норма, — спросил он секретаршу, — этот Фоссет действительно звонил мне в пятницу?
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Уик-энд Остермана'
1 2 3 4
, Голливудом и Беверли-Хиллз, вот где жизнь поистине безумна. Здесь все продается и все покупается. Каждый стремится быть первым. Гигантский супермаркет с пальмовыми аллеями-проходами, по которым лихорадочно мечутся мужчины и женщины в ярких цветных рубашках и оранжевых слаксах.Иногда Берни очень хотелось увидеть здесь кого-нибудь в суконном костюме от «Братьев Брукс», застегнутом на все пуговицы. Не то чтобы он был почитателем строгого стиля в одежде — в сущности, ему было наплевать на то, кто как одевается, — просто порой у него начинало рябить в глазах от этого нескончаемого пестрого потока...А может быть, он просто входил в полосу очередного творческого спада, когда все начинает раздражать, даже этот город, ставший ему домом. Хотя это и несправедливо — «супермаркет с пальмовыми проходами» был к нему неизменно благосклонен.— Ну как? — обратился Остерман к жене.— Очень хорошо. Пожалуй, у тебя даже могут возникнуть проблемы?— Что? — Верни снял с вешалки полотенце. — Какие проблемы?— Ты слишком глубоко копаешь... Можешь задеть больное место... — Лейла взяла следующую страницу и, заметив усмешку мужа, добавила: — Подожди минуту, я сейчас закончу читать. Возможно, к концу тебе удастся выпутаться...Берни Остерман опустился на плетеный стул и, зажмурив глаза, подставил лицо теплым лучам калифорнийского солнца. На губах его по-прежнему играла улыбка. Он знал, что имела в виду жена, и мысль об этом была ему приятна.Хотя много лет он пишет сценарии по одному шаблону, но еще не разучился «копать глубоко» — когда действительно этого хотел.Бывали моменты, когда желание доказать самому себе, что он может писать так, как много лет назад в Нью-Йорке, возникало в нем с неодолимой силой.Да, прекрасное было время, полное дерзновенных замыслов и честолюбивых планов... Вот только ничего, кроме намерений и замыслов, он не имел. Несколько лестных отзывов, написанных такими же начинающими писателями. Его хвалили за «наблюдательность», «проницательность», «психологизм», а однажды даже наградили эпитетом «выдающийся». Конечно, это льстило его самолюбию, но не более того, и потому они с Лейлой очутились здесь, в этом безумном сверкающем городе, и стали охотно с удовольствием отдавать, вернее продавать, свой талант миру телевидения и кино.Но когда-нибудь... когда-нибудь, думал Берни Остерман, все повторится. Какое наслаждение — сидеть за письменным столом и не спешить, не думать ни о гонорарах, ни о неоплаченных счетах. Только писать. Возможно, он совершит большую ошибку, но... для него было важно сознавать, что он еще в силах вернуть все это.— Берни?— Да?— Это прекрасно, милый. Просто замечательно, правда, но ты сам должен понимать, что это не пойдет.— Пойдет!— Такое они не выпустят.— Ну и черт с ними!— Нам платят тридцать тысяч за приличную часовую драму, а не за два часа экзорцизма с финалом на кладбище.— Это не экзорцизм. Это правдивая история с очень печальным концом, — обиделся Остерман.— Ее не купят. Они потребуют внести изменения.— Я ничего не буду менять!— Решать им. Мы просто не получим оставшиеся пятнадцать тысяч долларов.— Дьявол!..— Ты же знаешь, что я права.Лейла накинула на себя полотенце и нажала на кнопку на подлокотнике шезлонга. Спинка кресла поднялась, и Лейла села прямо.— Болтовня! Каждый раз пустая болтовня. В этом сезоне мы дадим что-нибудь значительное. Полемичное очередное вранье.— Они расторгнут контракт. Хвалебным отзывом в «Таймс» не станешь расплачиваться за кредиты в Канзасе.— К черту!— Не горячись. Лучше окунись еще разок. Или поплавай — бассейн большой. — Лейла пристально смотрела на мужа. Он знал, что значит этот взгляд, и, улыбнувшись, тряхнул головой. Улыбка его была печальной.— Ладно, тогда правь сама.Лейла взяла со стоявшего рядом стола карандаш и желтый блокнот. А Берни поднялся и направился к кромке бассейна.— Как ты думаешь, Таннер захочет присоединиться? По-твоему, я могу с ним поговорить?Жена отложила карандаш и подняла голову.— Не думаю... Джонни ведь не такой, как мы...— Не такой, как Джо и Бетти? Дик и Джинни? Не понимаю; чем же он так от нас отличается?— Я не стала бы на него давить. Он — репортер. Его называли ястребом, помнишь? «Ястреб Сан-Диего»... У него прочный хребет. Если его сильно согнуть, то, распрямившись, он может очень больно ударить.— Он думает так же, как мы... Он точно такой же.— И все же послушай меня. Не торопись. Считай это пресловутой женской интуицией, но не спеши... Ты можешь все испортить.Остерман нырнул в бассейн и проплыл под водой тридцать шесть футов до противоположного края.«Лейла права только наполовину, — думал он. — Конечно, Таннер бескомпромиссный журналист, но он же разумный человек. Он не может не видеть, что творится вокруг. Каждый должен сам позаботиться о себе. Иначе вряд ли удастся жить так, как хочешь: писать, что тебе нравится, и не заботиться о погашении кредитов».Берни вынырнул на поверхность и ухватился за бортик бассейна. Отдышавшись, он оттолкнулся от стенки и, сильно работая руками, поплыл к тому месту, где сидела жена.— Я загнал тебя в угол.— Тебе это никогда не удастся, — спокойно произнесла Лейла, быстро записывая что-то в блокноте. — В моей жизни было время, когда тридцать тысяч долларов казались мне баснословной суммой. «Бруклинский дом Вайнтрауба» не входил в число преуспевающих фирм Манхэттена.Она вырвала из блокнота страницу и сунула ее под бутылку из-под пепси-колы.— У меня таких проблем не было, — улыбнулся Берни, лежа на воде. — Остерманы — неизвестная ветвь рода Ротшильдов.— Я знаю. Твои цвета на скачках красно-коричневый и ярко-оранжевый.— Да, вот еще что! — громко воскликнул Берни, радостно глядя на жену. — Я не говорил тебе? Сегодня утром звонил инструктор из Палм-Спрингс. Двухгодовалые жеребцы, которых мы купили, делают три фарлонга за сорок одну секунду!Лейла Остерман опустила блокнот на колени и рассмеялась.— Нет, знаешь, это, пожалуй, слишком. А еще хочешь играть в Достоевского!— Я понял намек... Что ж, возможно, когда-нибудь...— Да, да, конечно. А пока присматривай за кредитами и за своими бешеными жеребцами.Остерман фыркнул и поплыл к противоположной стенке бассейна. Он снова подумал о Таннерах... Джон и Эли Таннер... Он называл их имена в Швейцарии. В Цюрихе восприняли это с энтузиазмом.Бернард Остерман принял решение. Жену он как-нибудь убедит.В эти выходные он обязательно поговорит с Джоном. * * * Пройдя по узкому коридору своего дома в Джорджтауне, Дэнфорт отпер входную дверь. На крыльце стоял Лоренс Фоссет — сотрудник Центрального разведывательного управления. Он улыбнулся и протянул хозяину руку.— Доброе утро, мистер Дэнфорт. Мне звонил из Маклина Эндрюс... Мы с вами уже встречались, но вы, наверное, не помните. А для меня это была большая честь, сэр.Дэнфорт внимательно посмотрел на своего собеседника и улыбнулся в ответ. В досье ЦРУ говорилось, что Фоссету сорок семь лет, и Дэнфорт подумал, что выглядит он гораздо моложе. Широкие плечи, мускулистая, крепкая шея, лицо почти без морщин, жесткий ежик светлых волос — все это напомнило Дэнфорту о том, что ему самому скоро стукнет семьдесят.— Я, разумеется, помню вас. Проходите, пожалуйста. Когда Фоссет шагнул в коридор, его внимание привлекли развешанные на стенах акварели Дега. Он подошел ближе, чтобы рассмотреть их.— Прекрасные работы.— Да, действительно... Вы разбираетесь в живописи, мистер Фоссет?— О нет... Просто восторженный почитатель. Моя жена была художницей. Мы много времени проводили с ней в Лувре.Дэнфорт знал, что не следует говорить с Фоссетом о жене. Она была немкой, уроженкой Восточного Берлина. Там ее и убили агенты КГБ.— Да, да, конечно... Сюда, пожалуйста. Грувер во дворе. Мы с ним смотрели программу Вудворта.Они пересекли коридор и очутились в вымощенном красным кирпичом внутреннем дворике. Из кресла навстречу им поднялся Джордж Грувер.— Привет, Лэрри. Кажется, дело сдвинулось?— Похоже, что да. Я уже заждался.— Мы все тоже. Выпьешь что-нибудь?— Нет, благодарю вас, сэр. Если вы не возражаете, перейдем прямо к делу.Трое мужчин уселись вокруг небольшого журнального столика.— Давайте начнем с того, как обстоят дела сейчас, — сказал Дэнфорт. — Изложите ваш план действий. В глазах Фоссета мелькнуло удивление.— Я думал, он был с вами согласован.— О, разумеется, я читал отчеты. Но хотел бы получить информацию из первых рук, от человека, отвечающего за операцию.— Хорошо, сэр. Первая фаза подготовки завершена. Таннеры, Тримейны и Кардоуны находятся в Сэддл-Вэлли. В ближайшее время они никаких поездок не планируют и, по всей вероятности, проведут дома всю будущую неделю. Эта информация подтверждена по нескольким каналам. В Сэддл-Вэлли у нас работают тринадцать агентов, и все три семьи будут находиться под постоянным наблюдением... В их телефонах установлены подслушивающие устройства. Из Лос-Анджелеса сообщили, что Остерманы вылетают в пятницу рейсом пятьсот девять и прибывают в аэропорт Кеннеди в четыре пятьдесят по восточному времени. Обычно они сразу берут такси и отправляются в пригород. За такси, разумеется, мы установим слежку.— А если они изменят свои планы? — перебил его Грувер.— Если это произойдет, то в самолете их не будет. Завтра мы вызовем Таннера в Вашингтон.— Он еще ни о чем не подозревает? — спросил Дэнфорт.— Абсолютно. Разве что немного встревожен действиями патрульной машины. Мы напомним ему о ней, если завтра утром он заартачится.— А как, вы думаете, он ко всему этому отнесется?— Полагаю, он будет ошарашен.— Он может отказаться сотрудничать, — заметил Дэнфорт.— Это невозможно. Я сделаю так, что у него не будет выбора. Дэнфорт пристальнее всмотрелся в сидящего напротив него энергичного мускулистого человека — поражала уверенность, с которой он говорил.— Вы очень хотите, чтобы план удался? Вы говорите так убежденно...— У меня есть на то причины, — глухо ответил Фоссет и замолчал, как бы справляясь с волнением. Когда он снова заговорил, голос его звучал тихо и бесстрастно. — Они убили мою жену. Ее сбили на Курфюрстендамм в два часа ночи, в то время, когда меня «задержали». Она пыталась разыскать меня. Вы знали об этом?— Я читал ваше досье. Примите мои глубочайшие соболезнования.— Мне не нужны соболезнования. Приказ был отдан из Москвы. Мне нужна «Омега». Часть втораяПонедельник. Вторник. Среда. Четверг Понедельник, десять пятнадцать утра Таннер вышел из лифта и направился по устланному мягким ковром коридору в свой кабинет. Он провел двадцать пять минут в просмотровом зале, где знакомился С записью вчерашней программы Вудворта. Его впечатление совпало с мнением большинства утренних газет: Чарльз Вудворт поставил крест на политической карьере помощника госсекретаря Эштона.В Вашингтоне многие сейчас в полном смятении, подумал он.— Впечатляющее было зрелище, да? — вместо приветствия сказала секретарша.— Как говорит мой сын, «глаза бы не глядели», — отозвался Таннер. — Пожалуй, в ближайшее время нам не следует ждать приглашений в Белый дом. Кто-нибудь звонил?— Звонят со всего города. В основном поздравляют. Я положила список фамилий вам на стол.— Это хорошо. Он может мне понадобиться. Что-нибудь еще?— Да, сэр. Звонили из федеральной комиссии связи. Сотрудник по фамилии Фоссет.— Кто?— Мистер Лоренс Фоссет.— Я всегда имел дело с Крэнстоном.— Я тоже об этом вспомнила... Он сказал, что дело не терпит отлагательств.— Может быть. Госдепартамент решил арестовать нас прямо сегодня?..— Не думаю, сэр. Они подождали бы день или два, чтобы это не имело столь явной политической подоплеки.— Попробуйте дозвониться до него. У них в комиссии всегда все срочно.Таннер пересек приемную, вошел в свой кабинет и бегло просмотрел записки и почту. Он улыбнулся, вчерашнее шоу произвело большое впечатление.Задребезжал зуммер внутреннего телефона.— Мистер Фоссет у аппарата, сэр.— Благодарю вас, — сказал Таннер секретарше и нажал нужную кнопку. — Мистер Фоссет? Сожалею, что меня не оказалось на месте, когда вы звонили.— Ну что вы, что вы... — произнес вежливый голос на другом конце провода. — Это я должен извиниться за то, что звонил слишком рано. Просто у меня сегодня очень насыщенный день, а вы первый в моем списке.— Что-нибудь случилось?— Формальность, но дело срочное. Это касается сводок, присланных для ознакомления в отдел информации «Стэндарта». Там кое-чего не хватает...— Да? — Действительно, несколько недель назад сотрудник комиссии связи Крэнстон вскользь упоминал о чем-то подобном, но Таннеру тогда показалось, что Крэнстон не придал этому большого значения. — Чего же там не хватает?— Во-первых, двух ваших подписей. На страницах семнадцать и восемнадцать. Кроме того, в полугодовом перспективном плане по разделу хроники имеются большие пробелы.Теперь Джон Таннер вспомнил. Это была вина Крэнстона. Семнадцатая и восемнадцатая страницы исчезли, когда папку с документами пересылали из Вашингтона на подпись Таннеру — так сообщили ему из юридического отдела компании. А пропуски по разделу хроники были обусловлены тем, что компания попросила отсрочить отчет по этому вопросу на один месяц, и Крэнстон снова дал свое согласие.— Страницы, о которых вы говорите, не вложил в папку ваш сотрудник Крэнстон, можете проверить это сами. Что касается перспективного плана — отчет отложили на месяц. С согласия Крэнстона.В трубке замолчали. Когда через несколько секунд Фоссет снова заговорил, в голосе его уже не было прежней благожелательности.— При всем моем уважении к Крэнстону должен сказать, что он не был уполномочен принимать такие решения. Надеюсь, вы поняли...— Да, разумеется. Документы уже готовы. Я вышлю их сегодня. Срочной доставкой.— Боюсь, что будет поздно. Мы вынуждены просить вас прибыть сюда лично сегодня днем.— Не понимаю, к чему такая спешка?— Инструкции пишу не я. Я лишь слежу за их исполнением. Ваша компания нарушила установленные федеральной комиссией правила. Мы не можем мириться с таким положением дел. Не важно, кто виноват, важно другое: факт нарушения установленных норм. Давайте покончим с этим вопросом сегодня же.— Хорошо. Но предупреждаю, что, если эта история инспирирована чинами из Госдепартамента, я обращусь к адвокатам компании, и все будет названо своими именами.— Не понимаю, о чем вообще идет речь.— Вы прекрасно меня понимаете. Я имею в виду вчерашнюю программу Вудворта.Фоссет рассмеялся.— Ах, вон вы о чем... Да, я что-то слышал. «Пост» раздула из этого целую историю... Можете не беспокоиться: мой звонок с этим не связан. Я уже дважды звонил вам в прошлую пятницу.— В самом деле?— Да.— Подождите минутку. — Таннер нажал на кнопку «пауза», потом на кнопку «внутренняя связь». — Норма, — спросил он секретаршу, — этот Фоссет действительно звонил мне в пятницу?
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Уик-энд Остермана'
1 2 3 4