Он сидел за своим столом напротив меня. Во рту у меня благоухала сигара. К запаху ее дыма примешивался аромат виски. Я жаждал денег и выглядел, как новенькая стодоллоровая купюра.
Мистер Уинтерс, начал я, меня устраивает работа на почте. Но я имею деловые интересы и за пределами этого учреждения, и именно теперь они требуют моего стопроцентного внимания. Если вы не сможете дать мне отпуск, я вынужден буду уволиться.
Разве я не давал вам отпуск в начале года, Чинаски?
Нет, мистер Уинтерс, вы отклонили мое заявление. Но в этот раз у меня нет выбора. Или вы даете мне отпуск, или я увольняюсь. Такова ситуация.
Хорошо, приносите заявление, я подпишу. Но помните, я могу дать вам только 90 дней.
Я воспользуюсь ими на все сто, ответил я и направился к двери, оставляя за собой голубой шлейф дыма от моей дорогой сигары. 2 Ипподром располагался на побережье в сотне миль от города. Я внес плату за жилье, а сам сел в автомобиль и укатил к океану. Дважды в неделю я наведывался в город, чтобы проверить почту и, переночевав, возвращался на побережье.
Началась славная жизнь. Я продолжал выигрывать. Каждый вечер после скачек я заходил в бар, выпивал пару стаканчиков и оставлял бармену хорошие чаевые. Я как бы переродился. Да, собственно, так оно и было. Однажды вечером я даже не стал дожидаться конца последнего забега, а сразу спустился в бар. Пятьдесят баксов на победителя это была моя стандартная ставка. С тех пор, как вы начинаете ставить 50$ на победителя, эта ставка для вас становится все равно что 5$ или 10$.
Виски со льдом, сказал я бармену. Решил этот забег послушать у вас по радио. На кого поставили?
Голубой Чулок, ответил я. - P на победу. Слишком рискованно.
Ты шутишь, сынок? У лошади рейтинг 122 пункта и 6000 долларов откупного. Это означает, согласно условиям, что лошадка сделала нечто такое, что никакая другая и рядом не стояла. Конечно, это была совсем не та причина, по которой я поставил на Голубой Чулок. Но я всегда заметал следы и дезориентировал окружающих. Мне не хотелось с кем бы то ни было делить свой успех. В то время ипподром не был еще оборудован телекамерами. И можно было только слушать болтовню комментатора. Мой дневной выигрыш составлял уже 380$. Если я последний забег проигрываю, останется 330$. Неплохо для почтового клерка. Мы слушали. Комментатор перечислил всех лошадей последнего забега, кроме Голубого Чулка. "Похоже, моя лошадка сошла с круга", подумал я. А лошади уже миновали последний поворот и вышли на финишную прямую. Этот ипподром славился своими сюрпризами на коротких дистанциях.
И вдруг перед самым финалом комментатор заорал: "Вперед вырывается Голубой Чулок! Голубой Чулок лидирует! Да... это Голубой Чулок!"
Сынок, обратился я к бармену, я скоро вернусь, а ты пока приготовь мне двойной виски с водой. - Конечно, сэр! гаркнул он.
Я вышел и направился к кассам тотализатора. Голубой Чулок имел 9/2. Ну, это, конечно, не 8 к 1 или 10 к 1. Но я играл на победителя, а не на сумму Получив свои 250$ с мелочью, я вернулся в бар.
Кого облюбовали на завтра, сэр? спросил бармен. До завта надо еще дожить, сынок ответил я. Опрокинув поджидавший меня двойной виски, я оставил бармену доллар чаевых и вышел. 3 Вечера проходили в однообразном блаженстве. Неспешно я ехал вдоль побережья, высматривая местечко, где можно было поужинать. Я стал требователен, мне нужен был дорогой и, желательно, безлюдный ресторанчик. У меня развилось особое чутье на такие заведения. Я научился распознавать их с первого взгляда. Конечно, не всегда удавалось отыскать столик с открытым видом на океан, но я соглашался и на его часть - у самого горизонта, с отблесками лунного света. Предворитель-но сделав заказ
немного салата и большой бифштекс я погружался в эйфорию мечтаний и радостного созерцания. Я позволял себе немного понаслаждаться жизнью.
Официантки обворожительно улыбались и подходили так близко, что у меня перехватывало дыхание. Все больше и больше я удалялся от того странного парня, который когда-то вкалывал на бойне, колесил по стране с бригадой железнодорожников, трудился на фабрике по изготовлению сухих кормов для собак, спал в парках на скамейках, объездил дюжину городов великой страны в поисках грошовой работы.
После ужина я отправлялся на поиски отеля еще одна небольшая автомобильная прогулка по побережью. По пути я запасался бутылочкой виски и упаковкой пива. Я избегал номеров с телевизором, мне хватало чистой постели и горячего душа.
Роскошь. Да, это была волшебная жизнь. И я не уставал от нее.
4
Как-то, между заездами, я сидел в баре и приметил женщину. Бог или кто другой неустанно создает женщин и расшвыривает их по улицам. Повсюду эти задницы: то слишком большие, то отвратительно рыхлые; эти титьки уж очень маленькие, зато вон те чересчур мясистые; одна бешенная, другая просто сумасшедшая; та в религиозном зашоре, другая читает судьбы по чаинкам индийского листового и не может контролировать выхлопы своего кишечника; у той большой нос, ау следующей костлявые ноги... Но время от времени создается нечто! Цветок оргазма. Женщина, на которой взрывается любая одежда... Воплощенное вожделение, проклятие, всемирный потоп, конец света. Я поднял глаза и у другого конца стойки увидел нечто подобное. Уже прилично пьяная, она требовала, чтобы бармен налил ей еще, но тот отказался обслуживать. Тогда она подняла такой хай, что
бармен вызвал полицейского из местной охраны. Парень взял ее за руку и повел к выходу. Они громко переговаривались. Я допил свой виски и последовал за ними. Офицер! Офицер! Он остановился.
Моя жена совершила что-то ужасное? спросил я. Сэр, ваша жена пьяна. Я вынужден проводить ее к воротам.
К стартовым воротам? Он рассмеялся.
Нет, сэр. К воротам на выход. Позвольте, я позабочусь о ней, офицер. Конечно, сэр. Но помните, что ей больше не следует пить. Я промолчал, взял под руку этот "бутон желаний" и повел обратно в бар. - Черт, ты спас мне жизнь, сказала она, прижимаясь ко мне.
Это мое хобби. Хэнк, представился я. Мери Лу, ответила она. Мери Лу, я тебя люблю, сымпровизировал я. И она рассмеялась. Кстати, ты случаем не любишь прятаться за колоннами в оперном театре, а?
Я вообще не люблю прятаться, ответила она и наставила на меня свои груди. Выпьем?
Конечно, но мне не наливают. На ипподроме это не единственный бар, Мэри Лу. Давай поднимемся на этаж выше. Главное не шуметь. Я сам принесу тебе выпить. Что ты будешь? Мне все равно. Виски с водой пойдет?
За милую душу.
Мы пили до окончания скачек. Мэри Лу принесла мне удачу. Я выиграл в двух забегах из последних трех. Ты на машине? спросил я ее.
Я приехала с одним засранцем, ответила она. Забудь о нем.
Ну, если уж ты забыла, то и я постараюсь. Мы загрузились в мой автомобиль, и ее язык оказался у меня во рту и забился там, как маленькая змейка, попавшая в западню. Потом я развернул машину, и мы поехали вдоль побережья. И опять удача сопутствовала нам. Я взял столик с видом на океан. Мы потягивали виски, поджидая, пока поджарятся наши бифштексы. Все в зале смотрели на Мэри Лу. Я наклонился к ней и поднес зажигалку к ее сигарете, думая о том, какая меня ждет восхитительная ночь. И все вокруг знали, о чем я думаю, и Мэри Лу знала, и я улыбнулся, глядя на нее сквозь пламя зажигалки.
Забавно смотреть на океан, заговорил я, как он вздымается, обрушивается на берег и отползает, чтобы наброситься вновь. А его толщи кишат рыбами. Они без устали гоняются друг за другом и пожирают себе подобных. Мы похожи на этих рыб, только они там, а мы здесь. Одно неверное движение и тебе конец. Прекрасно быть победителем. Здорово чувствовать себя неуязвимым. Я взял сигару и прикурил. Выпьем, Мэри Лу? Конечно, Хэнк.
5 Мы сняли комнату на первом этаже. Мотель был выстроен так, что прямо нависал над океаном. Странное местечко с претензией на шик. Под нами жил океан, мы могли слышать шум его волн, обонять его аромат, ощущать движение воды во время прилива и отлива... прилива и отлива... Я не спешил. Мы разговаривали и выпивали. Потом я подошел к кушетке, на которой расположилась Мэри Лу, и присел рядом. Легкими прикосновениями мы возбуждали друг друга, смеялись, болтали и слушали океан. Постепенно я стащил с себя всю одежду, но ей раздеться не дал. Я взял Мэри Лу на руки и понес на кровать, попутно ощупывая и обнюхивая ее шикарное тело. Наконец, я снял с нее все. Мой член искал вход, и она открыла его. Это граничило с чудом. Я слышал движение вод, накаты и откаты волн. И мы будто слились с океаном и превратились в единое целое. И каждый прилив казался последним... И я кончил.
О, Господи Иисусе, задыхался я от восторга. Господи Иисусе! Я не знаю, почему образ Иисуса Христа всегда возникал передо мной в такие мгновения.
6 На следующий день мы забирали вещи Мэри Лу из ее отеля. Там оказался смуглый парень небольшого роста с бородавкой на носу. Я почувствовал опасность. Ты что, уходишь с ним? спросил он у Мэри Лу. Да.
Хорошо. Желаю удачи, - парень закурил. Спасибо, 1ектор. Гектор? Что это за блядское имя! Хочешь пива?
спросил меня Гектор. - Безусловно, ответил я. Гектор сидел на краю кровати. Он встал, сходил на кухню и принес три бутылки отличного немецкого пива. Затем он открыл одну бутылку, наполнил бокал и подал его Мэри Лу.
Бокал? опять обратился ко мне Гектор. - Нет, спасибо. Я встал, и мы чокнулись. Мы сидели и молча пили каждый свое пиво. Вдруг Гектор спросил:
Ты достаточно крепкий мужик, для того чтобы забирать ее у меня?
Откуда я знаю? Ей виднее. Если хочет, пусть остается с тобой. Почему бы тебе не спросить у нее? Мэри Лу, хочешь остаться со мной? Нет, ответила она, я ухожу с ним. И указала на меня. Я приосанился. Слишком много женщин покидало меня ради других парней, теперь было все наоборот, и это бодрило. Я закурил сигару и огляделся в поисках пепельницы. Обнаружил ее на комоде.
И тут я решил посмотреться в зеркало - хотелось узнать, как я выгляжу с похмелья. Такого я еще не видел. Гектор летел на меня, как стрела к мишени. Пивная бутылка была все еще у меня в руке. Я ударил, не оборачиваясь. Хрустнули зубы, брызнула кровь. Гектор схватился руками за рот, рухнул на колени и завыл. На полу рядом с ним я увидел стилет. Отшвырнув кинжал подальше от этого падонка, я подобрал его и осмотрел. Трехгранное лезвие было дюймов девять. Я нажал кнопку на рукоятке, и лезвие исчезло. Стилет перекочевал в мой карман. 1ектор продолжал скулить. Я подошел и отвесил ему под-жопник. Он растянулся на полу, но ныть не перестал. Я отошел, глотнул пивка из бутылки Гектора и врезал пощечину Мэри Лу. Она заорала.
Мандавошка! Ты все это подстроила? Ты хотела, чтобы эта обезьяна убила меня за четыре или пять сотен баксов в моем бумажнике!
Нет, нет! причитала она, заливаясь слезами. Они оба пускали воду. И я врезал ей снова.
Так вот, значит, чем вы занимаетесь, ублюдки? Убиваете людей за пару сотен?
Нет, нет, я люблю тебя, Хэнк, я люблю тебя! Я схватил Мэри Лу за ворот ее голубого платья и разорвал его до пояса. Она была без лифчика. Этой сучке он был не нужен, она и не думала никуда уходить. Я вышел, забрался в авто и поехал прямо на ипподром. Две или три недели я ходил и инстинктивно оглядывался. Нервы мои были на взводе. Но ничего не случилось. Я никогда больше не видел Мэри Лу на ипподроме. И 1ектора тоже.
7 После этого инцидента деньги стали как-то ускользать от меня, и вскоре мне пришлось покинуть ипподром. Я оказался в своем номере, и мне ничего не оставалось, как поджидать, когда же окончится мой 90-дневный отпуск. Нервы мои были совершенно измотаны пьянками и сложными отношениями с женщинами. Это не новая история, когда женщина обрушивается на мужчину, как снег на непокрытую голову, по крайней мере, для меня. Вы думаете, что, наконец-то, есть время перевести дух, но не успеваете и сплюнуть, как рядом с вами уже снова кто-то дышит. Через несколько дней после моего возвращения на работу в моей жизни появилась Фэй. У нее были волосы с проседью. Одевалась она исключительно в черное. С ее слов так она протестовала против войны. Я ничего не имел против этого. К тому же она была писательница, в некотором роде, и посещала какие-то писательские мастерские. Сверхзадачей ее творчества было Сохранение Мира. Ну, если бы ей это удалось сделать, хотя бы для меня, я был бы только рад. Она жила на алименты своего бывшего мужа они имели троих детей и еще ее мать присылала ей деньги время от времени. В своей жизни Фэй работала два или три раза. За время моего отпуска на душе у Джанко накопилась громадная куча дерьма, и он с энтузиазмом обрушил ее на меня. Каждое утро я уходил с разбухшей и больной головой. Я не мог даже нормально ориентироваться на дороге. На меня сыпались бесчисленные штрафы за нарушение ПДД. Казалось, что стоит мне взглянуть в зеркало заднего вида, как там появлялись красная мигалка патрульной полицейской машины или мотоциклист.
Однажды я вернулся домой поздно вечером. Силы мои были на исходе. Вытащить ключ из кармана и вставить его в замок все, на что я был способен. Заглянув в спальню, я увидел Фэй. Она лежала на кровати, читала "Нью-Иоркер" и поедала шоколад. Спаситель Мира даже не поздоровалась со мной. Я прошел на кухню в надежде что-нибудь съесть. Холодильник был пуст. Оставалось только выпить воды. Я взял стакан и подошел к раковине. Она была забита грязной посудой, подтух-шими отходами и до краев залита водой. На поверхности плавали несколько бумажных тарелок и какие-то банки, крышки и прочая дрянь. У Фэй была мания собирать банки, крышки и прочую дрянь. Я вернулся в спальню как раз в тот момент, когда Фэй откусывала очередную порцию шоколада.
Послушай, Фэй, сказал я, я слышал, ты хочешь спасти мир. Может, стоит начать с кухни?
Кухни это частности, которые не имеют значения, сказала она, проглотив сладость. Трудно ударить седеющую женщину, поэтому я отправился в душевую и пустил воду в ванну. Возможно, горячая ванна охладит мои воспаленные нервы. Но когда ванна наполнилась, я испугался влезать в нее. Мое болезненное тело к тому времени так закостенело, что я боялся утонуть. Я покинул ванную, превозмогая боль и усталость, стащил с себя рубашку, штаны, ботинки и носки. Из последних сил доплелся до спальни, влез на кровать и распластался рядом с Фэй. Теперь мне требовалось отыскать наимение болезненное положение. Это было нелегко. Я был сплошная болячка и вертелся, как флюгер. Наконец, мне удалось закрепиться, лежа на животе. Совсем скоро нужно было возвращаться на работу. Если б только удалось поспать, это могло бы пойти мне на пользу. Но я постоянно слышал шорох переворачиваемых страниц и звуки поедания шоколада. Это была еще одна обычная ночь женщины, которая посещала мастерскую писателей. О, если бы она только выключила свет. "Только одно время ты бываешь на едине с самим собой, Чинаски,
когда едешь на работу и возвращаешься с нее", - подумал я и спросил: Как дела в мастерской? У Робби неприятности. Да, а что случилось? Этому Робби было около сорока. Все эти годы он прожил со своей матерью. Писал, как мне говорили, только ужасно смешные истории о Католической Церкви и посвящал их всем католикам. Журналы были просто не готовы сотрудничать с Робби, хотя его рассказы уже публиковали однажды в канадском альманахе. Я видел Робби один раз. У меня был свободный вечер, и я повез Фей в эту усадьбу, где все они читали друг другу свои творения.
Ой! А вон Робби! сказала Фэй. Он пишет очень смешные истории о Католической Церкви! И она показала его мне. Робби стоял к нам спиной. Я уставился на его задницу, слишком широкую, массивную и мягкую. Безвольной массой свисала она в его штанах. "Неужели они не видят, что он..." подумал было я. Не хочешь зайти? спросила Фэй. Лучше в следующий раз... Фэй откусила шоколад.
Робби мучается. Он потерял работу. И теперь не может писать. Ему не хватает чувства защищенности. Говорит, что пока не найдет работу, не напишет ни строчки.
О, черт, да я могу найти ему другую работу, - сказал я, покоясь на своем болезненном животе. - Где? Каким образом?
У нас на почте принимают всех подряд. И платят неплохо. НА ПОЧТУ?! О ЧЕМ ТЫ ГОВОРИШЬ! РОББИ
СЛИШКОМ РАНИМ, ЧТОБЫ РАБОТАТЬ НА ПОЧТЕ!
Жаль, мне кажется, имело бы смысл попробовать. Спокойной ночи. Фэй не ответила. Она была рассержена. 8 На пятницу и субботу у меня выпадали выходные. Из-за чего воскресенье превращалось в самый паршивый день недели. Ко всему прочему, мне перенесли время выхода на работу. Теперь я должен был являться к 15.30 вместо привычного 18.18. Однажды в воскресенье меня направили в отдел газет, что для такого дня обычное дело, и что означало все 8 часов на ногах. Кроме обычного набора страданий у меня стали появляться кратковременные, но периодически возникающие головокружения. Неожиданно все начинало взметаться у меня перед глазами и закручиваться в кошмарный вихрь. Чтобы взять себя в руки, я должен был выскакивать на площадку черного хода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Мистер Уинтерс, начал я, меня устраивает работа на почте. Но я имею деловые интересы и за пределами этого учреждения, и именно теперь они требуют моего стопроцентного внимания. Если вы не сможете дать мне отпуск, я вынужден буду уволиться.
Разве я не давал вам отпуск в начале года, Чинаски?
Нет, мистер Уинтерс, вы отклонили мое заявление. Но в этот раз у меня нет выбора. Или вы даете мне отпуск, или я увольняюсь. Такова ситуация.
Хорошо, приносите заявление, я подпишу. Но помните, я могу дать вам только 90 дней.
Я воспользуюсь ими на все сто, ответил я и направился к двери, оставляя за собой голубой шлейф дыма от моей дорогой сигары. 2 Ипподром располагался на побережье в сотне миль от города. Я внес плату за жилье, а сам сел в автомобиль и укатил к океану. Дважды в неделю я наведывался в город, чтобы проверить почту и, переночевав, возвращался на побережье.
Началась славная жизнь. Я продолжал выигрывать. Каждый вечер после скачек я заходил в бар, выпивал пару стаканчиков и оставлял бармену хорошие чаевые. Я как бы переродился. Да, собственно, так оно и было. Однажды вечером я даже не стал дожидаться конца последнего забега, а сразу спустился в бар. Пятьдесят баксов на победителя это была моя стандартная ставка. С тех пор, как вы начинаете ставить 50$ на победителя, эта ставка для вас становится все равно что 5$ или 10$.
Виски со льдом, сказал я бармену. Решил этот забег послушать у вас по радио. На кого поставили?
Голубой Чулок, ответил я. - P на победу. Слишком рискованно.
Ты шутишь, сынок? У лошади рейтинг 122 пункта и 6000 долларов откупного. Это означает, согласно условиям, что лошадка сделала нечто такое, что никакая другая и рядом не стояла. Конечно, это была совсем не та причина, по которой я поставил на Голубой Чулок. Но я всегда заметал следы и дезориентировал окружающих. Мне не хотелось с кем бы то ни было делить свой успех. В то время ипподром не был еще оборудован телекамерами. И можно было только слушать болтовню комментатора. Мой дневной выигрыш составлял уже 380$. Если я последний забег проигрываю, останется 330$. Неплохо для почтового клерка. Мы слушали. Комментатор перечислил всех лошадей последнего забега, кроме Голубого Чулка. "Похоже, моя лошадка сошла с круга", подумал я. А лошади уже миновали последний поворот и вышли на финишную прямую. Этот ипподром славился своими сюрпризами на коротких дистанциях.
И вдруг перед самым финалом комментатор заорал: "Вперед вырывается Голубой Чулок! Голубой Чулок лидирует! Да... это Голубой Чулок!"
Сынок, обратился я к бармену, я скоро вернусь, а ты пока приготовь мне двойной виски с водой. - Конечно, сэр! гаркнул он.
Я вышел и направился к кассам тотализатора. Голубой Чулок имел 9/2. Ну, это, конечно, не 8 к 1 или 10 к 1. Но я играл на победителя, а не на сумму Получив свои 250$ с мелочью, я вернулся в бар.
Кого облюбовали на завтра, сэр? спросил бармен. До завта надо еще дожить, сынок ответил я. Опрокинув поджидавший меня двойной виски, я оставил бармену доллар чаевых и вышел. 3 Вечера проходили в однообразном блаженстве. Неспешно я ехал вдоль побережья, высматривая местечко, где можно было поужинать. Я стал требователен, мне нужен был дорогой и, желательно, безлюдный ресторанчик. У меня развилось особое чутье на такие заведения. Я научился распознавать их с первого взгляда. Конечно, не всегда удавалось отыскать столик с открытым видом на океан, но я соглашался и на его часть - у самого горизонта, с отблесками лунного света. Предворитель-но сделав заказ
немного салата и большой бифштекс я погружался в эйфорию мечтаний и радостного созерцания. Я позволял себе немного понаслаждаться жизнью.
Официантки обворожительно улыбались и подходили так близко, что у меня перехватывало дыхание. Все больше и больше я удалялся от того странного парня, который когда-то вкалывал на бойне, колесил по стране с бригадой железнодорожников, трудился на фабрике по изготовлению сухих кормов для собак, спал в парках на скамейках, объездил дюжину городов великой страны в поисках грошовой работы.
После ужина я отправлялся на поиски отеля еще одна небольшая автомобильная прогулка по побережью. По пути я запасался бутылочкой виски и упаковкой пива. Я избегал номеров с телевизором, мне хватало чистой постели и горячего душа.
Роскошь. Да, это была волшебная жизнь. И я не уставал от нее.
4
Как-то, между заездами, я сидел в баре и приметил женщину. Бог или кто другой неустанно создает женщин и расшвыривает их по улицам. Повсюду эти задницы: то слишком большие, то отвратительно рыхлые; эти титьки уж очень маленькие, зато вон те чересчур мясистые; одна бешенная, другая просто сумасшедшая; та в религиозном зашоре, другая читает судьбы по чаинкам индийского листового и не может контролировать выхлопы своего кишечника; у той большой нос, ау следующей костлявые ноги... Но время от времени создается нечто! Цветок оргазма. Женщина, на которой взрывается любая одежда... Воплощенное вожделение, проклятие, всемирный потоп, конец света. Я поднял глаза и у другого конца стойки увидел нечто подобное. Уже прилично пьяная, она требовала, чтобы бармен налил ей еще, но тот отказался обслуживать. Тогда она подняла такой хай, что
бармен вызвал полицейского из местной охраны. Парень взял ее за руку и повел к выходу. Они громко переговаривались. Я допил свой виски и последовал за ними. Офицер! Офицер! Он остановился.
Моя жена совершила что-то ужасное? спросил я. Сэр, ваша жена пьяна. Я вынужден проводить ее к воротам.
К стартовым воротам? Он рассмеялся.
Нет, сэр. К воротам на выход. Позвольте, я позабочусь о ней, офицер. Конечно, сэр. Но помните, что ей больше не следует пить. Я промолчал, взял под руку этот "бутон желаний" и повел обратно в бар. - Черт, ты спас мне жизнь, сказала она, прижимаясь ко мне.
Это мое хобби. Хэнк, представился я. Мери Лу, ответила она. Мери Лу, я тебя люблю, сымпровизировал я. И она рассмеялась. Кстати, ты случаем не любишь прятаться за колоннами в оперном театре, а?
Я вообще не люблю прятаться, ответила она и наставила на меня свои груди. Выпьем?
Конечно, но мне не наливают. На ипподроме это не единственный бар, Мэри Лу. Давай поднимемся на этаж выше. Главное не шуметь. Я сам принесу тебе выпить. Что ты будешь? Мне все равно. Виски с водой пойдет?
За милую душу.
Мы пили до окончания скачек. Мэри Лу принесла мне удачу. Я выиграл в двух забегах из последних трех. Ты на машине? спросил я ее.
Я приехала с одним засранцем, ответила она. Забудь о нем.
Ну, если уж ты забыла, то и я постараюсь. Мы загрузились в мой автомобиль, и ее язык оказался у меня во рту и забился там, как маленькая змейка, попавшая в западню. Потом я развернул машину, и мы поехали вдоль побережья. И опять удача сопутствовала нам. Я взял столик с видом на океан. Мы потягивали виски, поджидая, пока поджарятся наши бифштексы. Все в зале смотрели на Мэри Лу. Я наклонился к ней и поднес зажигалку к ее сигарете, думая о том, какая меня ждет восхитительная ночь. И все вокруг знали, о чем я думаю, и Мэри Лу знала, и я улыбнулся, глядя на нее сквозь пламя зажигалки.
Забавно смотреть на океан, заговорил я, как он вздымается, обрушивается на берег и отползает, чтобы наброситься вновь. А его толщи кишат рыбами. Они без устали гоняются друг за другом и пожирают себе подобных. Мы похожи на этих рыб, только они там, а мы здесь. Одно неверное движение и тебе конец. Прекрасно быть победителем. Здорово чувствовать себя неуязвимым. Я взял сигару и прикурил. Выпьем, Мэри Лу? Конечно, Хэнк.
5 Мы сняли комнату на первом этаже. Мотель был выстроен так, что прямо нависал над океаном. Странное местечко с претензией на шик. Под нами жил океан, мы могли слышать шум его волн, обонять его аромат, ощущать движение воды во время прилива и отлива... прилива и отлива... Я не спешил. Мы разговаривали и выпивали. Потом я подошел к кушетке, на которой расположилась Мэри Лу, и присел рядом. Легкими прикосновениями мы возбуждали друг друга, смеялись, болтали и слушали океан. Постепенно я стащил с себя всю одежду, но ей раздеться не дал. Я взял Мэри Лу на руки и понес на кровать, попутно ощупывая и обнюхивая ее шикарное тело. Наконец, я снял с нее все. Мой член искал вход, и она открыла его. Это граничило с чудом. Я слышал движение вод, накаты и откаты волн. И мы будто слились с океаном и превратились в единое целое. И каждый прилив казался последним... И я кончил.
О, Господи Иисусе, задыхался я от восторга. Господи Иисусе! Я не знаю, почему образ Иисуса Христа всегда возникал передо мной в такие мгновения.
6 На следующий день мы забирали вещи Мэри Лу из ее отеля. Там оказался смуглый парень небольшого роста с бородавкой на носу. Я почувствовал опасность. Ты что, уходишь с ним? спросил он у Мэри Лу. Да.
Хорошо. Желаю удачи, - парень закурил. Спасибо, 1ектор. Гектор? Что это за блядское имя! Хочешь пива?
спросил меня Гектор. - Безусловно, ответил я. Гектор сидел на краю кровати. Он встал, сходил на кухню и принес три бутылки отличного немецкого пива. Затем он открыл одну бутылку, наполнил бокал и подал его Мэри Лу.
Бокал? опять обратился ко мне Гектор. - Нет, спасибо. Я встал, и мы чокнулись. Мы сидели и молча пили каждый свое пиво. Вдруг Гектор спросил:
Ты достаточно крепкий мужик, для того чтобы забирать ее у меня?
Откуда я знаю? Ей виднее. Если хочет, пусть остается с тобой. Почему бы тебе не спросить у нее? Мэри Лу, хочешь остаться со мной? Нет, ответила она, я ухожу с ним. И указала на меня. Я приосанился. Слишком много женщин покидало меня ради других парней, теперь было все наоборот, и это бодрило. Я закурил сигару и огляделся в поисках пепельницы. Обнаружил ее на комоде.
И тут я решил посмотреться в зеркало - хотелось узнать, как я выгляжу с похмелья. Такого я еще не видел. Гектор летел на меня, как стрела к мишени. Пивная бутылка была все еще у меня в руке. Я ударил, не оборачиваясь. Хрустнули зубы, брызнула кровь. Гектор схватился руками за рот, рухнул на колени и завыл. На полу рядом с ним я увидел стилет. Отшвырнув кинжал подальше от этого падонка, я подобрал его и осмотрел. Трехгранное лезвие было дюймов девять. Я нажал кнопку на рукоятке, и лезвие исчезло. Стилет перекочевал в мой карман. 1ектор продолжал скулить. Я подошел и отвесил ему под-жопник. Он растянулся на полу, но ныть не перестал. Я отошел, глотнул пивка из бутылки Гектора и врезал пощечину Мэри Лу. Она заорала.
Мандавошка! Ты все это подстроила? Ты хотела, чтобы эта обезьяна убила меня за четыре или пять сотен баксов в моем бумажнике!
Нет, нет! причитала она, заливаясь слезами. Они оба пускали воду. И я врезал ей снова.
Так вот, значит, чем вы занимаетесь, ублюдки? Убиваете людей за пару сотен?
Нет, нет, я люблю тебя, Хэнк, я люблю тебя! Я схватил Мэри Лу за ворот ее голубого платья и разорвал его до пояса. Она была без лифчика. Этой сучке он был не нужен, она и не думала никуда уходить. Я вышел, забрался в авто и поехал прямо на ипподром. Две или три недели я ходил и инстинктивно оглядывался. Нервы мои были на взводе. Но ничего не случилось. Я никогда больше не видел Мэри Лу на ипподроме. И 1ектора тоже.
7 После этого инцидента деньги стали как-то ускользать от меня, и вскоре мне пришлось покинуть ипподром. Я оказался в своем номере, и мне ничего не оставалось, как поджидать, когда же окончится мой 90-дневный отпуск. Нервы мои были совершенно измотаны пьянками и сложными отношениями с женщинами. Это не новая история, когда женщина обрушивается на мужчину, как снег на непокрытую голову, по крайней мере, для меня. Вы думаете, что, наконец-то, есть время перевести дух, но не успеваете и сплюнуть, как рядом с вами уже снова кто-то дышит. Через несколько дней после моего возвращения на работу в моей жизни появилась Фэй. У нее были волосы с проседью. Одевалась она исключительно в черное. С ее слов так она протестовала против войны. Я ничего не имел против этого. К тому же она была писательница, в некотором роде, и посещала какие-то писательские мастерские. Сверхзадачей ее творчества было Сохранение Мира. Ну, если бы ей это удалось сделать, хотя бы для меня, я был бы только рад. Она жила на алименты своего бывшего мужа они имели троих детей и еще ее мать присылала ей деньги время от времени. В своей жизни Фэй работала два или три раза. За время моего отпуска на душе у Джанко накопилась громадная куча дерьма, и он с энтузиазмом обрушил ее на меня. Каждое утро я уходил с разбухшей и больной головой. Я не мог даже нормально ориентироваться на дороге. На меня сыпались бесчисленные штрафы за нарушение ПДД. Казалось, что стоит мне взглянуть в зеркало заднего вида, как там появлялись красная мигалка патрульной полицейской машины или мотоциклист.
Однажды я вернулся домой поздно вечером. Силы мои были на исходе. Вытащить ключ из кармана и вставить его в замок все, на что я был способен. Заглянув в спальню, я увидел Фэй. Она лежала на кровати, читала "Нью-Иоркер" и поедала шоколад. Спаситель Мира даже не поздоровалась со мной. Я прошел на кухню в надежде что-нибудь съесть. Холодильник был пуст. Оставалось только выпить воды. Я взял стакан и подошел к раковине. Она была забита грязной посудой, подтух-шими отходами и до краев залита водой. На поверхности плавали несколько бумажных тарелок и какие-то банки, крышки и прочая дрянь. У Фэй была мания собирать банки, крышки и прочую дрянь. Я вернулся в спальню как раз в тот момент, когда Фэй откусывала очередную порцию шоколада.
Послушай, Фэй, сказал я, я слышал, ты хочешь спасти мир. Может, стоит начать с кухни?
Кухни это частности, которые не имеют значения, сказала она, проглотив сладость. Трудно ударить седеющую женщину, поэтому я отправился в душевую и пустил воду в ванну. Возможно, горячая ванна охладит мои воспаленные нервы. Но когда ванна наполнилась, я испугался влезать в нее. Мое болезненное тело к тому времени так закостенело, что я боялся утонуть. Я покинул ванную, превозмогая боль и усталость, стащил с себя рубашку, штаны, ботинки и носки. Из последних сил доплелся до спальни, влез на кровать и распластался рядом с Фэй. Теперь мне требовалось отыскать наимение болезненное положение. Это было нелегко. Я был сплошная болячка и вертелся, как флюгер. Наконец, мне удалось закрепиться, лежа на животе. Совсем скоро нужно было возвращаться на работу. Если б только удалось поспать, это могло бы пойти мне на пользу. Но я постоянно слышал шорох переворачиваемых страниц и звуки поедания шоколада. Это была еще одна обычная ночь женщины, которая посещала мастерскую писателей. О, если бы она только выключила свет. "Только одно время ты бываешь на едине с самим собой, Чинаски,
когда едешь на работу и возвращаешься с нее", - подумал я и спросил: Как дела в мастерской? У Робби неприятности. Да, а что случилось? Этому Робби было около сорока. Все эти годы он прожил со своей матерью. Писал, как мне говорили, только ужасно смешные истории о Католической Церкви и посвящал их всем католикам. Журналы были просто не готовы сотрудничать с Робби, хотя его рассказы уже публиковали однажды в канадском альманахе. Я видел Робби один раз. У меня был свободный вечер, и я повез Фей в эту усадьбу, где все они читали друг другу свои творения.
Ой! А вон Робби! сказала Фэй. Он пишет очень смешные истории о Католической Церкви! И она показала его мне. Робби стоял к нам спиной. Я уставился на его задницу, слишком широкую, массивную и мягкую. Безвольной массой свисала она в его штанах. "Неужели они не видят, что он..." подумал было я. Не хочешь зайти? спросила Фэй. Лучше в следующий раз... Фэй откусила шоколад.
Робби мучается. Он потерял работу. И теперь не может писать. Ему не хватает чувства защищенности. Говорит, что пока не найдет работу, не напишет ни строчки.
О, черт, да я могу найти ему другую работу, - сказал я, покоясь на своем болезненном животе. - Где? Каким образом?
У нас на почте принимают всех подряд. И платят неплохо. НА ПОЧТУ?! О ЧЕМ ТЫ ГОВОРИШЬ! РОББИ
СЛИШКОМ РАНИМ, ЧТОБЫ РАБОТАТЬ НА ПОЧТЕ!
Жаль, мне кажется, имело бы смысл попробовать. Спокойной ночи. Фэй не ответила. Она была рассержена. 8 На пятницу и субботу у меня выпадали выходные. Из-за чего воскресенье превращалось в самый паршивый день недели. Ко всему прочему, мне перенесли время выхода на работу. Теперь я должен был являться к 15.30 вместо привычного 18.18. Однажды в воскресенье меня направили в отдел газет, что для такого дня обычное дело, и что означало все 8 часов на ногах. Кроме обычного набора страданий у меня стали появляться кратковременные, но периодически возникающие головокружения. Неожиданно все начинало взметаться у меня перед глазами и закручиваться в кошмарный вихрь. Чтобы взять себя в руки, я должен был выскакивать на площадку черного хода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15