Илья открыл сундук, обнаружил на дне детские игрушки, порылся в них с интересом, потом пошел дальше. И уже представлялось Илье, что найдет он в пустом доме клад или какую-нибудь очень ценную вещь.
Обследовав парадную, он пошел в другую. Подвал в ней тоже оказался затоплен. Иногда Илья останавливался, прислушиваясь к шумам, но все они были уличного происхождения. Постепенно город просыпался, и Илья успокаивался. Исчезновение Егора Петровича казалось уже не таким ужасным, как ночью, и не исчезновением, пожалуй, вовсе. Но все же Илья решил довести дело до конца. Блуждая по дому, он вспоминал рассказ Егора Петровича, его легенду о чуди и…
Илья остановился. Прислушался. Нет, ему не почудилось. Откуда-то с верхнего этажа доносился шум, голоса. Илья сжал гвоздодер вмиг вспотевшей рукой и стал осторожно, на цыпочках, подниматься по лестнице. Светло было уже настолько, что он мог выбирать место, куда стоит наступить ногой. Сверху слышались голоса, словно там шла пирушка.
Илья поднялся до дверей квартиры, из которой доносился шум, прислушался, но это ничего не прояснило. Тогда он, ожидая в любой момент нападения, сжимая смертоносный гвоздодер, проник в открытую дверь квартиры и, ступая беззвучно, как индеец, подкрался к двери комнаты и посмотрел в щель.
Сначала Илья не понял, что происходит в комнате. А когда сообразил, то сначала не поверил, а потом его замутило.
По комнате были разбросаны внутренности, пол и стены забрызганы кровью, и среди этого безобразия, весело восклицая, напевая по временам отрывки из разных (веселенького содержания) песенок, расхаживал капитан Свинцов в белом, забрызганном кровью мясницком фартуке и наводил марафет, подправляя свисающие со стола кишки, изредка зачерпывая ковшичком кровь из ведра, брызгал, куда считал нужным. Картина была чудовищной, и еще более странным и неожиданным было веселье в этой картине, придававшее ей особый колорит. Невзаправдашность, театральность ситуации не усваивалась сознанием изумленного Ильи. Но отчего-то он не в силах был просто плюнуть и уйти от купающегося в безумии следователя. Картина завораживала и не отпускала внимание.
– Еще сюда кровушки! – восклицал Свинцов. – А вот сюда внутренностей добавить! Эх!..
Он подхихикивал сам себе и был чрезвычайно доволен своим трудом. Каким-то внутренним чутьем напряженных нервов, средним ухом, Илья уловил движение на лестнице. Он оглянулся, не зная, куда скрыться из коридора, но тут увидел незапертую комнату как раз напротив той, в которой бесчинствовал Свинцов. Он зашел в нее и затворил за собой предательски завизжавшую дверь. Свинцов смолк. «Значит, услышал. Сейчас пойдет смотреть, застанет меня здесь и выпотрошит… Нет уж!» Илья изо всех сил сжал гвоздодер. Но в следующее мгновение произошло то, чего Илья никак не ожидал.
Бесшумно и мгновенно, словно из-под земли, возле двери, за которой безобразничал Свинцов, выросли двое экипированных мужчин в камуфляжной форме, бронежилетах, масках на лицах. В одно мгновение обе створки двери от мощного удара распахнулись; одну дверь даже сорвало с петли, и она повисла на верхней.
Дальше все произошло настолько квалифицированно и быстро, что Илья подробно разглядеть ничего не успел, да, пожалуй, подробностей и не было, настолько скупы и стремительны были действия омоновцев.
Ворвавшись в комнату, захватчики с диким воплем сбили Свинцова с ног, уткнули в пол лицом, молниеносно защелкнули наручники за спиной и тут же, как мешок с хламом, подняли и поставили на ноги. Свинцов весь в крови – лицо его было то ли перепачкано кровью, то ли разбито – имел удрученный вид. Торопливо в комнату вошел широкоплечий молодой человек в штатском, его сопровождал сержант милиции.
– Что же вы, капитан, – сказал он Свинцову. – Ведь сами знаете, что за введение в заблуждение следствия…
– Я ж, Гриша, хотел как веселее, – ответил Свинцов окровавленными губами.
Арестованного увели.
Только сейчас Илья узнал человека в штатском – это был помощник Свинцова, который дал ему в отделении визитку. Илья хотел выйти и попросить, чтобы ему помогли найти Егора Петровича. Но вовремя подумал, что его тоже примут за соучастника безумия.
Алиев повернулся к сержанту.
– Снимайте пост – на сегодня все… Да не смотрите вы так, – заметив его гримасу отвращения, сказал Алиев. – Это же ненастоящее. Внутренности с мясокомбината, а это не кровь – краска обыкновенная. Свинцов же «ку-ку».
Сержант ушел.
Следователь окинул печальным взглядом грустную картину и пошел вслед за сержантом.
Илья остался один. Он вышел на лестницу, послушал: было тихо. Спустился по лестнице – во дворе никого. После шума, который наделала группа захвата, дальше искать здесь Егора Петровича не имело смысла. Он повернул к воротам. Но маленькая дверца, вероятно в подвал в углу двора, привлекла внимание. «Туда схожу напоследок, и все. Если он, конечно, водой не затоплен», – подумал он. И тут обнаружил, что оставил наверху гвоздодер, но махнул рукой.
Илья спустился по ступенькам вниз и приоткрыл маленькую дверцу. Внутри было темно. Он достал свечу, зажег ее. Прикрывая трепещущее от сквозняка слабенькое пламя, Илья проник в помещение… Чтобы лучше видеть, он поднял свечу над головой, изо всех сил вглядываясь в слабо освещенное пространство.
Большие черные котлы стояли по одной стене, справа на полу валялись остатки угля. Илья, хрустя угольной крошкой, сделал осторожный шаг в глубь котельной, стараясь разглядеть, что впереди. В помещении чувствовалось тепло человеческой жизни. Но свеча давала недостаточно света, и, озираясь, он двигался дальше. Справа он разглядел письменный стол, дальше – диван…
Илья остановился, дыхание замерло. На диване кто-то неподвижно лежал. Стоя со свечой в руке, он не представлял, что предпринять. А может, это связанный Егор Петрович… Да, похоже: тело длинное и седая голова… Нет, непонятно. Постоял минуту, разглядывая человека, потом сделал еще небольшой осторожный шажок поближе, потом еще один. Да, похож на Егора Петровича… С каждым шагом Илья все больше уверялся, что это легендолог собственной персоной лежит на диване. А почему он, собственно, лежит? Может быть, он…
Превозмогая страх увидеть мертвое тело, Илья подошел совсем близко к спящему. Да нет, дышит вроде… Приближая свечу, Илья наклонился над телом… Перед ним, в пижаме, подложив руку под голову, лежал Парикмахер. Это открытие оказалось столь неожиданным и столь ужаснувшим Илью, что он отпрянул, сделал шаг назад – от резкого движения воздуха свеча затухла… Илья окоченел от ужаса. Кругом была беспроглядная невообразимая тьма. Ужас сковал тело, он даже забыл дышать. Тело сотрясалось от ударов сердца. Но он не ощущал этого. Весь организм напрягся, ожидая нападения. В сознании почти ощутимо лезвие бритвы рассекло щеку, потом…
Он заслонился руками… Но напрасно. Острое лезвие бритвы, распоров куртку, разрезало запястье. Илья отступил, отмахиваясь руками от невидимого противника, но удары смертоносного лезвия сыпались один за другим… Удар рассек ладонь, щеку. Во мраке невозможно было понять, откуда сыплются удары, но каждый из них был точен, словно нападавший видел свою жертву. Истекая кровью, вопя от боли и ужаса смерти, Илья прижался к стене, уже не зная, не соображая, куда бежать, что делать…
Все это он пережил за одно мгновение ужаса, физически ощущая раны на лице, руках, шее… Пот лил из всех пор разом. Но проходила секунда, другая… Илья нашел в себе силы протянуть вперед руку – пустота, сделал осторожный шажок к двери, потом еще один; выставив вперед руки, Илья медленно продвигался назад – вот уже обозначилась щель, в которую он проник, вот руки нащупали стену, дверь… Господи! Илья выбрался наружу, торопливо, с выпученными от ужаса глазами поднялся по ступенькам – и вон, вон из этого дома…
Он был весь мокрый. Во дворе стало прохладно, его бил озноб.
– Господи! Неужели живой… Господи! – бубнил Илья, торопливо перебираясь через завалы мусора, ушибая ноги, но не чувствуя боли, еще не веря в свое освобождение и в то, что он жив. После потрясения ноги дрожали, и он, превозмогая слабость, вышел со двора на улицу; силы изменили ему, и он уселся на гранитный столбик рядом с воротами, не обращая внимания на редких прохожих, поглядывавших на него с удивлением.
Просидел Илья недолго. В окне Егора Петровича горел свет – значит, он не вернулся. После перенесенного шока все остальное казалось не столь важным. Но тревога возвращалась.
Глава 7
ОТ СМЕРТИ НЕ СКРОЕШЬСЯ
В комнате нестерпимо воняло. Струганый не мог передвигаться без посторонней помощи, поэтому, замысловато изогнувшись, «ходил» в таз рядом с кроватью, но попадал не всегда, да он и не метился.
Жил Струганый в подвальном помещении, у кособокой старухи. Состояли они в каких-нибудь родственных отношениях или нет – неизвестно. Но она выходила Струганого и теперь ухаживала за ним. О самом Струганом было известно, что приполз он в этот подвал давно, почти без мяса на конечностях, и выжить не мог. Потрудилась над ним старуха изрядно своим колдовством, но мяса все равно не нарастила. От какой-то болезни мясо вместе с кожей на руках и ногах его сползло почти без остатка, а туловище продолжало исполнять свои функции. Помогал Струганый своему туловищу только правой рукой, она, хотя тоже почти без мяса, все же действовала, и он мог нетвердо держать ложку или сложить из пальцев неумелую фигу и сунуть ее в нос старухе, если она, по своему обыкновению, снова начинала ворчать. Ее Струганый ни во что не ставил и относился к своей спасительнице наплевательски, а та непонятно почему терпела.
Однажды Струганый, доведенный ворчанием карги до плохого настроения, двинул ей в тело своей безмясой дланью, да так удачно, что старуха повалилась на мокрый пол и затихла между кроватью и тазом. И потому как она долго не поднималась, Струганый пожалел о содеянном, подумав, что довел каргу до летального исхода. Спустя несколько часов старуха очухалась, но ходить за Струганым не перестала и даже больше приносила продуктов. Из чего Струганый заключил, что побой пошел впрок, но больше не повторял, хотя и злился.
До жилища Струганого Илья добрался на трамвае. Сделавшись мнительным, по пути он озирался, приглядывался к попутчикам, и чудилась ему слежка. В окно трамвая заметил Илья уже знакомую ему иномарку с затемненными стеклами, или это показалось от страха…
На звонок открыла старуха мерзкого вида: в платке, с бельмом на глазу.
– Что надо? – буравя Илью взглядом, грубо спросила карга.
– Мне Струганый нужен, Егор Петрович просил ему кое-что передать.
– А чего сам не пришел? – пропуская Илью вперед, ворчала старуха. – Шастают тут всякие прохиндеи. Ноги вытирай! Ишь, прется – грязь разносить. Вон, последняя комната, там он – ирод безногий.
У вошедшего в комнату Ильи рвотный ком подступил к горлу, так мерзко там воняло. Струганый в одних трусах и майке лежал на кровати, представляя собой ужасное зрелище. Илья теперь понял, почему он носил такую кличку. Голые руки и ноги были словно обструганы огромным кухонным ножом.
Илья заметил, что при его появлении правая рука Струганого скользнула под подушку и там осталась. Илья, видя перед собой такое редкое уродство, с интересом и некоторой растерянностью смотрел на инвалида. Струганый тоже наблюдал напряженно-молча. У него были большие, навыкат, испуганные глаза.
– Меня просил зайти к вам Егор Петрович,-начал Илья, почему-то краснея. Не прерываемый, Илья продолжал: – Он просил вам передать, что если он не вернется… – Илья совершенно растерялся и забыл, что же нужно передать, и покраснел еще больше.
– Ты-то кто? – спросил хрипло Струганый.
– Я Илья.
– Сядь, Илья.
Илья сел на краешек табуретки. Немного уже привыкнув к дурному запаху, он смог осмотреться.
Лачуга Струганого окон не имела, освещаясь тусклой лампой под потолком, и была обставлена ветхой мебелью. Эмалированный таз на полу был внутри желтый.
– Значит, пропал Егор, – проговорил в задумчивости Струганый. – Значит, и моя очередь пришла. Ты где живешь?
– Я из Новгорода приехал, сегодня уезжаю.
Загнанные глаза Струганого неожиданно просветлели.
– Из Новгорода? Так ты не местный? Ну тогда это хорошо, хорошо…
Струганый вынул искалеченную руку из-под подушки.
– Значит, слушай, сынок. Я один черт сдохну. Спасибо, конечно, Егору, что тебя прислал, но доберутся до меня так или иначе. Я уже с этим смирился. Егора вот уже взяли, а ты еще уберечься можешь. – Он понизил голос до шепота, так что Илье пришлось встать и подойти к калеке совсем близко. – Дам я тебе документы, и драпаляй из этого города. Понял? Спрячь их и живи, а года через два-три, когда все уляжется, снеси их в свой уголовный розыск. Там они знают, что делать… Эх, Егора жалко! Я бабку за бумагами пошлю, а ты хочешь – здесь сиди, хочешь – погуляй часок. Бабку мне позови.
Илья решил погулять.
Машина с затемненными стеклами, которую он видел на Галерной, потом из трамвая, стояла на улице. Странно. Проходя, Илья заглянул из любопытства в стекло, но внутри ничего не увидел. «Хорошо б в такой прокатиться», – подумал он. Набредя на крохотный скверик между домами, уселся на скамейку отдышаться после комнаты Струганого. Что за документы собирался он передать Илье? Ему становилось жутковато: инвалид с загнанными, полными ужаса глазами не выходил из головы – столь отвратительное и жалкое впечатление произвел он на ранимую душу Ильи. Почему Егор Петрович ничего не сказал про документы? Может быть, не знал?
Илье уже давно хотелось есть. Он вышел из сквера и побрел по улице в поисках кафе. На углу обнаружил столовую. Посчитав, что на билет хватит, взял тарелку макарон с сосиской и, стараясь больше не думать о Струганом, дабы не портить аппетит, принялся за еду.
После посещения столовой мир стал выглядеть более привлекательным, и Илья, вновь зайдя в тот же скверик, посидел еще минут пятнадцать, потом пошел к Струганому.
Возле входной двери на пустом ящике сидела кособокая старуха с палкой от швабры в руке, как постовой, она тупо смотрела на Илью одним глазом, кажется не узнавая.
– Куда? – спросила одноглазая постовая старуха.
– К Струганому. Я недавно заходил, он мне велел через час прийти.
– Не ходи туда, – сказала она бесстрастно.
– У меня к нему дело, бабуля. Важное! – Илья старался говорить громче, но старуха не разумела его слов и казалась глуховатой.
– Не ходи, – повторила она, подтвердив предположение Ильи. Скорее всего, она не слышала его объяснений.
Он подумал, что с глухой нечего разговаривать, и прошел в раскрытую дверь.
На стук никто не ответил. Илья вошел в комнату. Инвалид лежал на прежнем месте. Изо рта у него что-то торчало, как большая сигара. Илью снова одурманил резкий тошнотворный запах, даже немного защипало глаза.
– Ну как, вы документы приготовили? – спросил Илья, подходя. – Уже час…
Илья остановился в двух шагах от кровати. Не веря, не понимая еще, что произошло.
Струганый лежал на засаленном матрасе, раскинув изуродованные конечности, неподвижно глядя в потолок. Изо рта сквозь выбитые зубы торчал металлический штырь. Пройдя через глотку с огромной силой, штырь пригвоздил голову Струганого к койке. Глаза его, в страшной муке выпученные, казалось, готовы были выпрыгнуть из орбит. Илья тупо глядел на зрелище смерти и не мог отвести глаз, – было в этом нечто гипнотическое, столько человеческой крови он никогда не видел; она заливала всю кровать и пол…
– Убили, – раздалось за его спиной.
Илья вздрогнул, резко обернулся. Сзади стояла старуха и смотрела на него свободным от бельма глазом.
У Ильи ослабли ноги, мелко задрожали колени. Его замутило, он сел на табуретку и потер лицо ладонью.
– Как же… Ведь он обещал документы какие-то дать… – бормотал Илья, не сознавая своих слов. – Как же теперь?..
– Помоги, – перебила старуха.-Помоги железяку вытащить.
Илья поднял глаза. Сухие старушечьи руки старались вытянуть штырь, пригвоздивший Струганого к кровати, но сил ей не хватало.
– Помоги, говорю.
Илья встал, ему было омерзительно, хотелось уйти, но он, бессознательно повинуясь приказу старухи, подошел, взялся обеими руками за штырь и, не глядя на убитого, изо всей силы дернул вверх. Ничего не получилось. Он дернул снова и снова… Наконец штырь поддался и с хрустом и хлюпаньем вышел из тела. Илья уронил железяку на пол и бросился в угол…
Его рвало долго и мучительно. Даже когда рвать уже было нечем, тело содрогалось в конвульсиях. После того как желудок освободился, сделалось легче: голова просветлела, но тело ослабло. Илья опустился на табуретку. Старуха возилась возле мертвеца, тихонько бубнила что-то, разговаривая то ли с покойником, то ли сама с собой…
– А ведь это ты их привел, – вдруг громко сказала старуха.
1 2 3 4 5 6 7 8
Обследовав парадную, он пошел в другую. Подвал в ней тоже оказался затоплен. Иногда Илья останавливался, прислушиваясь к шумам, но все они были уличного происхождения. Постепенно город просыпался, и Илья успокаивался. Исчезновение Егора Петровича казалось уже не таким ужасным, как ночью, и не исчезновением, пожалуй, вовсе. Но все же Илья решил довести дело до конца. Блуждая по дому, он вспоминал рассказ Егора Петровича, его легенду о чуди и…
Илья остановился. Прислушался. Нет, ему не почудилось. Откуда-то с верхнего этажа доносился шум, голоса. Илья сжал гвоздодер вмиг вспотевшей рукой и стал осторожно, на цыпочках, подниматься по лестнице. Светло было уже настолько, что он мог выбирать место, куда стоит наступить ногой. Сверху слышались голоса, словно там шла пирушка.
Илья поднялся до дверей квартиры, из которой доносился шум, прислушался, но это ничего не прояснило. Тогда он, ожидая в любой момент нападения, сжимая смертоносный гвоздодер, проник в открытую дверь квартиры и, ступая беззвучно, как индеец, подкрался к двери комнаты и посмотрел в щель.
Сначала Илья не понял, что происходит в комнате. А когда сообразил, то сначала не поверил, а потом его замутило.
По комнате были разбросаны внутренности, пол и стены забрызганы кровью, и среди этого безобразия, весело восклицая, напевая по временам отрывки из разных (веселенького содержания) песенок, расхаживал капитан Свинцов в белом, забрызганном кровью мясницком фартуке и наводил марафет, подправляя свисающие со стола кишки, изредка зачерпывая ковшичком кровь из ведра, брызгал, куда считал нужным. Картина была чудовищной, и еще более странным и неожиданным было веселье в этой картине, придававшее ей особый колорит. Невзаправдашность, театральность ситуации не усваивалась сознанием изумленного Ильи. Но отчего-то он не в силах был просто плюнуть и уйти от купающегося в безумии следователя. Картина завораживала и не отпускала внимание.
– Еще сюда кровушки! – восклицал Свинцов. – А вот сюда внутренностей добавить! Эх!..
Он подхихикивал сам себе и был чрезвычайно доволен своим трудом. Каким-то внутренним чутьем напряженных нервов, средним ухом, Илья уловил движение на лестнице. Он оглянулся, не зная, куда скрыться из коридора, но тут увидел незапертую комнату как раз напротив той, в которой бесчинствовал Свинцов. Он зашел в нее и затворил за собой предательски завизжавшую дверь. Свинцов смолк. «Значит, услышал. Сейчас пойдет смотреть, застанет меня здесь и выпотрошит… Нет уж!» Илья изо всех сил сжал гвоздодер. Но в следующее мгновение произошло то, чего Илья никак не ожидал.
Бесшумно и мгновенно, словно из-под земли, возле двери, за которой безобразничал Свинцов, выросли двое экипированных мужчин в камуфляжной форме, бронежилетах, масках на лицах. В одно мгновение обе створки двери от мощного удара распахнулись; одну дверь даже сорвало с петли, и она повисла на верхней.
Дальше все произошло настолько квалифицированно и быстро, что Илья подробно разглядеть ничего не успел, да, пожалуй, подробностей и не было, настолько скупы и стремительны были действия омоновцев.
Ворвавшись в комнату, захватчики с диким воплем сбили Свинцова с ног, уткнули в пол лицом, молниеносно защелкнули наручники за спиной и тут же, как мешок с хламом, подняли и поставили на ноги. Свинцов весь в крови – лицо его было то ли перепачкано кровью, то ли разбито – имел удрученный вид. Торопливо в комнату вошел широкоплечий молодой человек в штатском, его сопровождал сержант милиции.
– Что же вы, капитан, – сказал он Свинцову. – Ведь сами знаете, что за введение в заблуждение следствия…
– Я ж, Гриша, хотел как веселее, – ответил Свинцов окровавленными губами.
Арестованного увели.
Только сейчас Илья узнал человека в штатском – это был помощник Свинцова, который дал ему в отделении визитку. Илья хотел выйти и попросить, чтобы ему помогли найти Егора Петровича. Но вовремя подумал, что его тоже примут за соучастника безумия.
Алиев повернулся к сержанту.
– Снимайте пост – на сегодня все… Да не смотрите вы так, – заметив его гримасу отвращения, сказал Алиев. – Это же ненастоящее. Внутренности с мясокомбината, а это не кровь – краска обыкновенная. Свинцов же «ку-ку».
Сержант ушел.
Следователь окинул печальным взглядом грустную картину и пошел вслед за сержантом.
Илья остался один. Он вышел на лестницу, послушал: было тихо. Спустился по лестнице – во дворе никого. После шума, который наделала группа захвата, дальше искать здесь Егора Петровича не имело смысла. Он повернул к воротам. Но маленькая дверца, вероятно в подвал в углу двора, привлекла внимание. «Туда схожу напоследок, и все. Если он, конечно, водой не затоплен», – подумал он. И тут обнаружил, что оставил наверху гвоздодер, но махнул рукой.
Илья спустился по ступенькам вниз и приоткрыл маленькую дверцу. Внутри было темно. Он достал свечу, зажег ее. Прикрывая трепещущее от сквозняка слабенькое пламя, Илья проник в помещение… Чтобы лучше видеть, он поднял свечу над головой, изо всех сил вглядываясь в слабо освещенное пространство.
Большие черные котлы стояли по одной стене, справа на полу валялись остатки угля. Илья, хрустя угольной крошкой, сделал осторожный шаг в глубь котельной, стараясь разглядеть, что впереди. В помещении чувствовалось тепло человеческой жизни. Но свеча давала недостаточно света, и, озираясь, он двигался дальше. Справа он разглядел письменный стол, дальше – диван…
Илья остановился, дыхание замерло. На диване кто-то неподвижно лежал. Стоя со свечой в руке, он не представлял, что предпринять. А может, это связанный Егор Петрович… Да, похоже: тело длинное и седая голова… Нет, непонятно. Постоял минуту, разглядывая человека, потом сделал еще небольшой осторожный шажок поближе, потом еще один. Да, похож на Егора Петровича… С каждым шагом Илья все больше уверялся, что это легендолог собственной персоной лежит на диване. А почему он, собственно, лежит? Может быть, он…
Превозмогая страх увидеть мертвое тело, Илья подошел совсем близко к спящему. Да нет, дышит вроде… Приближая свечу, Илья наклонился над телом… Перед ним, в пижаме, подложив руку под голову, лежал Парикмахер. Это открытие оказалось столь неожиданным и столь ужаснувшим Илью, что он отпрянул, сделал шаг назад – от резкого движения воздуха свеча затухла… Илья окоченел от ужаса. Кругом была беспроглядная невообразимая тьма. Ужас сковал тело, он даже забыл дышать. Тело сотрясалось от ударов сердца. Но он не ощущал этого. Весь организм напрягся, ожидая нападения. В сознании почти ощутимо лезвие бритвы рассекло щеку, потом…
Он заслонился руками… Но напрасно. Острое лезвие бритвы, распоров куртку, разрезало запястье. Илья отступил, отмахиваясь руками от невидимого противника, но удары смертоносного лезвия сыпались один за другим… Удар рассек ладонь, щеку. Во мраке невозможно было понять, откуда сыплются удары, но каждый из них был точен, словно нападавший видел свою жертву. Истекая кровью, вопя от боли и ужаса смерти, Илья прижался к стене, уже не зная, не соображая, куда бежать, что делать…
Все это он пережил за одно мгновение ужаса, физически ощущая раны на лице, руках, шее… Пот лил из всех пор разом. Но проходила секунда, другая… Илья нашел в себе силы протянуть вперед руку – пустота, сделал осторожный шажок к двери, потом еще один; выставив вперед руки, Илья медленно продвигался назад – вот уже обозначилась щель, в которую он проник, вот руки нащупали стену, дверь… Господи! Илья выбрался наружу, торопливо, с выпученными от ужаса глазами поднялся по ступенькам – и вон, вон из этого дома…
Он был весь мокрый. Во дворе стало прохладно, его бил озноб.
– Господи! Неужели живой… Господи! – бубнил Илья, торопливо перебираясь через завалы мусора, ушибая ноги, но не чувствуя боли, еще не веря в свое освобождение и в то, что он жив. После потрясения ноги дрожали, и он, превозмогая слабость, вышел со двора на улицу; силы изменили ему, и он уселся на гранитный столбик рядом с воротами, не обращая внимания на редких прохожих, поглядывавших на него с удивлением.
Просидел Илья недолго. В окне Егора Петровича горел свет – значит, он не вернулся. После перенесенного шока все остальное казалось не столь важным. Но тревога возвращалась.
Глава 7
ОТ СМЕРТИ НЕ СКРОЕШЬСЯ
В комнате нестерпимо воняло. Струганый не мог передвигаться без посторонней помощи, поэтому, замысловато изогнувшись, «ходил» в таз рядом с кроватью, но попадал не всегда, да он и не метился.
Жил Струганый в подвальном помещении, у кособокой старухи. Состояли они в каких-нибудь родственных отношениях или нет – неизвестно. Но она выходила Струганого и теперь ухаживала за ним. О самом Струганом было известно, что приполз он в этот подвал давно, почти без мяса на конечностях, и выжить не мог. Потрудилась над ним старуха изрядно своим колдовством, но мяса все равно не нарастила. От какой-то болезни мясо вместе с кожей на руках и ногах его сползло почти без остатка, а туловище продолжало исполнять свои функции. Помогал Струганый своему туловищу только правой рукой, она, хотя тоже почти без мяса, все же действовала, и он мог нетвердо держать ложку или сложить из пальцев неумелую фигу и сунуть ее в нос старухе, если она, по своему обыкновению, снова начинала ворчать. Ее Струганый ни во что не ставил и относился к своей спасительнице наплевательски, а та непонятно почему терпела.
Однажды Струганый, доведенный ворчанием карги до плохого настроения, двинул ей в тело своей безмясой дланью, да так удачно, что старуха повалилась на мокрый пол и затихла между кроватью и тазом. И потому как она долго не поднималась, Струганый пожалел о содеянном, подумав, что довел каргу до летального исхода. Спустя несколько часов старуха очухалась, но ходить за Струганым не перестала и даже больше приносила продуктов. Из чего Струганый заключил, что побой пошел впрок, но больше не повторял, хотя и злился.
До жилища Струганого Илья добрался на трамвае. Сделавшись мнительным, по пути он озирался, приглядывался к попутчикам, и чудилась ему слежка. В окно трамвая заметил Илья уже знакомую ему иномарку с затемненными стеклами, или это показалось от страха…
На звонок открыла старуха мерзкого вида: в платке, с бельмом на глазу.
– Что надо? – буравя Илью взглядом, грубо спросила карга.
– Мне Струганый нужен, Егор Петрович просил ему кое-что передать.
– А чего сам не пришел? – пропуская Илью вперед, ворчала старуха. – Шастают тут всякие прохиндеи. Ноги вытирай! Ишь, прется – грязь разносить. Вон, последняя комната, там он – ирод безногий.
У вошедшего в комнату Ильи рвотный ком подступил к горлу, так мерзко там воняло. Струганый в одних трусах и майке лежал на кровати, представляя собой ужасное зрелище. Илья теперь понял, почему он носил такую кличку. Голые руки и ноги были словно обструганы огромным кухонным ножом.
Илья заметил, что при его появлении правая рука Струганого скользнула под подушку и там осталась. Илья, видя перед собой такое редкое уродство, с интересом и некоторой растерянностью смотрел на инвалида. Струганый тоже наблюдал напряженно-молча. У него были большие, навыкат, испуганные глаза.
– Меня просил зайти к вам Егор Петрович,-начал Илья, почему-то краснея. Не прерываемый, Илья продолжал: – Он просил вам передать, что если он не вернется… – Илья совершенно растерялся и забыл, что же нужно передать, и покраснел еще больше.
– Ты-то кто? – спросил хрипло Струганый.
– Я Илья.
– Сядь, Илья.
Илья сел на краешек табуретки. Немного уже привыкнув к дурному запаху, он смог осмотреться.
Лачуга Струганого окон не имела, освещаясь тусклой лампой под потолком, и была обставлена ветхой мебелью. Эмалированный таз на полу был внутри желтый.
– Значит, пропал Егор, – проговорил в задумчивости Струганый. – Значит, и моя очередь пришла. Ты где живешь?
– Я из Новгорода приехал, сегодня уезжаю.
Загнанные глаза Струганого неожиданно просветлели.
– Из Новгорода? Так ты не местный? Ну тогда это хорошо, хорошо…
Струганый вынул искалеченную руку из-под подушки.
– Значит, слушай, сынок. Я один черт сдохну. Спасибо, конечно, Егору, что тебя прислал, но доберутся до меня так или иначе. Я уже с этим смирился. Егора вот уже взяли, а ты еще уберечься можешь. – Он понизил голос до шепота, так что Илье пришлось встать и подойти к калеке совсем близко. – Дам я тебе документы, и драпаляй из этого города. Понял? Спрячь их и живи, а года через два-три, когда все уляжется, снеси их в свой уголовный розыск. Там они знают, что делать… Эх, Егора жалко! Я бабку за бумагами пошлю, а ты хочешь – здесь сиди, хочешь – погуляй часок. Бабку мне позови.
Илья решил погулять.
Машина с затемненными стеклами, которую он видел на Галерной, потом из трамвая, стояла на улице. Странно. Проходя, Илья заглянул из любопытства в стекло, но внутри ничего не увидел. «Хорошо б в такой прокатиться», – подумал он. Набредя на крохотный скверик между домами, уселся на скамейку отдышаться после комнаты Струганого. Что за документы собирался он передать Илье? Ему становилось жутковато: инвалид с загнанными, полными ужаса глазами не выходил из головы – столь отвратительное и жалкое впечатление произвел он на ранимую душу Ильи. Почему Егор Петрович ничего не сказал про документы? Может быть, не знал?
Илье уже давно хотелось есть. Он вышел из сквера и побрел по улице в поисках кафе. На углу обнаружил столовую. Посчитав, что на билет хватит, взял тарелку макарон с сосиской и, стараясь больше не думать о Струганом, дабы не портить аппетит, принялся за еду.
После посещения столовой мир стал выглядеть более привлекательным, и Илья, вновь зайдя в тот же скверик, посидел еще минут пятнадцать, потом пошел к Струганому.
Возле входной двери на пустом ящике сидела кособокая старуха с палкой от швабры в руке, как постовой, она тупо смотрела на Илью одним глазом, кажется не узнавая.
– Куда? – спросила одноглазая постовая старуха.
– К Струганому. Я недавно заходил, он мне велел через час прийти.
– Не ходи туда, – сказала она бесстрастно.
– У меня к нему дело, бабуля. Важное! – Илья старался говорить громче, но старуха не разумела его слов и казалась глуховатой.
– Не ходи, – повторила она, подтвердив предположение Ильи. Скорее всего, она не слышала его объяснений.
Он подумал, что с глухой нечего разговаривать, и прошел в раскрытую дверь.
На стук никто не ответил. Илья вошел в комнату. Инвалид лежал на прежнем месте. Изо рта у него что-то торчало, как большая сигара. Илью снова одурманил резкий тошнотворный запах, даже немного защипало глаза.
– Ну как, вы документы приготовили? – спросил Илья, подходя. – Уже час…
Илья остановился в двух шагах от кровати. Не веря, не понимая еще, что произошло.
Струганый лежал на засаленном матрасе, раскинув изуродованные конечности, неподвижно глядя в потолок. Изо рта сквозь выбитые зубы торчал металлический штырь. Пройдя через глотку с огромной силой, штырь пригвоздил голову Струганого к койке. Глаза его, в страшной муке выпученные, казалось, готовы были выпрыгнуть из орбит. Илья тупо глядел на зрелище смерти и не мог отвести глаз, – было в этом нечто гипнотическое, столько человеческой крови он никогда не видел; она заливала всю кровать и пол…
– Убили, – раздалось за его спиной.
Илья вздрогнул, резко обернулся. Сзади стояла старуха и смотрела на него свободным от бельма глазом.
У Ильи ослабли ноги, мелко задрожали колени. Его замутило, он сел на табуретку и потер лицо ладонью.
– Как же… Ведь он обещал документы какие-то дать… – бормотал Илья, не сознавая своих слов. – Как же теперь?..
– Помоги, – перебила старуха.-Помоги железяку вытащить.
Илья поднял глаза. Сухие старушечьи руки старались вытянуть штырь, пригвоздивший Струганого к кровати, но сил ей не хватало.
– Помоги, говорю.
Илья встал, ему было омерзительно, хотелось уйти, но он, бессознательно повинуясь приказу старухи, подошел, взялся обеими руками за штырь и, не глядя на убитого, изо всей силы дернул вверх. Ничего не получилось. Он дернул снова и снова… Наконец штырь поддался и с хрустом и хлюпаньем вышел из тела. Илья уронил железяку на пол и бросился в угол…
Его рвало долго и мучительно. Даже когда рвать уже было нечем, тело содрогалось в конвульсиях. После того как желудок освободился, сделалось легче: голова просветлела, но тело ослабло. Илья опустился на табуретку. Старуха возилась возле мертвеца, тихонько бубнила что-то, разговаривая то ли с покойником, то ли сама с собой…
– А ведь это ты их привел, – вдруг громко сказала старуха.
1 2 3 4 5 6 7 8