OCR Anita; SpellCheck Yalo
«Снова домой»: АСТ; Москва; 1997
ISBN 5 15 000148 1
Аннотация
Когда то Мадлен Хиллиард подарила свою любовь легкомысленному Энджелу Демарко, который, не задумываясь, покинул ее. Рану, нанесенную Энджелом, залечил его старший брат Фрэнсис, долгие годы преданно любивший Мадлен. Но теперь Фрэнсис мертв, а Энджел опасно болен. И Мадлен, ставшая за эти годы блестящим кардиологом, принимает дерзкое решение – спасти Энджела, пересадив ему сердце брата...
Кристин Ханна
Снова домой
Глава 1
Вот уже несколько дней репортеры вынюхивали подробности. Газеты публиковали кричащие заголовки. Подозрение в употреблении наркотиков и нарушении закона угрожало любой знаменитости из числа тех, что собрались в этом небольшом городке Орегона. Собрались все, кто должен был принимать участие в съемках этого отнюдь не рядового фильма, – события такого значения никогда прежде не происходило в Лагранджвилле. В Лосином зале многие годы отмечали исключительно тихие семейные праздники, но сегодня его стены сотрясали громкие, нестройные звуки музыки. Горожане и фотокорреспонденты запрудили всю главную улицу: люди разглядывали свои отражения в зеркальных стеклах проезжающих лимузинов. Все ожидали чего то совершенно из ряда вон выходящего, чего нибудь сугубо голливудского, что пока еще не произошло, но обязательно должно было произойти. Как бы там ни было, но, несмотря на обилие статей в газетах, интервью, множество паппарацци, никто и не догадывался, как близко к истине подошел «Инкуайерер», напечатавший заголовок: «ЗА ТАКУЮ ВЕЧЕРИНКУ МОЖНО БЫЛО И УМЕРЕТЬ».
Энджел Демарко выбрался из недр лимузина. Сквозь туман сигаретного дыма и пелену дождя он разглядел толпу, собравшуюся с той стороны улицы. Безликие фигуры теснились за желтой лентой, протянутой полицией.
– Это же он! Это Демарко!
Защелкали фотокамеры и ослепили его яркими вспышками. Дождь казался каким то ненастоящим, словно кто то мелкой кистью нарисовал эти серебряные капельки; цвет луж на черном фоне асфальта казался совершенно невероятным.
– Энджел... Туда смотри, туда! Энджелэнджелэнджел... Восторженное обожание толпы волной охватило его.
Боже, как он любил свою славу! Он глубоко затянулся сигаретой и медленно выпустил дым. Затем одарил их своей знаменитой Улыбкой – той самой, которая была напечатана в «Пипл» на прошлой неделе: журнал еще назвал ее «улыбкой в 20 000 мегаватт». Он поднял руку и помахал толпе. Вокруг него, поднимаясь в воздухе, змеился табачный дым.
Энджел отошел в сторону, чтобы дать возможность своей подружке (у него вылетело из головы ее имя) выйти из машины.
Она сделала это нарочито медленно. Сначала из полумрака показалась длинная стройная нога в черной туфле на высоком каблуке. Каблук громко щелкнул об асфальт. Затем взорам открылась высветленная перекисью желтоватая копна волос и роскошный бюст. И только после всего этого из машины выбралась она сама. Инстинктивно повернулась к толпе, слегка одернула свое розовое обтягивающее платье, улыбнулась и помахала рукой.
Энджел не мог не отдать ей должное: эта женщина знала, как подать себя публике.
Он взял ее за руку и потянул за собой, в сторону восхищенной толпы. Ее идиотские каблуки, громко цокая, скользили на мокром асфальте, однако вскоре этот звук потонул в оглушительном реве. Поклонники наконец поняли, что он направляется к ним.
Девчонки визжали, тянули к нему руки. У иных были, казалось, знакомые лица: веснушчатые, круглые, как у тех подростков, которые прогуливали уроки, желая посмотреть его съемки. Они каждый день окружали съемочную площадку, теснясь за ограждением; они визжали, хихикали и плакали каждый раз, стоило ему выйти из своего трейлера дли п.смок очередного эпизода.
Они ни о чем его не просили – эти обожатели, сбившиеся за желтой лентой. Единственное, чего они хотели, – это видеть его рядом, и Энджелу нравилась эта абсолютная преданность. Он мог выйти из себя, он мог быть наивным и эгоистичным – им это было безразлично, их волновало только то, что он делал на экране. Он одарил толпу широкой, самой сексуальной своей улыбкой и так медленно повернул голову, что каждой женщине в толпе на мгновение показалось, будто он смотрит только на нее одну.
– Энджел, можно получить ваш автограф? Вам нравится Лагранджвилль? Когда фильм выйдет в прокат? Собираетесь ли вы показать его первый раз здесь?
Как всегда, вопросы сыпались один за другим. Некоторые он хорошо слышал, другие сливались в невнятный шум. Но он знал, что это не важно: поклонники не хотели слышать ответов, им просто хотелось быть рядом, ловить на себе отблеск его голливудского сияния, которое сегодня осветило их серую заурядную жизнь, – пусть ненадолго.
– Энджел, нельзя ли сфотографироваться рядом с вами?
Оторвав взгляд от листа, на котором он только что расписался, Энджел посмотрел на обратившуюся к нему девушку. Она была невысокая, круглолицая, полненькая, с каштановыми вьющимися волосами.
С одного взгляда он понял, кто перед ним – одна из тех девушек, которых никогда не приглашают на самые заманчивые вечеринки и которым стоит больших усилий делать вид, что им это безразлично.
Все это было ему хорошо знакомо. Даже сейчас, когда прошло уже столько лет, он помнил, что значит быть подростком изгоем. Как это тяжело и больно.
Энджел улыбнулся девушке и увидел, как глаза у нее стали круглыми от изумления. Она уставилась на него с такой смесью удивления и обожания во взгляде, что Энджел почувствовал, как приятное тепло растеклось по всему телу, словно от наркотика.
– Почему бы и нет, дорогая.
Освободившись от руки своей спутницы, Энджел пролез под заградительной лентой. Он сразу почувствовал на себе множество рук: люди трогали его пиджак, волосы. Прежде его очень раздражали эти непрошеные касания, однако он приучил себя терпимо относиться и к таким проявлениям симпатии, иногда это было даже приятно, если, конечно, не заходило слишком далеко. Он обнял девушку и слегка притянул к себе, чтобы оба они оказались под навесом старого кирпичного здания. Другая девушка, долговязая и нескладная, быстро щелкнула фотоаппаратом.
– Ты сегодня потрясающе выглядишь, – сказал он. На девушке было длинное, белое, атласное платье.
– Я иду на танцевальный вечер, – пролепетала она, пришепетывая и показывая сверкающие пластины для исправления зубов.
Танцевальный вечер... Как давно уже он не слышал эти два слова. Наверно, целую вечность. Внезапно Энджел почувствовал себя старым. Он понимал, что по возрасту вполне мог быть отцом этой девушки, наблюдал бы, как она прихорашивается перед зеркалом, готовясь к празднику. Представил себе, что бы при этом чувствовал...
Энджел решительно отогнал прочь грустные мысли.
– И где же твой молодой человек? На ее пухлых щеках появился румянец.
– У меня еще нет молодого человека. Я с подругами... Ну, в общем, мы пойдем не танцевать, а так, посмотреть просто... Мы входили в комитет по оформлению зала...
На мгновение он перестал быть Энджелом Демарко, кинозвездой, и вновь сделался Анжело Демарко, непутевым пареньком.
– А танцы то у вас где будут? – мягко поинтересовался он.
Она показала рукой в конец улицы.
– Вот в той школе... В спортзале.
И прежде чем Энджел успел подумать о чем нибудь, он схватил девушку за руку и потащил за собой к школе. В толпе пронесся изумленный вздох, затем она покорно расступилась, давая им дорогу.
– Энджел!
Услышав свое имя, он чуть замедлил шаг и обернулся. Вэл Лайтнер, его друг и одновременно агент, стоял возле Розового Платья. Оба отчаянно махали ему.
– Ты куда это? – крикнул Вэл, бросая недокуренную сигарету на асфальт. – Тебя ведь ждут.
Энджел осклабился. Вот главное, что давала ему слава: они всегда ждут.
– Возвращайся.
Продолжая лучезарно улыбаться, он перевел вконец обалдевшую девушку на другую сторону улицы. Вскоре они уже входили в школьный спортивный зал, на украшение которого пошло, как казалось, несметное количество туалетной бумаги. На сцене местная рок группа самозабвенно наяривала нечто, отдаленно напоминавшее композицию Мадонны «Без ума от тебя».
Он видел, как многие просто поразевали рты от изумления, когда он вывел девушку на отведенное для танцев место. Кто то уронил бокал, многие показывали в их сторону пальцем, раздавшийся было смех сам собою прекратился. Однако он не смотрел по сторонам. Все его внимание сейчас принадлежало девушке, ей одной.
– Можно потанцевать с тобой?
Она открыла рот, намереваясь что то сказать, но не смогла выдавить из себя ни слова, только как то слабо пискнула.
Энджел обнял ее, и они протанцевали последние полминуты до конца песни. Когда музыка умолкла, Энджел отпустил девушку.
Чувствуя себя неожиданно бодро, он вышел из спортзала. Молодые люди за его спиной уже обступили свою новую королеву.
– Надо же, как это трогательно, – раздался голос прямо у него над ухом.
Энджел обаятельно улыбнулся, однако природный цинизм тотчас взял свое, загубив, пожалуй, единственное за долгое время доброе дело.
– От одиннадцати до семнадцати, – грубовато сказал он. – Самая моя аудитория.
Вэл дружески хлопнул егопо спине и вытолкнул под вечерний моросящий дождь.
– Над твоей «Трудной копией» женщины слезами обольются, черт меня возьми, а уж девчонки малолетки будут присылать любовные письма вагонами.
– Да да, знаю. А теперь пойдем ка на эту поганую вечеринку. Мне обязательно нужно глотнуть чего нибудь. – Они перешли обратно через улицу. Приведенная Энджелом девушка застыла, как приклеенная, на том самом месте, где он оставил ее под дождем. На мгновение он пожалел, что взял с собой именно ее, а не какую нибудь другую девушку, но так и не придумал, какую именно.
Все еще недовольный собой, он взял свою даму за руку и направился к Лосиному залу. Так вдвоем, вымокшие под дождем, они вошли в здание, по расшатанной лестнице поднялись в просторный вестибюль. Слабые вспышки молний время от времени освещали мрачноватый интерьер, отчего в темных углах на мгновение появлялись тускло золотистые тени. Наверху стены дрожали от звуков «тяжелого металла». Из щелей сыпалась многолетняя пыль. Вдоль всей дальней стены специально по такому случаю была устроена длиннейшая барная стойка. Вместе с десятком знаменитостей там накачивались даровой выпивкой какие то случайные люди.
Энджел наконец почувствовал себя как дома. Он глубоко, с наслаждением вдохнул воздух: здесь он был как рыба в воде; ему доставляли удовольствие и жесткая музыка, и сладковатый запах марихуаны, и спертая атмосфера забитого людьми тесного помещения. Вэл бросил кому то: «Пока, пока» – тот, видимо, спешил – и тотчас же растворился в толпе.
– Выпить хочешь? – с очаровательной улыбкой обратилась к Энджелу подружка.
Энджел уже собрался ей ответить, однако когда он открыл рот, грудь что то сдавило. Он сделал гримасу и повел плечами, желая избавиться от неприятного ощущения.
Улыбка сошла с лица девушки.
– С тобой все в порядке?
Боль отпустила, и он улыбнулся своей безымянной (никак не мог вспомнить имя) спутнице.
– Реакция организма на недостаток алкоголя, – беззаботным тоном ответил Энджел, обнимая ее за талию, обтянутую скользкой эластичной тканью. Его рука застыла на ее бедре: жест получился фамильярным, хотя Энджел никогда не стремился фамильярничать с дамами подобного сорта.
Она ослепительно ему улыбнулась.
– Текилы? Он усмехнулся.
– Судя по всему, ты читаешь «Инкуайерер». Гадкая. – Он притянул ее к себе, ощутив запах духов: духи пахли гарденией. – А ты знаешь, что я делаю с гадкими девчонками?
Она облизнула губы и выдохнула:
– Я слышала.
Он пристально заглянул ей в глаза с густо выкрашенными ресницами и подсиненными веками. В глазах девушки он увидел собственное отражение. На какую то секунду Энджел испытал разочарование оттого, что она так легко на все клевала, с ней вообще все выходило без всяких усилий. Но это настроение пришло и сразу ушло. Он чувствовал себя слишком трезвым, в этом была вся проблема. Когда Энджел бывал трезвым, он всегда много думал, многого хотел. Когда же бывал под кайфом – алкогольным или наркотическим, не имело значения, – то делался Энджелом Демарко, актером, номинированным на премию Академии. Он был не просто актером, одним из многих, ему требовалось постоянно чувствовать собственную неординарность. Он нуждался в этом как в воздухе.
– Да, пожалуйста, дорогая, раздобудь для меня порцию.
Слегка коснувшись губами его щеки, она отошла к бару, плавно покачивая бедрами. Ее тело после нескольких пластических операций казалось идеальным, все впадины и выпуклости были плотно обтянуты розовой тканью платья. Этот розовый цвет весьма необычно воздействовал на организм Энджела: пульс участился, в горле пересохло. Он прислонился к деревянной дощатой стене и прикинул, как лучше всего можно использовать возможности ее восхитительного тела. Он представил себе их обоих в постели обнаженными, как она тихонько постанывает в его объятиях... В желудке стало нехорошо, как перед рвотой. Сначала он решил, что все это так, пустое, просто очень хочется выпить. Но почти сразу в глазах у него помутилось, желудок сжался – и Энджел понял, что именно с ним происходит.
– О Господи... – Он оттолкнулся от деревянной стенки и почувствовал, как невидимая сильная рука сжала ему грудь.
Тревожный звонок прозвенел в его сознании настолько явственно и громко, что заглушил мощные звуки музыки. Он отчаянно схватил ртом перемешанный с табачным дымом воздух, с трудом сглотнул, вновь схватил воздуха, стараясь вдохнуть как можно глубже. Боль охватила разом всю грудь, отдалась в левой руке: пальцы стали горячими, их начало покалывать. Энджел ухватился за полированные деревянные перила. Они держались еле еле: едва Энджел ухватился за них, как сразу понял: ему не устоять на ногах.
– О черт...
«Только не здесь, не сегодня, не сейчас...» Пот холодной струйкой потек по лбу. Ведущие на танцевальную площадку шаткие деревянные ступени вдруг стали увеличиваться в размере. Потемневшие от времени доски стены налезали друг на друга, растягивались – совсем как коридор в кинофильме «Полтергейст». В какой то момент он увидел Джобет Уильямс, которая бежала через весь зал и что то кричала.
Что именно кричала? Он попытался сконцентрировать на этом пустяке внимание. Он готов был сделать что угодно, только бы утихла боль в груди.
– Энджел?
Несколько секунд ушли на то, чтобы он успел сообразить: это ведь его зовут. Он попытался поднять глаза, однако не смог. Он едва мог шевелиться. Сердце часто и сильно стучало в груди, напоминая глохнущий мотор машины. Облизав сухие губы, Энджел собрал всю силу воли и попытался улыбнуться. Одновременно ему удалось поднять голову.
Девушка (это оказалась Джуди, он как то сразу вспомнил ее имя) стояла напротив него, держа бутылку текилы и два высоких бокала.
На ее хорошеньком, густо накрашенном личике застыла недоуменная гримаска.
– Энджел?
– Я не... – начал было он. Потом выдохнул воздух, но не смог продолжить. Начал говорить опять, но мысли путались, перед глазами все плыло.
Черт, он даже не мог дышать, каждый вдох доставлял неимоверную боль.
– Я не очень хорошо себя чувствую... Найди Вэла, пусть придет сюда...
На ее лице сразу изобразилась паника. Она кинула взгляд на лестницу. Наверху было полно гостей. Джуди в растерянности пощипывала свои подкрашенные бровки.
Энджел снял руку с перил и ухватил ее за тонкое запястье. Девушка чуть слышно охнула и попыталась высвободить руку. Однако он держал крепко и не думал отпускать. Стараясь оставаться предельно спокойным, Энджел посмотрел ей в лицо и попытался наладить дыхание.
– Быстро...
Резкая нестерпимая боль опять пронзила грудь, обожгла, казалось, все внутри. Он был совершенно бессилен: стоял, пошатываясь, и хватал ртом воздух, чувствуя, как мощными толчками сокращается сердце. Больно, Господи, как же больно. Уже давно он не испытывал такой боли.
– Пожалуйста, – слова вырывались с хрипом, – не оставляй... меня... не дай...
Он хотел сказать: «Не дай мне умереть!» Но договорить не успел, как перед глазами заволокло черной пеленой.
Его разбудили однообразные: блип, блип, блип... изда нагммс кардиографическим монитором. В этих электронных жуках не было ничего человеческого – обычный контролируемый компьютером сигнал. Но ему они показались настоящей райской музыкой.
Он был жив! Опять ему, черт возьми, удалось перехитрить судьбу. Энджел чувствовал, как кровь разносит по всему телу наркотик:
1 2 3 4 5 6 7 8