Головацкий уже начал работать. – Ничего обещать не буду, Кондратий Ксенофонтович, сами понимаете. Но постараюсь помочь вам и господину статскому советнику. Откровенно говоря, мне и самому стало интересно. Да-с… Кстати, как вы помните, Кондратий Ксенофонтович, у меня есть двое помощников. По части сбора информации и все такое… Милые во всех отношениях ребята. Мои бывшие студенты. Егор Михайлов и Тимофей Орлов…
– Как же, как же, – заулыбался Буйчилов. – Помню, Матвей Евграфович. Очень хорошо помню ваших студентов. По нашим с вами, так сказать, былым расследованиям.
Головацкий перекатил сигару из одного уголка рта в другой. Зажал ее зубами.
– В таком случае я надеюсь, что им и впредь будет оказываться всяческое содействие в работе, ежели возникнет такая необходимость.
– Ну, разумеется. Мы чрезвычайно рассчитываем на вас и ваших помощников, профессор.
Начальник Третьего отделения встал первым и немедленно нахлобучил на голову шляпу. За ним последовал и Михаил Лужанский. Последним поднялся большой черный дог, потянулся, широко зевнул и засеменил к двери, опередив визитеров. Головацкий остался сидеть. Он лишь позвонил в колокольчик и попросил служанку проводить гостей до выхода. Неторопливо докурил сигару.
– Прикажете обедать подавать, Матвей Евграфович?
– Подавайте, Глафира Карловна, подавайте. Я пока побуду у себя в кабинете.
Головацкий, находясь во власти собственных мыслей, тяжело поднялся на ноги, сунул в рот сигару и степенным шагом прошествовал в смежную комнату. Сел за стол, выдвинул ящик и, порывшись в нем, извлек нужную папочку с золотым тиснением.
Ничего нового о покойном генерале Корниевиче из своей личной картотеки Головацкому почерпнуть не удалось. Генерал был действительно крупной политической фигурой, героем кавказской войны, и, на первый взгляд, все его возможные контакты лежали на поверхности. Матвей Евграфович не сомневался, что департамент полиции не обошел вниманием ни одного из возможных свидетелей. А те каналы, по которым Корниевич мог приобретать кокаин, минуя аптечные сети, были известны и самому Головацкому. Их можно было пересчитать по пальцам. А что если генерал приобретал кокаин не сам, а через кого-то из доверенных лиц? Через того же Симакова, например? Или, вообще, через третьи руки? Этот вариант также не стоило сбрасывать со счетов. Найдется непосредственный покупатель – глядишь, найдется и ключик к разгадке. Или, как минимум, к одному из неразрешенных на данный момент вопросов. Матвей Евграфович знал нужного человека, через которого можно будет раздобыть информацию на эту тему. Связи и круг знакомых бывшего профессора академии права были довольно широки.
Закончив с записями по личности Корниевича, Головацкий уделил немало внимания и погибшему вчера вечером капитану Симакову. Интересный факт относительно генеральского адъютанта бросался в глаза практически с первых строк. Симаков слыл завзятым дуэлянтом и не единожды прибегал к столь радикальным методам разрешения спорных вопросов. Однако, насколько мог судить Матвей Евграфович, Симаков за всю свою жизнь не проиграл ни одной дуэли. Даже незначительных ранений не получал. Он был словно заговоренным. А тут… Такое фатальное невезение! Осечка… Головацкий нахмурился, поскреб указательным пальцем кончик носа и с явным неудовольствием покачал головой. Чем больше он думал о произошедших событиях, берущих начало с трагической смерти генерала Корниевича, тем меньше они ему нравились. Прав был Буйчилов. Дело тут явно нечисто…
Мягкий предупредительный стук в дверь нарушил тишину кабинета.
– Да-да!
В дверном проеме появилась голова служанки с седыми, забранными под белоснежный чепец волосами. Головацкий обернулся через плечо.
– Обед подан, Матвей Евграфович.
– А Ульяна Дмитриевна пришла?
– Уже за столом. Вас дожидаются.
– Хорошо. Я иду.
Профессор убрал папочку обратно в стол и запер ящик на ключ. Не то чтобы Головацкий не доверял кому-то из прислуги. Боже упаси! Скорее, сработала выработанная годами привычка. Раз он взялся за расследование очередного дела, все непременно должно было находиться в рамках строжайшей секретности…
А двумя часами позже, когда обед в обществе супруги был завершен и Матвей Евграфович даже позволил себе пропустить два бокальчика красного полусладкого для улучшения мозговой деятельности, он снова вернулся в свой кабинет, куда пожаловали по его личному приглашению и два бывших студента – Михайлов с Орловым.
Они были очень разными. Высокий и нескладный Егор Михайлов с растрепанной соломенной шевелюрой и в длиннополом сером пальто, стиль которого ни в коей мере не мог одобрить Матвей Евграфович, являл собой полную противоположность Тимофею Орлову. Последний, напротив, был невысок, коренаст и чрезвычайно гордился своими черными, как вороново крыло, аккуратно зачесанными на косой пробор волосами. Одевался Тимофей под стать Головацкому, который в силу своего недюжинного авторитета был для бывшего студента бесспорным примером для подражания.
– Ну, что ж, господа, – Матвей Евграфович нередко обращался к своим студентам как к равным. – Нам, а вернее, вам, господа, предстоит определенная работенка. Да-с… Дело, собственно, вот в чем…
Головацкий неторопливо, в привычной для себя манере, мусоля сигару и обволакивая кабинет непроницаемой дымовой завесой, поведал своим помощникам о своем недавнем разговоре с начальником Третьего отделения департамента полиции. Оба молодых человека слушали профессора, не перебивая. Только один раз Михайлов предпринял попытку задать какой-то наводящий вопрос, но был безжалостно остановлен взмахом руки Матвея Евграфовича.
По завершении повествования Головацкий дал молодым людям просмотреть и содержимое папочки с золотым тиснением. Михайлов ознакомился первым и только после этого передал бумаги Орлову.
– Так Корниевич был кокаинистом? – задал он, наконец, тревоживший его на протяжении последних десяти минут вопрос. – Я правильно понял, Матвей Евграфович?
– Совершенно верно, Егор, – к потолку всплыло очередное облако дыма. – Только это строго между нами. Да-с… Я хочу, чтобы вы оба сегодня же отправились на место гибели генерала Корниевича. Дом не опечатан, потому как вследствие естественных причин кончины генерала официальное расследование не назначено. Пока не назначено. Вас будет сопровождать сотрудник департамента полиции. Буйчилов об этом всенепременно позаботится. Так что с проникновением в дом покойного проблем не должно возникнуть…
Орлов завершил чтение, аккуратно закрыл папку и положил на край стола.
– Что мы должны искать, Матвей Евграфович? – по-деловому осведомился он.
Головацкий улыбнулся:
– Боюсь, что я и сам пока этого не знаю, любезный. Но меня интересует все, что вы сумеете найти или подметить. Важной может оказаться любая незначительная деталь. Разболтавшийся шпингалет, огарок свечи, длинный белый волосок на ворсистом ковре… Да-с… И, разумеется, будет не лишним пообщаться с прислугой и адъютантами покойного. Подробности дуэли капитана Симакова интересуют меня не меньше, чем гибель самого генерала Корниевича. Постарайтесь узнать, что послужило причиной размолвки между Симаковым и поручиком Рытвиненко. Судя по всему, у департамента нет никакой информации на этот счет. Иначе Буйчилов непременно бы сообщил мне об этом. Оно и понятно. Подобные вещи в офицерском кругу разглашать не принято. Но всегда найдется кто-то, кто готов поделиться предположением, сплетней… Постарайтесь разговорить тех, кто был причастен к дуэли. Ну, а в остальном… – Головацкий развел руками, отчего зажатая меж его пальцев сигара вспыхнула, и на брюки профессору просыпалось немного пепла. – Не мне вас учить, господа. Здесь важна любая мелочь. Чем занимался в последнее время Корниевич, с кем общался, какие-то оставшиеся незавершенные дела… Записи покойного…
– А что касаемо этих отметин на шее генерала, Матвей Евграфович? – вновь подал голос Михайлов.
Головацкий положил сигару на край пепельницы.
– Отметины – самое главное, Егор, – серьезно произнес он, сверкнув единственным зрячим глазом. – У меня есть предположения, как и от чего они могли появиться. Но мне нужны снимки. Снимки тела покойного генерала Корниевича. Недостаточно описать отметины, о которых говорил Кондратий Ксенофонтович. Я хочу видеть их. А также всю шею и грудь Корниевича.
– И грудь?
– В первую очередь грудь, – загадочно молвил профессор, пригладил пальцами бакенбарды, демонстрируя тем самым крайнюю степень задумчивости, и тут же продолжил: – Уверен, что у Буйчилова такие снимки уже имеются… Так что будьте добры, господа, заехать и в департамент. Скажите господину Буйчилову, что это моя личная просьба. Я непременно хочу взглянуть.
– А Рытвиненко? – напомнил Орлов, недовольный тем, что его напарник первым затронул тему загадочных отметин на шее генерала. – Нам и его придется разыскивать?
– Поручика Рытвиненко мы искать пока не будем, – Головацкий покачал головой. – Я полагаю, что этот человек либо мертв так же, как и погибший от его руки капитан Симаков, либо в скором времени не преминет объявиться сам. Одно из двух, Тимофей, одно из двух. Третьего, как известно, не дано.
Папка перекочевала обратно в ящик стола, и это означало, что к настоящему моменту профессор завершил инструктаж своих подручных. Теперь для дальнейших действий ему требовалась новая, более расширенная информация.
– И будьте предельно осторожны, господа, – предупредил Головацкий, когда оба молодых человека поднялись и двинулись к выходу из кабинета. – Мы ни в коей мере не должны без крайней на то необходимости хоть чем-то запятнать честь покойного генерала Корниевича. Симаков мертв, но другие адъютанты могут не простить вам такой вольности. А мне, знаете ли, совсем не хотелось бы оказаться в числе секундантов на ваших дуэлях. Так что осторожнее, господа…
– Не извольте беспокоиться, Матвей Евграфович, – заверил его Михайлов, и вместе с Орловым они вышли из профессорского кабинета.
Головацкий потушил сигару, придвинул к себе чистый лист бумаги, чернильницу и перо. Несколькими быстрыми штрихами он набросал шею человека без головы и без туловища, а затем сделал на ней две вертикальные и две горизонтальные отметины, означающие легкие порезы кожи. Поднес рисунок поближе к мерцающему пламени наполовину оплавленной свечи. Прищурил единственный глаз…
Определенная догадка относительно этих отметин появилась у Матвея Евграфовича сразу же, как только начальник Третьего отделения упомянул о наличии таковых. Но догадка требовала подтверждений. И если все окажется так, как Головацкий предполагал, вывод будет напрашиваться сам собой. Генерал Корниевич не погиб от передозировки кокаина. Его смерть была насильственной…
Оранжевый язычок лизнул лист бумаги, затем еще один и еще… Рисунок скрылся в огне, и Головацкий, подержав его мгновение на весу, небрежно бросил догорать в пепельницу рядом с потухшей сигарой.
Глава 2
Матвей Евграфович и его подручные
– Я уже отвечал на все эти вопросы и не вижу никакого смысла повторяться вновь. Особенно для вас, господин…
– Орлов, – быстро подсказал Тимофей и тут же пометил что-то огрызком карандаша в своем блокноте. – Я хочу, чтобы вы поняли, капитан. Мы ведь интересуемся гибелью Кирилла Александровича не из праздного любопытства. Нам важно докопаться до истины.
– До истины? – адъютант покойного генерала Корниевича Роман Вилинберг презрительно сморщился. Его тонкая верхняя губа слегка изогнулась, и изящная щеточка усов практически скрылась под большим ноздреватым носом. – О какой истине вы говорите, господин Орлов? Все, что вас интересует, так это любая скандальная история! Я не собираюсь потакать этим интересам.
– Вы ошибаетесь, капитан, – собеседник изрядно раздражал Орлова, но Тимофей славился своим природным спокойствием и терпением. – Дело, собственно, заключается в том, что у нас имеются некоторые подозрения относительно не совсем естественных причин смерти генерала…
– Генерал умер от сердечного приступа, – упрямо заявил Вилинберг.
Он пружинисто поднялся с кресла, и орден Святой Анны четвертой степени, прикрепленный к левой стороне его груди, блеснул в свете колышущегося пламени свечей. Вилинберг одернул мундир, заложил руки за спину и дважды нетерпеливо качнулся на носках. Этот жест явно свидетельствовал о том, что герой Русско-турецкой войны желал как можно скорее завершить аудиенцию с дотошным посетителем. Но Орлов предпочел не заметить подобного настроя капитана. Он снова что-то коротко пометил у себя в блокноте и поднял грустные коровьи глаза на собеседника.
– А кто первым обнаружил тело генерала Корниевича?
Невзирая на кажущуюся ленцу и неторопливость действий, Орлов профессионально успевал подмечать каждую деталь: расположение комнат в генеральском доме, настроение прислуги, количество дверей и окон. Отличная зрительная память Тимофея Орлова была как нельзя кстати в их нелегком сыскном деле, и это не раз отмечал сам профессор Головацкий.
Вилинберг нервно дернул плечом, но все же ответил на неприятный вопрос. Отвязаться от гостя так легко, как ему хотелось бы, оказалось задачей не из легких.
– Симаков.
– Как и когда это произошло? – Орлов помусолил карандаш.
– Черт! Я думал, вам уже все это прекрасно известно. Разве не так?
Вилинберг не торопился опускаться обратно в кресло. Тимофей невинно улыбнулся. Он умел ждать.
– Ну, хорошо, дьявол вас побери! – сдался капитан, однако раздражения в его голосе не убавилось ни на йоту. – Это произошло в пятницу вечером. Все было, как обычно. Кирилл Александрович вернулся поздно. С ним были Симаков и Лагутин. Я и остальные оставались в доме. Кирилл Александрович был не в настроении и почти сразу поднялся к себе…
– А почему он был не в настроении? – поспешил поинтересоваться Орлов.
Вилинберг усмехнулся:
– Вы что же думаете, я осмелился бы спросить у генерала о причинах его плохого настроения? Разумеется, нет. А Кирилл Александрович не счел нужным поделиться со мной своими личными проблемами.
И вновь Орлов оставил сарказм собеседника без внимания.
– Так это были личные проблемы?
– Я не знаю, черт побери! – лицо Вилинберга сделалось каменным. – Я не знаю, какого рода были эти проблемы!
– А предположить хотя бы можете?
– Нет, не могу!
– Ну, хорошо, – в маленьком блокнотике Тимофея появилась очередная недоступная для глаз капитана запись. – А кто такой Лагутин?
– Штабс-ротмистр Даниил Лагутин также один из адъютантов покойного Кирилла Александровича.
– Возможно, он сумеет сказать больше, – предположил Орлов, не столько обращаясь к Вилинбергу, сколько размышляя вслух.
– Возможно. Поговорите с ним.
– Непременно. Ну, а что было дальше, капитан? После того, как Кирилл Александрович, согласно вашим словам, поднялся к себе?
– Ничего не было, – Вилинберг не сел – он буквально плюхнулся в кресло и вытянул длинные ноги. – Часов до двенадцати мы все были в адъютантской. Играли в карты. Потом Симаков поднялся к генералу, а когда спустился обратно к нам, то сообщил, что Кирилл Александрович умер. От приступа.
Глаза Орлова едва заметно блеснули.
– Капитан Симаков поднимался к генералу один?
– Что вы имеете в виду? – высокомерно вскинул подбородок Вилинберг. – Вы в чем-то подозреваете покойного Василия Трифоновича?
– Боже упаси, – с улыбкой открестился Орлов. – Я просто хочу кое-что уточнить и…
– Да, капитан поднимался один, – сдержанно бросил Вилинберг. – Он был человеком особо приближенным к генералу, как вам должно быть известно, и в его обязанности входило получение должностных инструкций на следующий день. Инструкций для всех нас.
– А как долго отсутствовал Симаков? Сколько времени прошло между тем моментом, когда он покинул адъютантскую, и тем, когда снова вернулся в нее?
Вилинберг снова вскочил.
– Что за пошлые вопросы, черт возьми?! – взорвался он. – Говорите прямо, что у вас на уме или!..
– Повторяю, мне необходимо уточнить все обстоятельства этого дела…
– Здесь нет никаких обстоятельств, господин Орлов! И уточнять тут совершенно нечего! Я не желаю и дальше выслушивать ваши некорректные намеки! Потрудитесь оставить меня!
Тимофей вынужден был подчиниться. Вилинберг удалился в смежную комнату с высоко поднятой головой, а помощник профессора Головацкого тем временем в сопровождении камердинера покойного генерала поднялся наверх в личные апартаменты Корниевича.
1 2 3 4 5
– Как же, как же, – заулыбался Буйчилов. – Помню, Матвей Евграфович. Очень хорошо помню ваших студентов. По нашим с вами, так сказать, былым расследованиям.
Головацкий перекатил сигару из одного уголка рта в другой. Зажал ее зубами.
– В таком случае я надеюсь, что им и впредь будет оказываться всяческое содействие в работе, ежели возникнет такая необходимость.
– Ну, разумеется. Мы чрезвычайно рассчитываем на вас и ваших помощников, профессор.
Начальник Третьего отделения встал первым и немедленно нахлобучил на голову шляпу. За ним последовал и Михаил Лужанский. Последним поднялся большой черный дог, потянулся, широко зевнул и засеменил к двери, опередив визитеров. Головацкий остался сидеть. Он лишь позвонил в колокольчик и попросил служанку проводить гостей до выхода. Неторопливо докурил сигару.
– Прикажете обедать подавать, Матвей Евграфович?
– Подавайте, Глафира Карловна, подавайте. Я пока побуду у себя в кабинете.
Головацкий, находясь во власти собственных мыслей, тяжело поднялся на ноги, сунул в рот сигару и степенным шагом прошествовал в смежную комнату. Сел за стол, выдвинул ящик и, порывшись в нем, извлек нужную папочку с золотым тиснением.
Ничего нового о покойном генерале Корниевиче из своей личной картотеки Головацкому почерпнуть не удалось. Генерал был действительно крупной политической фигурой, героем кавказской войны, и, на первый взгляд, все его возможные контакты лежали на поверхности. Матвей Евграфович не сомневался, что департамент полиции не обошел вниманием ни одного из возможных свидетелей. А те каналы, по которым Корниевич мог приобретать кокаин, минуя аптечные сети, были известны и самому Головацкому. Их можно было пересчитать по пальцам. А что если генерал приобретал кокаин не сам, а через кого-то из доверенных лиц? Через того же Симакова, например? Или, вообще, через третьи руки? Этот вариант также не стоило сбрасывать со счетов. Найдется непосредственный покупатель – глядишь, найдется и ключик к разгадке. Или, как минимум, к одному из неразрешенных на данный момент вопросов. Матвей Евграфович знал нужного человека, через которого можно будет раздобыть информацию на эту тему. Связи и круг знакомых бывшего профессора академии права были довольно широки.
Закончив с записями по личности Корниевича, Головацкий уделил немало внимания и погибшему вчера вечером капитану Симакову. Интересный факт относительно генеральского адъютанта бросался в глаза практически с первых строк. Симаков слыл завзятым дуэлянтом и не единожды прибегал к столь радикальным методам разрешения спорных вопросов. Однако, насколько мог судить Матвей Евграфович, Симаков за всю свою жизнь не проиграл ни одной дуэли. Даже незначительных ранений не получал. Он был словно заговоренным. А тут… Такое фатальное невезение! Осечка… Головацкий нахмурился, поскреб указательным пальцем кончик носа и с явным неудовольствием покачал головой. Чем больше он думал о произошедших событиях, берущих начало с трагической смерти генерала Корниевича, тем меньше они ему нравились. Прав был Буйчилов. Дело тут явно нечисто…
Мягкий предупредительный стук в дверь нарушил тишину кабинета.
– Да-да!
В дверном проеме появилась голова служанки с седыми, забранными под белоснежный чепец волосами. Головацкий обернулся через плечо.
– Обед подан, Матвей Евграфович.
– А Ульяна Дмитриевна пришла?
– Уже за столом. Вас дожидаются.
– Хорошо. Я иду.
Профессор убрал папочку обратно в стол и запер ящик на ключ. Не то чтобы Головацкий не доверял кому-то из прислуги. Боже упаси! Скорее, сработала выработанная годами привычка. Раз он взялся за расследование очередного дела, все непременно должно было находиться в рамках строжайшей секретности…
А двумя часами позже, когда обед в обществе супруги был завершен и Матвей Евграфович даже позволил себе пропустить два бокальчика красного полусладкого для улучшения мозговой деятельности, он снова вернулся в свой кабинет, куда пожаловали по его личному приглашению и два бывших студента – Михайлов с Орловым.
Они были очень разными. Высокий и нескладный Егор Михайлов с растрепанной соломенной шевелюрой и в длиннополом сером пальто, стиль которого ни в коей мере не мог одобрить Матвей Евграфович, являл собой полную противоположность Тимофею Орлову. Последний, напротив, был невысок, коренаст и чрезвычайно гордился своими черными, как вороново крыло, аккуратно зачесанными на косой пробор волосами. Одевался Тимофей под стать Головацкому, который в силу своего недюжинного авторитета был для бывшего студента бесспорным примером для подражания.
– Ну, что ж, господа, – Матвей Евграфович нередко обращался к своим студентам как к равным. – Нам, а вернее, вам, господа, предстоит определенная работенка. Да-с… Дело, собственно, вот в чем…
Головацкий неторопливо, в привычной для себя манере, мусоля сигару и обволакивая кабинет непроницаемой дымовой завесой, поведал своим помощникам о своем недавнем разговоре с начальником Третьего отделения департамента полиции. Оба молодых человека слушали профессора, не перебивая. Только один раз Михайлов предпринял попытку задать какой-то наводящий вопрос, но был безжалостно остановлен взмахом руки Матвея Евграфовича.
По завершении повествования Головацкий дал молодым людям просмотреть и содержимое папочки с золотым тиснением. Михайлов ознакомился первым и только после этого передал бумаги Орлову.
– Так Корниевич был кокаинистом? – задал он, наконец, тревоживший его на протяжении последних десяти минут вопрос. – Я правильно понял, Матвей Евграфович?
– Совершенно верно, Егор, – к потолку всплыло очередное облако дыма. – Только это строго между нами. Да-с… Я хочу, чтобы вы оба сегодня же отправились на место гибели генерала Корниевича. Дом не опечатан, потому как вследствие естественных причин кончины генерала официальное расследование не назначено. Пока не назначено. Вас будет сопровождать сотрудник департамента полиции. Буйчилов об этом всенепременно позаботится. Так что с проникновением в дом покойного проблем не должно возникнуть…
Орлов завершил чтение, аккуратно закрыл папку и положил на край стола.
– Что мы должны искать, Матвей Евграфович? – по-деловому осведомился он.
Головацкий улыбнулся:
– Боюсь, что я и сам пока этого не знаю, любезный. Но меня интересует все, что вы сумеете найти или подметить. Важной может оказаться любая незначительная деталь. Разболтавшийся шпингалет, огарок свечи, длинный белый волосок на ворсистом ковре… Да-с… И, разумеется, будет не лишним пообщаться с прислугой и адъютантами покойного. Подробности дуэли капитана Симакова интересуют меня не меньше, чем гибель самого генерала Корниевича. Постарайтесь узнать, что послужило причиной размолвки между Симаковым и поручиком Рытвиненко. Судя по всему, у департамента нет никакой информации на этот счет. Иначе Буйчилов непременно бы сообщил мне об этом. Оно и понятно. Подобные вещи в офицерском кругу разглашать не принято. Но всегда найдется кто-то, кто готов поделиться предположением, сплетней… Постарайтесь разговорить тех, кто был причастен к дуэли. Ну, а в остальном… – Головацкий развел руками, отчего зажатая меж его пальцев сигара вспыхнула, и на брюки профессору просыпалось немного пепла. – Не мне вас учить, господа. Здесь важна любая мелочь. Чем занимался в последнее время Корниевич, с кем общался, какие-то оставшиеся незавершенные дела… Записи покойного…
– А что касаемо этих отметин на шее генерала, Матвей Евграфович? – вновь подал голос Михайлов.
Головацкий положил сигару на край пепельницы.
– Отметины – самое главное, Егор, – серьезно произнес он, сверкнув единственным зрячим глазом. – У меня есть предположения, как и от чего они могли появиться. Но мне нужны снимки. Снимки тела покойного генерала Корниевича. Недостаточно описать отметины, о которых говорил Кондратий Ксенофонтович. Я хочу видеть их. А также всю шею и грудь Корниевича.
– И грудь?
– В первую очередь грудь, – загадочно молвил профессор, пригладил пальцами бакенбарды, демонстрируя тем самым крайнюю степень задумчивости, и тут же продолжил: – Уверен, что у Буйчилова такие снимки уже имеются… Так что будьте добры, господа, заехать и в департамент. Скажите господину Буйчилову, что это моя личная просьба. Я непременно хочу взглянуть.
– А Рытвиненко? – напомнил Орлов, недовольный тем, что его напарник первым затронул тему загадочных отметин на шее генерала. – Нам и его придется разыскивать?
– Поручика Рытвиненко мы искать пока не будем, – Головацкий покачал головой. – Я полагаю, что этот человек либо мертв так же, как и погибший от его руки капитан Симаков, либо в скором времени не преминет объявиться сам. Одно из двух, Тимофей, одно из двух. Третьего, как известно, не дано.
Папка перекочевала обратно в ящик стола, и это означало, что к настоящему моменту профессор завершил инструктаж своих подручных. Теперь для дальнейших действий ему требовалась новая, более расширенная информация.
– И будьте предельно осторожны, господа, – предупредил Головацкий, когда оба молодых человека поднялись и двинулись к выходу из кабинета. – Мы ни в коей мере не должны без крайней на то необходимости хоть чем-то запятнать честь покойного генерала Корниевича. Симаков мертв, но другие адъютанты могут не простить вам такой вольности. А мне, знаете ли, совсем не хотелось бы оказаться в числе секундантов на ваших дуэлях. Так что осторожнее, господа…
– Не извольте беспокоиться, Матвей Евграфович, – заверил его Михайлов, и вместе с Орловым они вышли из профессорского кабинета.
Головацкий потушил сигару, придвинул к себе чистый лист бумаги, чернильницу и перо. Несколькими быстрыми штрихами он набросал шею человека без головы и без туловища, а затем сделал на ней две вертикальные и две горизонтальные отметины, означающие легкие порезы кожи. Поднес рисунок поближе к мерцающему пламени наполовину оплавленной свечи. Прищурил единственный глаз…
Определенная догадка относительно этих отметин появилась у Матвея Евграфовича сразу же, как только начальник Третьего отделения упомянул о наличии таковых. Но догадка требовала подтверждений. И если все окажется так, как Головацкий предполагал, вывод будет напрашиваться сам собой. Генерал Корниевич не погиб от передозировки кокаина. Его смерть была насильственной…
Оранжевый язычок лизнул лист бумаги, затем еще один и еще… Рисунок скрылся в огне, и Головацкий, подержав его мгновение на весу, небрежно бросил догорать в пепельницу рядом с потухшей сигарой.
Глава 2
Матвей Евграфович и его подручные
– Я уже отвечал на все эти вопросы и не вижу никакого смысла повторяться вновь. Особенно для вас, господин…
– Орлов, – быстро подсказал Тимофей и тут же пометил что-то огрызком карандаша в своем блокноте. – Я хочу, чтобы вы поняли, капитан. Мы ведь интересуемся гибелью Кирилла Александровича не из праздного любопытства. Нам важно докопаться до истины.
– До истины? – адъютант покойного генерала Корниевича Роман Вилинберг презрительно сморщился. Его тонкая верхняя губа слегка изогнулась, и изящная щеточка усов практически скрылась под большим ноздреватым носом. – О какой истине вы говорите, господин Орлов? Все, что вас интересует, так это любая скандальная история! Я не собираюсь потакать этим интересам.
– Вы ошибаетесь, капитан, – собеседник изрядно раздражал Орлова, но Тимофей славился своим природным спокойствием и терпением. – Дело, собственно, заключается в том, что у нас имеются некоторые подозрения относительно не совсем естественных причин смерти генерала…
– Генерал умер от сердечного приступа, – упрямо заявил Вилинберг.
Он пружинисто поднялся с кресла, и орден Святой Анны четвертой степени, прикрепленный к левой стороне его груди, блеснул в свете колышущегося пламени свечей. Вилинберг одернул мундир, заложил руки за спину и дважды нетерпеливо качнулся на носках. Этот жест явно свидетельствовал о том, что герой Русско-турецкой войны желал как можно скорее завершить аудиенцию с дотошным посетителем. Но Орлов предпочел не заметить подобного настроя капитана. Он снова что-то коротко пометил у себя в блокноте и поднял грустные коровьи глаза на собеседника.
– А кто первым обнаружил тело генерала Корниевича?
Невзирая на кажущуюся ленцу и неторопливость действий, Орлов профессионально успевал подмечать каждую деталь: расположение комнат в генеральском доме, настроение прислуги, количество дверей и окон. Отличная зрительная память Тимофея Орлова была как нельзя кстати в их нелегком сыскном деле, и это не раз отмечал сам профессор Головацкий.
Вилинберг нервно дернул плечом, но все же ответил на неприятный вопрос. Отвязаться от гостя так легко, как ему хотелось бы, оказалось задачей не из легких.
– Симаков.
– Как и когда это произошло? – Орлов помусолил карандаш.
– Черт! Я думал, вам уже все это прекрасно известно. Разве не так?
Вилинберг не торопился опускаться обратно в кресло. Тимофей невинно улыбнулся. Он умел ждать.
– Ну, хорошо, дьявол вас побери! – сдался капитан, однако раздражения в его голосе не убавилось ни на йоту. – Это произошло в пятницу вечером. Все было, как обычно. Кирилл Александрович вернулся поздно. С ним были Симаков и Лагутин. Я и остальные оставались в доме. Кирилл Александрович был не в настроении и почти сразу поднялся к себе…
– А почему он был не в настроении? – поспешил поинтересоваться Орлов.
Вилинберг усмехнулся:
– Вы что же думаете, я осмелился бы спросить у генерала о причинах его плохого настроения? Разумеется, нет. А Кирилл Александрович не счел нужным поделиться со мной своими личными проблемами.
И вновь Орлов оставил сарказм собеседника без внимания.
– Так это были личные проблемы?
– Я не знаю, черт побери! – лицо Вилинберга сделалось каменным. – Я не знаю, какого рода были эти проблемы!
– А предположить хотя бы можете?
– Нет, не могу!
– Ну, хорошо, – в маленьком блокнотике Тимофея появилась очередная недоступная для глаз капитана запись. – А кто такой Лагутин?
– Штабс-ротмистр Даниил Лагутин также один из адъютантов покойного Кирилла Александровича.
– Возможно, он сумеет сказать больше, – предположил Орлов, не столько обращаясь к Вилинбергу, сколько размышляя вслух.
– Возможно. Поговорите с ним.
– Непременно. Ну, а что было дальше, капитан? После того, как Кирилл Александрович, согласно вашим словам, поднялся к себе?
– Ничего не было, – Вилинберг не сел – он буквально плюхнулся в кресло и вытянул длинные ноги. – Часов до двенадцати мы все были в адъютантской. Играли в карты. Потом Симаков поднялся к генералу, а когда спустился обратно к нам, то сообщил, что Кирилл Александрович умер. От приступа.
Глаза Орлова едва заметно блеснули.
– Капитан Симаков поднимался к генералу один?
– Что вы имеете в виду? – высокомерно вскинул подбородок Вилинберг. – Вы в чем-то подозреваете покойного Василия Трифоновича?
– Боже упаси, – с улыбкой открестился Орлов. – Я просто хочу кое-что уточнить и…
– Да, капитан поднимался один, – сдержанно бросил Вилинберг. – Он был человеком особо приближенным к генералу, как вам должно быть известно, и в его обязанности входило получение должностных инструкций на следующий день. Инструкций для всех нас.
– А как долго отсутствовал Симаков? Сколько времени прошло между тем моментом, когда он покинул адъютантскую, и тем, когда снова вернулся в нее?
Вилинберг снова вскочил.
– Что за пошлые вопросы, черт возьми?! – взорвался он. – Говорите прямо, что у вас на уме или!..
– Повторяю, мне необходимо уточнить все обстоятельства этого дела…
– Здесь нет никаких обстоятельств, господин Орлов! И уточнять тут совершенно нечего! Я не желаю и дальше выслушивать ваши некорректные намеки! Потрудитесь оставить меня!
Тимофей вынужден был подчиниться. Вилинберг удалился в смежную комнату с высоко поднятой головой, а помощник профессора Головацкого тем временем в сопровождении камердинера покойного генерала поднялся наверх в личные апартаменты Корниевича.
1 2 3 4 5