– Семнадцатилетняя молодая жена, она приехала сюда во многом против собственной воли. Она всегда говорила, что больше всего боится умереть в Кардоу.
– У нее был несчастный брак? – тихо спросила Обри, убрав ему с глаз волосы. – Твой отец ее не любил?
– Он слишком сильно любил ее, – грустно улыбнулся Джайлз. – А она его совсем не любила.
– Ах, это прискорбно.
– Она никогда не хотела жить здесь, – продолжал Джайлз. – Говорят, ни одна молодая жена не была счастлива в Кардоу. Этот замок слишком древний и слишком безрадостный. Возможно, даже населенный призраками. Иногда мне кажется, что дом сделал ее немного сумасшедшей. И она действительно умерла здесь, умерла трагически.
– Я... -Обри ближе придвинулась к нему, – да, я слышала, что она упала.
– О, не сомневаюсь, ты слышала, что она убила себя, – сказал он с видом человека, полностью ушедшего в себя. – Но это не так. Не так. Он подтолкнул ее – если не руками, то своими словами. Уж не знаю, какое оружие он выбрал.
– Он ее толкнул? – переспросила Обри. – Я думала... Я хочу сказать, что, как я поняла...
– Что? Что она сама прыгнула? – Джайлз медленно покачал головой. – Нет. Он толкнул ее... – Его голос сорвался. – Во всяком случае, так это представлялось мне. Конечно, детские впечатления могут быть обманчивы, это я тоже понимаю.
– Боже мой! – Обри, потрясенная, смотрела на него. – Тебя там не было?
Удивленно взглянув на нее, Джайлз кивнул и спросил:
– Обри, ты помнишь булаву, которая висит на галерее? На маме было ее любимое платье из голубого бархата, и, когда подол зацепился за один из шипов, раздался жуткий, леденящий кровь звук. Я никогда его не забуду.
– Почему? Почему он такое сделал? – Обри почувствовала, что ей становится плохо.
– Потому что они ссорились. Из-за меня, как всегда. Мой отец ожесточился. Прежде он любил ее – и, вероятно, продолжал любить, – а она после того, как родила ему наследника, отвергала его. В тот раз отец пригрозил отослать меня из дома. В школу, чтобы, как он сказал, сделать из меня человека. Но я думаю, что на самом деле он просто хотел наказать ее за любовь ко мне. Мать стала плакать и говорить, что умрет, что жизнь в Кардоу без меня убьет ее.
– Как все это печально, – вставила Обри.
– Отец просто пожал плечами и вышел из библиотеки, а она бросилась вслед за ним, и они выбежали на галерею. – Джайлз снова уперся взглядом в темноту. – Она бы никогда – никогда – не допустила этого. По-видимому, ей доставляло удовольствие ссориться с ним. Она не отставала от него, плакала и что-то кричала, а потом... Потом она толкнула его, он толкнул ее. Толкнул довольно сильно, и она... она просто ударилась о балюстраду и опрокинулась вниз.
– О Боже, – прошептала Обри и крепче обняла его.
– Отовсюду сбежались слуги, – зажмурившись и снова открыв глаза, продолжил Джайлз, – а отец стал кричать, что она сошла с ума и прыгнула. Эта ложь вполне устраивала его, пока не появился местный священник и не напомнил ему о наказании за самоубийство.
– О, Джайлз! – Обри видела, как боль исказила его лицо.
– Все ее состояние было бы конфисковано королевством, Обри. Пошла бы молва, что она сошла с ума, что ее место в аду, и потом ее похоронили бы под покровом ночи, не прочитав даже молитвы.
– Да. – Обри постаралась проглотить комок, образовавшийся в горле. – Да, я это знаю.
– Мысль о таком унижении, конечно, изменила намерения отца. – Серые блестящие глаза Джайлза внезапно потускнели. – Отец осознал, что позор падет на нашу семью, и вдруг оказалось, что мама просто упала через ограждение, что это был несчастный случай. И... Но возможно, так и было. Боже, я уже ничего не знаю.
– О, Джайлз, я так тебе сочувствую. – Обри закрыла глаза.
– За это я возненавидел своего отца. Я до сих пор ненавижу его. Но потом, когда я стал старше, я понял, что у матери были основания не любить его. Он был мелочным и ревнивым, а она не могла ни смириться со своей судьбой, ни изменить ее.
– Это был брак по договоренности?
Он медленно кивнул.
– Но ведь священник не держал у ее виска пистолет, – после долгого молчания сказал Джайлз. – Она дала клятвы, Обри, но почему-то не выполняла их. Я любил ее, по-настоящему любил. Но теперь, когда я пробыл здесь некоторое время – теперь, когда я смотрю на все глазами взрослого человека, а не убитого горем ребенка, – мои воспоминания несколько прояснились, и я начинаю задумываться, не было ли моей вины во всем случившемся.
Натянув повыше простыню, Обри теснее прижалась к Джайлзу, чувствуя, что именно это в данный момент ему нужно больше всего.
– А что было с тобой, Джайлз, после того, как она умерла?
– Меня отправили в школу, – без всякого выражения сообщил он. – Отец категорически отказался оставить меня здесь. И я не возвращался сюда до тех пор, пока у меня не осталось другого выбора. То, как я всегда управлял Кардоу – просто не обращал на него внимания, – боюсь, принесло ему только вред. Возможно, Обри, я был повинен в грехе своей матери.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Быть может, – с горечью улыбнулся он, – я не пытался изменить свою судьбу, а, просто пренебрегая своим семейным долгом, предоставил другим расплачиваться за мою боль.
В его словах было много правды, и Обри не знала, что сказать, но у нее больше не было гнева и возмущения, как прежде. Быть может, теперь, когда она знала его, когда она любила его, Обри смотрела на него другими глазами? Или, быть может, она смотрела на него в шорах? Но теперь ей было все равно. Положив руку Джайлзу на грудь, она прислушивалась к биению его сердца, и постепенно они оба погрузились в сон.
Глава 15,
в которой мистер Кембл оказался выброшенным на дорогу
У лорда де Венденхайма существовало неписаное правило: если в расследовании какого-либо преступления может случиться что-либо плохое, оно обязательно случится, а затем произойдет что-то еще худшее. Естественно, в Бирмингеме все пошло не так, как нужно, и он отправил Джайлзу письмо, чтобы сообщить об этом. Но это, по-видимому, была пустая трата чернил, так как Джайлз – черт бы его побрал! – уже знал больше, чем рассказывал.
А когда они отправились из Бирмингема в Бедлингтон, пришел черед «еще чего-то худшего». Де Венденхайм и Кем съели блюдо морских гребешков в таверне, расположенной чуточку дальше от берега, чем положено, – с неприятным, но предсказуемым результатом. Когда им наконец удалось оторваться от горшков в их спальнях и нетвердой походкой отправиться по адресу, который Обри Монтфорд указала в своей рекомендации, они обнаружили вместо частного жилья мастерскую модистки. Когда они спросили в мастерской, не знают ли там кого-нибудь с фамилией Монтфорд, их послали к владельцу табачной лавки, а из табачной лавки в жилой дом на ферме. Старый полусгнивший фермерский дом принадлежал раздражительному типу по имени Монтвелл, у которого было три вздорных бульдога, и всем троим страшно не понравился французский одеколон Кембла.
Оттуда они поспешили предпринять еще одно сумасбродное путешествие, путешествие, которое все же должно было чем-то завершиться, так как где-то – просто где-то – на просторах Нортумберленда когда-то существовала семья Монтфордов. Это был несомненный факт, потому что каждый фермер, конюх или кузнец, которого они расспрашивали по дороге, засовывал за ремень большой палец, плевал себе под ноги и вежливо подтверждал им это. Однако они так и не смогли сойтись во мнениях о названии деревни.
В раздражении Макс остановился и поддал ногой камень, лежавший на ухабистой проселочной дороге, по которой он теперь был вынужден идти пешком. Камень, к сожалению, полетел неудачно и угодил Кему в зад.
– Макс, я чертовски сожалею, что в Дарлингтоне твой великолепный экипаж остался без колеса. – Обернувшись и подняв руку, Кембл бросил на Макса сердитый взгляд. – Но неразбериха, в которой мы теперь оказались, возникла не по моей вине!
– Да? – Макс скривил губы в сухой улыбке. – А по чьей же?
– Я даже не видел той канавы! – воскликнул Кем. – Неужели эти деревенщины не могли подстричь свою живую изгородь? А та колымага не стоила и половины того, что ты заплатил за ее наем. А как мы теперь вернем ее со сломанной осью? И не говори: «Мы найдем кузнеца», Макс! Если я увижу еще одного из этих черных, волосатых, потных чудовищ, я закричу!
– Ох, Кем, не знаю, – задумчиво протянул Макс, – мне показалось, что тот в Хепскотте пришелся тебе по душе.
–Я этого не искал! – возразил он Максу и, с обидой скрестив руки, зашагал дальше. – Я только знаю, что до настоящего времени нахожусь на краю света и уже протащился через дюжину деревушек с отвратительными названиями вроде Спитфорд, Каупен, Пигпен и Чикен-Шайт-Кроссроудз...
– Ты хочешь сказать, Митфорд и Пигдон. А на твою дорожную сумку сделала свои дела цесарка, – уточнил Макс, стараясь не рассмеяться.
– Но Каупен остается без изменения, – настаивал Кем, отыскивая в карманах пальто свой арманьяк. – Господь всемогущий! Эти канавы могут поглотить семь холмов! Правда, Макс, где тот шотландский парень, которого нанимали мостить эту дорогу?
– Думаю, мертв, – равнодушно ответил Макс. – И Макадам не мостил дороги во всей Англии. Привыкай к ней и давай двигаться дальше.
– Не подгоняй меня, черт возьми, – заворчал Кем. – Знаешь, Макс, вряд ли за дружбу с тобой стоит расплачиваться сердечным приступом. И скажи мне, что это за человек, который шантажирует своих друзей? Мне следовало бросить этот треклятый канделябр в Темзу, когда я слу... О черт! Что это? – Кем в удивлении замер посреди дороги и вытянул руку, в которой держал серебряную фляжку.
И тогда Макс его увидел: на покосившемся указателе не хватало пары гвоздей, но, прищурившись, сквозь высокую траву еще можно было прочитать надпись.
– «Монтфорд-Фарм», – пробормотал Макс, склонив голову набок. – Святые небеса, возможно ли такое? Она выглядит... запущенной.
– О, значит, это именно то место! – откликнулся Кем. Они двинулись по заросшей травой тропинке шириной не больше фута, и, прошагав по ней около полумили, даже Макс начал терять терпение. Внезапно заросли кустов кончились, и перед путниками оказалось открытое место, в центре которого стояла ферма – убогий маленький домишко с крышей из соломы, которая, видимо, стремилась вернуться обратно в поля, откуда она появилась, и каменный сарай, косо прилепившийся к домику с одного боку. Неподалеку паслось несколько кривоногих коров, и возле них был фермер, выглядевший таким же старым и заброшенным, как и его жалкое жилище.
– Грязь! – процедил сквозь зубы Кем, указывая пальцем вперед на скотный двор. – Опять грязь!
– Нет, это, должно быть, навоз, – пояснил Макс, разглядывая слизь, покрывавшую землю. – И свежий, если меня не обманывает мой нос.
– Ma foil – проворчал Кем, шагнув вперед. – Что за проклятое путешествие!
Увидев гостей, фермер неторопливо подошел к ним, и, представив себя и Кембла, Макс спросил:
– Вы мистер Монтфорд?
– К сожалению, нет, – радостно ответил хозяин.
– Но это место называется «Монтфорд-Фарм», – визгливым голосом заметил Кем.
– Да, так было раньше, – согласился фермер, откинув назад кожаную шляпу, – но теперь все умерли. Я получил ферму в наследство от кузена своей жены. Он сделал завещание.
– Да, понятно, – заговорил Макс. – Но мы разыскиваем семью женщины по фамилии Монтфорд. Экономку по профессии.
– Да, да, вы правы, сэр! – оживился мужчина и поднял в воздух скрюченный палец. – Одна из сестер Элберта – он кузен моей жены – пошла в экономки, но я не помню ее имени.
– И возможно, она была Монтфорд? – несколько иронически поинтересовался Кем.
– Ау вас, сэр, странное чувство юмора, – хмыкнул фермер. – Монтфорд – да, но была ли она Энн, Мэри или Джейн, я не могу вам сейчас сказать.
– Может быть, Обри? – предложил Макс.
– Может быть и так, – помолчав и сплюнув в навоз всего в дюйме от итальянских туфель Кембла, согласился мужчина, – хотя Обри – Необычное имя. Во всяком случае, она очень давно уехала на север вести хозяйство у какого-то богатого парня.
– Как далеко на север? – постарался уточнить Кем, очевидно, просто интересуясь, насколько трудно туда добраться.
– О, далеко, – вежливо закивал фермер, – очень далеко. Это где-то возле Данди.
– О Боже! – Кем прижал руку к сердцу.
– Парень был шотландским графом, – продолжал фермер, не обращая внимания на Кембла, – но мне кажется, он умер, а его титул унаследовал младший брат. Однако она осталась служить. Потом и он умер – его, как я слышал, застрелил старина Бонн, – и появился кузен. Поэтому я думаю, она еще там, если тоже не умерла. Во всяком случае, если она умерла, мне никто этого не говорил, а я думаю, мне сказали бы, правильно? Ведь она доводится родней моей жене.
Кем нетерпеливо переминался с ноги на ногу, а Макс сосредоточенно пересчитывал по пальцам умерших графов.
– Сколько времени прошло с тех пор, как миссис – или мисс – Монтфорд уехала? – озадаченно глядя на фермера, спросил Макс.
Снова напялив шляпу, фермер некоторое время задумчиво смотрел на туфли Кема, и тот отступил еще на шаг.
– Она называла себя «миссис», но была не замужем. Когда она уехала, был 1802 год или что-то около того.
– Почти тридцать лет назад? – Кем тихо присвистнул. – И ради этого мы сломали ось? Конечно же, она не может быть той женщиной, которая нам нужна!
– Знаете, – обратился фермер к Максу, подняв брови и сделав большие глаза, – у нас здесь есть еще одна. Может быть, вас устроит Монтвелл из Каупена? – словно прося извинения, предложил он.
– Нет! – Кем в раздражении топнул ногой, забрызгав Макса навозом. – Нет, нет, нет! Не Монтвелл! Не Каупен! И ради Бога, не Шотландия! Макс, прошу тебя, нет, умоляю, отвези меня домой. Отвези меня домой прямо сейчас.
– Этот шотландский граф... – Макс виновато улыбнулся фермеру. – Вы, случайно, не помните его имя?
– Не могу сказать, что помню, – медленно покачал головой фермер. – Но оно было какое-то странное. Пеннайф? Пенроуз? Или, может быть, оно начиналось с Хен – что-то...
– Хенни-Пенни? – предположил Кем.
– Или, быть может, оно оканчивалось на «роуз»? – подсказал фермеру Макс, бросив на Кема мрачный взгляд. – Это распространенное окончание в Шотландии.
– Ей-богу, вы молодец! – Стянув с себя шляпу, фермер хлопнул ею себя по ноге. – Не Пеннайф, не Пенроуз и ничего похожего! Кенросс!
– Кенросс?.. – Сразу заинтересовался Кем. – Это просто странное совпадение.
– Ничего подобного, мой друг, – угрюмо возразил Макс. – Совсем наоборот.
Милсон, третий лакей в Кардоу, был заурядным слугой из штата Певзнера. Он был чересчур молод, чересчур красив и чересчур ласков со служанками, а помимо этого, ленив. Однако Обри быстро усвоила, что с недостатками Милсона ничего нельзя поделать, а можно лишь указывать на самые вопиющие оплошности, а затем не отставать от Певзнера, пока все не будет сделано как положено. Граница между сферами деятельности дворецкого и экономки хотя и была неопределенной, но всегда существовала.
Одной из обязанностей Милсона было каждый вечер собирать в доме лампы. Внизу, в специально отведенной комнате ему полагалось отмыть стекла от сажи, подрезать фитили и в каждую лампу залить масло. Часто во время дневной проверки Обри находила не приведенные в порядок лампы, а в этот день в одной только маленькой столовой обнаружила сразу две таких.
Записав это себе в список, Обри с трепетом направилась в утреннюю гостиную, но до ламп она не добралась. Когда Обри вошла в подсобное помещение, смежное с гостиной, ее остановил странный звук.
– Влево! Влево! – выкрикнул кто-то в гостиной.
– Влево от меня или... – Раздался громкий металлический звон.
– Упс! – тихо воскликнул другой голос. – Большое блюдо с буфета.
Голос Айана? Да, несомненно. Но Айану не разрешалось заходить в хозяйские комнаты и тем более ему не разрешалось стучать по блюдам.
Положив свой блокнот, Обри на дюйм приоткрыла дверь и онемела от изумления: мимо нее прошел Джайлз, вытянув перед собой руки как привидение; его глаза были плотно завязаны белой льняной салфеткой, а на голове покачивался серебряный подсвечник.
– Решетка! Каминная решетка! – закричал Айан. Джайлз проворно свернул налево, обходя каминную решетку, но подсвечник наклонился, грозя упасть.
– На этот раз я сделал почти полный круг, – объявил граф. – Мне осталось только дойти до окна!
Заинтригованная, Обри распахнула дверь и стала на пороге.
– Упс, – снова, на этот раз немного тише, сказал Айан. Джайлз остановился, и подсвечник опасно закачался.
– Что теперь?
– Мама, – сокрушенно ответил мальчик. – В чулане.
Взявшись рукой за ножку подсвечника, Джайлз повернулся, одним пальцем опустил вниз с глаз повязку и широко улыбнулся.
– Что это вы здесь устроили? – Качая головой, Обри вошла в комнату.
– Мы ничего не разбили, – ответил Айан. – Честное слово.
– Мы просто играли в «три маленькие лжи», – признался Джайлз, опуская подсвечник, – и мне пришлось платить выкуп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
– У нее был несчастный брак? – тихо спросила Обри, убрав ему с глаз волосы. – Твой отец ее не любил?
– Он слишком сильно любил ее, – грустно улыбнулся Джайлз. – А она его совсем не любила.
– Ах, это прискорбно.
– Она никогда не хотела жить здесь, – продолжал Джайлз. – Говорят, ни одна молодая жена не была счастлива в Кардоу. Этот замок слишком древний и слишком безрадостный. Возможно, даже населенный призраками. Иногда мне кажется, что дом сделал ее немного сумасшедшей. И она действительно умерла здесь, умерла трагически.
– Я... -Обри ближе придвинулась к нему, – да, я слышала, что она упала.
– О, не сомневаюсь, ты слышала, что она убила себя, – сказал он с видом человека, полностью ушедшего в себя. – Но это не так. Не так. Он подтолкнул ее – если не руками, то своими словами. Уж не знаю, какое оружие он выбрал.
– Он ее толкнул? – переспросила Обри. – Я думала... Я хочу сказать, что, как я поняла...
– Что? Что она сама прыгнула? – Джайлз медленно покачал головой. – Нет. Он толкнул ее... – Его голос сорвался. – Во всяком случае, так это представлялось мне. Конечно, детские впечатления могут быть обманчивы, это я тоже понимаю.
– Боже мой! – Обри, потрясенная, смотрела на него. – Тебя там не было?
Удивленно взглянув на нее, Джайлз кивнул и спросил:
– Обри, ты помнишь булаву, которая висит на галерее? На маме было ее любимое платье из голубого бархата, и, когда подол зацепился за один из шипов, раздался жуткий, леденящий кровь звук. Я никогда его не забуду.
– Почему? Почему он такое сделал? – Обри почувствовала, что ей становится плохо.
– Потому что они ссорились. Из-за меня, как всегда. Мой отец ожесточился. Прежде он любил ее – и, вероятно, продолжал любить, – а она после того, как родила ему наследника, отвергала его. В тот раз отец пригрозил отослать меня из дома. В школу, чтобы, как он сказал, сделать из меня человека. Но я думаю, что на самом деле он просто хотел наказать ее за любовь ко мне. Мать стала плакать и говорить, что умрет, что жизнь в Кардоу без меня убьет ее.
– Как все это печально, – вставила Обри.
– Отец просто пожал плечами и вышел из библиотеки, а она бросилась вслед за ним, и они выбежали на галерею. – Джайлз снова уперся взглядом в темноту. – Она бы никогда – никогда – не допустила этого. По-видимому, ей доставляло удовольствие ссориться с ним. Она не отставала от него, плакала и что-то кричала, а потом... Потом она толкнула его, он толкнул ее. Толкнул довольно сильно, и она... она просто ударилась о балюстраду и опрокинулась вниз.
– О Боже, – прошептала Обри и крепче обняла его.
– Отовсюду сбежались слуги, – зажмурившись и снова открыв глаза, продолжил Джайлз, – а отец стал кричать, что она сошла с ума и прыгнула. Эта ложь вполне устраивала его, пока не появился местный священник и не напомнил ему о наказании за самоубийство.
– О, Джайлз! – Обри видела, как боль исказила его лицо.
– Все ее состояние было бы конфисковано королевством, Обри. Пошла бы молва, что она сошла с ума, что ее место в аду, и потом ее похоронили бы под покровом ночи, не прочитав даже молитвы.
– Да. – Обри постаралась проглотить комок, образовавшийся в горле. – Да, я это знаю.
– Мысль о таком унижении, конечно, изменила намерения отца. – Серые блестящие глаза Джайлза внезапно потускнели. – Отец осознал, что позор падет на нашу семью, и вдруг оказалось, что мама просто упала через ограждение, что это был несчастный случай. И... Но возможно, так и было. Боже, я уже ничего не знаю.
– О, Джайлз, я так тебе сочувствую. – Обри закрыла глаза.
– За это я возненавидел своего отца. Я до сих пор ненавижу его. Но потом, когда я стал старше, я понял, что у матери были основания не любить его. Он был мелочным и ревнивым, а она не могла ни смириться со своей судьбой, ни изменить ее.
– Это был брак по договоренности?
Он медленно кивнул.
– Но ведь священник не держал у ее виска пистолет, – после долгого молчания сказал Джайлз. – Она дала клятвы, Обри, но почему-то не выполняла их. Я любил ее, по-настоящему любил. Но теперь, когда я пробыл здесь некоторое время – теперь, когда я смотрю на все глазами взрослого человека, а не убитого горем ребенка, – мои воспоминания несколько прояснились, и я начинаю задумываться, не было ли моей вины во всем случившемся.
Натянув повыше простыню, Обри теснее прижалась к Джайлзу, чувствуя, что именно это в данный момент ему нужно больше всего.
– А что было с тобой, Джайлз, после того, как она умерла?
– Меня отправили в школу, – без всякого выражения сообщил он. – Отец категорически отказался оставить меня здесь. И я не возвращался сюда до тех пор, пока у меня не осталось другого выбора. То, как я всегда управлял Кардоу – просто не обращал на него внимания, – боюсь, принесло ему только вред. Возможно, Обри, я был повинен в грехе своей матери.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Быть может, – с горечью улыбнулся он, – я не пытался изменить свою судьбу, а, просто пренебрегая своим семейным долгом, предоставил другим расплачиваться за мою боль.
В его словах было много правды, и Обри не знала, что сказать, но у нее больше не было гнева и возмущения, как прежде. Быть может, теперь, когда она знала его, когда она любила его, Обри смотрела на него другими глазами? Или, быть может, она смотрела на него в шорах? Но теперь ей было все равно. Положив руку Джайлзу на грудь, она прислушивалась к биению его сердца, и постепенно они оба погрузились в сон.
Глава 15,
в которой мистер Кембл оказался выброшенным на дорогу
У лорда де Венденхайма существовало неписаное правило: если в расследовании какого-либо преступления может случиться что-либо плохое, оно обязательно случится, а затем произойдет что-то еще худшее. Естественно, в Бирмингеме все пошло не так, как нужно, и он отправил Джайлзу письмо, чтобы сообщить об этом. Но это, по-видимому, была пустая трата чернил, так как Джайлз – черт бы его побрал! – уже знал больше, чем рассказывал.
А когда они отправились из Бирмингема в Бедлингтон, пришел черед «еще чего-то худшего». Де Венденхайм и Кем съели блюдо морских гребешков в таверне, расположенной чуточку дальше от берега, чем положено, – с неприятным, но предсказуемым результатом. Когда им наконец удалось оторваться от горшков в их спальнях и нетвердой походкой отправиться по адресу, который Обри Монтфорд указала в своей рекомендации, они обнаружили вместо частного жилья мастерскую модистки. Когда они спросили в мастерской, не знают ли там кого-нибудь с фамилией Монтфорд, их послали к владельцу табачной лавки, а из табачной лавки в жилой дом на ферме. Старый полусгнивший фермерский дом принадлежал раздражительному типу по имени Монтвелл, у которого было три вздорных бульдога, и всем троим страшно не понравился французский одеколон Кембла.
Оттуда они поспешили предпринять еще одно сумасбродное путешествие, путешествие, которое все же должно было чем-то завершиться, так как где-то – просто где-то – на просторах Нортумберленда когда-то существовала семья Монтфордов. Это был несомненный факт, потому что каждый фермер, конюх или кузнец, которого они расспрашивали по дороге, засовывал за ремень большой палец, плевал себе под ноги и вежливо подтверждал им это. Однако они так и не смогли сойтись во мнениях о названии деревни.
В раздражении Макс остановился и поддал ногой камень, лежавший на ухабистой проселочной дороге, по которой он теперь был вынужден идти пешком. Камень, к сожалению, полетел неудачно и угодил Кему в зад.
– Макс, я чертовски сожалею, что в Дарлингтоне твой великолепный экипаж остался без колеса. – Обернувшись и подняв руку, Кембл бросил на Макса сердитый взгляд. – Но неразбериха, в которой мы теперь оказались, возникла не по моей вине!
– Да? – Макс скривил губы в сухой улыбке. – А по чьей же?
– Я даже не видел той канавы! – воскликнул Кем. – Неужели эти деревенщины не могли подстричь свою живую изгородь? А та колымага не стоила и половины того, что ты заплатил за ее наем. А как мы теперь вернем ее со сломанной осью? И не говори: «Мы найдем кузнеца», Макс! Если я увижу еще одного из этих черных, волосатых, потных чудовищ, я закричу!
– Ох, Кем, не знаю, – задумчиво протянул Макс, – мне показалось, что тот в Хепскотте пришелся тебе по душе.
–Я этого не искал! – возразил он Максу и, с обидой скрестив руки, зашагал дальше. – Я только знаю, что до настоящего времени нахожусь на краю света и уже протащился через дюжину деревушек с отвратительными названиями вроде Спитфорд, Каупен, Пигпен и Чикен-Шайт-Кроссроудз...
– Ты хочешь сказать, Митфорд и Пигдон. А на твою дорожную сумку сделала свои дела цесарка, – уточнил Макс, стараясь не рассмеяться.
– Но Каупен остается без изменения, – настаивал Кем, отыскивая в карманах пальто свой арманьяк. – Господь всемогущий! Эти канавы могут поглотить семь холмов! Правда, Макс, где тот шотландский парень, которого нанимали мостить эту дорогу?
– Думаю, мертв, – равнодушно ответил Макс. – И Макадам не мостил дороги во всей Англии. Привыкай к ней и давай двигаться дальше.
– Не подгоняй меня, черт возьми, – заворчал Кем. – Знаешь, Макс, вряд ли за дружбу с тобой стоит расплачиваться сердечным приступом. И скажи мне, что это за человек, который шантажирует своих друзей? Мне следовало бросить этот треклятый канделябр в Темзу, когда я слу... О черт! Что это? – Кем в удивлении замер посреди дороги и вытянул руку, в которой держал серебряную фляжку.
И тогда Макс его увидел: на покосившемся указателе не хватало пары гвоздей, но, прищурившись, сквозь высокую траву еще можно было прочитать надпись.
– «Монтфорд-Фарм», – пробормотал Макс, склонив голову набок. – Святые небеса, возможно ли такое? Она выглядит... запущенной.
– О, значит, это именно то место! – откликнулся Кем. Они двинулись по заросшей травой тропинке шириной не больше фута, и, прошагав по ней около полумили, даже Макс начал терять терпение. Внезапно заросли кустов кончились, и перед путниками оказалось открытое место, в центре которого стояла ферма – убогий маленький домишко с крышей из соломы, которая, видимо, стремилась вернуться обратно в поля, откуда она появилась, и каменный сарай, косо прилепившийся к домику с одного боку. Неподалеку паслось несколько кривоногих коров, и возле них был фермер, выглядевший таким же старым и заброшенным, как и его жалкое жилище.
– Грязь! – процедил сквозь зубы Кем, указывая пальцем вперед на скотный двор. – Опять грязь!
– Нет, это, должно быть, навоз, – пояснил Макс, разглядывая слизь, покрывавшую землю. – И свежий, если меня не обманывает мой нос.
– Ma foil – проворчал Кем, шагнув вперед. – Что за проклятое путешествие!
Увидев гостей, фермер неторопливо подошел к ним, и, представив себя и Кембла, Макс спросил:
– Вы мистер Монтфорд?
– К сожалению, нет, – радостно ответил хозяин.
– Но это место называется «Монтфорд-Фарм», – визгливым голосом заметил Кем.
– Да, так было раньше, – согласился фермер, откинув назад кожаную шляпу, – но теперь все умерли. Я получил ферму в наследство от кузена своей жены. Он сделал завещание.
– Да, понятно, – заговорил Макс. – Но мы разыскиваем семью женщины по фамилии Монтфорд. Экономку по профессии.
– Да, да, вы правы, сэр! – оживился мужчина и поднял в воздух скрюченный палец. – Одна из сестер Элберта – он кузен моей жены – пошла в экономки, но я не помню ее имени.
– И возможно, она была Монтфорд? – несколько иронически поинтересовался Кем.
– Ау вас, сэр, странное чувство юмора, – хмыкнул фермер. – Монтфорд – да, но была ли она Энн, Мэри или Джейн, я не могу вам сейчас сказать.
– Может быть, Обри? – предложил Макс.
– Может быть и так, – помолчав и сплюнув в навоз всего в дюйме от итальянских туфель Кембла, согласился мужчина, – хотя Обри – Необычное имя. Во всяком случае, она очень давно уехала на север вести хозяйство у какого-то богатого парня.
– Как далеко на север? – постарался уточнить Кем, очевидно, просто интересуясь, насколько трудно туда добраться.
– О, далеко, – вежливо закивал фермер, – очень далеко. Это где-то возле Данди.
– О Боже! – Кем прижал руку к сердцу.
– Парень был шотландским графом, – продолжал фермер, не обращая внимания на Кембла, – но мне кажется, он умер, а его титул унаследовал младший брат. Однако она осталась служить. Потом и он умер – его, как я слышал, застрелил старина Бонн, – и появился кузен. Поэтому я думаю, она еще там, если тоже не умерла. Во всяком случае, если она умерла, мне никто этого не говорил, а я думаю, мне сказали бы, правильно? Ведь она доводится родней моей жене.
Кем нетерпеливо переминался с ноги на ногу, а Макс сосредоточенно пересчитывал по пальцам умерших графов.
– Сколько времени прошло с тех пор, как миссис – или мисс – Монтфорд уехала? – озадаченно глядя на фермера, спросил Макс.
Снова напялив шляпу, фермер некоторое время задумчиво смотрел на туфли Кема, и тот отступил еще на шаг.
– Она называла себя «миссис», но была не замужем. Когда она уехала, был 1802 год или что-то около того.
– Почти тридцать лет назад? – Кем тихо присвистнул. – И ради этого мы сломали ось? Конечно же, она не может быть той женщиной, которая нам нужна!
– Знаете, – обратился фермер к Максу, подняв брови и сделав большие глаза, – у нас здесь есть еще одна. Может быть, вас устроит Монтвелл из Каупена? – словно прося извинения, предложил он.
– Нет! – Кем в раздражении топнул ногой, забрызгав Макса навозом. – Нет, нет, нет! Не Монтвелл! Не Каупен! И ради Бога, не Шотландия! Макс, прошу тебя, нет, умоляю, отвези меня домой. Отвези меня домой прямо сейчас.
– Этот шотландский граф... – Макс виновато улыбнулся фермеру. – Вы, случайно, не помните его имя?
– Не могу сказать, что помню, – медленно покачал головой фермер. – Но оно было какое-то странное. Пеннайф? Пенроуз? Или, может быть, оно начиналось с Хен – что-то...
– Хенни-Пенни? – предположил Кем.
– Или, быть может, оно оканчивалось на «роуз»? – подсказал фермеру Макс, бросив на Кема мрачный взгляд. – Это распространенное окончание в Шотландии.
– Ей-богу, вы молодец! – Стянув с себя шляпу, фермер хлопнул ею себя по ноге. – Не Пеннайф, не Пенроуз и ничего похожего! Кенросс!
– Кенросс?.. – Сразу заинтересовался Кем. – Это просто странное совпадение.
– Ничего подобного, мой друг, – угрюмо возразил Макс. – Совсем наоборот.
Милсон, третий лакей в Кардоу, был заурядным слугой из штата Певзнера. Он был чересчур молод, чересчур красив и чересчур ласков со служанками, а помимо этого, ленив. Однако Обри быстро усвоила, что с недостатками Милсона ничего нельзя поделать, а можно лишь указывать на самые вопиющие оплошности, а затем не отставать от Певзнера, пока все не будет сделано как положено. Граница между сферами деятельности дворецкого и экономки хотя и была неопределенной, но всегда существовала.
Одной из обязанностей Милсона было каждый вечер собирать в доме лампы. Внизу, в специально отведенной комнате ему полагалось отмыть стекла от сажи, подрезать фитили и в каждую лампу залить масло. Часто во время дневной проверки Обри находила не приведенные в порядок лампы, а в этот день в одной только маленькой столовой обнаружила сразу две таких.
Записав это себе в список, Обри с трепетом направилась в утреннюю гостиную, но до ламп она не добралась. Когда Обри вошла в подсобное помещение, смежное с гостиной, ее остановил странный звук.
– Влево! Влево! – выкрикнул кто-то в гостиной.
– Влево от меня или... – Раздался громкий металлический звон.
– Упс! – тихо воскликнул другой голос. – Большое блюдо с буфета.
Голос Айана? Да, несомненно. Но Айану не разрешалось заходить в хозяйские комнаты и тем более ему не разрешалось стучать по блюдам.
Положив свой блокнот, Обри на дюйм приоткрыла дверь и онемела от изумления: мимо нее прошел Джайлз, вытянув перед собой руки как привидение; его глаза были плотно завязаны белой льняной салфеткой, а на голове покачивался серебряный подсвечник.
– Решетка! Каминная решетка! – закричал Айан. Джайлз проворно свернул налево, обходя каминную решетку, но подсвечник наклонился, грозя упасть.
– На этот раз я сделал почти полный круг, – объявил граф. – Мне осталось только дойти до окна!
Заинтригованная, Обри распахнула дверь и стала на пороге.
– Упс, – снова, на этот раз немного тише, сказал Айан. Джайлз остановился, и подсвечник опасно закачался.
– Что теперь?
– Мама, – сокрушенно ответил мальчик. – В чулане.
Взявшись рукой за ножку подсвечника, Джайлз повернулся, одним пальцем опустил вниз с глаз повязку и широко улыбнулся.
– Что это вы здесь устроили? – Качая головой, Обри вошла в комнату.
– Мы ничего не разбили, – ответил Айан. – Честное слово.
– Мы просто играли в «три маленькие лжи», – признался Джайлз, опуская подсвечник, – и мне пришлось платить выкуп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34