Если он позволит ей остаться, то могут последовать нежелательные осложнения. И его спор с Бентли — тому пример.
Но черт побери, она сама напросилась на подобные высказывания! Эта обольстительная улыбка! Эта кокетливая шляпка! Этот смелый, оценивающий взгляд! Тем не менее Кэм вынужден был признать, что в данном споре Хелен не виновата. Как смел этот мальчишка даже мечтать о том, чтобы уложить Хелен в свою постель? Или другую служанку? Черт бы его побрал, так в приличных домах не поступают.
Увы, поступали, он был достаточно умен, чтобы это знать. Но только не в его доме!
Бентли и так уже слишком похож на их отца. В восемнадцать лет мальчик был красавцем обольстителем, выглядевшим гораздо старше своих лет и успевшим посетить самые злачные места Лондона. Граф совершенно точно знал, что мальчишка при удобном случае не пропускал ни шлюх Нью-Маркета, ни деревенских служанок. Кэму оставалось лишь надеяться, что брат не осуществит свою угрозу поразвлечься с Хелен.
Тем не менее он подумал о возможной реакции Хелен. Польстило бы ей внимание более молодого человека? Бентли весьма красив, а через несколько лет у него будет вполне приличное состояние.
Кэм вспомнил себя в восемнадцать лет. Он хотел уложить в постель Хелен и был уверен, что ничто его не остановит. Ее мать едва успела помешать ему. Потом он старался убедить себя, что это не его вина, что Хелен сама такое искушение, которому не смог бы противиться ни один молодой человек.
Но по правде говоря, она была виновата не больше его, и Кэма влекло не просто ее тело. Он злился на родителей за то, что они разлучили их, злился на себя за то, что скомпрометировал Хелен, И довольно часто, причем совершенно необоснованно, злился на Хелен за то, что она заставляет его желать ее.
Конь размеренно шел по знакомой тропе, его сильные мускулы плавно перекатывались при движении, но Кэм давно забыл, где находится.
* * *
Ариана стояла на цыпочках, пока у нее не заболели ноги, следя за новой дамой в щелку приоткрытой двери гардеробной. Ей почти ничего не видно! Какая досада! Если бы не Милфорд, она бы сейчас была уже под кроватью этой дамы.
Дама ходила по комнате, наморщив лоб, как папа, и сложив руки на… впереди. Но Бентли называл это как-то иначе… Ах да, грудь. Она едва не хихикнула. Дядя Бентли такой занятный.
«Чтоб мне не жить, — услышала она как-то слова дедушки, адресованные Бентли, — если это не замечательная пара титек».
«Да уж под такой грудью можно задохнуться!» — ответил Бентли.
Они хохотали и хохотали. Но речь шла о мисс Эггерз, а не об этой красивой даме. Теперь мисс Эггерз… больше нет.
Дедушки тоже нет. Судя по тому, что Милфорд говорил внизу, дедушка, наверное, задохнулся под титьками, или грудью, мисс Эггерз, хотя Ариана не понимала, как такое может случиться. Но что бы там ни произошло, дедушки больше нет. И мамы. Они ушли навсегда, а не как мисс Эггерз. Все считают, что она не понимает разницу, но она уже не ребенок и многое понимает.
Дама вдруг подошла ближе, встала у окна и пальцем отодвинула портьеры. Немного постояв, она подошла к туалетному столику, начала поднимать один за другим флаконы и баночки. Опять вернулась к окну, поглядела в него, покусывая ноготь большого пальца, словно высматривала кого-то вдалеке.
Может, дама просто неугомонная. Ариана знала это слово. Папа часто произносил его раньше. «Твоя мама просто неугомонная», — говаривал он. Потом сажал ее к себе на колени, потому что мама обычно проявляла неугомонность, расхаживая по комнате. Она подолгу смотрела в окно с мрачным выражением лица. И вскоре исчезла навсегда.
Внезапно дама ахнула и опустила портьеру. Так! Все ясно. Ариана знала этот взгляд. Понимала, что значит этот тихий возглас. Там, снаружи, кто-то есть. Возможно, и он наблюдает за дамой. Ариана поежилась. Она не станет думать о нем. Вообще. Она не позволит себе. Она будет думать о новой даме.
Не собирается ли новая дама исчезнуть? Судя по ее виду, именно это она и хотела сделать. Очень хорошо. Если новая дама — Хелен — останется, тогда она захочет, чтобы Ариана заговорила. Говорить, говорить, говорить. Вот чего они все время хотят. Они хотят задавать ей вопросы.
Но она ничего им не скажет.
Мама велела ей: «Никогда не рассказывай». И еще она говорила «Ш-ш! Ш-ш! Это будет наш маленький секрет, Ариана. Не отвечай на их вопросы». О, теперь от всего у нее голова болела. И самое плохое, она уже не помнит, чего такого не должна рассказывать. Она больше не могла вспомнить секрет, хотя очень старалась.
Вдруг что-то мягкое и теплое коснулось ее ноги. Боадицея! О нет! Но папина кошка такая проворная. Ариана толкнула дверь и бросилась через спальню дамы. Черт побери и будь все проклято! Так сказал бы дядя Бентли. Но сейчас ей некогда думать о глупом Бентли. Она стремительно побежала по коридору к классной комнате.
— Le chat botte! — услышала она красивый, переливчатый голос дамы. — Откуда ты здесь взялась?
* * *
Хелен беспокойно ходила по комнате, поглядывая на свой нераспакованный сундук и гадая, как ей поступить дальше. Почему Кэмден Ратледж посмел ее оскорблять! За пять минут после начала их разговора он высказал далеко не лестное мнение о ее характере. И что же? Вместо того чтобы влепить пощечину и уехать из этого дома, она предложила ему дружбу.
Нет, она не совсем права. Кэм всегда был порядочным человеком, а по опыту Хелен знала, что люди обычно не слишком меняются. И вообще, как могло большинство людей расценивать ее перспективы на будущее? Ведь она выросла не в самом респектабельном окружении.
Хелен прекрасно знала, что, несмотря на то что Кэм старше ее, в годы юности она мучила его — даже манипулировала им — до такой степени, что это было просто невыносимо. Она подбивала серьезного друга на проказы, стоившие ему мучительных терзаний. На майский праздник они раскрасили всю деревню в ярко-голубой цвет, заменили все молитвенники в Вербное воскресенье методистскими псалмами и сожгли целый стог мистера Клапхема в день Гая Фокса, — непреднамеренно, разумеется. И это лишь краткий перечень.
Когда они повзрослели, их дела стали намного серьезнее детских проказ. Да, намного серьезнее. Поэтому неудивительно, что Кэм считает ее недостойной учить его дочь. С самого начала их дружбы никто из них, выражаясь фигурально, не был невинным. На Хелен своим бесшабашным отношением к жизни нежелательное влияние оказывала ее мать, которая считала, что жизнь слишком коротка и ею нужно пользоваться ради собственного удовольствия. Таковы были уроки, преподанные ей гильотиной. Долгое время Хелен не знала других ценностей.
Она расправила плечи и отогнала воспоминания. Сейчас наиболее безопасным чувством ей казалось возмущение. А Хелен страшно возмущало, что ее заставляют сидеть в одиночестве, не разрешая познакомиться с будущей ученицей. Наверное, в десятый раз за четверть часа она подошла к окну и раздвинула портьеры. Уже отворачиваясь, Хелен краем глаза заметила какое-то движение и пригляделась внимательнее.
Кто-то, мужчина, быстро шел по дороге, которая тянулась от деревни вдоль задней стены Халкота, обрамлявшей сад. Вдруг он резко остановился и устремил куда-то пристальный взгляд. Она поняла, что незнакомец смотрит на заднюю стену дома, явно оглядывая ряды окон. Хелен даже ахнула, когда он поймал ее взгляд. Или ей так показалось.
Ее охватила неприятная дрожь. Нет, ей почудилось, она устала, вот в голову и лезут разные мысли. Незнакомец слишком далеко от нее, к тому же по этой дороге ходит много людей. Она даже не могла различить его лицо, заметила только его рост, длинное, распахнутое пальто и черную шляпу. Моргнув, Хелен снова поглядела в ту сторону. Мужчина продолжал свой путь, не проявляя интереса ни к Халкоту, ни к его обитателям. И все же неприятное ощущение не покидало ее. Вздрогнув, Хелен обхватила плечи руками. Боже милостивый, ее нервы просто на пределе!
Внезапно дверь гардеробной скрипнула, и к кровати бросилась рыжая кошка. Странно! Хелен была абсолютно уверена, что плотно закрыла дверь. Она нагнулась к кошке, протянула к ней руки, но та, не пожелав, чтобы ее гладили, неторопливо обошла сундук и дорожную сумку, обнюхала каждую ручку, каждый замок. Потом, будто выполнив то, за чем пришла, кошка повернулась и с явным удовлетворением покинула комнату.
Похоже, Хелен выдержала проверку, во всяком случае, у кошки хозяина. Что до самого повелителя и господина, это совсем иное дело. Устало вздохнув, она легла на широкую кровать и позволила себе понежиться на мягкой перине.
Ее взгляд неторопливо заскользил по убранству ее комнаты, просторной, удобно соединявшейся с гардеробной и классной комнатой, откуда можно пройти в спальню Арианы Ратледж. Как и все в Халкоте, комната Хелен была обставлена изысканно и в то же время удобно. Она находила этот контраст несколько странным, потому что снаружи Халкот выглядел красивым, даже идеальным сельским домом. Однако внутри, несмотря на всю его привлекательность и симметрию, ощущалась некая холодность и уныние, чего, как она помнила, тут раньше не было. Вряд ли это связано с кончиной старшего Рэндольфа. Может, Кэм горюет о потере жены? И он явно беспокоится о своем ребенке.
Хелен сбросила туфли, свернулась калачиком и уткнулась носом в подушку. Видимо, она, как и хозяйская кошка, ищет какой-то родной, успокаивающий запах, который мог бы придать ей уверенности. Хотя она многие годы жила практически одна, ей вдруг стало ясно, что она страшно одинока в этом громадном особняке. И чувство возвращения домой испарилось.
Да, возвращение в Халкот оказалось бурным, решила Хелен, рассеянно теребя нитку. Тут Кэм абсолютно прав. И ее нянюшка тоже права. Хелен вспомнила их спор, возникший сразу же после того, как она, совершенно потрясенная, вернулась от мистера Брайтсмита. А когда сплетни бывших слуг подтвердили опасения Хелен, старушка не находила себе места от тревоги. Ее возражения не стихали до самого дня отъезда Хелен.
— Ты уверена, моя дорогая, что это разумно? — в пятый уже раз спросила она в то утро.
Хелен почувствовала, что раздражение начинает брать верх над тревогой, которую она усиленно пыталась скрыть.
— Няня, прошу тебя! — взмолилась она. — Ну разве мы не говорили об этом много раз? Я хочу быть рядом с тобой! И я должна работать…
— Да, работу ты, конечно, получишь, только неясно, какого рода, — упорствовала старушка, грозя скрюченным пальцем. — А теперь слушай меня. Этот Кэмден Ратледж — сын своего отца, кровь еще заговорит в нем. Да к тому же он богат. Человек не может подняться так высоко, оттуда, где он был, честным и достойным путем.
Хелен с раздражением дернула ремень дорожной сумки, оторвав его и чуть не испортив саму вещь.
— Я уже не ребенок, которого нужно нянчить, — заявила она, швырнув оторванный ремень в холодный камин. — И меня уже не так легко обмануть застенчивой улыбкой или парой горящих глаз. Я имела дело с гораздо более опытными мужчинами, чем новый лорд Трейхерн.
Однако, стоя утром в кабинете графа, Хелен начала сомневаться в истинности своих утверждений. Прошла целая вечность с тех пор, как она видела Кэма, за это время боль потери уменьшилась, затем притупилась, и наконец она стала все реже вспоминать о нем.
Конечно, не так уж редко. Но все это казалось ей простым девичьим увлечением, пока она ехала через Глостершир, а потом по дороге, ведущей в Халкот. С каждой милей Хелен обретала все большую уверенность, что ее чувство, которое она испытывала к новому лорду Трейхерну, было только нежностью к старому другу.
Даже когда он с потемневшим от ярости лицом вошел в кабинет, Хелен верила, что владеет ситуацией. Так по крайней мере было в прошлом. Ей потребовалось минут пять, чтобы осознать, что они поменялись местами, теперь уже никто не мог контролировать Кэмдена Ратледжа. Она убедилась и в том, что застенчивый юноша превратился в опасного свободного мужчину.
И на удивление красивого. К семнадцати годам он, казалось, уже вырос окончательно, на все шесть футов, но сейчас выглядел еще выше. Более того, он явно обладал той молчаливой, уверенной силой, которую застенчивые молодые люди часто обретают с возрастом. Когда он, упрямо опершись руками о стол, подался к ней, Хелен заметила мужскую силу в его широких плечах, мужской гнев — и, пожалуй, мужское вожделение на его лице.
Прерывисто вздохнув, Хелен зарылась лицом в подушку и крепко сжала мягкую шерсть покрывала.
Глава 3
Твои глаза обращены в самую мою душу
Кэм даже не заметил, как проскакал через все принадлежавшие ему земли и очутился на высоком холме рядом с имением тети Белмонт, примыкавшим к его владениям. Поняв это, он тут же повернул коня.
Внимательный племянник непременно бы заехал на чай, но после похорон Кэм избегал тетю и кузину, родственниц по материнской линии, ибо покрывался холодным потом, видя немой вопрос в глазах тетушки Белмонт.
Кэм смирился с фактом, что обязан жениться на девушке с безукоризненным происхождением и покладистым характером. Джоан удовлетворяла этим высоким требованиям, граф был также согласен, что идея объединения двух владений имела свои достоинства. И все-таки медлил.
Но сегодня Кэм не желал думать о настойчивых родственницах, его мысли, несмотря на бешеную скачку по полям и лесам, были заняты другой. Господи, до чего неосмотрительно вспоминать о юношеском прегрешении в такое время!
Но Хелен была единственным прегрешением за всю его жизнь. Всегда готовый поддразнить своего здравомыслящего сына, Рэндольф как-то пошутил, что Кэм настолько скучен, что единственным просчетом у него была трата времени с Хелен Мидлтон. Но для Кэма это вовсе не было тратой времени. Он, по своей глупости, собирался жениться на Хелен.
И это не казалось немыслимым. Старший сын легкомысленного бездельника, никакого титула, лишь пришедшее в упадок поместье, которое не посещала даже тетя Белмонт, считая это ниже своего достоинства. Жизнь Кэма была значительно проще до того, как ему навязали роль спасителя семьи.
Вздохнув, граф осадил коня и спешился под деревом. Ему было восемнадцать, когда мать Хелен увезла ее, и в его душе образовалась какая-то черная, зияющая пустота, временами он даже пугался, потому что это казалось ему сумасшествием. Кэм долго не мог прийти в себя, с трудом переносил вспышки горя и ярости, именно тогда ему стало ясно, насколько он похож на своего отца: он тоже подчинял все только своим желаниям, яростно стремился обладать тем, что ему не принадлежит. Но в конце концов он уяснил, как важно умение держать себя в руках. Ему стала понятна справедливость часто повторяемых его матерью предупреждений о том, что он, как то пресловутое яблоко, никогда не упадет далеко от яблони, если не сумеет управлять такими своенравными желаниями.
А теперь прежние чувства опять всколыхнулись в его душе, знакомые, как привкус крови во рту. Вероятно, наилучшим выходом из этой ситуации является Джоан. Молодая, покорная жена успокоит в постели его ненасытную жажду и подарит ему наследника. Но ведь он уже пытался это сделать, а потом обнаружил, что приковал себя брачными цепями к аморальной ведьме. Но Джоан совершенно не похожа на Кассандру. Она будет верной женой и любящей матерью.
Правда, если отвлечься от понятий «долг» и «наследник», можно с уверенностью сказать, что Джоан никогда не согреет его постель так, как это сделала бы женщина, подобная Хелен. Граф, сам того не желая, гадал, сколько мужчин поддались искушению. Женщина с такими сильными чувствами не могла оставаться долгое время одна. Или могла? Он хорошо помнил, как ее руки когда-то постоянно тянулись к нему. Одним поворотом головы, одним движением кисти, даже тем, как она двигалась по комнате, Хелен источала больше женственности, нет, чувственности, чем большинство совершенно обнаженных женщин на сбившихся шелковых простынях.
Кэм заставил себя прыгнуть в седло. Его отлучка из дома слишком затянулась, а работы очень много. Он будет рад, когда закончится этот кошмарный день и он сможет удалиться в тишину спальни с хорошей книгой и бокалом коньяка.
* * *
Хелен всегда поднималась рано, часто до рассвета, а прошлой ночью она к тому же плохо спала. Встреча с Кэмом взволнована ее гораздо больше, чем она ожидала. Нет, лучше встать, быстро позавтракать и столь же быстро упаковать вещи.
Пора вернуться в Хэмпстед и снова начать поиск работы. Сердито воткнув последнюю шпильку в незатейливый шиньон, Хелен посмотрела на свое отражение в зеркале.
Взгляд был достаточно честным. Но Кэм, разумеется, полагает, что она вернулась в Халкот с корыстными намерениями, и, откровенно говоря, его мнение нельзя считать полностью неверным. Она имела около двух недель, чтобы уведомить Кэма и спросить, как ей поступить. Она этого не сделала, осмелилась приехать, зная, что прошлое вызовет у него болезненные воспоминания и неловкость.
1 2 3 4 5 6
Но черт побери, она сама напросилась на подобные высказывания! Эта обольстительная улыбка! Эта кокетливая шляпка! Этот смелый, оценивающий взгляд! Тем не менее Кэм вынужден был признать, что в данном споре Хелен не виновата. Как смел этот мальчишка даже мечтать о том, чтобы уложить Хелен в свою постель? Или другую служанку? Черт бы его побрал, так в приличных домах не поступают.
Увы, поступали, он был достаточно умен, чтобы это знать. Но только не в его доме!
Бентли и так уже слишком похож на их отца. В восемнадцать лет мальчик был красавцем обольстителем, выглядевшим гораздо старше своих лет и успевшим посетить самые злачные места Лондона. Граф совершенно точно знал, что мальчишка при удобном случае не пропускал ни шлюх Нью-Маркета, ни деревенских служанок. Кэму оставалось лишь надеяться, что брат не осуществит свою угрозу поразвлечься с Хелен.
Тем не менее он подумал о возможной реакции Хелен. Польстило бы ей внимание более молодого человека? Бентли весьма красив, а через несколько лет у него будет вполне приличное состояние.
Кэм вспомнил себя в восемнадцать лет. Он хотел уложить в постель Хелен и был уверен, что ничто его не остановит. Ее мать едва успела помешать ему. Потом он старался убедить себя, что это не его вина, что Хелен сама такое искушение, которому не смог бы противиться ни один молодой человек.
Но по правде говоря, она была виновата не больше его, и Кэма влекло не просто ее тело. Он злился на родителей за то, что они разлучили их, злился на себя за то, что скомпрометировал Хелен, И довольно часто, причем совершенно необоснованно, злился на Хелен за то, что она заставляет его желать ее.
Конь размеренно шел по знакомой тропе, его сильные мускулы плавно перекатывались при движении, но Кэм давно забыл, где находится.
* * *
Ариана стояла на цыпочках, пока у нее не заболели ноги, следя за новой дамой в щелку приоткрытой двери гардеробной. Ей почти ничего не видно! Какая досада! Если бы не Милфорд, она бы сейчас была уже под кроватью этой дамы.
Дама ходила по комнате, наморщив лоб, как папа, и сложив руки на… впереди. Но Бентли называл это как-то иначе… Ах да, грудь. Она едва не хихикнула. Дядя Бентли такой занятный.
«Чтоб мне не жить, — услышала она как-то слова дедушки, адресованные Бентли, — если это не замечательная пара титек».
«Да уж под такой грудью можно задохнуться!» — ответил Бентли.
Они хохотали и хохотали. Но речь шла о мисс Эггерз, а не об этой красивой даме. Теперь мисс Эггерз… больше нет.
Дедушки тоже нет. Судя по тому, что Милфорд говорил внизу, дедушка, наверное, задохнулся под титьками, или грудью, мисс Эггерз, хотя Ариана не понимала, как такое может случиться. Но что бы там ни произошло, дедушки больше нет. И мамы. Они ушли навсегда, а не как мисс Эггерз. Все считают, что она не понимает разницу, но она уже не ребенок и многое понимает.
Дама вдруг подошла ближе, встала у окна и пальцем отодвинула портьеры. Немного постояв, она подошла к туалетному столику, начала поднимать один за другим флаконы и баночки. Опять вернулась к окну, поглядела в него, покусывая ноготь большого пальца, словно высматривала кого-то вдалеке.
Может, дама просто неугомонная. Ариана знала это слово. Папа часто произносил его раньше. «Твоя мама просто неугомонная», — говаривал он. Потом сажал ее к себе на колени, потому что мама обычно проявляла неугомонность, расхаживая по комнате. Она подолгу смотрела в окно с мрачным выражением лица. И вскоре исчезла навсегда.
Внезапно дама ахнула и опустила портьеру. Так! Все ясно. Ариана знала этот взгляд. Понимала, что значит этот тихий возглас. Там, снаружи, кто-то есть. Возможно, и он наблюдает за дамой. Ариана поежилась. Она не станет думать о нем. Вообще. Она не позволит себе. Она будет думать о новой даме.
Не собирается ли новая дама исчезнуть? Судя по ее виду, именно это она и хотела сделать. Очень хорошо. Если новая дама — Хелен — останется, тогда она захочет, чтобы Ариана заговорила. Говорить, говорить, говорить. Вот чего они все время хотят. Они хотят задавать ей вопросы.
Но она ничего им не скажет.
Мама велела ей: «Никогда не рассказывай». И еще она говорила «Ш-ш! Ш-ш! Это будет наш маленький секрет, Ариана. Не отвечай на их вопросы». О, теперь от всего у нее голова болела. И самое плохое, она уже не помнит, чего такого не должна рассказывать. Она больше не могла вспомнить секрет, хотя очень старалась.
Вдруг что-то мягкое и теплое коснулось ее ноги. Боадицея! О нет! Но папина кошка такая проворная. Ариана толкнула дверь и бросилась через спальню дамы. Черт побери и будь все проклято! Так сказал бы дядя Бентли. Но сейчас ей некогда думать о глупом Бентли. Она стремительно побежала по коридору к классной комнате.
— Le chat botte! — услышала она красивый, переливчатый голос дамы. — Откуда ты здесь взялась?
* * *
Хелен беспокойно ходила по комнате, поглядывая на свой нераспакованный сундук и гадая, как ей поступить дальше. Почему Кэмден Ратледж посмел ее оскорблять! За пять минут после начала их разговора он высказал далеко не лестное мнение о ее характере. И что же? Вместо того чтобы влепить пощечину и уехать из этого дома, она предложила ему дружбу.
Нет, она не совсем права. Кэм всегда был порядочным человеком, а по опыту Хелен знала, что люди обычно не слишком меняются. И вообще, как могло большинство людей расценивать ее перспективы на будущее? Ведь она выросла не в самом респектабельном окружении.
Хелен прекрасно знала, что, несмотря на то что Кэм старше ее, в годы юности она мучила его — даже манипулировала им — до такой степени, что это было просто невыносимо. Она подбивала серьезного друга на проказы, стоившие ему мучительных терзаний. На майский праздник они раскрасили всю деревню в ярко-голубой цвет, заменили все молитвенники в Вербное воскресенье методистскими псалмами и сожгли целый стог мистера Клапхема в день Гая Фокса, — непреднамеренно, разумеется. И это лишь краткий перечень.
Когда они повзрослели, их дела стали намного серьезнее детских проказ. Да, намного серьезнее. Поэтому неудивительно, что Кэм считает ее недостойной учить его дочь. С самого начала их дружбы никто из них, выражаясь фигурально, не был невинным. На Хелен своим бесшабашным отношением к жизни нежелательное влияние оказывала ее мать, которая считала, что жизнь слишком коротка и ею нужно пользоваться ради собственного удовольствия. Таковы были уроки, преподанные ей гильотиной. Долгое время Хелен не знала других ценностей.
Она расправила плечи и отогнала воспоминания. Сейчас наиболее безопасным чувством ей казалось возмущение. А Хелен страшно возмущало, что ее заставляют сидеть в одиночестве, не разрешая познакомиться с будущей ученицей. Наверное, в десятый раз за четверть часа она подошла к окну и раздвинула портьеры. Уже отворачиваясь, Хелен краем глаза заметила какое-то движение и пригляделась внимательнее.
Кто-то, мужчина, быстро шел по дороге, которая тянулась от деревни вдоль задней стены Халкота, обрамлявшей сад. Вдруг он резко остановился и устремил куда-то пристальный взгляд. Она поняла, что незнакомец смотрит на заднюю стену дома, явно оглядывая ряды окон. Хелен даже ахнула, когда он поймал ее взгляд. Или ей так показалось.
Ее охватила неприятная дрожь. Нет, ей почудилось, она устала, вот в голову и лезут разные мысли. Незнакомец слишком далеко от нее, к тому же по этой дороге ходит много людей. Она даже не могла различить его лицо, заметила только его рост, длинное, распахнутое пальто и черную шляпу. Моргнув, Хелен снова поглядела в ту сторону. Мужчина продолжал свой путь, не проявляя интереса ни к Халкоту, ни к его обитателям. И все же неприятное ощущение не покидало ее. Вздрогнув, Хелен обхватила плечи руками. Боже милостивый, ее нервы просто на пределе!
Внезапно дверь гардеробной скрипнула, и к кровати бросилась рыжая кошка. Странно! Хелен была абсолютно уверена, что плотно закрыла дверь. Она нагнулась к кошке, протянула к ней руки, но та, не пожелав, чтобы ее гладили, неторопливо обошла сундук и дорожную сумку, обнюхала каждую ручку, каждый замок. Потом, будто выполнив то, за чем пришла, кошка повернулась и с явным удовлетворением покинула комнату.
Похоже, Хелен выдержала проверку, во всяком случае, у кошки хозяина. Что до самого повелителя и господина, это совсем иное дело. Устало вздохнув, она легла на широкую кровать и позволила себе понежиться на мягкой перине.
Ее взгляд неторопливо заскользил по убранству ее комнаты, просторной, удобно соединявшейся с гардеробной и классной комнатой, откуда можно пройти в спальню Арианы Ратледж. Как и все в Халкоте, комната Хелен была обставлена изысканно и в то же время удобно. Она находила этот контраст несколько странным, потому что снаружи Халкот выглядел красивым, даже идеальным сельским домом. Однако внутри, несмотря на всю его привлекательность и симметрию, ощущалась некая холодность и уныние, чего, как она помнила, тут раньше не было. Вряд ли это связано с кончиной старшего Рэндольфа. Может, Кэм горюет о потере жены? И он явно беспокоится о своем ребенке.
Хелен сбросила туфли, свернулась калачиком и уткнулась носом в подушку. Видимо, она, как и хозяйская кошка, ищет какой-то родной, успокаивающий запах, который мог бы придать ей уверенности. Хотя она многие годы жила практически одна, ей вдруг стало ясно, что она страшно одинока в этом громадном особняке. И чувство возвращения домой испарилось.
Да, возвращение в Халкот оказалось бурным, решила Хелен, рассеянно теребя нитку. Тут Кэм абсолютно прав. И ее нянюшка тоже права. Хелен вспомнила их спор, возникший сразу же после того, как она, совершенно потрясенная, вернулась от мистера Брайтсмита. А когда сплетни бывших слуг подтвердили опасения Хелен, старушка не находила себе места от тревоги. Ее возражения не стихали до самого дня отъезда Хелен.
— Ты уверена, моя дорогая, что это разумно? — в пятый уже раз спросила она в то утро.
Хелен почувствовала, что раздражение начинает брать верх над тревогой, которую она усиленно пыталась скрыть.
— Няня, прошу тебя! — взмолилась она. — Ну разве мы не говорили об этом много раз? Я хочу быть рядом с тобой! И я должна работать…
— Да, работу ты, конечно, получишь, только неясно, какого рода, — упорствовала старушка, грозя скрюченным пальцем. — А теперь слушай меня. Этот Кэмден Ратледж — сын своего отца, кровь еще заговорит в нем. Да к тому же он богат. Человек не может подняться так высоко, оттуда, где он был, честным и достойным путем.
Хелен с раздражением дернула ремень дорожной сумки, оторвав его и чуть не испортив саму вещь.
— Я уже не ребенок, которого нужно нянчить, — заявила она, швырнув оторванный ремень в холодный камин. — И меня уже не так легко обмануть застенчивой улыбкой или парой горящих глаз. Я имела дело с гораздо более опытными мужчинами, чем новый лорд Трейхерн.
Однако, стоя утром в кабинете графа, Хелен начала сомневаться в истинности своих утверждений. Прошла целая вечность с тех пор, как она видела Кэма, за это время боль потери уменьшилась, затем притупилась, и наконец она стала все реже вспоминать о нем.
Конечно, не так уж редко. Но все это казалось ей простым девичьим увлечением, пока она ехала через Глостершир, а потом по дороге, ведущей в Халкот. С каждой милей Хелен обретала все большую уверенность, что ее чувство, которое она испытывала к новому лорду Трейхерну, было только нежностью к старому другу.
Даже когда он с потемневшим от ярости лицом вошел в кабинет, Хелен верила, что владеет ситуацией. Так по крайней мере было в прошлом. Ей потребовалось минут пять, чтобы осознать, что они поменялись местами, теперь уже никто не мог контролировать Кэмдена Ратледжа. Она убедилась и в том, что застенчивый юноша превратился в опасного свободного мужчину.
И на удивление красивого. К семнадцати годам он, казалось, уже вырос окончательно, на все шесть футов, но сейчас выглядел еще выше. Более того, он явно обладал той молчаливой, уверенной силой, которую застенчивые молодые люди часто обретают с возрастом. Когда он, упрямо опершись руками о стол, подался к ней, Хелен заметила мужскую силу в его широких плечах, мужской гнев — и, пожалуй, мужское вожделение на его лице.
Прерывисто вздохнув, Хелен зарылась лицом в подушку и крепко сжала мягкую шерсть покрывала.
Глава 3
Твои глаза обращены в самую мою душу
Кэм даже не заметил, как проскакал через все принадлежавшие ему земли и очутился на высоком холме рядом с имением тети Белмонт, примыкавшим к его владениям. Поняв это, он тут же повернул коня.
Внимательный племянник непременно бы заехал на чай, но после похорон Кэм избегал тетю и кузину, родственниц по материнской линии, ибо покрывался холодным потом, видя немой вопрос в глазах тетушки Белмонт.
Кэм смирился с фактом, что обязан жениться на девушке с безукоризненным происхождением и покладистым характером. Джоан удовлетворяла этим высоким требованиям, граф был также согласен, что идея объединения двух владений имела свои достоинства. И все-таки медлил.
Но сегодня Кэм не желал думать о настойчивых родственницах, его мысли, несмотря на бешеную скачку по полям и лесам, были заняты другой. Господи, до чего неосмотрительно вспоминать о юношеском прегрешении в такое время!
Но Хелен была единственным прегрешением за всю его жизнь. Всегда готовый поддразнить своего здравомыслящего сына, Рэндольф как-то пошутил, что Кэм настолько скучен, что единственным просчетом у него была трата времени с Хелен Мидлтон. Но для Кэма это вовсе не было тратой времени. Он, по своей глупости, собирался жениться на Хелен.
И это не казалось немыслимым. Старший сын легкомысленного бездельника, никакого титула, лишь пришедшее в упадок поместье, которое не посещала даже тетя Белмонт, считая это ниже своего достоинства. Жизнь Кэма была значительно проще до того, как ему навязали роль спасителя семьи.
Вздохнув, граф осадил коня и спешился под деревом. Ему было восемнадцать, когда мать Хелен увезла ее, и в его душе образовалась какая-то черная, зияющая пустота, временами он даже пугался, потому что это казалось ему сумасшествием. Кэм долго не мог прийти в себя, с трудом переносил вспышки горя и ярости, именно тогда ему стало ясно, насколько он похож на своего отца: он тоже подчинял все только своим желаниям, яростно стремился обладать тем, что ему не принадлежит. Но в конце концов он уяснил, как важно умение держать себя в руках. Ему стала понятна справедливость часто повторяемых его матерью предупреждений о том, что он, как то пресловутое яблоко, никогда не упадет далеко от яблони, если не сумеет управлять такими своенравными желаниями.
А теперь прежние чувства опять всколыхнулись в его душе, знакомые, как привкус крови во рту. Вероятно, наилучшим выходом из этой ситуации является Джоан. Молодая, покорная жена успокоит в постели его ненасытную жажду и подарит ему наследника. Но ведь он уже пытался это сделать, а потом обнаружил, что приковал себя брачными цепями к аморальной ведьме. Но Джоан совершенно не похожа на Кассандру. Она будет верной женой и любящей матерью.
Правда, если отвлечься от понятий «долг» и «наследник», можно с уверенностью сказать, что Джоан никогда не согреет его постель так, как это сделала бы женщина, подобная Хелен. Граф, сам того не желая, гадал, сколько мужчин поддались искушению. Женщина с такими сильными чувствами не могла оставаться долгое время одна. Или могла? Он хорошо помнил, как ее руки когда-то постоянно тянулись к нему. Одним поворотом головы, одним движением кисти, даже тем, как она двигалась по комнате, Хелен источала больше женственности, нет, чувственности, чем большинство совершенно обнаженных женщин на сбившихся шелковых простынях.
Кэм заставил себя прыгнуть в седло. Его отлучка из дома слишком затянулась, а работы очень много. Он будет рад, когда закончится этот кошмарный день и он сможет удалиться в тишину спальни с хорошей книгой и бокалом коньяка.
* * *
Хелен всегда поднималась рано, часто до рассвета, а прошлой ночью она к тому же плохо спала. Встреча с Кэмом взволнована ее гораздо больше, чем она ожидала. Нет, лучше встать, быстро позавтракать и столь же быстро упаковать вещи.
Пора вернуться в Хэмпстед и снова начать поиск работы. Сердито воткнув последнюю шпильку в незатейливый шиньон, Хелен посмотрела на свое отражение в зеркале.
Взгляд был достаточно честным. Но Кэм, разумеется, полагает, что она вернулась в Халкот с корыстными намерениями, и, откровенно говоря, его мнение нельзя считать полностью неверным. Она имела около двух недель, чтобы уведомить Кэма и спросить, как ей поступить. Она этого не сделала, осмелилась приехать, зная, что прошлое вызовет у него болезненные воспоминания и неловкость.
1 2 3 4 5 6