– я сделал вид, что не понимаю ни слова.
Следователь совсем не обиделся, только погрозил мне пальцем, как шкодливому мальчишке.
– Прифол укаф, Глуф, из министерфтва. Фас перефодят в камефу к фафым нофым дфуфьям.
Я насторожился.
– К каким друзьям? У меня нет друзей.
– А фоф и офыбфя, – следователь задорно рассмеялся и хлопнул себя по ляжкам – такую бурную радость ему доставляло новое указание министерства. – Ф цефях нафафывания конфакта, я фафаю фаф в одну камефу.
– Кого это вас? – переспросил я, судорожно сглотнув слюну.
– Разфедфикоф, фамо фобой.
Тут я наконец понял, что меня ожидает. Вскочил и вскричал:
– Палачи! Сатрапы! Не имеете права!
Эти выкрики заставили следователя расплыться в еще более лучезарной улыбке. Он сделал охраннику жест – уводи.
– Фобифайте фефички, Глуц. Череф чаф фы буфете ф камефе с бофодафочником. Хе-хе. – Негодяй потер руки.
Провожая меня по коридору из кабинета следователя, охранник насвистывал веселую мелодию. Я тщетно пытался протестовать, требовал соединить меня напрямую с министерством обороны, орал, что отказываюсь быть разведчиком, раз имеет место быть подобный беспредел, но меня уже никто не слушал.
Вскоре меня повели на заклание. Я тащил свернутый в трубочку матрас, а в другой руке держал целлофановый пакет – нижнее белье, зубная щетка, мыло и две сигареты в мятой пачке. Трехместная камера оказалась в самом конце коридора. Она пока пустовала. Я расстелил матрас на нижнем ярусе нар, расположенных вдоль правой стены, уселся и стал ждать.
Следом за мной в камеру втолкнули Красавчика. Выглядел он именно так, как я его и представлял – тонкие черты лица, аккуратные усики и бачки. Мне такие типы никогда не нравились. Впрочем, он и не должен был мне нравиться. Парень вел себя развязно.
– Сердечно приветствую, Лео.
Он протянул узкую ладонь с ухоженными, обработанными пилкой ногтями. Я без энтузиазма пожал ее.
– Значит ты тоже в команде, – сказал Красавчик. – Я рад.
– Правда, что ли?
– Ну да. Ты, вроде бы, хороший мужик.
– С чего ты взял?
Он пожал плечами.
– Так все говорят.
– Врут.
Наглец немного подумал и заявил:
– В принципе, я так и думал… Cлушай, Лео, ты не против, если я займу полку над твоей? А бородавочник пусть устраивается напротив.
– Только за. Не хочу, чтобы ночью на меня стекала бородавчанская слизь.
– Вот и я о том же, – у Красавчика сделался озабоченный вид. – Как ты думаешь, будет еще какой-нибудь отбор?.. Я имею в виду… не могут же они, и правда, послать с нами бородавочника. О чем они там думают? Не знаю никого, кто согласился бы коротать время в компании бородавочников.
– Я размышлял на этот счет, – решил я поделиться своими соображениями, – похоже, они хотят послать на разведку представителей всех разумных галактических рас. Кто-то может оказаться близок к этим инопланетянам физически и морально. По мне, так лучше бы взяли людей. Люди, по крайней мере, не облажаются. А какой-нибудь обезъяноподобный рангун может сотворить все, что угодно.
– Я не человек, – уточнил Красавчик.
– Как это?
– Смотри сюда, – он отогнул ухо и продемонстрировал жабры. – Я с Кретории. Планета-океан. Слышал о такой? Внешне я, может, и похож на человека. Но внутри у меня все иначе устроено.
– Понятно, – я помолчал, – слышал о таких, как ты, но вижу впервые. Вас, вроде бы, совсем мало осталось…
– После семилетней войны с рангунами, да, – Красавчик погрустнел. – Но сейчас наша популяция растет. Общины имеются и в Солнечной системе, и в созвездии Стрельца.
– Плодитесь и размножайтесь, – пробормотал я, размышляя о том, что с минуты на минуту должен появиться дурно пахнущий религиозный фанатик. От перспективы оказаться в компании с бородавочником делалось тоскливо. – Значит нас уже трое, – сказал я, считая в уме, – человек, креторианец, бородавочник… Еще возьмут рангуна, таргарийца, рептилию…
– Даже школьник знает, что разумных галактических рас ровно дюжина, – поведал Красавчик, – поэтому и полетит двенадцать разведчиков.
– Дюжина межгалактических мерзавцев, – я криво усмехнулся.
– Мерзавцев, – повторил креторианец и разом посерьезнел. – Между прочим, Лео, – сказал он, – я думаю, нам стоит держаться друг друга. Они собрали на борту этого корабля черт знает кого. Я слышал, набрали убийц. Тем более, все мы принадлежим к разным биологическим видам. Наверняка, там будет натуральная свалка. Неизвестно, что произойдет, пока мы долетим до точки. Если мы сейчас заручимся взаимной поддержкой, у нас будет шанс выжить.
– Я тоже кое-что слышал, – я решил, что лучше всего убедить парня в мысли, что я на его стороне. Всегда лучше иметь союзника, чем врага. Еще один довод в пользу такого умозаключения – при случае союзника проще поиметь, чем врага. Враг всегда наготове, а союзник не ожидает удара в спину. – Будем держаться друг друга.
– Я рад, что мы мыслим одинаково… – начал Красавчик, и замолчал.
Мы одновременно услышали звуки, не предвещающие ничего хорошего. Сначала шлепанье гусиных лапищ по полу, а затем попискивание электронного замка. Створка двери отъехала в сторону, и в камеру прошествовала уродливая громадина в черной рясе, двухметровое существо, напрочь лишенное талии и шеи. Несмотря на особенности фигуры осанка его странным образом казалась величавой. Бородавочник по кличке Отец, а это был именно он, при ходьбе переваливался с боку на бок, и все же поступь странным образом отличалась внушительностью. Он вплывал в камеру, как неизбежное зло, словно накатывающее на берег цунами. С его появлением в помещении сразу стало тесно, как будто мы разом оказались в собачьей конуре, к тому же исходящая от него резкая вонь мгновенно отравила весь пригодный для дыхания кислород. Мы с Красавчиком сжались на шконке и наблюдали за сокамерником с отвращением и ненавистью.
– Приветствую вас, дети мои, – пробулькал Отец низким басом. Когда он говорил, под подбородком подергивались кожные складки, и ходил вверх-вниз массивный кадык, размерами с яблоко.
– Добрый день, – приветствовал его Красавчик, но руки на всякий случай спрятал за спину. Не приведи Всевышний, бородавочник захочет их пожать.
Я поступил точно так же и распахнул пошире рот, чтобы не задохнуться.
Отец огляделся. На двухъярусных нарах уже лежали наши матрасы. Тогда он, вздохнув, бухнул свой на лавку у противоположенной стены и плюхнулся напротив нас. Некоторое время царила тишина. Бородавочник молчал. А меня преследовало стойкое ощущение, что он хочет в меня плюнуть. Если бы только у меня имелись темные очки, я бы немедленно нацепил их, и больше не снимал. Но к несчастью, у меня не было ни темных очков, ни зажима, каким пользуются ныряльщики, ни кислородной подушки – ничего!
Я оглянулся на темнеющий в углу глазок видеокамеры. Представляю, как сейчас веселится проклятый следователь, наблюдая за нашими мучениями. Должно быть, он просто счастлив. Если бы у меня была возможность до него дотянуться, уж я бы постарался на этот раз сломать ему челюсть, желательно в двух местах.
– Думали ли вы о боге? – забулькал бородавочник. Самые худшие предчувствия начинали оправдываться.
Красавчик беспомощно оглянулся на меня.
Повисла пауза.
– Постоянно думаю, – заговорил я. Дальше тянуть с ответом не было никакой возможности. Бородавочник мог обидеться, и тогда нас ожидало настоящее «веселье». О буйном нраве Отца ходили легенды.
– О боге? – уточнил он.
– О боге, – обреченно ответил я.
– Это же прекрасно, – обрадовался миссионер. – А знаешь ли ты, сын мой, как выглядит бог?
– Сотворен по твоему образу и подобию, – откликнулся я. Кое-что об особенностях бородавчанской веры мне доводилось слышать. Воспринимать этот бред всерьез невозможно, но многие бородавочники свято верят в то, что всевышний сотворен по их образу и подобию, в то время как все остальные религии – ошибочны.
– Да! Да! Да! – Отец пришел в такой восторг, что затряс бугристой головой, и с верхней губы в разные стороны полетели едкие брызги.
– Почему бы нам не поговорить о чем-нибудь другом? – предложил Красавчик. Парень порядком испугался.
– Как ты сказал? – озадачился бородавочник… – Сдается мне, ты омерзительный язычник. – Отец выставил перед собой указательный палец, на котором немедленно повисла мутноватая капля, сорвалась и шлепнулась на пол.
– Я вовсе не язычник, – возразил Красавчик, – просто я не люблю говорить на эти темы. Это личное.
– Теософия – первая из наук. Запомни, грешный сын мой. И повторяй за мной. Бог есть. Он един. И сотворен по образу и подобию бородавочников из праматерии в самом начале времен.
– Может, хватит?! – не сдержался я. – Тебе же ясно сказали, нас это не интересует.
Отец уставился на меня с таким видом, словно только что увидел привидение. Маленькие красные глазки под припухшими мокрыми веками сверлили меня, как пара миниатюрных лазерных дрелей.
– Есть разные типы язычников, – наконец заметил он. – Безобидные, от которых нет никакого вреда нашей вере. Это те, кто пребывает во мраке заблуждений и безбожия. А есть другие. Те, кто склонен к притворству. Делает вид, будто он вместе с Богом, вместе с верой. А на деле только и мыслит о том, как бы разрушить ее устои. Ты лукав, язычник. И тем самым страшен…
Началось, понял я. Мне не улыбалось получить плевок в глаз, но и молотить бородавочника голыми руками – занятие не из приятных. Я огляделся в поисках чего-нибудь тяжелого, чем можно было бы выбить из него дух, но власти пересыльной станции убрали из камер все предметы, способные стать оружием. Тем временем, Отец стал медленно подниматься, продолжая вещать. Он словно возносился к потолку, делаясь все выше и выше, заполняя собой все пространство камеры. Поднял массивные руки и, шлепая лапищами по полу, двинулся ко мне.
– Ну, что? – я обернулся к товарищу по несчастью. – Пришла пора вспомнить то, о чем мы только что говорили…
– Ты… ты хочешь с ним драться? – На Красавчика стало жалко смотреть. Он с тоской поглядел на свои изящные ладони, тщательно выглаженную полосатую арестантскую робу, пригладил прическу и поднялся.
Следом за ним со шконки вскочил я. Сжал кулаки и принял привычную боксерскую стойку.
– Стоять! – скомандовал я. – Или я тебе морду раскрою…
Отец булькнул нечто невнятное, пошевелил губами и неожиданно плюнул. Будь на моем месте кто-то другой, ему бы не поздоровилось, но я всегда отличался великолепной реакцией – увернулся, и плевок угодил в стену, растекся желтоватым пятном.
– Ты нарвался, образина! – прорычал я и кинулся на бородавочника.
– Да-да, точно, – подтвердил Красавчик, но с места так и не двинулся.
Отец развел руки в стороны и в тот момент, когда мой кулак врезался в его омерзительную физиономию, заключил меня в объятия. После чего мы повалились на пол. Эта секунда, вне всяких сомнений, стала худшей в моей жизни. Я бухнулся прямо на бородавочника, и моя одежда немедленно пропиталась его секретом, а лицо оказалось все облеплено едкой слизью. Силясь вдохнуть хоть немного свежего воздуха, я страшно закричал и рванулся, намереваясь освободиться. Но не тут-то было. Отец держал меня крепко. Да еще приговаривал:
– Я тебя научу смирению, сын мой.
Я принялся изо всех сил дубасить бородавочника по бесформенной физиономии, и вошел в такое исступление, что перестал осознавать себя. Вел себя совсем как безумный лемуриец. Представители этой расы временами тоже впадают в боевой раж и не понимают, что творят. Очнулся я только тогда, когда один из охранников стукнул меня по затылку резиновой дубинкой. Я на мгновение прозрел и тут же отключился… Чтобы очнуться спустя полчаса в пластиковом каземате – карцер пересылочной станции. Острое облегчение – вот, что я ощутил, оказавшись здесь. Главное, тут не было бородавочника.
Я понял, что миссия нам предстоит непростая.
Карцер – отличное место, чтобы переосмыслить всю свою жизнь. Или просто углубиться в воспоминания.
Я вырос на Земле, в простой рабочей семье. Мамаша числилась медсестрой в первой городской больнице, в отделении регенерации органов. То еще отделение. В то время выживал каждый третий. Процесс регенерации был настолько болезненным, что больные стонали двадцать четыре часа в сутки. Обезболивающее помогало слабо. Само собой, такая работа выматывает. Так и вижу сейчас, как мама приходит с работы, – у нее было бледное, вечно утомленное лицо, – вот она снимает в прихожей туфли, опускается на стул и подзывает домашнего робота, чтобы он помассировал ей ступни.
Папа трудился на заводе робототехники в Зеленограде. Вытачивал металлические черепа, куда техники потом пихали электронные мозги. Меня он тоже хотел со временем приспособить к работе на заводе. Считал, что больше я ни на что не способен. Ну да, талантами я не блистал, в школе учился на тройки, а большую часть времени проводил во дворе с приятелями. Казалось, у меня совсем нет никаких интересов. Больше всего меня радовало пустое времяпровождение, когда можно было совсем ничего не делать. То есть совсем ничего…
Обычно мы сидели на заброшенной стройке, на самом верху сорокаэтажного здания, и болтали о всяких пустяках – о футболе, Нинке из третьего подъезда, которая позволяет себя трогать, переехавших в наш дом уродливых сириусянах, о вызывающем глюки контрабандном алкоголе, доставляемом на Землю из-за границы Цивилизованного космоса, о пацанах из соседнего района – они иногда приходили к нам, чтобы подраться – всю эту ерунду сейчас даже вспомнить сложно.
У меня был закадычный приятель – Олег Викторов. В отличие от меня у Олега имелся в жизни интерес – он мечтал поступить в летную школу и стать пилотом-дальнобойщиком, водить тяжелые грузовики куда-нибудь к Арктуру или в шаровое скопление Скорпиона. Он частенько притаскивал фотографии межзвездных лайнеров на фоне притягательных космических пейзажей. Постепенно и я втянулся. Мне стало казаться, что профессия пилота – это то, что мне нужно. Вот только в летную школу меня не взяли – засыпался на экзаменах. Олег же поступил без проблем. Он и в школе учился намного лучше меня.
– Не расстраивайся, Лео, – утешал меня мой друг, – поступишь на следующий год. Позанимаешься немного. Если хочешь, я сам тебя подтяну.
– Пошел ты, – ответил я. Меня обуревала тяжелая обида на весь мир. И еще зависть. Олегу все слишком легко давалось. Его любила Нинка из третьего подъезда, отец выделял ему столько карманных денег, сколько мне и не снилось, и, наконец, он поступил в летную школу и как никто близок к осуществлению своей мечты.
– Ты чего, Лео?..
Я не ответил. А через пару дней завербовался рядовым членом экипажа на грузовое судно, уходящее в дальний рейс. И оказался в компании настоящих подонков. По дороге команда подняла бунт, мы высадились на пустынном плато на одной из малообитаемых планет, где часть груза перенесли на заранее подготовленные корабли.
– Ты с нами, парень, или будешь дожидаться полиции? – поинтересовался один из грабителей, улыбчивый малый с шрамом через все лицо. Он мне нравился своей бесшабашностью и бесстрашием.
– С вами, – ответил я и ринулся навстречу своей судьбе.
Нас повязали уже через неделю. Не знаю, как федералам удалось выйти на наш след, но в одном из кабачков Вернеры-4 власти произвели удачный захват. Тогда я отделался условным наказанием и был отпущен на все четыре стороны, но уже через четыре месяца меня взяли на ограблении грузовика, и загремел на два года в колонию для малолетних преступников. А потом еще раз – уже в настоящую тюрьму.
В очередной раз оказавшись на свободе, я принял твердое решение, больше никогда не попадаться. К тому же, я не хотел больше быть рядовым исполнителем. Я собрал собственную абордажную команду, раздобыв скоростной корабль у одного бедолаги. Тот и не предполагал, что его суденышко арендуют вовсе не с целью перевезти кое-что из одной системы в другую, а для того, чтобы грабить грузовики. Когда он, наконец, понял, с кем имеет дело, то взмолился высадить его на первой же цивилизованной планете, лишь бы не иметь никакого отношения к разбою. Мы отпустили его на все четыре стороны на самой окраине цивилизованного космоса. Раз в три года в эту маленькую колонию, население которой составляли исключительно уродливые сириусяне, наведывался транспортник с Земли. Так что у него были все шансы когда-нибудь снова оказаться среди людей.
Став владельцем межзвездного судна, я развернулся на полную катушку. Лучшие дни в своей жизни я отношу к этому времени. Никогда одиночка не сможет почувствовать, что такое быть в банде.
1 2 3 4 5 6
Следователь совсем не обиделся, только погрозил мне пальцем, как шкодливому мальчишке.
– Прифол укаф, Глуф, из министерфтва. Фас перефодят в камефу к фафым нофым дфуфьям.
Я насторожился.
– К каким друзьям? У меня нет друзей.
– А фоф и офыбфя, – следователь задорно рассмеялся и хлопнул себя по ляжкам – такую бурную радость ему доставляло новое указание министерства. – Ф цефях нафафывания конфакта, я фафаю фаф в одну камефу.
– Кого это вас? – переспросил я, судорожно сглотнув слюну.
– Разфедфикоф, фамо фобой.
Тут я наконец понял, что меня ожидает. Вскочил и вскричал:
– Палачи! Сатрапы! Не имеете права!
Эти выкрики заставили следователя расплыться в еще более лучезарной улыбке. Он сделал охраннику жест – уводи.
– Фобифайте фефички, Глуц. Череф чаф фы буфете ф камефе с бофодафочником. Хе-хе. – Негодяй потер руки.
Провожая меня по коридору из кабинета следователя, охранник насвистывал веселую мелодию. Я тщетно пытался протестовать, требовал соединить меня напрямую с министерством обороны, орал, что отказываюсь быть разведчиком, раз имеет место быть подобный беспредел, но меня уже никто не слушал.
Вскоре меня повели на заклание. Я тащил свернутый в трубочку матрас, а в другой руке держал целлофановый пакет – нижнее белье, зубная щетка, мыло и две сигареты в мятой пачке. Трехместная камера оказалась в самом конце коридора. Она пока пустовала. Я расстелил матрас на нижнем ярусе нар, расположенных вдоль правой стены, уселся и стал ждать.
Следом за мной в камеру втолкнули Красавчика. Выглядел он именно так, как я его и представлял – тонкие черты лица, аккуратные усики и бачки. Мне такие типы никогда не нравились. Впрочем, он и не должен был мне нравиться. Парень вел себя развязно.
– Сердечно приветствую, Лео.
Он протянул узкую ладонь с ухоженными, обработанными пилкой ногтями. Я без энтузиазма пожал ее.
– Значит ты тоже в команде, – сказал Красавчик. – Я рад.
– Правда, что ли?
– Ну да. Ты, вроде бы, хороший мужик.
– С чего ты взял?
Он пожал плечами.
– Так все говорят.
– Врут.
Наглец немного подумал и заявил:
– В принципе, я так и думал… Cлушай, Лео, ты не против, если я займу полку над твоей? А бородавочник пусть устраивается напротив.
– Только за. Не хочу, чтобы ночью на меня стекала бородавчанская слизь.
– Вот и я о том же, – у Красавчика сделался озабоченный вид. – Как ты думаешь, будет еще какой-нибудь отбор?.. Я имею в виду… не могут же они, и правда, послать с нами бородавочника. О чем они там думают? Не знаю никого, кто согласился бы коротать время в компании бородавочников.
– Я размышлял на этот счет, – решил я поделиться своими соображениями, – похоже, они хотят послать на разведку представителей всех разумных галактических рас. Кто-то может оказаться близок к этим инопланетянам физически и морально. По мне, так лучше бы взяли людей. Люди, по крайней мере, не облажаются. А какой-нибудь обезъяноподобный рангун может сотворить все, что угодно.
– Я не человек, – уточнил Красавчик.
– Как это?
– Смотри сюда, – он отогнул ухо и продемонстрировал жабры. – Я с Кретории. Планета-океан. Слышал о такой? Внешне я, может, и похож на человека. Но внутри у меня все иначе устроено.
– Понятно, – я помолчал, – слышал о таких, как ты, но вижу впервые. Вас, вроде бы, совсем мало осталось…
– После семилетней войны с рангунами, да, – Красавчик погрустнел. – Но сейчас наша популяция растет. Общины имеются и в Солнечной системе, и в созвездии Стрельца.
– Плодитесь и размножайтесь, – пробормотал я, размышляя о том, что с минуты на минуту должен появиться дурно пахнущий религиозный фанатик. От перспективы оказаться в компании с бородавочником делалось тоскливо. – Значит нас уже трое, – сказал я, считая в уме, – человек, креторианец, бородавочник… Еще возьмут рангуна, таргарийца, рептилию…
– Даже школьник знает, что разумных галактических рас ровно дюжина, – поведал Красавчик, – поэтому и полетит двенадцать разведчиков.
– Дюжина межгалактических мерзавцев, – я криво усмехнулся.
– Мерзавцев, – повторил креторианец и разом посерьезнел. – Между прочим, Лео, – сказал он, – я думаю, нам стоит держаться друг друга. Они собрали на борту этого корабля черт знает кого. Я слышал, набрали убийц. Тем более, все мы принадлежим к разным биологическим видам. Наверняка, там будет натуральная свалка. Неизвестно, что произойдет, пока мы долетим до точки. Если мы сейчас заручимся взаимной поддержкой, у нас будет шанс выжить.
– Я тоже кое-что слышал, – я решил, что лучше всего убедить парня в мысли, что я на его стороне. Всегда лучше иметь союзника, чем врага. Еще один довод в пользу такого умозаключения – при случае союзника проще поиметь, чем врага. Враг всегда наготове, а союзник не ожидает удара в спину. – Будем держаться друг друга.
– Я рад, что мы мыслим одинаково… – начал Красавчик, и замолчал.
Мы одновременно услышали звуки, не предвещающие ничего хорошего. Сначала шлепанье гусиных лапищ по полу, а затем попискивание электронного замка. Створка двери отъехала в сторону, и в камеру прошествовала уродливая громадина в черной рясе, двухметровое существо, напрочь лишенное талии и шеи. Несмотря на особенности фигуры осанка его странным образом казалась величавой. Бородавочник по кличке Отец, а это был именно он, при ходьбе переваливался с боку на бок, и все же поступь странным образом отличалась внушительностью. Он вплывал в камеру, как неизбежное зло, словно накатывающее на берег цунами. С его появлением в помещении сразу стало тесно, как будто мы разом оказались в собачьей конуре, к тому же исходящая от него резкая вонь мгновенно отравила весь пригодный для дыхания кислород. Мы с Красавчиком сжались на шконке и наблюдали за сокамерником с отвращением и ненавистью.
– Приветствую вас, дети мои, – пробулькал Отец низким басом. Когда он говорил, под подбородком подергивались кожные складки, и ходил вверх-вниз массивный кадык, размерами с яблоко.
– Добрый день, – приветствовал его Красавчик, но руки на всякий случай спрятал за спину. Не приведи Всевышний, бородавочник захочет их пожать.
Я поступил точно так же и распахнул пошире рот, чтобы не задохнуться.
Отец огляделся. На двухъярусных нарах уже лежали наши матрасы. Тогда он, вздохнув, бухнул свой на лавку у противоположенной стены и плюхнулся напротив нас. Некоторое время царила тишина. Бородавочник молчал. А меня преследовало стойкое ощущение, что он хочет в меня плюнуть. Если бы только у меня имелись темные очки, я бы немедленно нацепил их, и больше не снимал. Но к несчастью, у меня не было ни темных очков, ни зажима, каким пользуются ныряльщики, ни кислородной подушки – ничего!
Я оглянулся на темнеющий в углу глазок видеокамеры. Представляю, как сейчас веселится проклятый следователь, наблюдая за нашими мучениями. Должно быть, он просто счастлив. Если бы у меня была возможность до него дотянуться, уж я бы постарался на этот раз сломать ему челюсть, желательно в двух местах.
– Думали ли вы о боге? – забулькал бородавочник. Самые худшие предчувствия начинали оправдываться.
Красавчик беспомощно оглянулся на меня.
Повисла пауза.
– Постоянно думаю, – заговорил я. Дальше тянуть с ответом не было никакой возможности. Бородавочник мог обидеться, и тогда нас ожидало настоящее «веселье». О буйном нраве Отца ходили легенды.
– О боге? – уточнил он.
– О боге, – обреченно ответил я.
– Это же прекрасно, – обрадовался миссионер. – А знаешь ли ты, сын мой, как выглядит бог?
– Сотворен по твоему образу и подобию, – откликнулся я. Кое-что об особенностях бородавчанской веры мне доводилось слышать. Воспринимать этот бред всерьез невозможно, но многие бородавочники свято верят в то, что всевышний сотворен по их образу и подобию, в то время как все остальные религии – ошибочны.
– Да! Да! Да! – Отец пришел в такой восторг, что затряс бугристой головой, и с верхней губы в разные стороны полетели едкие брызги.
– Почему бы нам не поговорить о чем-нибудь другом? – предложил Красавчик. Парень порядком испугался.
– Как ты сказал? – озадачился бородавочник… – Сдается мне, ты омерзительный язычник. – Отец выставил перед собой указательный палец, на котором немедленно повисла мутноватая капля, сорвалась и шлепнулась на пол.
– Я вовсе не язычник, – возразил Красавчик, – просто я не люблю говорить на эти темы. Это личное.
– Теософия – первая из наук. Запомни, грешный сын мой. И повторяй за мной. Бог есть. Он един. И сотворен по образу и подобию бородавочников из праматерии в самом начале времен.
– Может, хватит?! – не сдержался я. – Тебе же ясно сказали, нас это не интересует.
Отец уставился на меня с таким видом, словно только что увидел привидение. Маленькие красные глазки под припухшими мокрыми веками сверлили меня, как пара миниатюрных лазерных дрелей.
– Есть разные типы язычников, – наконец заметил он. – Безобидные, от которых нет никакого вреда нашей вере. Это те, кто пребывает во мраке заблуждений и безбожия. А есть другие. Те, кто склонен к притворству. Делает вид, будто он вместе с Богом, вместе с верой. А на деле только и мыслит о том, как бы разрушить ее устои. Ты лукав, язычник. И тем самым страшен…
Началось, понял я. Мне не улыбалось получить плевок в глаз, но и молотить бородавочника голыми руками – занятие не из приятных. Я огляделся в поисках чего-нибудь тяжелого, чем можно было бы выбить из него дух, но власти пересыльной станции убрали из камер все предметы, способные стать оружием. Тем временем, Отец стал медленно подниматься, продолжая вещать. Он словно возносился к потолку, делаясь все выше и выше, заполняя собой все пространство камеры. Поднял массивные руки и, шлепая лапищами по полу, двинулся ко мне.
– Ну, что? – я обернулся к товарищу по несчастью. – Пришла пора вспомнить то, о чем мы только что говорили…
– Ты… ты хочешь с ним драться? – На Красавчика стало жалко смотреть. Он с тоской поглядел на свои изящные ладони, тщательно выглаженную полосатую арестантскую робу, пригладил прическу и поднялся.
Следом за ним со шконки вскочил я. Сжал кулаки и принял привычную боксерскую стойку.
– Стоять! – скомандовал я. – Или я тебе морду раскрою…
Отец булькнул нечто невнятное, пошевелил губами и неожиданно плюнул. Будь на моем месте кто-то другой, ему бы не поздоровилось, но я всегда отличался великолепной реакцией – увернулся, и плевок угодил в стену, растекся желтоватым пятном.
– Ты нарвался, образина! – прорычал я и кинулся на бородавочника.
– Да-да, точно, – подтвердил Красавчик, но с места так и не двинулся.
Отец развел руки в стороны и в тот момент, когда мой кулак врезался в его омерзительную физиономию, заключил меня в объятия. После чего мы повалились на пол. Эта секунда, вне всяких сомнений, стала худшей в моей жизни. Я бухнулся прямо на бородавочника, и моя одежда немедленно пропиталась его секретом, а лицо оказалось все облеплено едкой слизью. Силясь вдохнуть хоть немного свежего воздуха, я страшно закричал и рванулся, намереваясь освободиться. Но не тут-то было. Отец держал меня крепко. Да еще приговаривал:
– Я тебя научу смирению, сын мой.
Я принялся изо всех сил дубасить бородавочника по бесформенной физиономии, и вошел в такое исступление, что перестал осознавать себя. Вел себя совсем как безумный лемуриец. Представители этой расы временами тоже впадают в боевой раж и не понимают, что творят. Очнулся я только тогда, когда один из охранников стукнул меня по затылку резиновой дубинкой. Я на мгновение прозрел и тут же отключился… Чтобы очнуться спустя полчаса в пластиковом каземате – карцер пересылочной станции. Острое облегчение – вот, что я ощутил, оказавшись здесь. Главное, тут не было бородавочника.
Я понял, что миссия нам предстоит непростая.
Карцер – отличное место, чтобы переосмыслить всю свою жизнь. Или просто углубиться в воспоминания.
Я вырос на Земле, в простой рабочей семье. Мамаша числилась медсестрой в первой городской больнице, в отделении регенерации органов. То еще отделение. В то время выживал каждый третий. Процесс регенерации был настолько болезненным, что больные стонали двадцать четыре часа в сутки. Обезболивающее помогало слабо. Само собой, такая работа выматывает. Так и вижу сейчас, как мама приходит с работы, – у нее было бледное, вечно утомленное лицо, – вот она снимает в прихожей туфли, опускается на стул и подзывает домашнего робота, чтобы он помассировал ей ступни.
Папа трудился на заводе робототехники в Зеленограде. Вытачивал металлические черепа, куда техники потом пихали электронные мозги. Меня он тоже хотел со временем приспособить к работе на заводе. Считал, что больше я ни на что не способен. Ну да, талантами я не блистал, в школе учился на тройки, а большую часть времени проводил во дворе с приятелями. Казалось, у меня совсем нет никаких интересов. Больше всего меня радовало пустое времяпровождение, когда можно было совсем ничего не делать. То есть совсем ничего…
Обычно мы сидели на заброшенной стройке, на самом верху сорокаэтажного здания, и болтали о всяких пустяках – о футболе, Нинке из третьего подъезда, которая позволяет себя трогать, переехавших в наш дом уродливых сириусянах, о вызывающем глюки контрабандном алкоголе, доставляемом на Землю из-за границы Цивилизованного космоса, о пацанах из соседнего района – они иногда приходили к нам, чтобы подраться – всю эту ерунду сейчас даже вспомнить сложно.
У меня был закадычный приятель – Олег Викторов. В отличие от меня у Олега имелся в жизни интерес – он мечтал поступить в летную школу и стать пилотом-дальнобойщиком, водить тяжелые грузовики куда-нибудь к Арктуру или в шаровое скопление Скорпиона. Он частенько притаскивал фотографии межзвездных лайнеров на фоне притягательных космических пейзажей. Постепенно и я втянулся. Мне стало казаться, что профессия пилота – это то, что мне нужно. Вот только в летную школу меня не взяли – засыпался на экзаменах. Олег же поступил без проблем. Он и в школе учился намного лучше меня.
– Не расстраивайся, Лео, – утешал меня мой друг, – поступишь на следующий год. Позанимаешься немного. Если хочешь, я сам тебя подтяну.
– Пошел ты, – ответил я. Меня обуревала тяжелая обида на весь мир. И еще зависть. Олегу все слишком легко давалось. Его любила Нинка из третьего подъезда, отец выделял ему столько карманных денег, сколько мне и не снилось, и, наконец, он поступил в летную школу и как никто близок к осуществлению своей мечты.
– Ты чего, Лео?..
Я не ответил. А через пару дней завербовался рядовым членом экипажа на грузовое судно, уходящее в дальний рейс. И оказался в компании настоящих подонков. По дороге команда подняла бунт, мы высадились на пустынном плато на одной из малообитаемых планет, где часть груза перенесли на заранее подготовленные корабли.
– Ты с нами, парень, или будешь дожидаться полиции? – поинтересовался один из грабителей, улыбчивый малый с шрамом через все лицо. Он мне нравился своей бесшабашностью и бесстрашием.
– С вами, – ответил я и ринулся навстречу своей судьбе.
Нас повязали уже через неделю. Не знаю, как федералам удалось выйти на наш след, но в одном из кабачков Вернеры-4 власти произвели удачный захват. Тогда я отделался условным наказанием и был отпущен на все четыре стороны, но уже через четыре месяца меня взяли на ограблении грузовика, и загремел на два года в колонию для малолетних преступников. А потом еще раз – уже в настоящую тюрьму.
В очередной раз оказавшись на свободе, я принял твердое решение, больше никогда не попадаться. К тому же, я не хотел больше быть рядовым исполнителем. Я собрал собственную абордажную команду, раздобыв скоростной корабль у одного бедолаги. Тот и не предполагал, что его суденышко арендуют вовсе не с целью перевезти кое-что из одной системы в другую, а для того, чтобы грабить грузовики. Когда он, наконец, понял, с кем имеет дело, то взмолился высадить его на первой же цивилизованной планете, лишь бы не иметь никакого отношения к разбою. Мы отпустили его на все четыре стороны на самой окраине цивилизованного космоса. Раз в три года в эту маленькую колонию, население которой составляли исключительно уродливые сириусяне, наведывался транспортник с Земли. Так что у него были все шансы когда-нибудь снова оказаться среди людей.
Став владельцем межзвездного судна, я развернулся на полную катушку. Лучшие дни в своей жизни я отношу к этому времени. Никогда одиночка не сможет почувствовать, что такое быть в банде.
1 2 3 4 5 6