Брэдбери Рэй
En La Noche
Рэй Брэдбери
En La Noche
* В ночи (исп.).
В. Серебряков, перевод
Всю ночь миссис Наваррес выла, и ее завывания заполняли дом подобно включенному свету, так что никто не мог уснуть. Всю ночь она кусала свою белую подушку, и заламывала худые руки, и вопила: "Мой Джо!" К трем часам ночи обитатели дома, окончательно отчаявшись, что она хоть когда-нибудь закроет свой размалеванный крас-ный рот, поднялись, разгоряченные и решительные, оделись и поехали в окраинный круглосуточный кинотеатр. Там Рой Роджерс гонялся за негодяями сквозь клубы застоявшегося табачного дыма, и его реплики раздавались в темном ноч-ном кинозале поверх тихого похрапывания.
На рассвете миссис Наваррес все еще рыдала и вопила.
Днем было не так уж плохо. Сводный хор детей, орущих там и сям по всему дому, казался спасительной благостыней, почти гармонией. Да еще пыхтящий грохот стиральных машин на крыльце, да торопливая мексиканская скороговор-ка женщин в синелевых платьях, стоящих на залитых водой, промокших насквозь ступеньках. Но то и дело над пронзи-тельной болтовней, над шумом стирки, над криками детей, словно радио, включенное на полную мощность, взмывал голос миссис Наваррес.
-- Мой Джо, о бедный мой Джо! -- верещала она.
В сумерках заявились мужчины с рабочим потом под мыш-ками. По всему раскаленному дому, развалясь в прохладных ваннах, они ругались и зажимали уши ладонями.
-- Да когда же она замолкнет! -- бессильно гневались они.
Кто-то даже постучал в ее дверь:
-- Уймись, женщина!
Но миссис Наваррес только завизжала еще пуще: "Ох, ах! Джо, Джо!"
-- Сегодня дома не обедаем! -- сказали мужья своим же-нам. Во всем доме кухонная утварь возвращалась на полки, двери закрывались, и мужчины спешили к выходу, придер-живая своих надушенных жен за бледные локотки.
Мистер Вильянасуль, в полночь отперев свою ветхую рассыпающуюся дверь, прикрыл свои карие глаза и постоял немного, пошатываясь. Его жена Тина стояла рядом, вместе с тремя сыновьями и двумя дочерьми (одна грудная).
-- О Господи, -- прошептал мистер Вильянасуль. -- Иису-се сладчайший, спустись с креста и утихомирь эту женщину.
Они вошли в свою сумрачную комнатушку и взглянули на голубой огонек свечи, мерцавший под одиноким распя-тием. Мистер Вильянасуль задумчиво покачал головой:
-- Он по-прежнему на кресте.
Они поджаривались в своих постелях, словно мясо на угольях, и ночь поливала их собственными приправами. Весь дом полыхал от крика этой несносной женщины.
-- Задыхаюсь! -- Мистер Вильянасуль пронесся по всему дому и вместе с женой удрал на крыльцо, покинув детей, обладавших великим и волшебным талантом спать, несмотря ни на что.
Неясные фигуры толпились на крыльце. Дюжина мужчин молчаливо сутулилась, сжимая в смуглых пальцах дымя-щиеся сигареты; облаченные в синель женщины подставля-лись под слабый летний ночной ветерок. Они двигались, словно сонные видения, словно манекены, начиненные про-волочками и колесиками. Глаза их опухли, голоса звучали хрипло.
-- Пойдем удавим ее, -- сказал один из мужчин.
-- Нет, так не годится, -- возразила женщина. -- Давайте выбросим ее из окна.
Все устало засмеялись. Мистер Вильянасуль заморгал и обвел всех растерянным взглядом. Его жена вяло перемина-лась с ним рядышком.
-- Можно подумать, кроме Джо никого на свете в армию не призывали, -раздраженно бросил кто-то. -- Миссис На-варрес, вот еще! Да этот ее муженек Джо картошку чистить будет -- самое безопасное местечко в пехоте!
-- Что-то нужно предпринять, -- молвил мистер Вилья-насуль. Жесткая решительность собственного голоса его испугала. Все воззрились на него. -Еще одной ночи нам не выдержать, -- тупо заключил мистер Вильянасуль.
-- Чем больше мы стучимся к ней, тем больше она орет, -- пояснил мистер Гомес.
-- Священник приходил после обеда, -- сказала миссис Гутьеррес. -- Мы за ним послали с отчаяния. Но миссис Наваррес даже дверь ему не открыла, как он ни упрашивал. Священник и ушел. Мы и полицейского Гилви попросили на нее наорать -- думаете, она хоть послушала?
-- Значит, нужно попытаться по-другому, -- размышлял мистер Вильянасуль. -- Кто-то должен ее... утешить, что ли...
-- По-другому -- это как? -- спросил мистер Гомес.
-- Вот если бы, -- подвел итог минутному раздумью мис-тер Вильянасуль, -- среди нас оказался холостяк...
Его слова упали, словно холодный камень в глубокий колодец. Послышался всплеск, тихо разошлись круги.
Все вздохнули.
Словно летний ветерок поднялся. Мужчины слегка при-осанились; женщины оживились.
-- Но, -- ответил мистер Гомес, вновь оседая, -- мы все женаты. Холостяков здесь нет.
-- О, -- сказал каждый, и все погрузились в жаркое пере-сохшее русло ночи, продолжая безмолвно курить.
-- Тогда, -- выпалил мистер Вильянасуль, приподнимая плечи и поджав губы, -- это должен сделать один из нас!
И вновь подул ночной ветер, пробуждая в людях благо-говение.
-- Сейчас не до эгоизма! -- объявил мистер Вильяна-суль. -- Один из нас должен это совершить! Или это, или еще одну ночь в аду поджариваться!
И тут люди на крыльце, прищурившись, расступились вокруг него.
-- Вы ведь это сделаете, мистер Вильянасуль? -- жаж-дали узнать они.
Он оцепенел. Сигарета едва не вывалилась у него из паль-цев.
-- Да, но я... -- возразил он.
-- Вы, -- откликнулись они. -- Да? Он лихорадочно взмахнул руками.
-- У меня жена и пятеро детей, один грудной!
-- Но мы все женаты, а это ваша идея, и вы должны иметь храбрость не отступать от своих убеждений, мистер Вильянасуль, -- говорил каждый.
Он очень перепугался и замолчал. Он боязливо взглянул на свою жену.
Она стояла, утомленно обмахиваясь ночным воздухом, и старалась разглядеть его.
-- Я так устала, -- горестно произнесла она.
-- Тина, -- сказал он.
-- Я умру, если не заеду, -- пожаловалась она.
-- Да, но, Тина... -- сказал он.
-- Я умру, и мне принесут много цветов и похоронят, если я не отдохну хоть немного, -- пробормотала она.
-- Как она скверно выглядит, -- заметил каждый.
Мистер Вильянасуль колебался не более мгновения. Он коснулся вялых горячих пальцев своей жены. Он коснулся губами ее горячей щеки.
Без единого слова он покинул крыльцо.
Они слышали его шаги на темной лестнице, потом на-верху, на третьем этаже, где завывала и вопила миссис На-варрес.
Мужчины снова закурили и отбросили спички, пере-шептываясь, словно ветер; женщины слонялись вокруг них, то и дело подходя и заговаривая с миссис Вильянасуль, опи-равшейся на перила. Под ее усталыми глазами пролегли тени.
-- Вот теперь, -- тихо прошептал один из мужчин, -- мистер Вильянасуль уже наверху! Все затихли.
-- А теперь, -- выдохнул мужчина театральным шепо-том, -- мистер Вильянасуль стучится в ее дверь! Тук-тук. Все молчали, затаив дыхание.
-- А теперь миссис Наваррес по случаю вторжения начи-нает вопить с новыми силами!
С верхнего этажа донесся пронзительный вопль.
-- А теперь, -- воображал мужчина, сутулясь и осторож-но помахивая рукой, -- мистер Вильянасуль умоляет и умо-ляет у закрытой двери, тихо, нежно.
Люди на крыльце напряженно вздернули в ожидании подбородки, пытаясь сквозь тройной слой дерева и штука-турки разглядеть верхний этаж.
Вопли утихли.
-- А теперь мистер Вильянасуль говорит быстро-быстро, он молит, он шепчет, он обещает, -- тихо воскликнул муж-чина.
Вопли перешли в рыдания, рыдания в стоны, и наконец все смолкло и растворилось в дыхании, в биении сердец, в ожидании.
Примерно через пару минут, потные, выжидающие, все стоявшие на крыльце услышали, как на третьем этаже бряк-нула щеколда, дверь открылась и мгновением позже затво-рилась под звуки шепота.
Дом затих.
Тишина жила в каждой комнате, словно выключенный свет. Тишина, словно прохладное вино, струилась по кори-дорам. Тишина обдавала их из окон, словно прохладный воздух из погреба. Они стояли и вдыхали ее прохладу.
-- Ах, -- вздохнули они.
Мужчины отшвырнули сигареты и на цыпочках вошли в затихший дом, женщины следом. Вскоре крыльцо опус-тело. Они плыли в прохладных чертогах тишины.
Миссис Вильянасуль в тупом остолбенении отперла свою дверь.
-- Мы должны выставить мистеру Вильянасулю угоще-ние, -- прошептал кто-то.
-- Свечку ему завтра поставить. Двери затворились.
В своей прохладной постели покоилась миссис Вилья-насуль.
-- Он такой заботливый, -- сонно подумала она, смежив веки. -- За это я его и люблю.
Тишина, словно прохладная рука, погладила ее на сон грядущий.

1