В дверных проемах и в переулках спали бездомные: оборванные груды одежды, тени, свернувшиеся в темноте. В воздухе стоял мерзкий запах отбросов, смешанный с испарениями, поднимавшимися из решеток сточных коллекторов и вентиляции подземки и от только что вымытых улиц. Где-то далеко, в гавани, завыл гудок какого-то судна.
Ивица в молчании шла с Дирком с Лесной опушки, ощущая себя одинокой и замученной. Ей не следовало бы испытывать такие чувства. Ее уверенность в себе должна была бы значительно укрепиться, она не должна бояться будущего. Две трети ее похода за почвами трех миров для рождения ее ребенка уже были завершены. Ей оставался только один, последний этап квеста. Но именно он страшил ее больше всего. Пусть мир Бена был ей неприятен и даже противен — эти огромные города, пожиравшие землю, и почти непреодолимое равнодушие к ценности жизни, — но больше всего ее пугали волшебные туманы.
С этим страхом трудно было справиться. Он проистекал из истории ее народа, из его намеренной отстраненности от туманов, его решения принять тяготы и ответственность перед реальностью, отказавшись от фантазии, его решимости вступить на дорогу смертности. Страх коренился в рассказах о том, что случалось со смертными, отважившимися войти в волшебные туманы, о безумии, овладевавшем ими, когда они оказывались не в состоянии приспособиться к требованиям мира, где все было воображаемым и не было ничего постоянного. А еще он крылся в предостережении Матери-Земли, которая велела опасаться мотивов предложенной народом эльфов помощи, потому что они всегда скрывают свои истинные цели, тая их от таких, как Ивица.
Она взглянула на Дирка с Лесной опушки, пытаясь отгадать, какие секреты таит от нее призматический кот. Насколько им движут одному ему известные побуждения? Есть ли какой-то злой умысел в том, что он сопровождал ее в этот мир, а теперь поведет в следующий? Она могла бы спросить его, но не сомневалась, что он ничего не скажет. Ни та его часть, что принадлежит эльфу, ни та, что принадлежит коту, не допустит прямого ответа. По природе своей он был загадкой и не откажется от своей сущности.
Поэтому она продолжала идти, стараясь не задумываться над тем, что должно произойти дальше. Они сошли с главных улиц и начали пробираться по переулкам, заставленным мусорными контейнерами, зава» ленным всяким хламом, загроможденным ржавеющими машинами. Они перешли из света уличных фонарей в область туманного сумрака, и их путь освещался только далеким светом ламп, тускло отражавшимся от стен зданий. Туман и пар образовали узкий коридор, затянув тротуары и скрыв ночь. Их прикосновение заставило Ивицу содрогнуться: ей отчаянно захотелось снова увидеть сияющее солнце.
А потом они оказались в пространстве между двумя зданиями, где дымка была настолько густой, что за ней ничего не было видно. Дирк замедлил шаги и повернулся, и Ивица сразу же поняла, что у нее больше нет выбора.
— Вы готовы, миледи? — почтительно спросил он, что было нехарактерно для Дирка и моментально заставило ее испугаться еще сильнее.
— Да, — ответила она, но не была уверена, произнесла ли она это вслух.
— Держитесь ближе ко мне, — посоветовал кот и начал поворачиваться.
— Дирк, — быстро окликнула его Ивица. Он приостановился и оглянулся. — Это ловушка? Призматический кот моргнул.
— Не моя, — сказал он. — Я не могу ручаться за то, что можешь задумать ты. Хорошо известно, что люди часто попадают в ловушки своего собственного изготовления. Может быть, и с тобой так случится.
Она кивнула, обхватив себя руками, чтобы согреться.
— Я доверяюсь тебе. Я боюсь за себя и за моего ребенка.
— Не доверяйся коту, — философски заметил Дирк, — если на тебе нет толстых перчаток.
— Я доверяюсь потому, что вынуждена — есть у меня перчатки или нет. Если ты меня обманешь, я пропала.
— Ты пропадешь, если только сама это допустишь. Ты пропадешь, если только перестанешь думать. — Кот пристально смотрел на нее. — Ты сильнее, чем тебе кажется, Ивица. Ты в это веришь?
Она покачала головой:
— Не знаю.
Между ними легкий ветерок вдруг протянул ленту тумана, и на секунду кот исчез. Когда он появился снова, глаза его по-прежнему пристально смотрели на Ивицу.
— Я когда-то сказал Холидею, что людям надо получше прислушиваться к тому, что говорят коты, ведь мы можем дать вам немало полезных советов. Я напомнил ему, что это наиболее распространенный среди людей порок: они слушают недостаточно внимательно. И тебе говорю то же самое.
— Я была внимательна, — ответила она, — но я не уверена, что поняла тебя. Дирк наклонил голову:
— Иногда понимание приходит со временем. Так. Ты готова?
Ивица сделала шаг вперед:
— Не бросай меня, Дирк. Что бы ни случилось, не бросай! Ты мне это обещаешь?
Дирк с Лесной опушки покачал головой:
— Коты не дают обещаний. Ты готова или нет? Ивица выпрямилась:
— Я на тебя полагаюсь. — Кот промолчал. — Да, — уверила она тогда. — Я готова.
Они вошли в узкий проход между домами, заполненный туманами, и мгновенно были ими проглочены. Ивица смотрела туда, где впереди шел Дирк, с трудом различимый сквозь дымку. Поначалу туманы были темными, но постепенно посветлели. Стены зданий исчезли, городские запахи пропали. В одно мгновение все вокруг них переменилось. Теперь они оказались в лесу, в мире огромных старых деревьев, чьи ветви сплетались вверху, закрывая небо. Трудно было продираться сквозь густые заросли кустарников и высоких папоротников. Пахло древними, забытыми временами. Воздух был переполнен запахами плесени и гниения и затянут туманным сумраком, окутавшим все вокруг, превращая лес в тени и полумрак. Ощущалось какое-то движение, но ничего нельзя было рассмотреть.
Дирк смело шел вперед, и Ивица следовала за ним. Она один раз попробовала оглянуться, но от города не осталось и следа. Она вышла из того мира и оказалась теперь в этом. Она в волшебных туманах, и все снова будет незнакомым.
Сначала Ивица услышала голоса, невнятный шепот и бормотание, доносившиеся из полумрака. Она силилась разобрать слова, но у нее ничего не получалось. Голоса то становились громче, то затихали, но все время оставались неразборчивыми. Дирк шел не отвлекаясь.
Потом она увидела лица: из теней стали возникать странные и необычные черты, резкие и угловатые, с волосами из моха и бровями из кукурузных рылец. Устремленные на нее взгляды были острыми как кинжалы, а тела — такими тонкими и легкими на вид, что казались почти воздушными. Эльфы то стремительно передвигались, то приостанавливались, то появлялись, то исчезали — вспышки жизни в переменчивом сумраке.
Дирк все шел.
Они вышли на поляну, окруженную деревьями, туманом и более густым сумраком. Дирк вышел на середину и остановился. Ивица последовала за ним и, повернувшись, обнаружила толпящийся повсюду народ эльфов. Их лица и тела прижимались к дымке, словно к стеклу.
Ей начали нашептывать голоса, тревожные, убеждающие:
«Добро пожаловать, королева Заземелья.
Добро пожаловать, потомок эльфов, на землю твоих предков.
Мир тебе, останься с нами ненадолго.
Посмотри, что может здесь ждать тебя с ребенком, которого ты носишь…»
И она вдруг оказалась на поле ярко-красных цветов, которых никогда в жизни не видела. Она несла на руках ребенка, малыша, тщательно закутанного в белое одеяльце, закрытого от яркого света. Запахи поля были удивительно богатыми и завораживающими, солнечный свет — ярким и успокаивающим. Она ощутила невероятную легкость и счастье, она была переполнена надеждой, а перед ней расстилался целый мир: поселки, и города, и хутора, весь его народ, вся его жизнь. Дитя шевельнулось у нее на руках. Она приподняла край одеяльца, чтобы взглянуть на лицо ребенка. Дитя смотрело на нее. Оно было похоже на нее. Оно было бесподобным.
— Ax! — вскрикнула Ивица и расплакалась от переполнившего ее счастья.
И тут она снова очутилась на поляне, в мире волшебных туманов, снова глядя в сумрак.
И голоса снова шептали:
«Так и будет, если ты пожелаешь.
Сделай свое счастье таким, каким ты хочешь, королева Заземелья. У тебя есть право. У тебя есть возможность.
Оставайся в туманах. Тут ты и твой ребенок будете в безопасности, в безопасности среди нас, и все будет так, как ты видела…»
Она тряхнула головой, сбитая с толку:
— В безопасности?!
«Останься с нами, потомок эльфов!
Стань снова такой, какими были твои предки!
Останься. Если ты останешься, твое видение осуществится…»
И тут ей открылась истина. Она поняла, какую цену ее просят заплатить, чтобы дитя ее оказалось таким, каким ей его показало видение. Но на самом деле это будет не так: ведь они оба будут жить в вымышленном мире, и все вокруг будет не чем иным, как произведением их фантазии. И она потеряет Бена. Конечно, о Бене никто не упоминал, потому что он не будет принят в эту землю обетованную: чужак, житель другого мира, который никогда не сможет стать частью жизни эльфов.
Она посмотрела на Дирка, но призматический кот не обращал на нее никакого внимания. Он сидел полуотвернувшись и старательно умывался. Его внешнее равнодушие было демонстративным и неслучайным.
Она снова взглянула на море лиц в тумане.
— Я не могу здесь оставаться. Мое место в Заземелье. Вы должны это знать. Выбор был сделан за меня еще очень давно. Я не могу вернуться сюда. Да и желания нет.
«Серьезная ошибка, королева Заземелья. Твой выбор касается и дитя. Как насчет ребенка?»
Голоса зазвучали по-другому, более настойчиво. Она уняла поднимающийся было страх перед тем, что это может означать.
— Когда мой ребенок станет достаточно взрослым, чтобы судить обо всем самостоятельно, он сам примет решение.
Раздался общий ропот, звучавший неодобрительно. Он говорил о недовольстве и плохо скрытом гневе, о дурных намерениях.
Ивица напряженно выпрямилась.
— Вы дадите мне почву, которая нужна моему ребенку? — спросила она.
Шепот сменился молчанием. Потом один голос ответил за всех:
«Конечно. Тебе была обещана почва, когда ты сюда шла. Ты можешь взять ее. Но, чтобы это получилось, ты сначала должна сделать ее своей…
Земля эльфов не может выходить из туманов, пока берущий ее не воздал ей хвалу и не принял в свои объятия…»
Ивица снова взглянула на Дирка. Никакой реакции. Кот по-прежнему умывался, словно в мире не было ничего более важного.
— Что нужно для этого? — спросила она у лиц. «То, что в твоей крови, девочка-сильфида. Танцуй, как тебя научила танцевать твоя мать, лесная нимфа. Танцуй на земле, на которой стоишь. Когда ты это сделаешь, она станет твоей собственной и ты сможешь взять ее и уйти из наших туманов…»
Ивица застыла, пораженная такими словами. Танцевать? За этим что-то кроется. Она это ощущала, она была в этом уверена. Но никак не могла понять, что именно.
«Танцуй, королева Заземелья, если хочешь получить нашу землю для своего ребенка…
Танцуй, если хочешь закончить свой трудный путь и родить…
Танцуй, Ивица из потомков эльфов…
Танцуй…»
И она послушалась. Начала она медленно: несколько осторожных шагов, чтобы посмотреть, что будет, несколько небольших движений, чтобы проверить, все ли в порядке. Ее одежда казалась тяжелой и обременительной, но она решила не снимать ее, как сделала бы при других обстоятельствах. Она хотела быть готовой на тот случай, если произойдет что-то неожиданное. Но ничего не произошло. Она еще протанцевала, сделав побольше шагов и более сложные движения. Ее тревога и настороженность слегка улеглись, уступив место удовольствию от танца, — она всегда так любила танцевать! Лица эльфов, казалось, отступили в туман; острые глаза и тонкие носы, веревочные волосы, руки и ноги, похожие на палки, словно кусочки света и движения, вернулись в полумрак. Только что они были здесь — и вдруг исчезли. Она оказалась одна. Если не считать Дирка, который внимательно наблюдал за нею со стороны. Он застыл, словно был вытесан из камня.
Она начала танцевать быстрее, вдруг захваченная потоком шагов, ритмом движений, радостью, которая завихрилась и поднялась у нее в душе. Ей вдруг показалось, что здесь, в волшебных туманах, она может танцевать виртуознее, изящнее, грациознее, чем в реальном мире. Ее усилия были вознаграждены успехом, превосходившим все, что она прежде знала. Ее радость росла по мере исполнения все более сложных фигур: она кружилась и вертелась, подскакивала и выгибалась, легкая, как воздух, быстрая, как ветер. Она танцевала и понимала, что вдруг стала танцевать гораздо лучше, чем когда-либо удавалось ее матери, что она за секунды освоила то, над чем ее мать билась всю свою жизнь.
Теперь она сбросила с себя одежду, забыв об опасениях, отказавшись от осторожности и сдержанности. Через мгновение она уже была полностью обнажена.
Она летала по поляне, оставшись одна в своем полете через туман и полумрак, забыв обо всем. Да, этот танец был всем, чего она могла бы желать! Да, он даст ей то, на что она никогда не надеялась! Она приподнималась и опускалась, и снова приподнималась, и танцевала все темпераментнее. Перед ее глазами возникли радужно-яркие краски, свежие, словно цветы в огромном, безграничном саду, тщательно подобранные и невообразимо благоуханные. Она парила над ними, как птица, была свободна, как ветер. С ней рядом были другие птицы, ярко расцвеченные, дивно поющие. Они летели рядом, показывая ей путь. Она поднялась из сада прямо в небо, направляясь к солнцу, к небесам. Ее танец нес ее, увлекал все дальше, давал ей крылья.
Она могла видеть то, что желала: любую возможность, любую надежду. Они все были здесь, и все принадлежали ей. Она танцевала, забыв про все на свете. Она больше не помнила, где она находится и почему она здесь. Она больше не помнила о Бене и своем ребенке. Танец затмил всех. Танец стал для нее целым миром.
Из окруживших поляну туманов за ней наблюдали эльфы и, невидимые, улыбались друг другу.
Тут Ивица могла бы пропасть, оказаться навеки в сетях своего танца, если бы Дирк не чихнул. Казалось, для этого не было причины: это вышло просто случайно. Это был крошечный звук, но его хватило, чтобы вернуть ее из пропасти. На долю секунды она увидела краем глаза призматического кота — и вспомнила. Она увидела, что он смотрит на нее, и его прямой непроницаемый взгляд был открытым осуждением. Что он сказал ей? Она спросила его о ловушках, и он предостерег ее: люди обычно попадают в те, что сделали сами. Да, как эта. Этот танец.
Но она не могла остановиться. Она была слишком захвачена его наслаждением и его чудом, чтобы прекратить движение. Она сделала как раз то, против чего он ее предостерегал: поймала сама себя и теперь не может высвободиться. Она поняла, что именно это и задумали для нее эльфы — чтобы она танцевала и танцевала без устали и никогда бы не ушла. Здесь родится ее дитя, здесь, в волшебных туманах, и когда оно родится, то будет принадлежать им. Они оба навсегда будут принадлежать эльфам. Почему? Почему им этого хочется? Ответа она не знала.
Ее мысли разлетелись, и какие-то секунды она снова была на грани того, чтобы соскользнуть обратно в сны. Но, кружась по поляне, она не спускала глаз с Дирка, видела, как он смотрит на нее, и отчаянно старалась придумать, что ей делать. Танцевать всегда? Она никак не может остановиться. Но она должна! Должна! Она не допустит, чтобы такое с ней случилось, сказала она себе. Она найдет способ высвободиться.
Бен. Если бы Бен был здесь, он бы ей помог. Бен, на которого она всегда может рассчитывать, который мысленно всегда с нею, который навечно соединен с ней клятвой. Бен — сила, которая поддерживала ее тогда, когда не оставалось ничего больше. Он всегда приходит ей на помощь. Всегда.
Но как он может прийти к ней на сей раз?
«Бен!»
Она что, позвала его вслух? Ивица точно не знала. Просто почувствовала, что Дирк отдаляется. Она уже еле различала его сквозь завесу танца, сквозь волшебство, захватившее ее в плен.
«Бен!»
И на одну только секунду он оказался рядом — мелькнули, появившись из времени и пространства, его лицо, его глаза. Он был здесь — все еще далеко, но досягаем.
Ивица вдруг увидела возможность вырваться. Она , обратит волшебство эльфов себе на пользу, применит его по-своему. Оно приготовило ей ловушку, и она позволила это, но выход все же существует. Танец — это сон, а сон можно изменить, если у нее хватит силы. Она еще не совсем пропала — пока. Если она сама этого не захочет. Если не забудет.
Она закрыла глаза и в вихре танца позвала Бена Холидея. Она может вообразить его, как могла вообразить и все остальное. Это — волшебство мира эльфов. Если она прогонит свой страх, она сможет управлять видениями, овладеть ими, воздействовать на их направление. Вот какой урок когда-то преподал Бен. Вот почему ее и предостерегал Дирк. Используй волшебство, чтобы освободиться. Используй танец, чтобы вырваться.
— Бен!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Ивица в молчании шла с Дирком с Лесной опушки, ощущая себя одинокой и замученной. Ей не следовало бы испытывать такие чувства. Ее уверенность в себе должна была бы значительно укрепиться, она не должна бояться будущего. Две трети ее похода за почвами трех миров для рождения ее ребенка уже были завершены. Ей оставался только один, последний этап квеста. Но именно он страшил ее больше всего. Пусть мир Бена был ей неприятен и даже противен — эти огромные города, пожиравшие землю, и почти непреодолимое равнодушие к ценности жизни, — но больше всего ее пугали волшебные туманы.
С этим страхом трудно было справиться. Он проистекал из истории ее народа, из его намеренной отстраненности от туманов, его решения принять тяготы и ответственность перед реальностью, отказавшись от фантазии, его решимости вступить на дорогу смертности. Страх коренился в рассказах о том, что случалось со смертными, отважившимися войти в волшебные туманы, о безумии, овладевавшем ими, когда они оказывались не в состоянии приспособиться к требованиям мира, где все было воображаемым и не было ничего постоянного. А еще он крылся в предостережении Матери-Земли, которая велела опасаться мотивов предложенной народом эльфов помощи, потому что они всегда скрывают свои истинные цели, тая их от таких, как Ивица.
Она взглянула на Дирка с Лесной опушки, пытаясь отгадать, какие секреты таит от нее призматический кот. Насколько им движут одному ему известные побуждения? Есть ли какой-то злой умысел в том, что он сопровождал ее в этот мир, а теперь поведет в следующий? Она могла бы спросить его, но не сомневалась, что он ничего не скажет. Ни та его часть, что принадлежит эльфу, ни та, что принадлежит коту, не допустит прямого ответа. По природе своей он был загадкой и не откажется от своей сущности.
Поэтому она продолжала идти, стараясь не задумываться над тем, что должно произойти дальше. Они сошли с главных улиц и начали пробираться по переулкам, заставленным мусорными контейнерами, зава» ленным всяким хламом, загроможденным ржавеющими машинами. Они перешли из света уличных фонарей в область туманного сумрака, и их путь освещался только далеким светом ламп, тускло отражавшимся от стен зданий. Туман и пар образовали узкий коридор, затянув тротуары и скрыв ночь. Их прикосновение заставило Ивицу содрогнуться: ей отчаянно захотелось снова увидеть сияющее солнце.
А потом они оказались в пространстве между двумя зданиями, где дымка была настолько густой, что за ней ничего не было видно. Дирк замедлил шаги и повернулся, и Ивица сразу же поняла, что у нее больше нет выбора.
— Вы готовы, миледи? — почтительно спросил он, что было нехарактерно для Дирка и моментально заставило ее испугаться еще сильнее.
— Да, — ответила она, но не была уверена, произнесла ли она это вслух.
— Держитесь ближе ко мне, — посоветовал кот и начал поворачиваться.
— Дирк, — быстро окликнула его Ивица. Он приостановился и оглянулся. — Это ловушка? Призматический кот моргнул.
— Не моя, — сказал он. — Я не могу ручаться за то, что можешь задумать ты. Хорошо известно, что люди часто попадают в ловушки своего собственного изготовления. Может быть, и с тобой так случится.
Она кивнула, обхватив себя руками, чтобы согреться.
— Я доверяюсь тебе. Я боюсь за себя и за моего ребенка.
— Не доверяйся коту, — философски заметил Дирк, — если на тебе нет толстых перчаток.
— Я доверяюсь потому, что вынуждена — есть у меня перчатки или нет. Если ты меня обманешь, я пропала.
— Ты пропадешь, если только сама это допустишь. Ты пропадешь, если только перестанешь думать. — Кот пристально смотрел на нее. — Ты сильнее, чем тебе кажется, Ивица. Ты в это веришь?
Она покачала головой:
— Не знаю.
Между ними легкий ветерок вдруг протянул ленту тумана, и на секунду кот исчез. Когда он появился снова, глаза его по-прежнему пристально смотрели на Ивицу.
— Я когда-то сказал Холидею, что людям надо получше прислушиваться к тому, что говорят коты, ведь мы можем дать вам немало полезных советов. Я напомнил ему, что это наиболее распространенный среди людей порок: они слушают недостаточно внимательно. И тебе говорю то же самое.
— Я была внимательна, — ответила она, — но я не уверена, что поняла тебя. Дирк наклонил голову:
— Иногда понимание приходит со временем. Так. Ты готова?
Ивица сделала шаг вперед:
— Не бросай меня, Дирк. Что бы ни случилось, не бросай! Ты мне это обещаешь?
Дирк с Лесной опушки покачал головой:
— Коты не дают обещаний. Ты готова или нет? Ивица выпрямилась:
— Я на тебя полагаюсь. — Кот промолчал. — Да, — уверила она тогда. — Я готова.
Они вошли в узкий проход между домами, заполненный туманами, и мгновенно были ими проглочены. Ивица смотрела туда, где впереди шел Дирк, с трудом различимый сквозь дымку. Поначалу туманы были темными, но постепенно посветлели. Стены зданий исчезли, городские запахи пропали. В одно мгновение все вокруг них переменилось. Теперь они оказались в лесу, в мире огромных старых деревьев, чьи ветви сплетались вверху, закрывая небо. Трудно было продираться сквозь густые заросли кустарников и высоких папоротников. Пахло древними, забытыми временами. Воздух был переполнен запахами плесени и гниения и затянут туманным сумраком, окутавшим все вокруг, превращая лес в тени и полумрак. Ощущалось какое-то движение, но ничего нельзя было рассмотреть.
Дирк смело шел вперед, и Ивица следовала за ним. Она один раз попробовала оглянуться, но от города не осталось и следа. Она вышла из того мира и оказалась теперь в этом. Она в волшебных туманах, и все снова будет незнакомым.
Сначала Ивица услышала голоса, невнятный шепот и бормотание, доносившиеся из полумрака. Она силилась разобрать слова, но у нее ничего не получалось. Голоса то становились громче, то затихали, но все время оставались неразборчивыми. Дирк шел не отвлекаясь.
Потом она увидела лица: из теней стали возникать странные и необычные черты, резкие и угловатые, с волосами из моха и бровями из кукурузных рылец. Устремленные на нее взгляды были острыми как кинжалы, а тела — такими тонкими и легкими на вид, что казались почти воздушными. Эльфы то стремительно передвигались, то приостанавливались, то появлялись, то исчезали — вспышки жизни в переменчивом сумраке.
Дирк все шел.
Они вышли на поляну, окруженную деревьями, туманом и более густым сумраком. Дирк вышел на середину и остановился. Ивица последовала за ним и, повернувшись, обнаружила толпящийся повсюду народ эльфов. Их лица и тела прижимались к дымке, словно к стеклу.
Ей начали нашептывать голоса, тревожные, убеждающие:
«Добро пожаловать, королева Заземелья.
Добро пожаловать, потомок эльфов, на землю твоих предков.
Мир тебе, останься с нами ненадолго.
Посмотри, что может здесь ждать тебя с ребенком, которого ты носишь…»
И она вдруг оказалась на поле ярко-красных цветов, которых никогда в жизни не видела. Она несла на руках ребенка, малыша, тщательно закутанного в белое одеяльце, закрытого от яркого света. Запахи поля были удивительно богатыми и завораживающими, солнечный свет — ярким и успокаивающим. Она ощутила невероятную легкость и счастье, она была переполнена надеждой, а перед ней расстилался целый мир: поселки, и города, и хутора, весь его народ, вся его жизнь. Дитя шевельнулось у нее на руках. Она приподняла край одеяльца, чтобы взглянуть на лицо ребенка. Дитя смотрело на нее. Оно было похоже на нее. Оно было бесподобным.
— Ax! — вскрикнула Ивица и расплакалась от переполнившего ее счастья.
И тут она снова очутилась на поляне, в мире волшебных туманов, снова глядя в сумрак.
И голоса снова шептали:
«Так и будет, если ты пожелаешь.
Сделай свое счастье таким, каким ты хочешь, королева Заземелья. У тебя есть право. У тебя есть возможность.
Оставайся в туманах. Тут ты и твой ребенок будете в безопасности, в безопасности среди нас, и все будет так, как ты видела…»
Она тряхнула головой, сбитая с толку:
— В безопасности?!
«Останься с нами, потомок эльфов!
Стань снова такой, какими были твои предки!
Останься. Если ты останешься, твое видение осуществится…»
И тут ей открылась истина. Она поняла, какую цену ее просят заплатить, чтобы дитя ее оказалось таким, каким ей его показало видение. Но на самом деле это будет не так: ведь они оба будут жить в вымышленном мире, и все вокруг будет не чем иным, как произведением их фантазии. И она потеряет Бена. Конечно, о Бене никто не упоминал, потому что он не будет принят в эту землю обетованную: чужак, житель другого мира, который никогда не сможет стать частью жизни эльфов.
Она посмотрела на Дирка, но призматический кот не обращал на нее никакого внимания. Он сидел полуотвернувшись и старательно умывался. Его внешнее равнодушие было демонстративным и неслучайным.
Она снова взглянула на море лиц в тумане.
— Я не могу здесь оставаться. Мое место в Заземелье. Вы должны это знать. Выбор был сделан за меня еще очень давно. Я не могу вернуться сюда. Да и желания нет.
«Серьезная ошибка, королева Заземелья. Твой выбор касается и дитя. Как насчет ребенка?»
Голоса зазвучали по-другому, более настойчиво. Она уняла поднимающийся было страх перед тем, что это может означать.
— Когда мой ребенок станет достаточно взрослым, чтобы судить обо всем самостоятельно, он сам примет решение.
Раздался общий ропот, звучавший неодобрительно. Он говорил о недовольстве и плохо скрытом гневе, о дурных намерениях.
Ивица напряженно выпрямилась.
— Вы дадите мне почву, которая нужна моему ребенку? — спросила она.
Шепот сменился молчанием. Потом один голос ответил за всех:
«Конечно. Тебе была обещана почва, когда ты сюда шла. Ты можешь взять ее. Но, чтобы это получилось, ты сначала должна сделать ее своей…
Земля эльфов не может выходить из туманов, пока берущий ее не воздал ей хвалу и не принял в свои объятия…»
Ивица снова взглянула на Дирка. Никакой реакции. Кот по-прежнему умывался, словно в мире не было ничего более важного.
— Что нужно для этого? — спросила она у лиц. «То, что в твоей крови, девочка-сильфида. Танцуй, как тебя научила танцевать твоя мать, лесная нимфа. Танцуй на земле, на которой стоишь. Когда ты это сделаешь, она станет твоей собственной и ты сможешь взять ее и уйти из наших туманов…»
Ивица застыла, пораженная такими словами. Танцевать? За этим что-то кроется. Она это ощущала, она была в этом уверена. Но никак не могла понять, что именно.
«Танцуй, королева Заземелья, если хочешь получить нашу землю для своего ребенка…
Танцуй, если хочешь закончить свой трудный путь и родить…
Танцуй, Ивица из потомков эльфов…
Танцуй…»
И она послушалась. Начала она медленно: несколько осторожных шагов, чтобы посмотреть, что будет, несколько небольших движений, чтобы проверить, все ли в порядке. Ее одежда казалась тяжелой и обременительной, но она решила не снимать ее, как сделала бы при других обстоятельствах. Она хотела быть готовой на тот случай, если произойдет что-то неожиданное. Но ничего не произошло. Она еще протанцевала, сделав побольше шагов и более сложные движения. Ее тревога и настороженность слегка улеглись, уступив место удовольствию от танца, — она всегда так любила танцевать! Лица эльфов, казалось, отступили в туман; острые глаза и тонкие носы, веревочные волосы, руки и ноги, похожие на палки, словно кусочки света и движения, вернулись в полумрак. Только что они были здесь — и вдруг исчезли. Она оказалась одна. Если не считать Дирка, который внимательно наблюдал за нею со стороны. Он застыл, словно был вытесан из камня.
Она начала танцевать быстрее, вдруг захваченная потоком шагов, ритмом движений, радостью, которая завихрилась и поднялась у нее в душе. Ей вдруг показалось, что здесь, в волшебных туманах, она может танцевать виртуознее, изящнее, грациознее, чем в реальном мире. Ее усилия были вознаграждены успехом, превосходившим все, что она прежде знала. Ее радость росла по мере исполнения все более сложных фигур: она кружилась и вертелась, подскакивала и выгибалась, легкая, как воздух, быстрая, как ветер. Она танцевала и понимала, что вдруг стала танцевать гораздо лучше, чем когда-либо удавалось ее матери, что она за секунды освоила то, над чем ее мать билась всю свою жизнь.
Теперь она сбросила с себя одежду, забыв об опасениях, отказавшись от осторожности и сдержанности. Через мгновение она уже была полностью обнажена.
Она летала по поляне, оставшись одна в своем полете через туман и полумрак, забыв обо всем. Да, этот танец был всем, чего она могла бы желать! Да, он даст ей то, на что она никогда не надеялась! Она приподнималась и опускалась, и снова приподнималась, и танцевала все темпераментнее. Перед ее глазами возникли радужно-яркие краски, свежие, словно цветы в огромном, безграничном саду, тщательно подобранные и невообразимо благоуханные. Она парила над ними, как птица, была свободна, как ветер. С ней рядом были другие птицы, ярко расцвеченные, дивно поющие. Они летели рядом, показывая ей путь. Она поднялась из сада прямо в небо, направляясь к солнцу, к небесам. Ее танец нес ее, увлекал все дальше, давал ей крылья.
Она могла видеть то, что желала: любую возможность, любую надежду. Они все были здесь, и все принадлежали ей. Она танцевала, забыв про все на свете. Она больше не помнила, где она находится и почему она здесь. Она больше не помнила о Бене и своем ребенке. Танец затмил всех. Танец стал для нее целым миром.
Из окруживших поляну туманов за ней наблюдали эльфы и, невидимые, улыбались друг другу.
Тут Ивица могла бы пропасть, оказаться навеки в сетях своего танца, если бы Дирк не чихнул. Казалось, для этого не было причины: это вышло просто случайно. Это был крошечный звук, но его хватило, чтобы вернуть ее из пропасти. На долю секунды она увидела краем глаза призматического кота — и вспомнила. Она увидела, что он смотрит на нее, и его прямой непроницаемый взгляд был открытым осуждением. Что он сказал ей? Она спросила его о ловушках, и он предостерег ее: люди обычно попадают в те, что сделали сами. Да, как эта. Этот танец.
Но она не могла остановиться. Она была слишком захвачена его наслаждением и его чудом, чтобы прекратить движение. Она сделала как раз то, против чего он ее предостерегал: поймала сама себя и теперь не может высвободиться. Она поняла, что именно это и задумали для нее эльфы — чтобы она танцевала и танцевала без устали и никогда бы не ушла. Здесь родится ее дитя, здесь, в волшебных туманах, и когда оно родится, то будет принадлежать им. Они оба навсегда будут принадлежать эльфам. Почему? Почему им этого хочется? Ответа она не знала.
Ее мысли разлетелись, и какие-то секунды она снова была на грани того, чтобы соскользнуть обратно в сны. Но, кружась по поляне, она не спускала глаз с Дирка, видела, как он смотрит на нее, и отчаянно старалась придумать, что ей делать. Танцевать всегда? Она никак не может остановиться. Но она должна! Должна! Она не допустит, чтобы такое с ней случилось, сказала она себе. Она найдет способ высвободиться.
Бен. Если бы Бен был здесь, он бы ей помог. Бен, на которого она всегда может рассчитывать, который мысленно всегда с нею, который навечно соединен с ней клятвой. Бен — сила, которая поддерживала ее тогда, когда не оставалось ничего больше. Он всегда приходит ей на помощь. Всегда.
Но как он может прийти к ней на сей раз?
«Бен!»
Она что, позвала его вслух? Ивица точно не знала. Просто почувствовала, что Дирк отдаляется. Она уже еле различала его сквозь завесу танца, сквозь волшебство, захватившее ее в плен.
«Бен!»
И на одну только секунду он оказался рядом — мелькнули, появившись из времени и пространства, его лицо, его глаза. Он был здесь — все еще далеко, но досягаем.
Ивица вдруг увидела возможность вырваться. Она , обратит волшебство эльфов себе на пользу, применит его по-своему. Оно приготовило ей ловушку, и она позволила это, но выход все же существует. Танец — это сон, а сон можно изменить, если у нее хватит силы. Она еще не совсем пропала — пока. Если она сама этого не захочет. Если не забудет.
Она закрыла глаза и в вихре танца позвала Бена Холидея. Она может вообразить его, как могла вообразить и все остальное. Это — волшебство мира эльфов. Если она прогонит свой страх, она сможет управлять видениями, овладеть ими, воздействовать на их направление. Вот какой урок когда-то преподал Бен. Вот почему ее и предостерегал Дирк. Используй волшебство, чтобы освободиться. Используй танец, чтобы вырваться.
— Бен!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35