В голову лезли страшные мысли. Она напрасно гнала их… Внезапный развод сына со Златой потряс ее быстротой и легкостью, с которой Дмитрий решился уйти от жены. Чем-то она его не устраивала, это ясно. Но почему он поселился отшельником, перестал ходить в офис, совершенно остыл к работе?
– Я хочу написать роман, мама, – объяснил он. – Мне с детства не давали покоя лавры Байрона. Кто бы сейчас помнил об этом члене палаты лордов, если бы не его стихи?
– Но… Димочка… у тебя нет поэтического дара…
– Я не собираюсь сочинять поэму! Я буду работать в прозе. И не вздумайте мне мешать. Не то уеду куда глаза глядят, запрусь в какой-нибудь тьмутаракани, и больше вы обо мне не услышите. Пока не выйдет эпопея!
– Что, сынок?
– Эпопея, мама! Литературное произведение, повествующее о крупных исторических событиях…
Его слова так не вязались с образом жизни богатого, избалованного молодого человека, который привык ни в чем себе не отказывать, что у Марины Ивановны перехватило дыхание от страшной догадки. Сын пал жертвой сектантов! Они заманивали в свои сети обеспеченных людей, чтобы напустить на них дурману и завладеть имуществом. Но как Димка – умница и скептик – мог покуситься на их приманки? Она только диву давалась.
– Дима заболел, – плакала у нее в гостиной Злата. – Стал просто невменяемым! Это у бизнесменов бывает – от переутомления и сильного психического напряжения. Я советовалась с врачом, он перечислил похожие симптомы. Диму надо лечить! Но он и слышать не хочет о лекарствах…
– Желание развестись – еще не признак безумия, – заявил тогда Сергей Михайлович.
Он был на стороне невестки, однако не мог позволить называть своего сына сумасшедшим. Мало ли, что в жизни случается? Бывает, мужики из-за красивой бабенки голову теряют. А Дима всегда был падок на женскую красоту.
Господин Евланов принялся осторожно разузнавать, куда тот ходит, с кем встречается, кто его новая пассия. Результат ошеломил. Дмитрий жил уединенно, никого к себе не водил; его часто видели в парке Сокольники, в глубокой задумчивости прогуливающимся по тенистым аллеям. Похоже, он действительно вынашивал замысел романа.
Сергей Михайлович поделился своими выводами с супругой.
– Почему бы нам не оставить его в покое? Пусть парень пишет книгу, если ему приспичило. Побалуется – и вернется к делам. Какой из него писатель? Ему скоро надоест, вот увидишь.
Госпожа Евланова кивала, но в ее глазах стояли слезы.
«А вдруг на него порчу навели? – думала она. – Сейчас ведьмаков развелось, что саранчи. Сама же Злата и заказала «черный заговор»! От ненависти, от злобного бессилия…»
Материнское сердце подсказывало Марине Ивановне: с сыном не все ладно. Затягивает его в темную пучину…
Вот бы заглянуть в будущее хоть одним глазком, приоткрыть завесу времени. Может, тогда удастся предотвратить беду?
Она обращалась к гадалке давным-давно, перед свадьбой. Будет ли она счастлива с Сережей, все ли у них сложится благополучно? Тогдашнее пророчество сбылось. Правда, гадалка предупредила Марину о какой-то неведомой опасности, подстерегающей ее семью. С годами слова провидицы выветрились из памяти Марины Ивановны. Всплыли только сейчас…
* * *
– Ты выезжаешь?
– Да, уже скоро.
– Один?
– Жена остается на даче.
– Когда ты будешь в Москве?
– Думаю, через час.
На этом навязчивый сон Леры прерывался, она открывала глаза и лежала до утра в прострации. От неудобной подушки ныла шея, затекал затылок. По потолку проплывали полосы света и тени. Где-то этажом выше плакал младенец. Под его приглушенные всхлипы Лера вспоминала, что произошло после последних слов любовника…
Их встреча так и не состоялась. Теперь уже никогда не состоится.
«Любил ли он меня? – сомневалась Лера. – Или просто развлекался? Кем я была для него – женщиной, с которой хорошо в постели?»
Она собиралась поговорить с ним начистоту… Не успела. Пуля убийцы оборвала его жизнь. В тот же день об этой смерти трубили в новостях, писали в газетах. Журналисты рвали на части лакомый кусочек, окрестив гибель известного человека «Загородной трагедией». Периодические издания пестрели зловещими заголовками, на первых полосах помещали крупным планом его портрет.
К гробу с телом погибшего пришли толпы москвичей. Лера, закутавшись в черный платок и спрятав опухшие глаза за темными очками, прощалась с возлюбленным, как посторонняя, одна из многих, которые унылой чередой брели мимо уставленного цветами и венками постамента. На кладбище она не поехала, плакала дома, зарывшись лицом в подушку, перебирала в памяти их короткие разговоры, его нервозность, рассеянность. Может быть, он предчувствовал свою смерть?
– Ты слишком рискуешь, – говорила она.
– Такова моя работа.
– Не боишься, что на тебя «наедут»?
– Отобьюсь. Не впервой!
Он все же стал другим: осторожным, подозрительным. Раньше никогда не беспокоился, оставляя машину где попало, ходил, не оглядываясь. Считал себя заговоренным. Хвалился:
– Меня бабка в детстве к знахарке водила. Та обряд сотворила, оберегающий от всякой напасти на земле, в воде и в воздухе. Теперь мне ничто не страшно. Кроме укуса змеи! Но в Москве змеи не водятся, а в жаркие страны я не езжу – зарекся.
Ему начали сниться тревожные сны. Спасался коньяком, крепкими кубинскими сигарами, до которых был большой охотник. Наполовину опустошенная коробка так и осталась у Леры на туалетном столике. Она открывала ее и вдыхала пряный, острый запах скрученных вручную табачных листьев, даже пробовала курить. Одной затяжки хватило. Откашлявшись, она решила не испытывать бронхи и легкие на прочность. После перенесенной астмы, которую с трудом удалось вылечить, табачный дым был ей противопоказан.
Когда первая волна горя схлынула и к Лере вернулись здравые мысли, она перевернула всю свою квартиру вверх дном. Если ее возлюбленного убили из-за каких-то материалов, то где гарантия, что они не спрятаны в шкафу или под ковром? Не хватало, чтобы диск или флэшка стоили ей жизни! Тот, кто пошел на убийство, ни перед чем не остановится. Один труп или два, три… какая разница? Она смотрела по телику многочисленные сериалы, где ничего не подозревающие люди становились жертвами преступников, которые искали «накопанный» на них компромат.
Не обнаружив дома электронных носителей опасной информации, Лера почему-то не успокоилась. Преступники ведь об этом не знают. Вдруг они явятся к ней и…
О худшем думать не хотелось. Она еще раз методично осмотрела каждый укромный уголок квартиры. «Если что-то найду – отдам добровольно. Только кому?»
Лера работала продавщицей в магазине фототоваров. Там она с ним и познакомилась: он приобрел дорогую фотокамеру, потом пришел ее менять… Слово за слово, хорошенькая длинноногая брюнетка приглянулась придирчивому покупателю.
– А я вас узнала! – ослепительно улыбалась она. – Видела ваше выступление на ток-шоу.
Ему это польстило. Он же не кинозвезда и не эстрадный певец, чтобы его узнавали в лицо. Молоденькая, восторженная, красивая, не обремененная умом женщина без личных амбиций, чего еще желать женатому мужчине? У них завязался легкий, веселый любовный роман. Трагический конец не был предусмотрен…
Лера не могла до конца поверить в его смерть даже после того, как прошла мимо гроба. Ей казалось, там лежит бледная желтая кукла, одетая в мужской костюм, а он прячется где-то неподалеку и вот-вот положит руку ей на плечо, окликнет и чмокнет в залитую слезами щеку со словами: «Ты что, поверила в эту бутафорию? Опомнись, дорогая. Не узнаю тебя в этих черных шмотках. Немедленно сними и выбрось!»
Она так отчетливо услышала тогда его голос возле самого уха, что вздрогнула и судорожно оглянулась. Вокруг были понурые скорбные физиономии чужих людей, запах цветов и елки щекотал ноздри. Она чихнула под негодующий ропот пришедших проститься с ним. Его жена черным изваянием застыла в окружении «родных и близких». Лера, словно подавленная тяжестью греха, втянула голову в плечи и поспешно проскользнула к выходу из траурного зала.
На улице ей стало легче, все происшедшее уже виделось в ином свете – какой-то страшной картинкой из черно-белого фильма, которая промелькнула и пропала, оставив горький осадок в душе. Неподвижный труп в гробу не имел ничего общего с мужчиной, целовавшим и обнимавшим ее под «Времена года» Вивальди… «Разве тебя не возбуждают скрипки?» – шептал он, и ее охватывала страстная истома…
– За что они убили тебя? – спрашивала она каждый раз, когда он являлся ей во сне.
И каждый раз он отворачивался, отводил взгляд. Порывался предостеречь, но растворялся в тумане, увлекаемый неведомой силой.
– Он что-то скрыл от меня, – твердила Лера. – Что-то унес с собой. Тайну, которая может отнять у меня жизнь, так же как у него.
Леру пугали тайны. Ее ум пользовался ограниченным набором данных, необходимых для более-менее сносного существования в большом городе, – дальше здоровья, бытовых проблем и работы мысли не простирались. Личные отношения, любовь, секс относились к сфере чувств, которые она просто испытывала, не углубляясь в тонкости. Смерть близкого человека произвела в ее сознании эффект урагана. Стихия улеглась, а разрушения и страх остались…
Лера стала бояться темноты, одиночества и шагов за спиной. В каждом покупателе она подозревала преступника, а в случайном прохожем – крадущегося за ней убийцу.
– Я ничего не знаю! – бормотала она как заклинание, способное уберечь ее от опасности. – Он ничего мне не говорил! Он был скрытным, как агент иностранной разведки.
Она долго топталась у подъезда, поджидая, пока кто-нибудь из жильцов откроет дверь, чтобы вместе войти. У квартиры, прежде чем вставить ключ в замок, прислушивалась, не идет ли кто-нибудь по лестнице. Дома она чуть ли не под кровать заглядывала, чтобы удостовериться, не прячется ли там злоумышленник.
Вечера тянулись однообразной унылой чередой, и Лера взяла за правило приглашать подругу на чашку чая. Вдвоем было не так страшно.
– Ой, у тебя открыто… – однажды заметила подруга и потянула дверь на себя. – Гости, что ли, приехали?
Лера задохнулась от ужаса. Никто не мог прийти к ней и открыть дверь своими ключами. Родители жили в Новосибирске, а эта квартира досталась ей от бабушки, которая умерла несколько лет назад. На семейном совете постановили, что Лера поедет ухаживать за старушкой, потому что школу поменять легче, чем работу. Так она осталась в столице.
– Погоди! Это воры, наверное… Вызывай милицию!
У Леры подкосились ноги, и она сползла по стене, усевшись на немытые плитки пола. Подруга, напарница, с которой они вместе продавали фототовары, – оказалась не из робких.
– Давай сначала поглядим. Может, ты сама забыла дверь запереть? Поднимем панику зря, нам же и влетит!
Пока Лера хватала ртом воздух, храбрая девушка проскользнула внутрь. В квартире все было разбросано. Если здесь и побывали грабители, то уже унесли похищенное.
– Лерка! Иди, не бойся! – крикнула напарница. – Тут никого нет!
Они проверили, на месте ли богатства, накопленные Лерой: немного денег и золотые украшения, подаренные родителями. Все лежало в деревянной шкатулке с лаковой росписью.
– Гляди-ка, не тронули… Чего ж они искали? Доллары?
– Откуда у меня доллары?
Лера, на удивление подруги, не обрадовалась, а как будто еще сильнее расстроилась.
– Раз ничего не пропало, милицию вызывать незачем, – рассудила она.
– Ты хоть замок смени. Видать, хулиганы какие-то забрались, напакостили и смылись.
– Скажи еще, наркоманы!
– Может, и они. Странно только, что деньги и золото не взяли.
Лера опустилась на колени и бережно собрала в коробку рассыпанные по ковру кубинские сигары. Она чувствовала – смерть любовника разделила ее жизнь на «до» и «после». Теперь неизвестно, как будут развиваться события. Бросить к черту работу в магазине, уехать к родителям в Новосибирск, сдав эту квартиру? Забыть Москву, шумную столичную жизнь, жаркие ласки чужого мужа и его внезапную гибель?
– Ты очумела совсем? – уставилась на нее напарница. – Все в Москву едут! Здесь хоть платят нормально, тем более у тебя жилье свое, снимать не надо. Ну, подруга, ты даешь! Хочешь, я к тебе переберусь? Меня предки так достают, мало не покажется. Будем за коммунальные пополам рассчитываться, готовить по очереди…
Что бы она сказала, признайся Лера, кто был ее возлюбленным, который изредка приходил сюда, стоял у этого окна, курил, выпуская дым в форточку, пил коньяк из мельхиорового стаканчика, о чем-то думал?..
Вопиющая нелепость смерти потрясла Леру своей непоправимостью, невозможностью ничего вернуть и до конца это осознать…
Глава 3
Из-за временных финансовых трудностей заказов в конструкторском бюро «Карелин» поубавилось. Матвей не огорчился, скорее обрадовался. У него освободилось время для досуга, и он стал чаще приглашать Астру то на прогулки, то в театр. В конце августа они съездили в Глинки, полюбовались на бывшую усадьбу графа Брюса.
В отцветающем буйстве лета уже проглядывало тусклое золото осени. На воде плавали медные листья осин, в аллеях ощущалась сырая прохлада. Пахло поспевающей рябиной, грибами, увяданием. Под ногами попадались зеленые желуди.
Астра восхищалась старым домом и парком, где все напоминало о прошлом, о неторопливом, размеренном быте помещиков, о мягкой красоте русской природы, о тишине, располагающей к размышлениям.
– Как бы я хотела здесь жить!
– У вас же есть загородный дом…
– Современные коттеджи, даже большие, похожие на дворцы, – совсем не то! – возразила она. – Другие линии, формы. Энергетика другая.
Ельцовы не раз предлагали дочери поселиться у них, но Астра и слышать об этом не желала. Она решила жить самостоятельно, в квартире на Ботанической улице. Две комнаты и кухня – вполне достаточно для одинокой женщины.
В ее гостиной висели две картины, напоминающие о расследовании дела Сфинкса – мастерски исполненная копия «Ласк» Кнопфа и портрет хозяйки, написанный погибшим художником Домниным[2]. Оба полотна неизменно привлекали внимание каждого, кто приходил в эту квартиру. Матвей сам часто задумывался, вглядываясь в черты той Астры, которую увидел и написал Домнин. До конца ли он понимает ее?
На картине она сидела спиной, одетая в черный атлас и кружева, а ее лицо художник изобразил отраженным в зеркале. Овальная рама зеркала и картины повторяли друг друга, создавая игру реальностей. Зрителю как бы предлагался образ, который можно увидеть глазами женщины. Она смотрит сама на себя, и третий только мешает их сакральному общению.
– У меня мурашки идут по коже от этого портрета, – признавался Матвей.
– А я его люблю…
Еще бы! Домнин с дьявольской точностью уловил ее натуру – ускользающую от прямого взгляда, обманчивую, многоликую, как пляшущие огоньки свечей, окружающие ее на полотне. Впрочем, живая Астра любила огонь не меньше, чем нарисованная. Она покупала свечи везде, где только могла, и зажигала их повсюду, презирая правила пожарной безопасности.
– Ты уже чуть не сгорела однажды!
Астру это не смущало. Огонь был ее стихией, и она его не боялась. То, что она едва не погибла в пламени, объявшем дом баронессы Гримм, не сделало ее осторожней.
Сегодня Матвей отменил тренировку в клубе, чтобы прийти к ней на Ботаническую. Астра позвонила еще в обед, предупредила о визите клиентки.
– Намечается новое дело, – сказала она. – Госпожа Евланова придет в семь часов вечера. Тебе не мешало бы присутствовать, слышать все подробности из первых уст куда надежнее, чем в моей интерпретации.
Карелин ощутил прилив энтузиазма. После того как они вернулись из Крыма, его мозги застоялись и требовали упражнений. Не только мышцы, но и ум, пребывающий в бездействии, теряет тонус.
– Кто такая Евланова и что у нее стряслось? – спросил он.
Частный сыск, замешенный на мистике и древних тайнах, все сильнее затягивал его. Без этого бодрящего «напитка» жизнь казалась скучной и монотонной.
– Она не захотела говорить по телефону. Придет – узнаем.
– Банк «Евланов и партнеры» случайно не имеет к ней отношения?
Астра пожала плечами. Мало ли однофамильцев?
Время до семи часов пролетело незаметно. Они успели запечь свиные ребрышки и поужинать, когда в дверь позвонили. На пороге стояла дородная дама в костюме из светлого кашемира, фисташковый шарф в тон туфель и сумочки подчеркивал ее непринужденную элегантность. Пройдя в гостиную, она увидела Матвея и растерялась. Прирожденный такт не позволил ей сразу же отказаться от беседы.
– Мы договаривались о строгой конфиденциальности…
– Так и будет.
1 2 3 4 5
– Я хочу написать роман, мама, – объяснил он. – Мне с детства не давали покоя лавры Байрона. Кто бы сейчас помнил об этом члене палаты лордов, если бы не его стихи?
– Но… Димочка… у тебя нет поэтического дара…
– Я не собираюсь сочинять поэму! Я буду работать в прозе. И не вздумайте мне мешать. Не то уеду куда глаза глядят, запрусь в какой-нибудь тьмутаракани, и больше вы обо мне не услышите. Пока не выйдет эпопея!
– Что, сынок?
– Эпопея, мама! Литературное произведение, повествующее о крупных исторических событиях…
Его слова так не вязались с образом жизни богатого, избалованного молодого человека, который привык ни в чем себе не отказывать, что у Марины Ивановны перехватило дыхание от страшной догадки. Сын пал жертвой сектантов! Они заманивали в свои сети обеспеченных людей, чтобы напустить на них дурману и завладеть имуществом. Но как Димка – умница и скептик – мог покуситься на их приманки? Она только диву давалась.
– Дима заболел, – плакала у нее в гостиной Злата. – Стал просто невменяемым! Это у бизнесменов бывает – от переутомления и сильного психического напряжения. Я советовалась с врачом, он перечислил похожие симптомы. Диму надо лечить! Но он и слышать не хочет о лекарствах…
– Желание развестись – еще не признак безумия, – заявил тогда Сергей Михайлович.
Он был на стороне невестки, однако не мог позволить называть своего сына сумасшедшим. Мало ли, что в жизни случается? Бывает, мужики из-за красивой бабенки голову теряют. А Дима всегда был падок на женскую красоту.
Господин Евланов принялся осторожно разузнавать, куда тот ходит, с кем встречается, кто его новая пассия. Результат ошеломил. Дмитрий жил уединенно, никого к себе не водил; его часто видели в парке Сокольники, в глубокой задумчивости прогуливающимся по тенистым аллеям. Похоже, он действительно вынашивал замысел романа.
Сергей Михайлович поделился своими выводами с супругой.
– Почему бы нам не оставить его в покое? Пусть парень пишет книгу, если ему приспичило. Побалуется – и вернется к делам. Какой из него писатель? Ему скоро надоест, вот увидишь.
Госпожа Евланова кивала, но в ее глазах стояли слезы.
«А вдруг на него порчу навели? – думала она. – Сейчас ведьмаков развелось, что саранчи. Сама же Злата и заказала «черный заговор»! От ненависти, от злобного бессилия…»
Материнское сердце подсказывало Марине Ивановне: с сыном не все ладно. Затягивает его в темную пучину…
Вот бы заглянуть в будущее хоть одним глазком, приоткрыть завесу времени. Может, тогда удастся предотвратить беду?
Она обращалась к гадалке давным-давно, перед свадьбой. Будет ли она счастлива с Сережей, все ли у них сложится благополучно? Тогдашнее пророчество сбылось. Правда, гадалка предупредила Марину о какой-то неведомой опасности, подстерегающей ее семью. С годами слова провидицы выветрились из памяти Марины Ивановны. Всплыли только сейчас…
* * *
– Ты выезжаешь?
– Да, уже скоро.
– Один?
– Жена остается на даче.
– Когда ты будешь в Москве?
– Думаю, через час.
На этом навязчивый сон Леры прерывался, она открывала глаза и лежала до утра в прострации. От неудобной подушки ныла шея, затекал затылок. По потолку проплывали полосы света и тени. Где-то этажом выше плакал младенец. Под его приглушенные всхлипы Лера вспоминала, что произошло после последних слов любовника…
Их встреча так и не состоялась. Теперь уже никогда не состоится.
«Любил ли он меня? – сомневалась Лера. – Или просто развлекался? Кем я была для него – женщиной, с которой хорошо в постели?»
Она собиралась поговорить с ним начистоту… Не успела. Пуля убийцы оборвала его жизнь. В тот же день об этой смерти трубили в новостях, писали в газетах. Журналисты рвали на части лакомый кусочек, окрестив гибель известного человека «Загородной трагедией». Периодические издания пестрели зловещими заголовками, на первых полосах помещали крупным планом его портрет.
К гробу с телом погибшего пришли толпы москвичей. Лера, закутавшись в черный платок и спрятав опухшие глаза за темными очками, прощалась с возлюбленным, как посторонняя, одна из многих, которые унылой чередой брели мимо уставленного цветами и венками постамента. На кладбище она не поехала, плакала дома, зарывшись лицом в подушку, перебирала в памяти их короткие разговоры, его нервозность, рассеянность. Может быть, он предчувствовал свою смерть?
– Ты слишком рискуешь, – говорила она.
– Такова моя работа.
– Не боишься, что на тебя «наедут»?
– Отобьюсь. Не впервой!
Он все же стал другим: осторожным, подозрительным. Раньше никогда не беспокоился, оставляя машину где попало, ходил, не оглядываясь. Считал себя заговоренным. Хвалился:
– Меня бабка в детстве к знахарке водила. Та обряд сотворила, оберегающий от всякой напасти на земле, в воде и в воздухе. Теперь мне ничто не страшно. Кроме укуса змеи! Но в Москве змеи не водятся, а в жаркие страны я не езжу – зарекся.
Ему начали сниться тревожные сны. Спасался коньяком, крепкими кубинскими сигарами, до которых был большой охотник. Наполовину опустошенная коробка так и осталась у Леры на туалетном столике. Она открывала ее и вдыхала пряный, острый запах скрученных вручную табачных листьев, даже пробовала курить. Одной затяжки хватило. Откашлявшись, она решила не испытывать бронхи и легкие на прочность. После перенесенной астмы, которую с трудом удалось вылечить, табачный дым был ей противопоказан.
Когда первая волна горя схлынула и к Лере вернулись здравые мысли, она перевернула всю свою квартиру вверх дном. Если ее возлюбленного убили из-за каких-то материалов, то где гарантия, что они не спрятаны в шкафу или под ковром? Не хватало, чтобы диск или флэшка стоили ей жизни! Тот, кто пошел на убийство, ни перед чем не остановится. Один труп или два, три… какая разница? Она смотрела по телику многочисленные сериалы, где ничего не подозревающие люди становились жертвами преступников, которые искали «накопанный» на них компромат.
Не обнаружив дома электронных носителей опасной информации, Лера почему-то не успокоилась. Преступники ведь об этом не знают. Вдруг они явятся к ней и…
О худшем думать не хотелось. Она еще раз методично осмотрела каждый укромный уголок квартиры. «Если что-то найду – отдам добровольно. Только кому?»
Лера работала продавщицей в магазине фототоваров. Там она с ним и познакомилась: он приобрел дорогую фотокамеру, потом пришел ее менять… Слово за слово, хорошенькая длинноногая брюнетка приглянулась придирчивому покупателю.
– А я вас узнала! – ослепительно улыбалась она. – Видела ваше выступление на ток-шоу.
Ему это польстило. Он же не кинозвезда и не эстрадный певец, чтобы его узнавали в лицо. Молоденькая, восторженная, красивая, не обремененная умом женщина без личных амбиций, чего еще желать женатому мужчине? У них завязался легкий, веселый любовный роман. Трагический конец не был предусмотрен…
Лера не могла до конца поверить в его смерть даже после того, как прошла мимо гроба. Ей казалось, там лежит бледная желтая кукла, одетая в мужской костюм, а он прячется где-то неподалеку и вот-вот положит руку ей на плечо, окликнет и чмокнет в залитую слезами щеку со словами: «Ты что, поверила в эту бутафорию? Опомнись, дорогая. Не узнаю тебя в этих черных шмотках. Немедленно сними и выбрось!»
Она так отчетливо услышала тогда его голос возле самого уха, что вздрогнула и судорожно оглянулась. Вокруг были понурые скорбные физиономии чужих людей, запах цветов и елки щекотал ноздри. Она чихнула под негодующий ропот пришедших проститься с ним. Его жена черным изваянием застыла в окружении «родных и близких». Лера, словно подавленная тяжестью греха, втянула голову в плечи и поспешно проскользнула к выходу из траурного зала.
На улице ей стало легче, все происшедшее уже виделось в ином свете – какой-то страшной картинкой из черно-белого фильма, которая промелькнула и пропала, оставив горький осадок в душе. Неподвижный труп в гробу не имел ничего общего с мужчиной, целовавшим и обнимавшим ее под «Времена года» Вивальди… «Разве тебя не возбуждают скрипки?» – шептал он, и ее охватывала страстная истома…
– За что они убили тебя? – спрашивала она каждый раз, когда он являлся ей во сне.
И каждый раз он отворачивался, отводил взгляд. Порывался предостеречь, но растворялся в тумане, увлекаемый неведомой силой.
– Он что-то скрыл от меня, – твердила Лера. – Что-то унес с собой. Тайну, которая может отнять у меня жизнь, так же как у него.
Леру пугали тайны. Ее ум пользовался ограниченным набором данных, необходимых для более-менее сносного существования в большом городе, – дальше здоровья, бытовых проблем и работы мысли не простирались. Личные отношения, любовь, секс относились к сфере чувств, которые она просто испытывала, не углубляясь в тонкости. Смерть близкого человека произвела в ее сознании эффект урагана. Стихия улеглась, а разрушения и страх остались…
Лера стала бояться темноты, одиночества и шагов за спиной. В каждом покупателе она подозревала преступника, а в случайном прохожем – крадущегося за ней убийцу.
– Я ничего не знаю! – бормотала она как заклинание, способное уберечь ее от опасности. – Он ничего мне не говорил! Он был скрытным, как агент иностранной разведки.
Она долго топталась у подъезда, поджидая, пока кто-нибудь из жильцов откроет дверь, чтобы вместе войти. У квартиры, прежде чем вставить ключ в замок, прислушивалась, не идет ли кто-нибудь по лестнице. Дома она чуть ли не под кровать заглядывала, чтобы удостовериться, не прячется ли там злоумышленник.
Вечера тянулись однообразной унылой чередой, и Лера взяла за правило приглашать подругу на чашку чая. Вдвоем было не так страшно.
– Ой, у тебя открыто… – однажды заметила подруга и потянула дверь на себя. – Гости, что ли, приехали?
Лера задохнулась от ужаса. Никто не мог прийти к ней и открыть дверь своими ключами. Родители жили в Новосибирске, а эта квартира досталась ей от бабушки, которая умерла несколько лет назад. На семейном совете постановили, что Лера поедет ухаживать за старушкой, потому что школу поменять легче, чем работу. Так она осталась в столице.
– Погоди! Это воры, наверное… Вызывай милицию!
У Леры подкосились ноги, и она сползла по стене, усевшись на немытые плитки пола. Подруга, напарница, с которой они вместе продавали фототовары, – оказалась не из робких.
– Давай сначала поглядим. Может, ты сама забыла дверь запереть? Поднимем панику зря, нам же и влетит!
Пока Лера хватала ртом воздух, храбрая девушка проскользнула внутрь. В квартире все было разбросано. Если здесь и побывали грабители, то уже унесли похищенное.
– Лерка! Иди, не бойся! – крикнула напарница. – Тут никого нет!
Они проверили, на месте ли богатства, накопленные Лерой: немного денег и золотые украшения, подаренные родителями. Все лежало в деревянной шкатулке с лаковой росписью.
– Гляди-ка, не тронули… Чего ж они искали? Доллары?
– Откуда у меня доллары?
Лера, на удивление подруги, не обрадовалась, а как будто еще сильнее расстроилась.
– Раз ничего не пропало, милицию вызывать незачем, – рассудила она.
– Ты хоть замок смени. Видать, хулиганы какие-то забрались, напакостили и смылись.
– Скажи еще, наркоманы!
– Может, и они. Странно только, что деньги и золото не взяли.
Лера опустилась на колени и бережно собрала в коробку рассыпанные по ковру кубинские сигары. Она чувствовала – смерть любовника разделила ее жизнь на «до» и «после». Теперь неизвестно, как будут развиваться события. Бросить к черту работу в магазине, уехать к родителям в Новосибирск, сдав эту квартиру? Забыть Москву, шумную столичную жизнь, жаркие ласки чужого мужа и его внезапную гибель?
– Ты очумела совсем? – уставилась на нее напарница. – Все в Москву едут! Здесь хоть платят нормально, тем более у тебя жилье свое, снимать не надо. Ну, подруга, ты даешь! Хочешь, я к тебе переберусь? Меня предки так достают, мало не покажется. Будем за коммунальные пополам рассчитываться, готовить по очереди…
Что бы она сказала, признайся Лера, кто был ее возлюбленным, который изредка приходил сюда, стоял у этого окна, курил, выпуская дым в форточку, пил коньяк из мельхиорового стаканчика, о чем-то думал?..
Вопиющая нелепость смерти потрясла Леру своей непоправимостью, невозможностью ничего вернуть и до конца это осознать…
Глава 3
Из-за временных финансовых трудностей заказов в конструкторском бюро «Карелин» поубавилось. Матвей не огорчился, скорее обрадовался. У него освободилось время для досуга, и он стал чаще приглашать Астру то на прогулки, то в театр. В конце августа они съездили в Глинки, полюбовались на бывшую усадьбу графа Брюса.
В отцветающем буйстве лета уже проглядывало тусклое золото осени. На воде плавали медные листья осин, в аллеях ощущалась сырая прохлада. Пахло поспевающей рябиной, грибами, увяданием. Под ногами попадались зеленые желуди.
Астра восхищалась старым домом и парком, где все напоминало о прошлом, о неторопливом, размеренном быте помещиков, о мягкой красоте русской природы, о тишине, располагающей к размышлениям.
– Как бы я хотела здесь жить!
– У вас же есть загородный дом…
– Современные коттеджи, даже большие, похожие на дворцы, – совсем не то! – возразила она. – Другие линии, формы. Энергетика другая.
Ельцовы не раз предлагали дочери поселиться у них, но Астра и слышать об этом не желала. Она решила жить самостоятельно, в квартире на Ботанической улице. Две комнаты и кухня – вполне достаточно для одинокой женщины.
В ее гостиной висели две картины, напоминающие о расследовании дела Сфинкса – мастерски исполненная копия «Ласк» Кнопфа и портрет хозяйки, написанный погибшим художником Домниным[2]. Оба полотна неизменно привлекали внимание каждого, кто приходил в эту квартиру. Матвей сам часто задумывался, вглядываясь в черты той Астры, которую увидел и написал Домнин. До конца ли он понимает ее?
На картине она сидела спиной, одетая в черный атлас и кружева, а ее лицо художник изобразил отраженным в зеркале. Овальная рама зеркала и картины повторяли друг друга, создавая игру реальностей. Зрителю как бы предлагался образ, который можно увидеть глазами женщины. Она смотрит сама на себя, и третий только мешает их сакральному общению.
– У меня мурашки идут по коже от этого портрета, – признавался Матвей.
– А я его люблю…
Еще бы! Домнин с дьявольской точностью уловил ее натуру – ускользающую от прямого взгляда, обманчивую, многоликую, как пляшущие огоньки свечей, окружающие ее на полотне. Впрочем, живая Астра любила огонь не меньше, чем нарисованная. Она покупала свечи везде, где только могла, и зажигала их повсюду, презирая правила пожарной безопасности.
– Ты уже чуть не сгорела однажды!
Астру это не смущало. Огонь был ее стихией, и она его не боялась. То, что она едва не погибла в пламени, объявшем дом баронессы Гримм, не сделало ее осторожней.
Сегодня Матвей отменил тренировку в клубе, чтобы прийти к ней на Ботаническую. Астра позвонила еще в обед, предупредила о визите клиентки.
– Намечается новое дело, – сказала она. – Госпожа Евланова придет в семь часов вечера. Тебе не мешало бы присутствовать, слышать все подробности из первых уст куда надежнее, чем в моей интерпретации.
Карелин ощутил прилив энтузиазма. После того как они вернулись из Крыма, его мозги застоялись и требовали упражнений. Не только мышцы, но и ум, пребывающий в бездействии, теряет тонус.
– Кто такая Евланова и что у нее стряслось? – спросил он.
Частный сыск, замешенный на мистике и древних тайнах, все сильнее затягивал его. Без этого бодрящего «напитка» жизнь казалась скучной и монотонной.
– Она не захотела говорить по телефону. Придет – узнаем.
– Банк «Евланов и партнеры» случайно не имеет к ней отношения?
Астра пожала плечами. Мало ли однофамильцев?
Время до семи часов пролетело незаметно. Они успели запечь свиные ребрышки и поужинать, когда в дверь позвонили. На пороге стояла дородная дама в костюме из светлого кашемира, фисташковый шарф в тон туфель и сумочки подчеркивал ее непринужденную элегантность. Пройдя в гостиную, она увидела Матвея и растерялась. Прирожденный такт не позволил ей сразу же отказаться от беседы.
– Мы договаривались о строгой конфиденциальности…
– Так и будет.
1 2 3 4 5