Мы восторженно закричали. С тремя планетами есть шанс, что хотя бы один из этих каменных шариков окажется в пределах жизнезоны.
— Сейчас-сейчас… кажется, одна из нормопланет имеет… — Чинг вытащил руки из проектора, сунул что-то в рот и, словно дегустатор, оценивающий тонкое вино, закатил глаза, пробуя «планету» на вкус. — Вода! — Он задумчиво причмокнул губами. — Да! Много воды! И я чувствую жизнь. Стандартная карбожизнь на основе аденина. Хм-м… Я бы даже сказал, что белки левосторонние, и это хлорофилльная жизнь…
Все заговорили разом, возбужденно загомонили, и нашему капитану Мойше Боку пришлось кричать, чтобы его услышали.
— Тихо! Успокойтесь! Похоже, сегодня все равно никто не уснет. Где жизнеисследовательница Тайга?.. Так, у тебя готовы списки ледотел для оттаивания на случай, если мы обнаружим добропланету?
Элис достала список из кармана.
— Готовы, Мойша. Здесь биологи, технисты, планетологи, кристаллографы…
— Приготовь, пожалуй, еще археологов и контактеров, — ровным голосом произнес Чинг.
Мы все обернулись и увидели, что он снова запустил руки в холистический проектор. На лице у него появилось мечтательное выражение.
— Нашей цивилизации потребовалось три тысячи лет, чтобы загнать астероиды на оптимальные орбиты. Но по сравнению с этой мы, похоже, просто, дилетанты. Каждое мелкотело, вращающееся вокруг этой звезды, давно терраформировано. Они словно древние солдаты на параде — рядами и колоннами… Трудно даже представить себе такие масштабы работ…
Взгляд Мойши скользнул в мою сторону. На мне, как на его заместителе, лежала ответственность за безопасность корабля — оборона, если «Пеленор» подвергнется нападению, и уничтожение, если нам неминуемо грозит захват.
Уже давно человечество сделало один важный вывод: если доброзвезды без хрустасфер встречаются так редко и так нужны нам, они могут оказаться столь же желанны и для какой-то еще вышедшей в космос расы. Если какие-то другие разумные существа сумеют выбраться из скорлупы хрустасферы и, подобно нам, будут искать доступные доброзвезды, что они подумают, встретив чужой корабль?
Я точно знаю, что подумаем мы. Мы решим, что чужак прилетел не откуда-нибудь, а из системы доброзвезды с разбитой хрустасферой.
И от меня требовалось сделать все, чтобы никто чужой не проследовал за «Пеленором» до Земли.
Я кивнул своей помощнице Йоко Муруками. Мы заняли места в боесфере, активировали огневую консоль и приготовились ждать. «Пеленор» тем временем медленно, осторожно входил в планетную систему.
Йоко глядела на консоль с сомнением. Похоже, слова Йена о технологической мощи этой расы заставили ее усомниться в эффективности даже нашего мегатераваттного лазера.
Я пожал плечами. Скоро мы все узнаем. А пока мой долг выполнен: боесфера включена, и, даже если мы погибнем, самоуничтожение сработает автоматически. Время тянулось час за часом. Я внимательно следил за всей поступающей информацией, но из глубокопамяти, непрошенные, всплывали воспоминания.

4
Очень давно, еще до космических кораблей — и до того как «Искатель» расколол окружавшую Солнце скорлупу, невольно развязав двухвековую Войну с Кометами, — человечество столкнулось с загадкой, заставившей мыслителей той эпохи провести немало бессонных ночей.
По мере того как улучшались телескопы, а биологи начинали понимать и даже конструировать жизнь, все большее и большее число людей, поглядывая на звездное небо, задавалось вопросом: «Где же, черт побери, те, другие?»
Огромные следящие системы на Луне уже высмотрели планеты у близлежащих желтых звезд. И даже в тех примитивных спектрограммах, что получали в двадцать первом веке, улавливались следы жизни. Философы спешно обосновывали представления о том, как широко распространена жизнь в нашей галактике.
Но еще до отлета первой звездной экспедиции у мыслителей появились сомнения. Если путешествовать среди звезд так легко, как кажется, почему плодородные планеты не заселены какими-то другими разумными существами?
В конце концов, мы-то уже готовы лететь и осваивать новые миры. Даже с учетом самых скромных коэффициентов прироста населения за несколько миллионов лет человечество вполне способно заселить всю галактику.
Так почему же подобное не произошло раньше? Почему такими пустынными кажутся межзвездные перекрестки? Почему мы до сих пор не обнаружили обещанную теоретиками галактическую сеть радиосвязи?
И что еще более странно… Почему нет абсолютно никаких доказательств, что кто-то пытался колонизировать Землю? К тому времени мы точно знали, что нашу планету никогда не посещали гости из космоса.
Прежде всего, об этом свидетельствует история докембрийского периода.
Перед эпохой рептилий, рыб, трилобитов и амеб Земля пережила долгий, растянувшийся на два миллиарда лет период, в течение которого планетой владели простые одноклеточные организмы, не обладавшие даже сформировавшимся ядром — прокариоты. Два миллиарда лет они «изобретали» основы жизни на Земле.
И за все это время на Землю ни разу не ступил инопланетный колонист. Тут у нас нет никаких сомнений, ибо, если бы они прилетали, даже оставленный ими мусор навсегда изменил бы историю жизни на нашей планете. Один-единственный негерметичный нужник заполнил бы океаны куда более высокоорганизованными формами жизни, которые просто вытеснили бы наших примитивных микроскопических предков.
Два миллиарда лет и ни одной попытки заселить планету… плюс бесконечное молчание на радиочастотах, которое философы двадцать первого века назвали Великим Безмолвием. Они надеялись, что звездолеты наконец найдут ответ этой загадки.
А затем первый же корабль, «Искатель», каким-то образом расколол хрустасферу, о существовании которой мы даже не подозревали, и разгадка нашлась сама.
Во время последовавшей Войны с Кометами нам некогда было философствовать. Я родился в самый разгар битвы и первые сто лет своей жизни провел в юрком стремительном планетолете, уничтожая или уводя в сторону ледяные глыбы, способные разрушить наши хрупкие обитаемые миры.
Да, мы могли оставить Землю умирать. В конце концов, половина человечества уже тогда жила в орбитальных поселениях, а их защищать гораздо легче чем неповоротливую планету.
Возможно, это было бы логично. Но когда над матерью Землей нависла угроза, человечество на время потеряло способность рассуждать логично. Астероидники, случалось, подставляли на пути несущихся ледяных глыб целые орбитальные города с миллионным населением — только чтобы спасти тяжелую планету, знакомую им лишь по книгам да по слабому голубому мерцанию вдали на фоне вечной черноты. Психистам потребовалось немало времени, чтобы понять, почему это происходило, но тогда все казалось каким-то божественным, героическим безумием.
Мы победили в той войне. Когда взбесившиеся кометы были наконец укрощены, человечество стало вновь поглядывать на звезды и строить новые корабли, лучше прежних.
Мне пришлось ждать места на двенадцатом, и это спасло мою жизнь. Первые семь кораблей мы потеряли Посылая на Землю радостные сообщения о прекрасных зеленых планетах, они по спирали продолжали сближаться, натыкались на невидимые хрустасферы и погибали. Но в отличие от «Искателя», они ни разу ничего не добились. Корабли превращались в новые кометы, а хрустасферы оставались целыми и невредимыми.
Мы так надеялись… хотя те, кто помнил «Искатель», уже начинали беспокоиться. Казалось, человечество вот-вот наконец вздохнет свободно. Мы расселимся по многим мирам, и люди будут в безопасности. Перенаселение и упадок перестанут угрожать расе людей…
Но все надежды разбились разом, разбились об эти невидимые сферы.
Нам потребовались века, чтобы научиться хотя бы находить опаснозоны! Почему, спрашивали мы себя. Почему Вселенная устроена так жестоко? Чья это насмешка? Что представляют собой эти чудовищные барьеры, не подчиняющиеся никаким известным нам физическим законам и не подпускающие нас к чудесным нормопланетам, которые так нам нужны?
На три века человечество словно сошло с ума. Худшие годы великодепрессии я пропустил. Мы тогда пытались исследовать сферу вокруг Тау Кита, и, когда я вернулся, на Земле восстановилось некое подобие порядка.
Но я вернулся в Солнечную систему, которая явно потеряла какую-то часть своей души. Еще долгие годы мне не доводилось слышать беззаботный смех ни на самой Земле, ни на мелкопланетах.
Я тоже «накрылся одеялом с головой» и уснул на две сотни лет.

5
Когда капитан Бок приказал мне снова поставить боесферу на предохранение, весь экипаж облегченно вздохнул. Я отключил систему самоуничтожения и поднялся со своего места. Напряжение спадало, оставляя лишь приступы дрожи, и Элис пришлось поддерживать меня, пока я не успокоился.
Мойша отменил боевую тревогу, потому что в системе этой доброзвезды никого не было.
Точнее, жизнь там бурлила, но — увы! — не разумная жизнь. На крупных астероидах мы нашли чудесные самообеспечивающиеся экосистемы, собирающие свет огромными окнами. На каждой из двадцати лун стояли укрытые гигантскими куполами леса. Но везде — полное молчание, как в зоне видимого спектра, так и на радиочастотах. Детекторы Йена не обнаружили никакой технологической активности и никаких мысленных эманаций разумных существ.
Очень странное, даже жуткое ощущение возникало, когда мы пролетали между строго расположенными мелкопланетами. Раньше подобные маневры можно было совершать лишь в хорошо изученном пространстве Солсистемы.
В первые века после хрустального кризиса кое-кто еще верил, что человечество, сможет жить среди звезд. В основном, астероидники, которые всегда демонстративно заявляли, что на планете жить тяжело и вообще скверно. Кому, мол, они нужны?
Некоторые из них даже отправлялись к злозвездам — красным гигантам, крошечным красным карликам, двойным звездам и нестабильным светилам, у которых не было хрустасфер. Будущие колонисты отыскивали подходящие обломки поближе к звезде и устраивали там мелкопланетные города по типу прежних, в Солнечной системе.
Все, абсолютно все попытки провалились спустя уже несколько поколений. Колонисты просто теряли интерес к продлению жизни.
В конце концов, психисты решили, что причины этого связаны с божественным безумием, которое помогло нам победить в Войне с Кометами.
Попросту говоря, люди могут жить на астероидах, но им необходимо знать, что поблизости есть голубая планета, необходимо видеть ее в небе хотя бы изредка. Да, такая уж у человека ущербная природа, но мы никак не можем жить сами по себе в далеком космосе.
Если мы хотим покорить Вселенную, нам не обойтись без водных миров.
Водную планету этой системы мы назвали Квест, в честь странствий короля Пеленора, давшего имя нашему кораблю. Планета сияла коричневыми и голубыми размывами под чистыми покровами белых облаков, и мы часами кружили над ней, смотрели и не могли сдержать слез
Элис разморозила десять первых ледотел — выдающихся ученых, которые, по заверениям миркомпов, сумеют справиться с собой при возрождении надежды. Со слезами радости на глазах они по очереди глядели в иллюминатор, и мы уже с ними вновь дали волю своим чувствам.

6
Сам по себе «Пеленор» был мало пригоден для полномасштабного исследования этой системы, и мы около года потратили на то, чтобы отловить и модифицировать несколько древних кораблей, кружившихся на орбитах у новой планеты. Так мы могли разделиться и работать во всех уголках системы.
К концу второго года поверхность Квеста изучали уже более сотни биологов. Первым делом они набросились на ген-сканирование местной флоры и фауны, а затем с неменьшим энтузиазмом принялись модифицировать земнорастения, чтобы ввести их в экосистему, не нарушив природный баланс. Планировалось, что вскоре они примутся за животных из нашего генохранилища.
Инженеры, исследовавшие мелкопланеты, объявили ко всеобщей радости, что смогут запустить жизнемашины, оставленные прежними хозяевами. Места там могло хватить для целого миллиарда колонистов, сразу.
Но больше всего мы ждали отчетов археологов. Когда выдавалось время между челночными рейсами, я отправлялся помогать им, а затем присоединился к работе в пыльных руинах Старогорода на краю Долгодолины, готовил к отправке находки, которые потом надлежало каталогизировать и тщательно изучить.
Спустя какое-то время мы узнали, что обитатели Квеста называли себя «натаралами». Двуногие существа, по девять пальцев на верхних конечностях — до определенной степени они походили на нас, хотя выглядели, конечно, очень непривычно.
Однако разглядывая картины и статуи натаралов, я начал привыкать к их виду и даже научился различать выражения лица по едва заметным изменениям черт. А расшифровав язык, мы узнали название их расы и кое-что из истории этой цивилизации.
В отличие от других разумных рас, наблюдать за которыми нам доводилось лишь издалека, натаралы были индивидуалистами по укладу жизни и исследователями по характеру. Подобно нам, закончив не менее яркий и насыщенный доброзлом период планетной истории, они начали осваивать свою солнечную систему.
Как и нас, их одолевали две противоречивые мечты. Им хотелось достичь звезд, безбрежного жизненного пространства, и в то же время они хотели встретить других разумных, обрести соседей.
К тому времени, когда у них появился первый звездолет, натаралы уже почти оставили надежду отыскать соседей. На планете не было никаких следов посещений других рас. А звезды Вокруг неизменно молчали.
Тем не менее, они запустили свой первокорабль, едва закончилась подготовка к экспедиции: ведь оставалась вторая мечта — Пространство.
И спустя несколько недель после старта их хрустасфера разбилась.
Две недели подряд мы перепроверяли перевод. Затем проверили еще раз.
Тысячелетиями пытаясь повторить то, что случайно удалось «Искателю», мы так и не научились разрушать эти смертоносные барьеры вокруг доброзвезд. И вот наконец — ответ.
Натаралы, как и мы, сумели разрушить только одну хрустасферу. Свою собственную. И их история почти точь-в-точь повторяла нашу, вплоть до последовавшей за разрушением хрустасферы Войны с Кометами, которая едва не уничтожила их цивилизацию.
Вывод был очевиден. Барьер смерти можно уничтожить, но только изнутри!
И как раз тогда, когда мы начали проникаться этой мыслью, археологи откопали Обелиск.

7
Наш главный лингвист, Гарсия Карденас, всегда был склонен к драматическим эффектам. Когда мы с Элис навестили его в лагере у основания недавно обнаруженного монумента, он настоял, чтобы обсуждение его открытия перенесли на следующий день. Вместо этого он и его коллеги приготовили особый ужин и первым делом подняли бокалы в честь Элис.
Она встала, принимая поздравления, что-то остроумно ответила, затем села и снова принялась нянчить ребенка.
Старые привычки отмирают с трудом, и очень немногим еще женщинам удалось переломить крепшее веками предубеждение против деторождения. Элис одной из первых реактивировала яичники и родила ребенка на нашей новой планете.
Не то чтобы я ревновал, нет. В конце концов, мне досталась лишь чуть-чуть, может быть, меньшая слава первоотцовства. Но вся эта суета вокруг нас и нашего ребенка уже начала надоедать. За исключением Мойши Бока, я был, наверно, самым старшим мужчиной здесь — и достаточно старым, чтобы помнить те времена, когда детей рожали в порядке вещей. Тогда, по крайней мере, люди уделяли внимание и другим делам — во всяком случае, когда случалось что-нибудь важное.
Наконец праздничный ужин завершился. Гарсия кивнул мне и вывел через запасной клапан в глубине палатки наружу. Мы спустились по тропе на дно раскопа. Даже в столь поздний час тропу было хорошо видно, потому что в небе сверкало кольцо мелкопланет, которые натаралы навечно поместили над экваториальной зоной Квеста.
Остановились мы у основания высокой стены из какого-то практически неподвластного времени сплава — наши технисты только-только начали расшифровывать его состав. Надписи на стене рассказывали о последних днях натаралов.
Большую часть их истории мы узнали из других источников, но самый конец долго оставался для нас загадкой и причиной некоторого беспокойства. Что произошло? Какая-то жуткая чума? Или взбунтовались и уничтожили хозяев разумные машины, на которые так полагались обе наши цивилизации? А может быть, вышла из-под контроля их такая развитая биоинженерная технология?
Мы без всякой доли сомнения знали, что натаралы страдали от своего одиночества. Как и мы, они вышли в космос и обнаружили, что вселенная им недоступна. Обе их великие мечты — о добромирах, где можно расселиться, и о братьях по разуму — разбились, словно смертосфера, окружавшая их солнечную систему.
1 2 3