— подумал мужчина. Загорелые пупки, розовые ушки, как у кроликов. Сидят, щебечут, поди, осуждают дороговизну, а не стихи читают. Ничего не поделаешь, Норвегия — дорогая страна, иностранцам приходится довольствоваться на завтрак одним соком. А местным жителям какие налоги приходится платить! Можно и без штанов остаться. Приходится вертеться как белке в колесе, времени ни на что не хватает.Мужчина глянул на наручные часы, эксклюзивную модель Скай Мун от престижнейшего Пейтек Филипп, признанные лучшими часами в мире. Черт побери, уже двенадцатый час! В глаза ударили солнечные зайчики от лучей света, преломленных драгоценными камнями, настоящими двадцатикаратными бриллиантами.Он зло помотал головой, расслабил узел на дорогом галстуке. Цена у галстука была такой, что лучше никому о ней и не говорить, если не хочешь нажить себе врагов.Карстен Трольстинген всегда любил и ценил комфорт, окружая себя только теми вещами, которые делали жизнь богаче на впечатления. Да что часы — это все мелочи. Вот хорошие автомобили занимали в его жизни второе место после хорошеньких женщин.Молодой человек в свои двадцать пять лет не считал себя просто состоятельным человеком, он был очень состоятельным, заработав первый миллион крон накануне своего двадцатилетия. Он давно себе уяснил, что значит хороший адвокат, а еще выдержка при игре на бирже, пусть даже с помощью подставных лиц. 2 Пятилитровый двигатель «БМВ», взревев, моментально разогнал шикарный автомобиль до невероятной скорости, и триста девяносто пять лошадей понесли взбешенного Карстена по загородному шоссе от райской тишины яхт-клуба в сторону шумного и пыльного Ставангера.Итак, вместо испытаний новенького стакселя в море под свежим ветром придется глотать бензиновую вонь на шоссе. А вместо быстрого перекуса ломтем хлеба с куском семги, соблюдать этикет в японском ресторане, любуясь на несносную в своей искусственности чайную церемонию…Одно хорошо, дорога была совершенно пустынна. Автомобиль ловко вписывался в повороты, с гулом пролетал по узким мостам, едва не задевая боками металлические ограждения. Что случилось, думал Карстен, небрежно вертя баранку. Что вынудило отца звонить ему, происки ли конкурентов, а может, болезнь?Ладно, что бы там ни было, все скверно, отдых безнадежно испорчен. А как Карстен любил свою яхту! Как предвкушал те мгновения, когда парус захватит самый тихий ветерок, и лодка, послушная рулю, заскользит прочь от причала. А как славно в море, когда свежий ветер поднимает волну, а ты на яхте один-одинешенек.При возвращении над причалами яхт-клубов собирались облачка белого дыма, доносились раскаты пушечных выстрелов, — так друзья салютовали Карстену, едва завидев его яхту.
Дорога серпантином вилась по горным кручам, пересекала бурные горные ручьи и стремительные реки. Мельчайшая водная пыль от водопадов приятно холодила лицо. С головокружительной высоты был виден уходящий сверкающей лентой в глубь материка Бюфьорд, крошечными казались застывшие на водной глади катера и яхты, круизные лайнеры-великаны и скорлупки туристических пароходиков. Кружили далеко внизу стаи чаек, вились дымки из пароходных труб.Когда на солнце набегали тучи, и по неоглядной водной глади фьорда расползались тени, сразу становилось понятно, до чего скудна природа Западной Норвегии. Горные орлы медленно кружили над голыми вершинами гор, над деревушками, которые, кажется, спали среди белого дня.Постепенно исчезли сосны и ели, пропали даже кривые березки, искалеченные морскими ветрами. Стали мелькать лишь скалы, сглаженные доисторическими ледниками, да бурая трава на каменных осыпях.Карстен упрямо продолжал нестись на предельной скорости и, насупив брови, смотрел лишь на дорогу, а по сторонам не глазел. Как бы не выглядели скудно окрестности, это его родная страна. Никакие равнины не сравнятся с красотой этих величественных скал.Вскоре шоссе нырнуло в туннель под Бюфьордом, один из самых длинных в Скандинавии, и бешено замелькали и слились в одну линию фонари на высоких сводах грандиозного туннеля.И хорошо, и очень даже славно, что не видно солнечного света. Так легче забыть о своем добровольном отказе от безмятежного отдыха под парусом. Его светлые, как вода в ледниковом озере, глаза были полны гнева, а упрямая верхняя губа закушена великолепными зубами. Машина летела по шестикилометровому туннелю, самому длинному в Скандинавии…Черт его знает, что там случилось в Ставангере. Если бы не срочный телефонный звонок отца, молодой человек и не подумал бы возвращаться вечером в пятницу домой, лучше бы вышел в море. Или лавировал бы в Люсефьорде под шквальными ветрами.
«Звезда Севера» — сорокафуговая океанская яхта, отделанная экзотическими породами дерева на лучшей верфи Великобритании в Глазго знаменитым лондонским дизайнером Джоном Бэнненбергом и оснащенная современнейшим навигационным оборудованием, постоянно ждала своего хозяина у причала яхт-клуба в Тёу. А приятная компания для морской прогулки не заставила бы себя ждать.Непутевые друзья Карстена любили непринужденный отдых под ласковым солнцем, и времени у них было всегда достаточно, чтобы получить удовольствие от внезапных налетов на рестораны в самых отдаленных портах побережья Норвегии от Бергена до Нарвика.Само собой, не обходилось без жестоких драк с заносчивыми янки из экипажей американских танкеров, с угрюмыми шведскими матросами, любителями джина и бренди, с веселыми русскими рыбаками с рыже-ржавых, побитых штормами траулеров.Как-никак, сам Олаф Трюгвессон, первый норвежский конунг, принявший христианство, погиб в морской битве при Сволвере. В жилах Карстена текла кровь предков-викингов, и комфортабельная «Звезда Севера» хранила в себе разбойный дух прошлого. Внутренние помещения яхты пропахли вяленой рыбой, на камбузе всегда был запас брусники и морошки, в холодильнике хранилась оленина.Выход в море под парусом всегда радовал Карстена, он чувствовал, что ему подвластно все — и парус, и ветер, и волны. Стихия была безжалостна, но разве мир бизнеса менее жесток? Только найдешь ли такую красоту в мире банков, акций и чеков? Конечно же нет.Среди волн и безоглядной дали Карстен отдыхал от дел и всегда страшно негодовал, когда находилась причина, отрывающая его от моря.
Машина вылетела из туннеля. Стоп! Молодой человек притормозил, заплатил за проезд по туннелю банкнотой в пятьдесят крон, аккуратно пересчитал сдачу и отправился дальше.До Ставангера было уже недалеко: осталось миновать один мост и туннель… Все здешние места Карстен знал как свои пять пальцев. Он не какой-нибудь турист, он — местный житель, здесь родился и здесь умрет. Это его родная земля.Мальчишкой он когда-то поднялся на скальное плато над Люсефьордом. Посмотрел с высоты на округу. И был поражен красотой родной земли до глубины души!Ставангер город зажиточный и несколько суетливый, так сто лет назад писали о нем в путеводителях. Таким Ставангер и остался. Одна из наиболее старинных деревянных застроек центра отвлекла молодого человека от тревожных мыслей.
«Милая Салли! Перечитывала прошлое мое письмо к тебе, и поняла, что много я не успела тебя рассказать. Больше всего я жалуюсь на свою жизнь, но, если честно, мне не так уж и плохо, когда светит солнце или когда у меня веселое настроение.Я безумно люблю Норвегию! Я мечтаю объездить ее всю, и пройти все западное побережье на своем швертботе! Неужели есть другие такие страны, в которых люди так любят мороз и снег? Может быть, Швеция, Финляндия, Россия, Канада?И все же таких гор и фьордов, как у нас, нет нигде. Салли, я выйду замуж за путешественника. Пусть он даже и окажется бедняком, но мы с ним будем путешествовать на велосипедах и ночевать в палатке. Мне самой это смешно, но заманчиво.Харальд один из самых богатых людей в Норвегии, конечно, он даст мне денег на автомобиль. Салли, я люблю тебя! Не забывай меня никогда. Твоя Присцилла».
Колеса автомобиля прошуршали по булыжной мостовой, дорога пошла круто вверх. Граница города была совсем рядом, в сотне метров громоздилась гора и росли огромные ели.Рыжие белки сидели на гранитной плитке тротуара и глазели на автомобиль. В садах за чугунной оградой росли розовые кусты.Карстен вышел из машины, легко взбежал по изящной каменной лестнице и открыл тяжелую резную дверь старинного особняка, в котором располагалась судоходная компания Трольстингена-отца.Дому было без малого двести лет. Вон и окошко, за которым когда-то располагалась спальня, в которой родилась прабабушка Карстена. Ее сын, стало быть, дед Карстена, компанию и основал. Как звали бабушку? Кто помнит! Сам молодой человек такой чепухой голову себе не забивал никогда.
Отец встретил разгневанного сына в своем любимом кабинете, тщательно обставленном строгой мебелью в стиле, характерном для начала позапрошлого века. Андерс Трольстинген обожал скромные, но дорогие вещи, которые помогали сохранять покой в душе.Он хорошо помнил собственное детство в деревушке под Тронхеймом. Помнил дом из лиственничных бревен, отстроенный еще дедом, служившим в должности волостного начальника, помнил амбары и службы для работников, дощатые лодочные сараи, мельницы на быстрых ручьях. В душе сохранились воспоминания о просторных комнатах, громоздкой, но удобной мебели.А полы из дубовых плах? А дубовая кровать с пологом, на которой он появился на этот свет? Фисгармония, на которой играл дед? Огромная печь, в которой можно было приготовить целиком теленка? Какой аромат можжевельника распространялся тогда по кухне!Еще Андерс Трольстинген на всю жизнь запомнил запахи березовых дров, вереска, донника, зеленого мыла, сдобы, копченостей, вяленой рыбы, корицы, ванили, лошадиного пота, запах горящих сальных и восковых свечей, запах волос своей матери, запах потухшей курительной трубки отца…Разве можно сравнить эти запахи с благоуханием современных дезодорантов или химическими ароматами современных магазинов, призывающих отведать клубники или копченой грудинки? А запах седельной кожи? Запах ветра с моря? Аромат цветущей на окошке герани. Где они?! Неужели все уничтожила старость?Нет, конечно. Просто суета современной жизни призвала себе на службу другие ценности. Дешевые товары стали пахнуть ароматизаторами, химическими заменителями, а дорогие товары остались без запаха по причине бесталанности своих производителей. И так во всем, за что ни возьмись.Бог с ними, с современными художниками и архитекторами. Они ничего не понимают в стилях и больше обеспокоены собственной карьерой, чем счастьем своих клиентов. До чего дошло — ныне все люди делят дома на три класса: эконом-класс, средний класс и элитный.Никто не вздумает сказать, что это дом моего детства, дом моих родителей или дом деда и бабки. Раньше даже морские пакгаузы были куда уютнее, чем сегодняшние новомодные офисы! Пусть обои будут самыми дешевыми, хоть бумажными, но важно, чтобы стены были надежными. И пусть будет место живым цветам на подоконниках, пусть стучат ходики, пусть бьют старинные настенные часы, коли по ним узнавали время наши предки.Конечно, никто не поймет такого старого дурака, как я, подумал Андерс и, прищурившись, стал похож на тролля из сказки. Не смог даже как следует воспитать любимого сына, — куда это годится, менять машину каждый месяц!Единственным украшением стен кабинета Андерса Трольстингена был огромный аквариум, в котором медленно плавали морские черепахи. А на дубовом рабочем столе находился лишь старомодный чернильный прибор в форме океанского парохода, отлитый из бронзы.В одном из углов кабинета торчала из кадушки пальма, еще в юности самолично привезенная хозяином дома из Кейптауна в память о горячих деньках, проведенных в морских странствиях.Да, когда-то Андерс сполна отдал дань путешествиям и приключениям, прошел настоящую школу судоводителя. А с чего начинал? С должности матроса на грязном угольщике, ходившем в каботажные рейсы по Балтике и Северному морю. Суровая школа, кто понимает. Льды и немецкие мины, сорвавшиеся с минрепов, скверная еда и гнусные крысы, снующие в кубрике. Дважды ненадежные и старые корабли, на которых он служил, тонули, не пережив суровые шторма. И трижды ему самому пришлось принимать участие в спасательных операциях на море, снимая команды с горящих судов в неистово бушующем Бискае.Зато уже в тридцать лет опытнейший штурман дальнего плавания Андерс Трольстинген занимал роскошную каюту на комфортабельном трансатлантическом лайнере, поднимался на вахту в ходовую рубку в белоснежной форме старшего помощника капитана. Да не о форме речь, об опыте! Начну-ка я разговор с сыном с рассказа о морских катастрофах в Бискайском заливе! — подумал он. Но было нечто более насущное и важное, о чем он должен был с ним поговорить.
Трольстинген-сын частенько даже в своем центральном офисе появлялся в старом спортивном свитере, наплевав на глупые условности, и всегда чувствовал себя уверенно. Ведь это он, а никто иной, хозяин доков, верфей и морских буксиров.Сейчас невооруженным глазом было видно, что отец, облаченный в парадный черный костюм, волнуется. Движения его были скованными, речь — отрывистой и нервной.Карстен приготовился было выслушать известия о крупной аварии в доках отца или морской катастрофе, случившейся с собственным судном. Он с утра не включал радио и не просматривал газеты, все-таки пятница, об отдыхе думать надо, а не о мировых катаклизмах.А может быть, кто-нибудь умер? Но кто?! На отца страшно смотреть, бедняга места себе не находит! Какая такая катастрофа в Бискае?! О чем он говорит?
— Карсти, сынок… Выслушай меня! Мне, с моим жизненным опытом…— Что случилось, папа? — в голосе Карстена уже не было гнева, звучала только обеспокоенность, даже тревога. — С кем случилась беда? О ком речь?— Беды пока никакой, а речь пойдет о тебе, о твоей судьбе, — выдержав паузу, проговорил отец.— Обо мне?! — с изумлением воскликнул Карстен. — Что, у меня на верфи пожар?!— Бог с ней, с несчастной верфью. Она цела. Послушай, рано или поздно перед тобой все равно встанет выбор, кого брать в жены, — проговорил Андерс Трольстинген с торжественным видом, но тут же его голос дрогнул. — Я много думал об этом. Хорошо бы, если твоей избранницей оказалась Присцилла Люксхольм, мой мальчик.Карстен промолчал. Вот так штука! Это хорошо, что никто не умер, не случилось ни пожара, ни катастрофы… Старик сумел его напугать своим черным костюмом и дрожащим голосом. Но разговор о женитьбе! Это было и смешно, и нелепо одновременно. Ему вообще было странно слышать, что отец заговорил на столь деликатную тему.Раньше, случись такой разговор, он просто бы рассмеялся. Какая еше женитьба! Жизнь коротка, и вокруг столько важных дел. А сколько развлечений!Карстен смотрел на молчаливых черепах, кружащих среди потоков серебристых пузырьков воздуха за толстым стеклом аквариума, и тоже молчал. Жизнь есть жизнь. Что тут скажешь. Женитьба тоже развлечение для делового человека, но…Для него предпочтительнее было бы вообще не высказывать свое мнение на этот счет.Отец умен и прозорлив, он должен понять сына. Правда, после того, что случилось два года тому назад, Карстен с головой ушел в работу, оставляя развлечения на время уикэндов, и никому не позволял напоминать себе о случившемся.Сосущая пустота в глубине души делалась незаметной именно за работой. Сумасшедшие загулы, которые тоже случались в это время, не заглушали тоску и печаль, наоборот, еще больше разжигали их. После них оставался горький осадок, и никакие красивые женщины не отвлекали от печальных мыслей. Ах, отец, отец!
— Между прочим, то, что Харальд Люксхольм, обладающий огромным капиталом и авторитетом в деловом мире страны, да и в других частях света, предложил нам с ним породниться, и первым заговорил о тебе, как о женихе для своей дочери. Это делает честь нашей семье, — продолжил разговор Андерс, внимательно наблюдая за выражением глаз своего сына. — У Харальда сложилось высокое мнение о состоянии твоего бизнеса, это раз. И, во-вторых, здоровье его таково, что он нуждается в зяте, которому мог бы доверять, на которого мог бы положиться в делах.Андерс Трольстинген сделал паузу и посмотрел на своих черепах. Казалось, отец встретился взглядом с глазами самой мудрой и увидел в них одобрение своим словам. Карстен подумал, что отец советуется с черепахами по каждому жизненному поводу, вот и держит огромный аквариум в своем кабинете. В доме пришлось укреплять колоннами перекрытия, чтобы аквариум не провалился в подвал. Сколько же в нем воды, пять тонн или семь? Ведь черепах здесь не менее полусотни?— Не считай ворон, мальчик! Не забывай, что я тоже стар, у меня похожие проблемы. Так хочется увидеть тебя семейным человеком, уравновешенным и рассудительным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
Дорога серпантином вилась по горным кручам, пересекала бурные горные ручьи и стремительные реки. Мельчайшая водная пыль от водопадов приятно холодила лицо. С головокружительной высоты был виден уходящий сверкающей лентой в глубь материка Бюфьорд, крошечными казались застывшие на водной глади катера и яхты, круизные лайнеры-великаны и скорлупки туристических пароходиков. Кружили далеко внизу стаи чаек, вились дымки из пароходных труб.Когда на солнце набегали тучи, и по неоглядной водной глади фьорда расползались тени, сразу становилось понятно, до чего скудна природа Западной Норвегии. Горные орлы медленно кружили над голыми вершинами гор, над деревушками, которые, кажется, спали среди белого дня.Постепенно исчезли сосны и ели, пропали даже кривые березки, искалеченные морскими ветрами. Стали мелькать лишь скалы, сглаженные доисторическими ледниками, да бурая трава на каменных осыпях.Карстен упрямо продолжал нестись на предельной скорости и, насупив брови, смотрел лишь на дорогу, а по сторонам не глазел. Как бы не выглядели скудно окрестности, это его родная страна. Никакие равнины не сравнятся с красотой этих величественных скал.Вскоре шоссе нырнуло в туннель под Бюфьордом, один из самых длинных в Скандинавии, и бешено замелькали и слились в одну линию фонари на высоких сводах грандиозного туннеля.И хорошо, и очень даже славно, что не видно солнечного света. Так легче забыть о своем добровольном отказе от безмятежного отдыха под парусом. Его светлые, как вода в ледниковом озере, глаза были полны гнева, а упрямая верхняя губа закушена великолепными зубами. Машина летела по шестикилометровому туннелю, самому длинному в Скандинавии…Черт его знает, что там случилось в Ставангере. Если бы не срочный телефонный звонок отца, молодой человек и не подумал бы возвращаться вечером в пятницу домой, лучше бы вышел в море. Или лавировал бы в Люсефьорде под шквальными ветрами.
«Звезда Севера» — сорокафуговая океанская яхта, отделанная экзотическими породами дерева на лучшей верфи Великобритании в Глазго знаменитым лондонским дизайнером Джоном Бэнненбергом и оснащенная современнейшим навигационным оборудованием, постоянно ждала своего хозяина у причала яхт-клуба в Тёу. А приятная компания для морской прогулки не заставила бы себя ждать.Непутевые друзья Карстена любили непринужденный отдых под ласковым солнцем, и времени у них было всегда достаточно, чтобы получить удовольствие от внезапных налетов на рестораны в самых отдаленных портах побережья Норвегии от Бергена до Нарвика.Само собой, не обходилось без жестоких драк с заносчивыми янки из экипажей американских танкеров, с угрюмыми шведскими матросами, любителями джина и бренди, с веселыми русскими рыбаками с рыже-ржавых, побитых штормами траулеров.Как-никак, сам Олаф Трюгвессон, первый норвежский конунг, принявший христианство, погиб в морской битве при Сволвере. В жилах Карстена текла кровь предков-викингов, и комфортабельная «Звезда Севера» хранила в себе разбойный дух прошлого. Внутренние помещения яхты пропахли вяленой рыбой, на камбузе всегда был запас брусники и морошки, в холодильнике хранилась оленина.Выход в море под парусом всегда радовал Карстена, он чувствовал, что ему подвластно все — и парус, и ветер, и волны. Стихия была безжалостна, но разве мир бизнеса менее жесток? Только найдешь ли такую красоту в мире банков, акций и чеков? Конечно же нет.Среди волн и безоглядной дали Карстен отдыхал от дел и всегда страшно негодовал, когда находилась причина, отрывающая его от моря.
Машина вылетела из туннеля. Стоп! Молодой человек притормозил, заплатил за проезд по туннелю банкнотой в пятьдесят крон, аккуратно пересчитал сдачу и отправился дальше.До Ставангера было уже недалеко: осталось миновать один мост и туннель… Все здешние места Карстен знал как свои пять пальцев. Он не какой-нибудь турист, он — местный житель, здесь родился и здесь умрет. Это его родная земля.Мальчишкой он когда-то поднялся на скальное плато над Люсефьордом. Посмотрел с высоты на округу. И был поражен красотой родной земли до глубины души!Ставангер город зажиточный и несколько суетливый, так сто лет назад писали о нем в путеводителях. Таким Ставангер и остался. Одна из наиболее старинных деревянных застроек центра отвлекла молодого человека от тревожных мыслей.
«Милая Салли! Перечитывала прошлое мое письмо к тебе, и поняла, что много я не успела тебя рассказать. Больше всего я жалуюсь на свою жизнь, но, если честно, мне не так уж и плохо, когда светит солнце или когда у меня веселое настроение.Я безумно люблю Норвегию! Я мечтаю объездить ее всю, и пройти все западное побережье на своем швертботе! Неужели есть другие такие страны, в которых люди так любят мороз и снег? Может быть, Швеция, Финляндия, Россия, Канада?И все же таких гор и фьордов, как у нас, нет нигде. Салли, я выйду замуж за путешественника. Пусть он даже и окажется бедняком, но мы с ним будем путешествовать на велосипедах и ночевать в палатке. Мне самой это смешно, но заманчиво.Харальд один из самых богатых людей в Норвегии, конечно, он даст мне денег на автомобиль. Салли, я люблю тебя! Не забывай меня никогда. Твоя Присцилла».
Колеса автомобиля прошуршали по булыжной мостовой, дорога пошла круто вверх. Граница города была совсем рядом, в сотне метров громоздилась гора и росли огромные ели.Рыжие белки сидели на гранитной плитке тротуара и глазели на автомобиль. В садах за чугунной оградой росли розовые кусты.Карстен вышел из машины, легко взбежал по изящной каменной лестнице и открыл тяжелую резную дверь старинного особняка, в котором располагалась судоходная компания Трольстингена-отца.Дому было без малого двести лет. Вон и окошко, за которым когда-то располагалась спальня, в которой родилась прабабушка Карстена. Ее сын, стало быть, дед Карстена, компанию и основал. Как звали бабушку? Кто помнит! Сам молодой человек такой чепухой голову себе не забивал никогда.
Отец встретил разгневанного сына в своем любимом кабинете, тщательно обставленном строгой мебелью в стиле, характерном для начала позапрошлого века. Андерс Трольстинген обожал скромные, но дорогие вещи, которые помогали сохранять покой в душе.Он хорошо помнил собственное детство в деревушке под Тронхеймом. Помнил дом из лиственничных бревен, отстроенный еще дедом, служившим в должности волостного начальника, помнил амбары и службы для работников, дощатые лодочные сараи, мельницы на быстрых ручьях. В душе сохранились воспоминания о просторных комнатах, громоздкой, но удобной мебели.А полы из дубовых плах? А дубовая кровать с пологом, на которой он появился на этот свет? Фисгармония, на которой играл дед? Огромная печь, в которой можно было приготовить целиком теленка? Какой аромат можжевельника распространялся тогда по кухне!Еще Андерс Трольстинген на всю жизнь запомнил запахи березовых дров, вереска, донника, зеленого мыла, сдобы, копченостей, вяленой рыбы, корицы, ванили, лошадиного пота, запах горящих сальных и восковых свечей, запах волос своей матери, запах потухшей курительной трубки отца…Разве можно сравнить эти запахи с благоуханием современных дезодорантов или химическими ароматами современных магазинов, призывающих отведать клубники или копченой грудинки? А запах седельной кожи? Запах ветра с моря? Аромат цветущей на окошке герани. Где они?! Неужели все уничтожила старость?Нет, конечно. Просто суета современной жизни призвала себе на службу другие ценности. Дешевые товары стали пахнуть ароматизаторами, химическими заменителями, а дорогие товары остались без запаха по причине бесталанности своих производителей. И так во всем, за что ни возьмись.Бог с ними, с современными художниками и архитекторами. Они ничего не понимают в стилях и больше обеспокоены собственной карьерой, чем счастьем своих клиентов. До чего дошло — ныне все люди делят дома на три класса: эконом-класс, средний класс и элитный.Никто не вздумает сказать, что это дом моего детства, дом моих родителей или дом деда и бабки. Раньше даже морские пакгаузы были куда уютнее, чем сегодняшние новомодные офисы! Пусть обои будут самыми дешевыми, хоть бумажными, но важно, чтобы стены были надежными. И пусть будет место живым цветам на подоконниках, пусть стучат ходики, пусть бьют старинные настенные часы, коли по ним узнавали время наши предки.Конечно, никто не поймет такого старого дурака, как я, подумал Андерс и, прищурившись, стал похож на тролля из сказки. Не смог даже как следует воспитать любимого сына, — куда это годится, менять машину каждый месяц!Единственным украшением стен кабинета Андерса Трольстингена был огромный аквариум, в котором медленно плавали морские черепахи. А на дубовом рабочем столе находился лишь старомодный чернильный прибор в форме океанского парохода, отлитый из бронзы.В одном из углов кабинета торчала из кадушки пальма, еще в юности самолично привезенная хозяином дома из Кейптауна в память о горячих деньках, проведенных в морских странствиях.Да, когда-то Андерс сполна отдал дань путешествиям и приключениям, прошел настоящую школу судоводителя. А с чего начинал? С должности матроса на грязном угольщике, ходившем в каботажные рейсы по Балтике и Северному морю. Суровая школа, кто понимает. Льды и немецкие мины, сорвавшиеся с минрепов, скверная еда и гнусные крысы, снующие в кубрике. Дважды ненадежные и старые корабли, на которых он служил, тонули, не пережив суровые шторма. И трижды ему самому пришлось принимать участие в спасательных операциях на море, снимая команды с горящих судов в неистово бушующем Бискае.Зато уже в тридцать лет опытнейший штурман дальнего плавания Андерс Трольстинген занимал роскошную каюту на комфортабельном трансатлантическом лайнере, поднимался на вахту в ходовую рубку в белоснежной форме старшего помощника капитана. Да не о форме речь, об опыте! Начну-ка я разговор с сыном с рассказа о морских катастрофах в Бискайском заливе! — подумал он. Но было нечто более насущное и важное, о чем он должен был с ним поговорить.
Трольстинген-сын частенько даже в своем центральном офисе появлялся в старом спортивном свитере, наплевав на глупые условности, и всегда чувствовал себя уверенно. Ведь это он, а никто иной, хозяин доков, верфей и морских буксиров.Сейчас невооруженным глазом было видно, что отец, облаченный в парадный черный костюм, волнуется. Движения его были скованными, речь — отрывистой и нервной.Карстен приготовился было выслушать известия о крупной аварии в доках отца или морской катастрофе, случившейся с собственным судном. Он с утра не включал радио и не просматривал газеты, все-таки пятница, об отдыхе думать надо, а не о мировых катаклизмах.А может быть, кто-нибудь умер? Но кто?! На отца страшно смотреть, бедняга места себе не находит! Какая такая катастрофа в Бискае?! О чем он говорит?
— Карсти, сынок… Выслушай меня! Мне, с моим жизненным опытом…— Что случилось, папа? — в голосе Карстена уже не было гнева, звучала только обеспокоенность, даже тревога. — С кем случилась беда? О ком речь?— Беды пока никакой, а речь пойдет о тебе, о твоей судьбе, — выдержав паузу, проговорил отец.— Обо мне?! — с изумлением воскликнул Карстен. — Что, у меня на верфи пожар?!— Бог с ней, с несчастной верфью. Она цела. Послушай, рано или поздно перед тобой все равно встанет выбор, кого брать в жены, — проговорил Андерс Трольстинген с торжественным видом, но тут же его голос дрогнул. — Я много думал об этом. Хорошо бы, если твоей избранницей оказалась Присцилла Люксхольм, мой мальчик.Карстен промолчал. Вот так штука! Это хорошо, что никто не умер, не случилось ни пожара, ни катастрофы… Старик сумел его напугать своим черным костюмом и дрожащим голосом. Но разговор о женитьбе! Это было и смешно, и нелепо одновременно. Ему вообще было странно слышать, что отец заговорил на столь деликатную тему.Раньше, случись такой разговор, он просто бы рассмеялся. Какая еше женитьба! Жизнь коротка, и вокруг столько важных дел. А сколько развлечений!Карстен смотрел на молчаливых черепах, кружащих среди потоков серебристых пузырьков воздуха за толстым стеклом аквариума, и тоже молчал. Жизнь есть жизнь. Что тут скажешь. Женитьба тоже развлечение для делового человека, но…Для него предпочтительнее было бы вообще не высказывать свое мнение на этот счет.Отец умен и прозорлив, он должен понять сына. Правда, после того, что случилось два года тому назад, Карстен с головой ушел в работу, оставляя развлечения на время уикэндов, и никому не позволял напоминать себе о случившемся.Сосущая пустота в глубине души делалась незаметной именно за работой. Сумасшедшие загулы, которые тоже случались в это время, не заглушали тоску и печаль, наоборот, еще больше разжигали их. После них оставался горький осадок, и никакие красивые женщины не отвлекали от печальных мыслей. Ах, отец, отец!
— Между прочим, то, что Харальд Люксхольм, обладающий огромным капиталом и авторитетом в деловом мире страны, да и в других частях света, предложил нам с ним породниться, и первым заговорил о тебе, как о женихе для своей дочери. Это делает честь нашей семье, — продолжил разговор Андерс, внимательно наблюдая за выражением глаз своего сына. — У Харальда сложилось высокое мнение о состоянии твоего бизнеса, это раз. И, во-вторых, здоровье его таково, что он нуждается в зяте, которому мог бы доверять, на которого мог бы положиться в делах.Андерс Трольстинген сделал паузу и посмотрел на своих черепах. Казалось, отец встретился взглядом с глазами самой мудрой и увидел в них одобрение своим словам. Карстен подумал, что отец советуется с черепахами по каждому жизненному поводу, вот и держит огромный аквариум в своем кабинете. В доме пришлось укреплять колоннами перекрытия, чтобы аквариум не провалился в подвал. Сколько же в нем воды, пять тонн или семь? Ведь черепах здесь не менее полусотни?— Не считай ворон, мальчик! Не забывай, что я тоже стар, у меня похожие проблемы. Так хочется увидеть тебя семейным человеком, уравновешенным и рассудительным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13