Завратный мир сулил новое каждую минуту, любая банальность могла обернуться сенсацией. Или катастрофой – для кого как.
Помнится, в долине Белых кроликов офицеры на исходе июня решили немного расслабиться. Пикничок. Вино, водочка, шашлыки. Погоды стояли чудные... Все цвело, благоухало – деревья, травы... мелкое озерцо прогрелось не хуже бассейна. Девчонок пригласили: их не так мало идет через врата, искательниц приключений, бедовых подруг или просто дешевых давалок, решивших подзаработать.
Пили (коньяк и вино), ели (шашлыки получились отменные), травили анекдоты (над старыми, с бородой, смеялись особенно долго), предвкушая легкие победы над «синими». Сидевший рядом с Виктором лейтенантик вдруг повалился на пикниковую скатерть, лицом в порезанные кусками помидоры и огурцы, обрызгав щеку Виктора густым и теплым... Виктор отшатнулся. Это его и спасло. Вторая пуля прошла там, где мгновение назад была голова порталыцика, и угодила сидящей напротив на траве красавице врачихе в грудь. Еще один выстрел. Кто-то продолжал хохотать над последним анекдотом, но остальные повалились на траву, елозили, отползая от залитой кровью скатерти под защиту ближайших валунов. Виктор схватился за рукоять «Гарина». В первый момент забыл сбросить предохранитель, давил на кнопку разрядника, не понимая, почему проклятый «Гарин» не стреляет. Врата закрыты. Но это же не мортал – в мортале «Гарин» летом бесполезен. Потом сообразил, вспомнил про предохранитель. Откуда вели огонь «синие» снайперы, он не знал. Откуда-то сзади, раз пуля угодила лейтенанту в затылок. Виктор развернулся и принялся поливать лучом серую скалу, что возвышалась над поляной. Батарея «Гарина» села через полминуты. Кто-то из офицеров уже опомнился, слева и справа грохотали выстрелы из автоматов. Били все по той же серой скале. Но «синие» больше не стреляли. Где они? Там? Ушли? Пальба постепенно стихала. Где снайперы? Не определить. Виктор нащупал непослушными пальцами бинокль, но ничего разглядеть не успел: полыхнуло белым огнем, скала осела, развалилась на части. Кто-то выпустил фотонную гранату. В этом году их разрешили наряду с парализующими. Ну вот, теперь уже точно не узнать, был ли там кто-то. Виктор подполз к лейтенанту, убитому в начале пальбы. Перевернул. Вместо лица – красное месиво с прилипшими кружками огурцов. Огурцы тоже красные.
– Салат с кровью, новое блюдо, – хмыкнул офицерик рядом и заржал.
– Разве так можно?! Я спрашиваю: разве так можно? – кричал Рузгин, потрясая в воздухе «Гариным», из которого он ни разу не выстрелил. – Это – подлость! Удар в спину! Гады! Так нельзя! Нельзя! Куда смотрят наблюдатели?
Он схватил бутылку коньяка, открыл, хлебнул из горла, закашлялся.
Приехала на джипе с белым флажком военная полиция. Но поскольку скалу разнесли на куски фотонной гранатой, разбираться не стала. Немолодой мужчина в серой форме с белой повязкой на рукаве, украшенной буквами «MP», долго о чем-то объяснялся по рации с начальством.
Спустя полчаса прилетел вертолет наблюдателей, сделал круг над местом происшествия, произвел съемку и улетел. Вертолетами на этой стороне располагал только наблюдательный совет. Их провозили через врата частями и собирали уже здесь. На зиму вертушки оставляют в ангаре под защитой силовых установок и отряда военной полиции. Говорят, каждую зиму мары пытаются их отбить. Пока не получалось.
Мары. Призраки, дьяволы, проклятые. Их ненавидят все – и «синие», и «красные», – и все боятся. Map – худшее ругательство по эту сторону врат.
Виктор положил руку Борьке Рузгину на плечо:
– До сих пор никто не знает, чем отличается военная хитрость от подлости. Формально они не нарушили ни одного из пунктов летней операции. Мы в зоне военных действий.
– Вы кого-нибудь убили, Виктор Палыч? – спросила Валюша. Когда стреляли, она была в кладовой – набирала в корзинку припасы. Теперь вернулась. Заахала, потом вспомнила про аптечку в сумке, кинулась перевязывать. Раненых было трое. – Убили?
– Не знаю, может быть. Скорее всего, нет.
– Это хорошо, – Валюша одобрительно кивнула. – То есть для вас хорошо.
– Почему? – не понял Виктор.
– Говорят, тот, кто убивает, на ком кровь, рано или поздно уходит к марам.
– Кто вам сказал подобную чепуху, Валюша? – пожал плечами Виктор.
– Это все знают.
– Спасибо, что предупредили, милая.
В человека Виктор стрелял не впервые. Впервые было на той стороне. Когда отряд миротворцев окружили в Дарфуре. Семь лет назад.
3
Эдик всю перестрелку пролежал за камнем, лицом в землю, руки – на голове. Он что-то бормотал, подвывал. Проклинал и плакал. Был готов сдаться. Он был жалок. Кто бы мог подумать в тот день, что Арутян окажется таким смелым в мортале!
Вечером Эдик явился к Виктору в сборный домик (на базе они жили в аккуратных домиках с туалетами и душевыми, почти комфортно) и заявил, что экспедиция переносится на август. Комбату уже предъявлен ультиматум: или Васильев дает людей и вездеход, или возвращает аванс и платит неустойку. Васильев юлил, отговаривался: очередная операция на носу, вездеходы наперечет, лето, врата закрыты, людьми в мортале рисковать нельзя. Эдик напомнил: договор лежит на той стороне у Гремучки в Сейфе. Неустойка в нем прописана пятизначным числом.
– Подожди до сентября, – советовал комбат. – Куда ты торопишься? Почему именно весной или летом?
– Большая игра. Думаешь, тебе просто так деньги заплатили?
Васильев сдался.
То есть сказал:
– Ладно, хочешь сдохнуть в мортале – сдыхай.
Выделил лейтенанта Рузгина и с ним еще семь человек вместо обещанных десяти. Валюша вызвалась сопровождать их добровольно. Та самая Валюшка, Валентина, пухленькая развеселая хохотушка.
Все это красочно в лицах рассказывал Эдик, глотая коньяк как воду. Виктор слушал и качал головой. Он понимал: Эдик тащит их на смерть. Понимал это и майор Васильев. Не в первый раз комбат в Диком мире знал, что к чему.
«Смерть? Ерунда! – отговаривался Арутян. – Я знаю, как пройти мортал. Ты и не заметишь, что угодил в этот долбаный лес!»
Но Виктор не верил. Для Арутяна главное – достигнуть. Какими путями и как – все равно. Убеждать – бесполезно. Напугать? Виктор пытался. Но в ответ Эдик лишь хитро подмигивал и твердил: «А я не боюсь». Можно было отказаться (Виктор имел право как портальщик: где хочу, там и снимаю, и никто мне не указ); второй вариант – пристрелить Арутяна, чтобы тот никуда не пошел и людей не погубил, и, наконец – третий – идти вместе с Эдиком и попытаться вытащить ребят из мортала.
Первый вариант Виктор сразу отмел, второй – не мог исполнить. Значит, оставался третий путь...
И они отправились. Середина августа. Жара. Просторы. На той стороне не увидишь такого: равнины, луга, реки, леса... Здесь все – необозримо. А там – впритык, и все плечом к плечу, построено, посажено, подстрижено. Все ненастоящее, даже то, что растет и дышит. Там – суета и духота. Здесь – тишина, запах травы, бездонные небеса, бездонные озера и реки; заблудишься и утонешь – в небесах или в воде. Тишина. Только здесь понимаешь, что это такое. Но тишину, в конце концов, разорвет автоматная очередь.
Зона войны. Она нанесена на карту. Заранее, еще зимой, генералы договариваются и очерчивают район, где будут воевать. Каждому стрелку при проходе через врата выдают бумажную карту. Последний краткий инструктаж: «Ты должен быть здесь к началу июня. А ты – здесь. Тут молжо стрелять. Тут – нельзя. Похоронные команды, медики, Красный Крест, военная полиция, наблюдатели, пацифисты, то есть пасики – неприкосновенны. В любое время можно убивать только маров. Этих – сколько угодно. К стенке. То есть к ближайшему стволу. Без знаков отличия ходить запрещено. Синие и красные значки не прятать. Мишень для снайпера? Все равно запрещается. Возьмите для детей конфеты. Что? Откуда в завратном мире дети? Не знаю. Но их там полно. Купите не меньше килограмма. Иначе получится некрасиво». – «Где купить?» – «В киоске». – «Там цены бешеные. Двести граммов хватит за глаза. Да и нет там никаких детей. Враки».
Детей они увидели в первый день, как прошли врата. Мальчика лет десяти и девчонку лет семи. Они торговали серебряными портсигарами. Конфеты взяли. Охотно. Но цену на портсигары не скинули. Дети смотрели на вновь прибывших снизу вверх. А казалось – сверху вниз. Снисходя.
4
Им везло поначалу. Ни стрельбы, ни маров.
Вездеход мчался по дорогам в расположении «красных».
– Говорят, у «милитари» где-то в южных краях есть целый поселок. Роскошный. Дома с бассейнами, кафе, клуб, – таинственным тоном сообщила Валюшка. – В ту сторону дорога проложена, и на ней охрана.
– Говорят, – ей в тон отозвался Рузгин. – На севере есть бараки, обнесенные заборами с колючей проволокой. Туда дорога ведет, и на ней – охрана.
Но там, где они ехали, не было ни роскошных поселков, ни бараков. Вообще ничего. Природа первозданная. Лишь однажды на холме заметили недостроенное здание. Пустые глазницы окон, вход без двери. Купольная крыша и крест. Церковь? Они из любопытства свернули с дороги и поднялись на холм. В самом деле, – церковь. Недостроенная. Уже начала разрушаться.
Два раза их останавливал патруль, проверял голограммы и коды.
– Портальщики? – «эмпэшники» смотрели на них настороженно, зачастую именовали – стервятники. Реже – кровососы. Еще говорили: демоны.
«Я – хороший демон», – непременно отвечал в таких случаях Виктор.
«А я – плохой», – добавлял Арутян.
Да и какие они демоны? Просто делали свою работу. Одни торгуют. Другие растят огурцы. Третьи выпускают баночное пиво. Четвертые строят планетарный лифт. Портальщики продают картинки. Большинство обожают глядеть на трупы, вспышки бластеров, ночную стрельбу и кровь. Все должно быть настоящим, неподдельным. В фокусе. Портальщик, как снайпер, должен попадать в цель. Только и всего. Работа такая.
«Хотите попасть в портал? Сейчас запечатлеем», – на это предложение покупались почти все. Кидались позировать. Принимали картинные позы, потрясали оружием, скалили зубы. Подозрительности как не бывало.
Па дорожной развязке уже перед самым морталом их вездеход остановила военная полиция. Сержант в серой форме взял планшетку Арутяна.
– Идете в мортал? Летом? – спросил равнодушно. – Знаете, что это опасно?
– Знаю, – хмыкнул Арутян самодовольно.
Сержант заглянул внутрь машины.
– Девушка с вами добровольно?
– Я – лейтенант медицинской службы! – сообщила с гордостью Валюша.
– Добровольно находитесь в данной группе? – переспросил сержант.
– Конечно!
– Продукты с собой? Вода? «Дольфины»?
– Все на месте.
– Тогда езжайте.
Почему сержант не задержал их? Неужели не знал, что перед ними ловушка, что из этой пропасти, из этого мортала никто никогда не выходил назад? Знал, конечно. Но не обязан был задерживать. Формально сержант «MP» должен был их пропустить. Ведь он не виндекс, чтобы пасти чужие души и спасать тела.
Дорога слегка выгнулась, вездеход подбросило, внутрь пахнуло ледяным ветром. Они въехали в мортал. На миг стало не по себе. А потом сразу – весело.
– Знаете, что мне нравится в этом мире? – спросил Рузгин, смеясь.
– То, что можно нассать в любом месте, и никто не оштрафует! – заржал Гришка Савин.
– Если помочиться рядом со штабом, то могут пристрелить, – заметил Виктор.
Все захохотали еще громче.
– Да ну вас! – обиделся Рузгин. – Ничего вы не понимаете!
– Что такое важное мы должны понимать? – глумливо ухмыльнулся Савин. Он был тощий, узкоплечий, форму выбрал на два размера больше, она висела на нем мешком.
– Здесь свобода. Свобода! – повысил голос Рузгин. – Я могу дать человеку по морде, могу буквально взорваться от ненависти. Могу убить, в конце концов. Но проклятый коммик не станет пищать и доносить на меня. «Ваш порог агрессивности недопустимо понизился. Вы можете в любой момент совершить акт агрессии», – передразнил Рузгин сообщение контрольной службы. – И виндексы не явятся.
– А что... правда... виндексов здесь нет, – хмыкнул Димаш не очень уверенно.
– Никогда не думал, что это и есть свобода – право безнаказанно убивать, – сказал Виктор.
Рузгин смутился:
– Вы не так меня поняли.
– А как я должен был понять?
– Конечно, это и есть свобода, – объявил Гришка Савин. – Убить, кого хочешь! Трахнуть, кого хочешь.
– Мне всегда казалось, что на той стороне в смысле траха выбор куда лучше, – заметил Борис зло. Савина он не любил.
– Гришке на той стороне ни одна не дает! – фыркнул Димаш.
Новый взрыв смеха. Савин побагровел.
– Ну все, теперь ему захочется кого-то убить, – объявила Валюша.
Вот так, хохоча, они едут по морталу. Высоченный лес. Деревья, поросшие седым мхом. Ни подлеска, ни кустика вокруг, лишь ржавая хвоя устилала землю. Ни птиц. Ни ветра. Тишина. И вдруг она лопается. Это рушится с грохотом древесный великан. Лежит, содрогается, умирая. Легкое дуновение проносится между стволами. Проносится и замирает. Кто здесь проложил дорогу и когда – неведомо. Но дорога есть. Не исчезает. Не зарастает. Рассекает мортал почти по прямой. Вездеход мчится по ней.
Смех постепенно стих. Гришка Савин попробовал горланить похабные песни. Никто не смеялся. Даже Валюша. Умолк и Гришка. Все оглядывались, дышали часто-часто. Воздуха не хватало. Мутило. И еще всем хотелось пить. К счастью, «Дольфины» двести второй модели наполнялись в мортале почти мгновенно. «Наши волшебные фляги», – любовно называли их стрелки. Специальные пробки собирали конденсат из воздуха в бутылки. Пол-литровая бутылка во влажном воздухе наполнялась три-четыре раза в сутки. Бутылки с готовой водой брали обычно на всякий случай. Кто-то утверждал, что собранная в мортале вода пьянит не хуже водки. Вранье. Просто сам мортал давит на психику. В мортале все другое – и время прежде всего.
Они пили, но не могли напиться. Их мучила жажда, хотя лес вокруг источал влагу, меж огромных стволов висел пластами синий туман.
– Эй, стоп! Отлить надо! – заколотил по кабине водителя Димаш.
Водитель тормознул: самому приспичило.
Они выпрыгнули из вездехода, выстроились вдоль дороги.
– Поливай! – отдал команду Рузгин.
Валька прыснула от смеха и побежала дальше, вглубь, прятаться за какие-то коряги.
– Э, ребята, смотрите, у меня струя льется и не кончается... льется и... – захлебывался идиотским смехом Димаш.
– Это же мортал, здесь все особенное! – отозвался Борис.
– А если трахнуться в мортале? – предложил Димаш.
– Валюта! – хором завопили парни. – Мы тебя ждем... – и загоготали.
– Отставить! – прикрикнул на них Борис, вспомнив о своих лейтенантских нашивках. – Штаны застегнуть.
– Да ладно... мы ж пошутили... – примирительно хмыкнул Димаш.
– А чего, можно и трахнуть. Я – за.. – осклабился Савин.
Странно, но Валя не возвращалась. Услышала жеребячье ржанье? Испугалась?
– Пойду поищу ее, – сказал Виктор.
– Эй, ты чё, первым хочешь быть? – хмыкнул Савин и даже шагнул следом.
Виктор обернулся:
– У тебя с собой «Гарин», придурок. «Гарин» в мортале не стреляет. У меня «беретта». Яйца точно отстрелю.
Савин сплюнул сквозь зубы, вернулся к дороге.
– Вот урод, подстилку оберегает, – расслышал Виктор (звук в мортале отчетлив, и слышно порой за сотню метров так, будто кто над ухом сказал). – Зачем же она через врата поперла, если не трахаться?
Виктор направился к поваленным стволам, ощущая глухую тревогу. Сердце колотилось. Часто. Еще чаще. Захлебывалось. Пот выступил на висках и лбу, стекал по спине. Тело сделалось чужим и как будто легче. Хотелось подпрыгнуть и зависнуть в воздухе.
«Возможно, я на Луне», – Виктор остановился. Деревья казались ненастоящими. Огромные, одинаковые. Стволы не обхватить руками. И без коры. Да, да, гладкие серые стволы. Как мертвые. Но еще живые. Столетние. Вечные. Кроны заслоняли небо, сверху колючим дождем осыпалась хвоя.
И тут с ним случилось это впервые. Он не знал, как назвать... помутнение, что ли... время остановилось. Пропало. Перед глазами мелькнул лейтенантик. Живой, круглолицый, улыбающийся. Тот самый. Убитый на пикнике. Чья кровь брызнула Виктору на щеку и обожгла. Парнишка стоял рядом, как живой. Хрустел огурцом. Бормотал что-то с набитым ртом. Кажется, про станцию на спутнике Юпитера, Европе. Будто у него какой-то проект насчет этой станции. Причем там, на пикнике, лейтенант ничего такого не говорил.
Потом сказал:
– Скорее. Она там.
Видение пропало. Только виски покалывало.
Теперь Виктор знал, что Валюшка за этим огромным поваленным стволом, сидит на влажной мертвой земле и не может подняться.
Виктор попытался сглотнуть. Окликнул:
– Валюша!
Кажется, кто-то отозвался. То ли стон, то ли жалобное хныканье. Виктор обогнул гниющий ствол. И увидел, что дальше лес обрывается. Впереди – черная земля. Серыми тушами – остовы огромных деревьев. Валя сидела, прислонившись спиной к коряге, на темной гнилой хвое.
1 2 3 4 5 6
Помнится, в долине Белых кроликов офицеры на исходе июня решили немного расслабиться. Пикничок. Вино, водочка, шашлыки. Погоды стояли чудные... Все цвело, благоухало – деревья, травы... мелкое озерцо прогрелось не хуже бассейна. Девчонок пригласили: их не так мало идет через врата, искательниц приключений, бедовых подруг или просто дешевых давалок, решивших подзаработать.
Пили (коньяк и вино), ели (шашлыки получились отменные), травили анекдоты (над старыми, с бородой, смеялись особенно долго), предвкушая легкие победы над «синими». Сидевший рядом с Виктором лейтенантик вдруг повалился на пикниковую скатерть, лицом в порезанные кусками помидоры и огурцы, обрызгав щеку Виктора густым и теплым... Виктор отшатнулся. Это его и спасло. Вторая пуля прошла там, где мгновение назад была голова порталыцика, и угодила сидящей напротив на траве красавице врачихе в грудь. Еще один выстрел. Кто-то продолжал хохотать над последним анекдотом, но остальные повалились на траву, елозили, отползая от залитой кровью скатерти под защиту ближайших валунов. Виктор схватился за рукоять «Гарина». В первый момент забыл сбросить предохранитель, давил на кнопку разрядника, не понимая, почему проклятый «Гарин» не стреляет. Врата закрыты. Но это же не мортал – в мортале «Гарин» летом бесполезен. Потом сообразил, вспомнил про предохранитель. Откуда вели огонь «синие» снайперы, он не знал. Откуда-то сзади, раз пуля угодила лейтенанту в затылок. Виктор развернулся и принялся поливать лучом серую скалу, что возвышалась над поляной. Батарея «Гарина» села через полминуты. Кто-то из офицеров уже опомнился, слева и справа грохотали выстрелы из автоматов. Били все по той же серой скале. Но «синие» больше не стреляли. Где они? Там? Ушли? Пальба постепенно стихала. Где снайперы? Не определить. Виктор нащупал непослушными пальцами бинокль, но ничего разглядеть не успел: полыхнуло белым огнем, скала осела, развалилась на части. Кто-то выпустил фотонную гранату. В этом году их разрешили наряду с парализующими. Ну вот, теперь уже точно не узнать, был ли там кто-то. Виктор подполз к лейтенанту, убитому в начале пальбы. Перевернул. Вместо лица – красное месиво с прилипшими кружками огурцов. Огурцы тоже красные.
– Салат с кровью, новое блюдо, – хмыкнул офицерик рядом и заржал.
– Разве так можно?! Я спрашиваю: разве так можно? – кричал Рузгин, потрясая в воздухе «Гариным», из которого он ни разу не выстрелил. – Это – подлость! Удар в спину! Гады! Так нельзя! Нельзя! Куда смотрят наблюдатели?
Он схватил бутылку коньяка, открыл, хлебнул из горла, закашлялся.
Приехала на джипе с белым флажком военная полиция. Но поскольку скалу разнесли на куски фотонной гранатой, разбираться не стала. Немолодой мужчина в серой форме с белой повязкой на рукаве, украшенной буквами «MP», долго о чем-то объяснялся по рации с начальством.
Спустя полчаса прилетел вертолет наблюдателей, сделал круг над местом происшествия, произвел съемку и улетел. Вертолетами на этой стороне располагал только наблюдательный совет. Их провозили через врата частями и собирали уже здесь. На зиму вертушки оставляют в ангаре под защитой силовых установок и отряда военной полиции. Говорят, каждую зиму мары пытаются их отбить. Пока не получалось.
Мары. Призраки, дьяволы, проклятые. Их ненавидят все – и «синие», и «красные», – и все боятся. Map – худшее ругательство по эту сторону врат.
Виктор положил руку Борьке Рузгину на плечо:
– До сих пор никто не знает, чем отличается военная хитрость от подлости. Формально они не нарушили ни одного из пунктов летней операции. Мы в зоне военных действий.
– Вы кого-нибудь убили, Виктор Палыч? – спросила Валюша. Когда стреляли, она была в кладовой – набирала в корзинку припасы. Теперь вернулась. Заахала, потом вспомнила про аптечку в сумке, кинулась перевязывать. Раненых было трое. – Убили?
– Не знаю, может быть. Скорее всего, нет.
– Это хорошо, – Валюша одобрительно кивнула. – То есть для вас хорошо.
– Почему? – не понял Виктор.
– Говорят, тот, кто убивает, на ком кровь, рано или поздно уходит к марам.
– Кто вам сказал подобную чепуху, Валюша? – пожал плечами Виктор.
– Это все знают.
– Спасибо, что предупредили, милая.
В человека Виктор стрелял не впервые. Впервые было на той стороне. Когда отряд миротворцев окружили в Дарфуре. Семь лет назад.
3
Эдик всю перестрелку пролежал за камнем, лицом в землю, руки – на голове. Он что-то бормотал, подвывал. Проклинал и плакал. Был готов сдаться. Он был жалок. Кто бы мог подумать в тот день, что Арутян окажется таким смелым в мортале!
Вечером Эдик явился к Виктору в сборный домик (на базе они жили в аккуратных домиках с туалетами и душевыми, почти комфортно) и заявил, что экспедиция переносится на август. Комбату уже предъявлен ультиматум: или Васильев дает людей и вездеход, или возвращает аванс и платит неустойку. Васильев юлил, отговаривался: очередная операция на носу, вездеходы наперечет, лето, врата закрыты, людьми в мортале рисковать нельзя. Эдик напомнил: договор лежит на той стороне у Гремучки в Сейфе. Неустойка в нем прописана пятизначным числом.
– Подожди до сентября, – советовал комбат. – Куда ты торопишься? Почему именно весной или летом?
– Большая игра. Думаешь, тебе просто так деньги заплатили?
Васильев сдался.
То есть сказал:
– Ладно, хочешь сдохнуть в мортале – сдыхай.
Выделил лейтенанта Рузгина и с ним еще семь человек вместо обещанных десяти. Валюша вызвалась сопровождать их добровольно. Та самая Валюшка, Валентина, пухленькая развеселая хохотушка.
Все это красочно в лицах рассказывал Эдик, глотая коньяк как воду. Виктор слушал и качал головой. Он понимал: Эдик тащит их на смерть. Понимал это и майор Васильев. Не в первый раз комбат в Диком мире знал, что к чему.
«Смерть? Ерунда! – отговаривался Арутян. – Я знаю, как пройти мортал. Ты и не заметишь, что угодил в этот долбаный лес!»
Но Виктор не верил. Для Арутяна главное – достигнуть. Какими путями и как – все равно. Убеждать – бесполезно. Напугать? Виктор пытался. Но в ответ Эдик лишь хитро подмигивал и твердил: «А я не боюсь». Можно было отказаться (Виктор имел право как портальщик: где хочу, там и снимаю, и никто мне не указ); второй вариант – пристрелить Арутяна, чтобы тот никуда не пошел и людей не погубил, и, наконец – третий – идти вместе с Эдиком и попытаться вытащить ребят из мортала.
Первый вариант Виктор сразу отмел, второй – не мог исполнить. Значит, оставался третий путь...
И они отправились. Середина августа. Жара. Просторы. На той стороне не увидишь такого: равнины, луга, реки, леса... Здесь все – необозримо. А там – впритык, и все плечом к плечу, построено, посажено, подстрижено. Все ненастоящее, даже то, что растет и дышит. Там – суета и духота. Здесь – тишина, запах травы, бездонные небеса, бездонные озера и реки; заблудишься и утонешь – в небесах или в воде. Тишина. Только здесь понимаешь, что это такое. Но тишину, в конце концов, разорвет автоматная очередь.
Зона войны. Она нанесена на карту. Заранее, еще зимой, генералы договариваются и очерчивают район, где будут воевать. Каждому стрелку при проходе через врата выдают бумажную карту. Последний краткий инструктаж: «Ты должен быть здесь к началу июня. А ты – здесь. Тут молжо стрелять. Тут – нельзя. Похоронные команды, медики, Красный Крест, военная полиция, наблюдатели, пацифисты, то есть пасики – неприкосновенны. В любое время можно убивать только маров. Этих – сколько угодно. К стенке. То есть к ближайшему стволу. Без знаков отличия ходить запрещено. Синие и красные значки не прятать. Мишень для снайпера? Все равно запрещается. Возьмите для детей конфеты. Что? Откуда в завратном мире дети? Не знаю. Но их там полно. Купите не меньше килограмма. Иначе получится некрасиво». – «Где купить?» – «В киоске». – «Там цены бешеные. Двести граммов хватит за глаза. Да и нет там никаких детей. Враки».
Детей они увидели в первый день, как прошли врата. Мальчика лет десяти и девчонку лет семи. Они торговали серебряными портсигарами. Конфеты взяли. Охотно. Но цену на портсигары не скинули. Дети смотрели на вновь прибывших снизу вверх. А казалось – сверху вниз. Снисходя.
4
Им везло поначалу. Ни стрельбы, ни маров.
Вездеход мчался по дорогам в расположении «красных».
– Говорят, у «милитари» где-то в южных краях есть целый поселок. Роскошный. Дома с бассейнами, кафе, клуб, – таинственным тоном сообщила Валюшка. – В ту сторону дорога проложена, и на ней охрана.
– Говорят, – ей в тон отозвался Рузгин. – На севере есть бараки, обнесенные заборами с колючей проволокой. Туда дорога ведет, и на ней – охрана.
Но там, где они ехали, не было ни роскошных поселков, ни бараков. Вообще ничего. Природа первозданная. Лишь однажды на холме заметили недостроенное здание. Пустые глазницы окон, вход без двери. Купольная крыша и крест. Церковь? Они из любопытства свернули с дороги и поднялись на холм. В самом деле, – церковь. Недостроенная. Уже начала разрушаться.
Два раза их останавливал патруль, проверял голограммы и коды.
– Портальщики? – «эмпэшники» смотрели на них настороженно, зачастую именовали – стервятники. Реже – кровососы. Еще говорили: демоны.
«Я – хороший демон», – непременно отвечал в таких случаях Виктор.
«А я – плохой», – добавлял Арутян.
Да и какие они демоны? Просто делали свою работу. Одни торгуют. Другие растят огурцы. Третьи выпускают баночное пиво. Четвертые строят планетарный лифт. Портальщики продают картинки. Большинство обожают глядеть на трупы, вспышки бластеров, ночную стрельбу и кровь. Все должно быть настоящим, неподдельным. В фокусе. Портальщик, как снайпер, должен попадать в цель. Только и всего. Работа такая.
«Хотите попасть в портал? Сейчас запечатлеем», – на это предложение покупались почти все. Кидались позировать. Принимали картинные позы, потрясали оружием, скалили зубы. Подозрительности как не бывало.
Па дорожной развязке уже перед самым морталом их вездеход остановила военная полиция. Сержант в серой форме взял планшетку Арутяна.
– Идете в мортал? Летом? – спросил равнодушно. – Знаете, что это опасно?
– Знаю, – хмыкнул Арутян самодовольно.
Сержант заглянул внутрь машины.
– Девушка с вами добровольно?
– Я – лейтенант медицинской службы! – сообщила с гордостью Валюша.
– Добровольно находитесь в данной группе? – переспросил сержант.
– Конечно!
– Продукты с собой? Вода? «Дольфины»?
– Все на месте.
– Тогда езжайте.
Почему сержант не задержал их? Неужели не знал, что перед ними ловушка, что из этой пропасти, из этого мортала никто никогда не выходил назад? Знал, конечно. Но не обязан был задерживать. Формально сержант «MP» должен был их пропустить. Ведь он не виндекс, чтобы пасти чужие души и спасать тела.
Дорога слегка выгнулась, вездеход подбросило, внутрь пахнуло ледяным ветром. Они въехали в мортал. На миг стало не по себе. А потом сразу – весело.
– Знаете, что мне нравится в этом мире? – спросил Рузгин, смеясь.
– То, что можно нассать в любом месте, и никто не оштрафует! – заржал Гришка Савин.
– Если помочиться рядом со штабом, то могут пристрелить, – заметил Виктор.
Все захохотали еще громче.
– Да ну вас! – обиделся Рузгин. – Ничего вы не понимаете!
– Что такое важное мы должны понимать? – глумливо ухмыльнулся Савин. Он был тощий, узкоплечий, форму выбрал на два размера больше, она висела на нем мешком.
– Здесь свобода. Свобода! – повысил голос Рузгин. – Я могу дать человеку по морде, могу буквально взорваться от ненависти. Могу убить, в конце концов. Но проклятый коммик не станет пищать и доносить на меня. «Ваш порог агрессивности недопустимо понизился. Вы можете в любой момент совершить акт агрессии», – передразнил Рузгин сообщение контрольной службы. – И виндексы не явятся.
– А что... правда... виндексов здесь нет, – хмыкнул Димаш не очень уверенно.
– Никогда не думал, что это и есть свобода – право безнаказанно убивать, – сказал Виктор.
Рузгин смутился:
– Вы не так меня поняли.
– А как я должен был понять?
– Конечно, это и есть свобода, – объявил Гришка Савин. – Убить, кого хочешь! Трахнуть, кого хочешь.
– Мне всегда казалось, что на той стороне в смысле траха выбор куда лучше, – заметил Борис зло. Савина он не любил.
– Гришке на той стороне ни одна не дает! – фыркнул Димаш.
Новый взрыв смеха. Савин побагровел.
– Ну все, теперь ему захочется кого-то убить, – объявила Валюша.
Вот так, хохоча, они едут по морталу. Высоченный лес. Деревья, поросшие седым мхом. Ни подлеска, ни кустика вокруг, лишь ржавая хвоя устилала землю. Ни птиц. Ни ветра. Тишина. И вдруг она лопается. Это рушится с грохотом древесный великан. Лежит, содрогается, умирая. Легкое дуновение проносится между стволами. Проносится и замирает. Кто здесь проложил дорогу и когда – неведомо. Но дорога есть. Не исчезает. Не зарастает. Рассекает мортал почти по прямой. Вездеход мчится по ней.
Смех постепенно стих. Гришка Савин попробовал горланить похабные песни. Никто не смеялся. Даже Валюша. Умолк и Гришка. Все оглядывались, дышали часто-часто. Воздуха не хватало. Мутило. И еще всем хотелось пить. К счастью, «Дольфины» двести второй модели наполнялись в мортале почти мгновенно. «Наши волшебные фляги», – любовно называли их стрелки. Специальные пробки собирали конденсат из воздуха в бутылки. Пол-литровая бутылка во влажном воздухе наполнялась три-четыре раза в сутки. Бутылки с готовой водой брали обычно на всякий случай. Кто-то утверждал, что собранная в мортале вода пьянит не хуже водки. Вранье. Просто сам мортал давит на психику. В мортале все другое – и время прежде всего.
Они пили, но не могли напиться. Их мучила жажда, хотя лес вокруг источал влагу, меж огромных стволов висел пластами синий туман.
– Эй, стоп! Отлить надо! – заколотил по кабине водителя Димаш.
Водитель тормознул: самому приспичило.
Они выпрыгнули из вездехода, выстроились вдоль дороги.
– Поливай! – отдал команду Рузгин.
Валька прыснула от смеха и побежала дальше, вглубь, прятаться за какие-то коряги.
– Э, ребята, смотрите, у меня струя льется и не кончается... льется и... – захлебывался идиотским смехом Димаш.
– Это же мортал, здесь все особенное! – отозвался Борис.
– А если трахнуться в мортале? – предложил Димаш.
– Валюта! – хором завопили парни. – Мы тебя ждем... – и загоготали.
– Отставить! – прикрикнул на них Борис, вспомнив о своих лейтенантских нашивках. – Штаны застегнуть.
– Да ладно... мы ж пошутили... – примирительно хмыкнул Димаш.
– А чего, можно и трахнуть. Я – за.. – осклабился Савин.
Странно, но Валя не возвращалась. Услышала жеребячье ржанье? Испугалась?
– Пойду поищу ее, – сказал Виктор.
– Эй, ты чё, первым хочешь быть? – хмыкнул Савин и даже шагнул следом.
Виктор обернулся:
– У тебя с собой «Гарин», придурок. «Гарин» в мортале не стреляет. У меня «беретта». Яйца точно отстрелю.
Савин сплюнул сквозь зубы, вернулся к дороге.
– Вот урод, подстилку оберегает, – расслышал Виктор (звук в мортале отчетлив, и слышно порой за сотню метров так, будто кто над ухом сказал). – Зачем же она через врата поперла, если не трахаться?
Виктор направился к поваленным стволам, ощущая глухую тревогу. Сердце колотилось. Часто. Еще чаще. Захлебывалось. Пот выступил на висках и лбу, стекал по спине. Тело сделалось чужим и как будто легче. Хотелось подпрыгнуть и зависнуть в воздухе.
«Возможно, я на Луне», – Виктор остановился. Деревья казались ненастоящими. Огромные, одинаковые. Стволы не обхватить руками. И без коры. Да, да, гладкие серые стволы. Как мертвые. Но еще живые. Столетние. Вечные. Кроны заслоняли небо, сверху колючим дождем осыпалась хвоя.
И тут с ним случилось это впервые. Он не знал, как назвать... помутнение, что ли... время остановилось. Пропало. Перед глазами мелькнул лейтенантик. Живой, круглолицый, улыбающийся. Тот самый. Убитый на пикнике. Чья кровь брызнула Виктору на щеку и обожгла. Парнишка стоял рядом, как живой. Хрустел огурцом. Бормотал что-то с набитым ртом. Кажется, про станцию на спутнике Юпитера, Европе. Будто у него какой-то проект насчет этой станции. Причем там, на пикнике, лейтенант ничего такого не говорил.
Потом сказал:
– Скорее. Она там.
Видение пропало. Только виски покалывало.
Теперь Виктор знал, что Валюшка за этим огромным поваленным стволом, сидит на влажной мертвой земле и не может подняться.
Виктор попытался сглотнуть. Окликнул:
– Валюша!
Кажется, кто-то отозвался. То ли стон, то ли жалобное хныканье. Виктор обогнул гниющий ствол. И увидел, что дальше лес обрывается. Впереди – черная земля. Серыми тушами – остовы огромных деревьев. Валя сидела, прислонившись спиной к коряге, на темной гнилой хвое.
1 2 3 4 5 6