VadikV
24
Евгений Иванович Маурин
: «Могильный цветок»
Евгений Иванович Маурин
Могильный цветок
«Маурин Е. Избранное в 2 томах. Том 1. Могиль
ный цветок»: Терра Ц Книжный клуб; М.; 2003
ISBN 5-275-00737-Х (т.1), ISBN5-275-00736-1
Аннотация
В романах Евгения Ивановича Ма
урина разворачивается панорама исторических событий XVIII века. В представ
ленных на страницах двухтомника произведениях рассказывается об удиви
тельной судьбе французской актрисы Аделаиды Гюс, женщины, через призму ж
изни которой можно проследить за ключевыми событиями того времени.
В первый том вошли романы «Могильный цветок» и «Возлюбленная фаворита».
Евгений Маурин
Могильный цветок
ГЛАВА ПЕРВАЯ
I
Я, Гаспар Тибо Лебеф, пишу эти воспоминания в назидание молодому поколен
ию. Я стар, много видел, много пережил, перестрадал, и теперь смерть так бли
зко витает около меня, что по временам я даже слышу змеиное шуршание ее ла
сковых крыльев. Что же, я с тихой радостью жду свою последнюю гостью: в дев
яносто два года жизнь представляется далеко не таким благом, как в шестн
адцать.
И одно только удерживает меня, заставляет цепляться за остаток дней. Ну х
орошо! Я умру Ц туда мне и дорога, одинокому, запоздавшему путнику; но вед
ь вместе со мною умрет все пережитое, вместе со мною истлеет жизненный оп
ыт, доставшийся такой тяжелой ценой!
Да, много блестящих, величественных и ужасных картин прошло перед моими
глазами. Безудержная роскошь Людовика XV, трагедия Людовика XVI, пострадавш
его за грехи предков, дни террора и безумия, искрометная карьера Наполео
на, его слава и падение, неистовство «союзников», явившихся восстановлят
ь чуждых и им, и нам Бурбонов, июльская революция Ц всему этому был я свид
етелем. А Екатерина II, Густав III, Христиан VII, блеск их дворов, пышность их жиз
ни!
Но не в этих полных суетного тщеславия картинах заключено то, что мне хот
елось бы передать потомству, что еще приковывает меня к жизни. Моя душа уж
е давно мертва, и не прельщают ее образы земного величия. Все Ц прах и суе
та, все Ц обманная мишура… Нет, моя личная печальная судьба да послужит м
олодежи предостережением, и о ней-то я и хочу рассказать. За краткие минут
ы чувственного наслаждения я поплатился всей жизнью; неосторожная, прес
тупная клятва сделала меня рабом разнузданной женщины, той самой, что по
добно могильному цветку пышно разрослась на гнойнике монархии. И вот что
я теперь!.. Труп, обреченный одновременно и на загробные муки, и на терзани
я земной жизни.
В назидание молодому поколению я, Гаспар Тибо Лебеф, расскажу, как это слу
чилось и что из этого произошло. Вся моя жизнь, тесно связанная с жизнью зл
осчастной Аделаиды Гюс, пройдет перед глазами читателя. По большей части
прошлое живо стоит перед моими глазами, но да простится мне, если кое-что
затуманилось в памяти. Я стар, могу спутаться в мелких деталях, фактах и чи
слах. Что за беда, если бесспорным и верным останется тот вывод, ради котор
ого я и предпринял эту непосильную в моем возрасте работу?
Итак, с Богом!.. Впрочем, сначала еще одна оговорка, читатель: многое из того
, о чем я расскажу здесь в последовательном порядке, стало мне известно из
сообщений других лиц, и иногда я узнавал о них только через несколько лет
после происшедшего. Все равно, ради удобства воспоминаний и связности ра
ссказа, я буду описывать события не в том порядке, как они мне раскрывалис
ь, а как они происходили на самом деле, и связывать лично виденное с тем, чт
о узнал впоследствии.
Однако все оговорки да оговорки! Вот что значит старость: бродишь вокруг
да около и никак не приступишь к делу! Так с Богом! Прими, о юный читатель, эт
у правдивую исповедь наболевшего сердца и извлеки из нее тот урок, котор
ого так недостает твоей неопытности. «Женщина Ц исчадие ада!» Да сопутс
твует тебе это изречение святых отцов на всех путях твоих!
II
Ни отца, ни матери я никогда не знал, так как оба они трагически погибли вс
коре после моего рождения. Отец умер потому что, спасая из пожара люльку с
дорогим ему новорожденным, сам получил тяжкие ожоги, а мать не могла пере
нести смерть отца и в припадке тоски повесилась. Таким образом я с шестим
есячного возраста оказался на попечении двоюродного брата отца, аббата
Дюпре, служившего в предместье тихого приморского городка Лориен (в Брет
ани).
С самого детства океан глубоко волновал меня, принося вместе с прибоем в
олн какие-то смутные грезы и желания. Мне казались невыносимыми тишина и
бледность моей жизни, и мечта звала куда-то вдаль, в неизведанные страны,
к новым, ярким впечатлениям. Да, так было тогда, а теперь, вспоминая свою жи
знь, я думаю, что у меня не было времени счастливее детских лет в тихом, мил
ом Лориене.
Дядя-аббат заставлял меня много и серьезно заниматься. Сам он был челове
ком всесторонне образованным и сумел заинтересовать учением и меня. В дв
енадцать лет я совершенно бегло читал по-латыни и свободно понимал без с
ловаря кодекс Юстиниана, не говоря уже о том, что Плутарх, Цицерон, Корнели
й Непот, Геродот, Овидий и прочие корифеи латинской и греческой литерату
ры были моими интимными друзьями. Вообще я, должен сознаться, был странны
м ребенком. Словно жил вне жизни: книги и смутные мечты, навеваемые мне оке
аном, составляли все мое существование.
Шли дни, складываясь в недели и месяцы; уносились месяцы, складываясь в го
ды. Казалось, что жизнь всегда будет идти так же ровно, серо, бесцветно и ни
когда не сбудутся мои яркие мечты. И вдруг они осуществились, осуществил
ись так просто, как это бывает с важнейшими поворотными пунктами.
Это было осенью 1759 года, когда мне исполнилось пятнадцать лет. Уже с утра я
видел, что дядя-аббат чем-то взволнован, что-то хочет сказать мне, но не мо
жет решиться. Я заранее волновался, но старался не подавать вида, что волн
уюсь. Наконец вечером дядя позвал меня к себе в кабинет и заговорил, взвол
нованно расхаживая крупными шагами взад и вперед по комнате:
Ц Гаспар, теперь ты Ц уже почти юноша… Представляешь ли ты себе, что так
ое жизнь и что она требует от нас?
Я молчал, смущенный этим неожиданным вступлением.
Тогда дядя продолжал, видимо все более волнуясь:
Ц Ну, да, ты не знаешь, ты не можешь ответить… В этом моя вина: я слишком дол
го держал тебя возле себя! Разве монах знает жизнь? И разве можно научить д
ругого тому, чего не знаешь сам? Я честно старался вооружить тебя как можн
о лучше на борьбу за жизнь, но… Ц Он опять замолчал, продолжая расхаживат
ь по комнате. Ц Ну, словом, Ц продолжал он через некоторое время, Ц тебе
нельзя долее оставаться здесь. Я стар, могу умереть каждую минуту; что же б
удет с тобой тогда? Ты много знаешь, ты развит и образован не по летам, но ве
дь жизнь требует практического применения знаний. Знать мало Ц надо уме
ть. А ты ничего не умеешь…
Я продолжал молчать, охваченный каким-то тревожным, сладким предчувстви
ем. Жизнь… мне предстоит вступить в нее? Но, Боже мой, ведь в этом-то и была к
онечная цель моих смутных по своим реальным очертаниям, но ярких своими
надеждами грез!
Дядя уселся в кресло и продолжал уже спокойнее:
Ц Говоря попросту, тебе надо избрать себе профессию. Прежде я думал, что
ты пойдешь по моим стопам и станешь священником. Но, наблюдая за тобой, я у
бедился, что ты не годишься для пастырского призвания. Под внешней мечта
тельностью и кротостью в тебе таится скрытый мятеж души… Что же, и в светс
кой жизни можно спастись, но горе тому, кто принимает пастырский обет, не б
удучи в силах в полной мере сдержать его. Нет, иди в жизнь, сын мой, иди в жиз
нь!
Но ведь я ничего лучшего и не желал тогда!
Ц Теперь, Ц продолжал дядя, Ц я должен познакомить тебя с твоими семей
ными обстоятельствами. До сих пор ты думал, что у тебя нет других родствен
ников, кроме меня. И правда, с отцовской стороны их у тебя нет, но зато остал
ись родственники со стороны матери. Должен сказать, что твоя мать происх
одила из родовитой буржуазии: она Ц урожденная Капрэ. Отец твоей матери
был против ее брака с мелким дворянином, но, подчиняясь голосу страсти, он
а тайком бежала и обвенчалась с твоим отцом.
Я не хочу осуждать твоих родителей Ц для этого я слишком любил их, да и он
и сами были слишком хорошими людьми. Но по их судьбе видно, что гневящий от
ца гневит Бога: печальная участь твоих родителей тебе известна! Так или и
наче, но отец твоей матери не простил ее брака и вычеркнул ее из своей жизн
и. Года два тому назад он умер, оставив все свое состояние и нотариальную к
онтору сыну Пьеру, твоему родному дяде. Я написал Пьеру Капрэ о тебе и вчер
а получил от него ответ. Дядя согласен взять тебя к себе на службу, но не на
правах родственника, а как постороннего: он хочет сначала убедиться, дос
тоин ли ты его забот. Имей в виду, что твой дядя бездетен… Ну, да это Ц дело
будущего. А сейчас важно только то, что тебе надо отправиться к дяде в Пари
ж!
В Париж! У меня сердце остановилось от восторга! В Париж, где кипит истинна
я жизнь!
Ц В Париж? Ц повторил я. Ц Но когда же?
Ц Не стоит терять времени, Ц ответил дядя-аббат. Ц Годы не ждут, ты и так
ты засиделся. Омнибус отходит завтра в три часа дня, вот и отправляйся. А т
еперь иди к себе, сын мой. Завтра утром мы с тобой еще поговорим об этом, а те
перь дай мне помолиться и подумать.
Почти не помня себя от радости, я вышел из кабинета, выбрался во двор и ста
л обходить церковные постройки, садик, тихую обсаженную деревьями улицу
. Я прощался с милыми местами, но во мне не было скорби и сожаления: моя душа
ликовала, пела, носилась в сладостном вихре упоенья. И только тогда, когда
я незаметно очутился около старой серенькой церковки, что-то подхватило
меня, я упал на колени и стал горячо молиться, чтобы Господь благословил м
еня на новый путь…
Должно быть, я все-таки плохо молился тогда, так как Господу не угодно был
о принять мои молитвы!
III
Не буду много говорить о моем парижском дяде и о том, как он принял меня. Ве
дь ему пришлось играть слишком маленькую роль в моей жизни, а мне еще надо
так много рассказать вам! Поэтому скажу просто, что дядя по отношению ко м
не сразу взял строго официальный тон. Он принял меня к себе на службу, четк
о определив мои обязанности и обусловив мое вознаграждение: столько-то
в первые два года, столько-то на третий и т. д. Вне этого он ничего не хотел з
нать. Даже жить я должен был отдельно, хотя у господина Капрэ нашлось бы в
доме достаточно места даже и для пяти родных племянников.
И началась моя парижская жизнь. С утра до вечера я торчал в конторе, занима
лся актами и законами, законами и актами, а по окончании занятий шел обеда
ть в дешевенький кабачок, и если была хорошая погода Ц гулял немного; а по
том отправлялся к себе в комнатку спать. И в праздничные дни моя жизнь был
а тихой и скромной: единственным моим развлечением были прогулки за горо
д. Достаточно сказать, что я даже не проживал скудных грошей, полагавшихс
я мне в виде жалованья.
Так прошли два года, и мне стукнуло семнадцать лет. Я был еще совершенно чи
ст, скромен, застенчив, словно девушка. Несмотря на соблазны одинокой жиз
ни, несмотря на заигрывания и авансы соседок-гризеток, я еще не знал женщи
н. Быть может, удержись я в этой чистоте, и не случилось бы со мной того, что
испортило мне в последствии всю жизнь. Но случаю угодно было пробудить в
о мне мужчину, Ц и, потеряв свою чистоту, я стал уже более чувствителен к ж
енскому влиянию. Вот о своем первом падении я и хочу сначала рассказать в
ам.
Не помню уже, где и как мне пришлось однажды слышать старое еврейское пре
дание. Языческий царь призвал к себе троих еврейских праведников и прика
зал им совершить какой-нибудь из трех грехов по их выбору: согрешить с язы
чницами Ц рабынями короля, напиться пьяными или вкусить нечистого, треф
ного мяса. Праведники рассудили, что из всех трех грехов самым невинным б
удет опьянение, и выпили добрую амфору крепкого вина. Но опьянев, они поте
ряли меру добра и зла и уже без всякого принуждения принялись есть нечис
тое мясо и грешить с рабынями. Таким образом, говорит талмудистское пред
ание, вино Ц самое худшее из зол, потому что оно заключает в себе все оста
льные.
Вот и я своим падением был обязан вину. Однажды я расхворался, и мои соседи
Ц две модистки, Роза и Клара, мелкая актриса Сесиль, студент Пьер и худож
ник Анри Ц так мило отнеслись ко мне, так заботливо ухаживали за мной, что
я решил по своем выздоровлении отблагодарить их маленьким пиршеством в
соседнем кабачке. А тут еще подоспело окончание срока моего ученья в кон
торе у дяди и поступление в штат, что было сопряжено со значительным увел
ичением жалованья. Таким образом предлог для пирушки со всех сторон каза
лся как нельзя более подходящим.
Все предвещало удачу нашей пирушке. Мои приятели постоянно бывали весел
ы и готовы были хохотать даже тогда, когда им нечего было есть; поэтому мож
но представить себе их настроение в виду предстоящего удовольствия. Я же
с утра был в восторженном состоянии. Еще бы! Дядя поздравил меня с окончан
ием периода ученья и в первый раз пригласил к себе обедать. За обедом он вы
разил мне удовольствие по поводу моего старания, скромности и способнос
тей, высказал надежду, что мое будущее обеспечено, и подарил немного дене
г. Опьяненный радостью и стаканчиком старого вина, который пришлось выпи
ть за обедом, я радостно полетел домой к своим друзьям.
Ужин удался на славу. Молодые люди шалили, словно дети, и я сам, обычно заст
енчивый и скромный, не отставал от них. С каждой новой бутылкой вина настр
оение у меня все повышалось, манеры становились все развязнее и… в голов
е у меня все сильнее туманилось и кружилось. Сознание происходящего шло
какими-то скачками, так все и запечатлелось у меня в памяти: отдельные сце
нки представляются мне очень ясно, но, что было между ними, я совершенно не
помню теперь, как не помнил и в дни, следовавшие непосредственно за пируш
кой.
Три сцены представляются мне особенно ярко и рельефно. Роза сидит на кол
енях у Анри и страстно обнимает его, Клара и Пьер возятся в углу на диване,
словно котята, щекочут друг друга, хохочут, пищат, а я и Сесиль сидим близк
о-близко друг от друга, ее нога чуть-чуть касается моей, ее взгляд тонет в м
оих расширенных зрачках, и от этого прикосновенья, от этого томного, жажд
ущего греха, обволакивающего взгляда по телу у меня пробегают колющие ис
корки. Воспоминания бурным ураганом крутятся в мозгу. Вспоминаются мирн
ая жизнь в тихом Лориене, беспокойные грезы, навеваемые прибоем волн, спо
койная жизнь в Париже, столь далекая от прежних мечтаний и надежд… И мозг
острой молнией пронзает безумно-сладостная мысль: в этом взгляде, в этом
прикосновении все оправдание, разрешение, осуществление детских грез…
А Сесиль пригибается совсем близко к моему лицу и что-то шепчет Что?
Волны тумана сгущаются и заслоняют дальнейшее.
Потом они снова разрываются. Розы и Анри уже нет, Клара и Пьер в судорожном
объятии сплелись и замерли в уголке дивана. Тускло горят свечи, освещая з
алитый вином стол. Я и Сесиль стоим совсем близко от двери. Сесиль нежно тя
нет меня за руку и шепчет:
Ц Пусть их себе! Что нам до них? Идем же, мальчик мой, идем, я так люблю тебя!
Жгучая струя хлынула в мой мозг и пеленой красного тумана снова поглотил
а дальнейшее. И в третий раз разрывается туман, чтобы выявить передо мной
картину, которая заставляет низко-низко опускаться мою седую голову.
Мы одни в комнате Сесиль. Воздух душен и пропитан странным ароматом. Что э
то Ц запах ли духов, или благоухание чего-то мне неведомого? Еще сильнее
кружится голова… Сесиль медленно протягивает руки, обвивает меня ими, пр
ивлекает к себе, не отрывая от меня взгляда расширенных глаз, и мы сливаем
ся в бесконечном, страстном поцелуе…
Ночь любви! Сколько очарования в этих двух словах! Но это очарование было
бы еще больше, еще победнее, если бы за ночью любви, как и за всякой другой, н
е следовало утро!
И оно наступило, мое утро.
Маленькая грязная комната. Платье и белье, беспорядочно разбросанные, ка
к попало. Не очень молодая, сильно пожившая женщина с увядшими формами и ж
елтым помятым лицом. И сам я, какой-то запачканный, опозоренный, еле сдерж
ивающий горькие рыдания, ощипанный птенчик.
Много дурных минут переживал я в жизни, но не помню, чтобы какая-нибудь др
угая сравнилась по остроте презрения к себе с минутой этого пробуждения!
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Могильный цветок'
1 2
24
Евгений Иванович Маурин
: «Могильный цветок»
Евгений Иванович Маурин
Могильный цветок
«Маурин Е. Избранное в 2 томах. Том 1. Могиль
ный цветок»: Терра Ц Книжный клуб; М.; 2003
ISBN 5-275-00737-Х (т.1), ISBN5-275-00736-1
Аннотация
В романах Евгения Ивановича Ма
урина разворачивается панорама исторических событий XVIII века. В представ
ленных на страницах двухтомника произведениях рассказывается об удиви
тельной судьбе французской актрисы Аделаиды Гюс, женщины, через призму ж
изни которой можно проследить за ключевыми событиями того времени.
В первый том вошли романы «Могильный цветок» и «Возлюбленная фаворита».
Евгений Маурин
Могильный цветок
ГЛАВА ПЕРВАЯ
I
Я, Гаспар Тибо Лебеф, пишу эти воспоминания в назидание молодому поколен
ию. Я стар, много видел, много пережил, перестрадал, и теперь смерть так бли
зко витает около меня, что по временам я даже слышу змеиное шуршание ее ла
сковых крыльев. Что же, я с тихой радостью жду свою последнюю гостью: в дев
яносто два года жизнь представляется далеко не таким благом, как в шестн
адцать.
И одно только удерживает меня, заставляет цепляться за остаток дней. Ну х
орошо! Я умру Ц туда мне и дорога, одинокому, запоздавшему путнику; но вед
ь вместе со мною умрет все пережитое, вместе со мною истлеет жизненный оп
ыт, доставшийся такой тяжелой ценой!
Да, много блестящих, величественных и ужасных картин прошло перед моими
глазами. Безудержная роскошь Людовика XV, трагедия Людовика XVI, пострадавш
его за грехи предков, дни террора и безумия, искрометная карьера Наполео
на, его слава и падение, неистовство «союзников», явившихся восстановлят
ь чуждых и им, и нам Бурбонов, июльская революция Ц всему этому был я свид
етелем. А Екатерина II, Густав III, Христиан VII, блеск их дворов, пышность их жиз
ни!
Но не в этих полных суетного тщеславия картинах заключено то, что мне хот
елось бы передать потомству, что еще приковывает меня к жизни. Моя душа уж
е давно мертва, и не прельщают ее образы земного величия. Все Ц прах и суе
та, все Ц обманная мишура… Нет, моя личная печальная судьба да послужит м
олодежи предостережением, и о ней-то я и хочу рассказать. За краткие минут
ы чувственного наслаждения я поплатился всей жизнью; неосторожная, прес
тупная клятва сделала меня рабом разнузданной женщины, той самой, что по
добно могильному цветку пышно разрослась на гнойнике монархии. И вот что
я теперь!.. Труп, обреченный одновременно и на загробные муки, и на терзани
я земной жизни.
В назидание молодому поколению я, Гаспар Тибо Лебеф, расскажу, как это слу
чилось и что из этого произошло. Вся моя жизнь, тесно связанная с жизнью зл
осчастной Аделаиды Гюс, пройдет перед глазами читателя. По большей части
прошлое живо стоит перед моими глазами, но да простится мне, если кое-что
затуманилось в памяти. Я стар, могу спутаться в мелких деталях, фактах и чи
слах. Что за беда, если бесспорным и верным останется тот вывод, ради котор
ого я и предпринял эту непосильную в моем возрасте работу?
Итак, с Богом!.. Впрочем, сначала еще одна оговорка, читатель: многое из того
, о чем я расскажу здесь в последовательном порядке, стало мне известно из
сообщений других лиц, и иногда я узнавал о них только через несколько лет
после происшедшего. Все равно, ради удобства воспоминаний и связности ра
ссказа, я буду описывать события не в том порядке, как они мне раскрывалис
ь, а как они происходили на самом деле, и связывать лично виденное с тем, чт
о узнал впоследствии.
Однако все оговорки да оговорки! Вот что значит старость: бродишь вокруг
да около и никак не приступишь к делу! Так с Богом! Прими, о юный читатель, эт
у правдивую исповедь наболевшего сердца и извлеки из нее тот урок, котор
ого так недостает твоей неопытности. «Женщина Ц исчадие ада!» Да сопутс
твует тебе это изречение святых отцов на всех путях твоих!
II
Ни отца, ни матери я никогда не знал, так как оба они трагически погибли вс
коре после моего рождения. Отец умер потому что, спасая из пожара люльку с
дорогим ему новорожденным, сам получил тяжкие ожоги, а мать не могла пере
нести смерть отца и в припадке тоски повесилась. Таким образом я с шестим
есячного возраста оказался на попечении двоюродного брата отца, аббата
Дюпре, служившего в предместье тихого приморского городка Лориен (в Брет
ани).
С самого детства океан глубоко волновал меня, принося вместе с прибоем в
олн какие-то смутные грезы и желания. Мне казались невыносимыми тишина и
бледность моей жизни, и мечта звала куда-то вдаль, в неизведанные страны,
к новым, ярким впечатлениям. Да, так было тогда, а теперь, вспоминая свою жи
знь, я думаю, что у меня не было времени счастливее детских лет в тихом, мил
ом Лориене.
Дядя-аббат заставлял меня много и серьезно заниматься. Сам он был челове
ком всесторонне образованным и сумел заинтересовать учением и меня. В дв
енадцать лет я совершенно бегло читал по-латыни и свободно понимал без с
ловаря кодекс Юстиниана, не говоря уже о том, что Плутарх, Цицерон, Корнели
й Непот, Геродот, Овидий и прочие корифеи латинской и греческой литерату
ры были моими интимными друзьями. Вообще я, должен сознаться, был странны
м ребенком. Словно жил вне жизни: книги и смутные мечты, навеваемые мне оке
аном, составляли все мое существование.
Шли дни, складываясь в недели и месяцы; уносились месяцы, складываясь в го
ды. Казалось, что жизнь всегда будет идти так же ровно, серо, бесцветно и ни
когда не сбудутся мои яркие мечты. И вдруг они осуществились, осуществил
ись так просто, как это бывает с важнейшими поворотными пунктами.
Это было осенью 1759 года, когда мне исполнилось пятнадцать лет. Уже с утра я
видел, что дядя-аббат чем-то взволнован, что-то хочет сказать мне, но не мо
жет решиться. Я заранее волновался, но старался не подавать вида, что волн
уюсь. Наконец вечером дядя позвал меня к себе в кабинет и заговорил, взвол
нованно расхаживая крупными шагами взад и вперед по комнате:
Ц Гаспар, теперь ты Ц уже почти юноша… Представляешь ли ты себе, что так
ое жизнь и что она требует от нас?
Я молчал, смущенный этим неожиданным вступлением.
Тогда дядя продолжал, видимо все более волнуясь:
Ц Ну, да, ты не знаешь, ты не можешь ответить… В этом моя вина: я слишком дол
го держал тебя возле себя! Разве монах знает жизнь? И разве можно научить д
ругого тому, чего не знаешь сам? Я честно старался вооружить тебя как можн
о лучше на борьбу за жизнь, но… Ц Он опять замолчал, продолжая расхаживат
ь по комнате. Ц Ну, словом, Ц продолжал он через некоторое время, Ц тебе
нельзя долее оставаться здесь. Я стар, могу умереть каждую минуту; что же б
удет с тобой тогда? Ты много знаешь, ты развит и образован не по летам, но ве
дь жизнь требует практического применения знаний. Знать мало Ц надо уме
ть. А ты ничего не умеешь…
Я продолжал молчать, охваченный каким-то тревожным, сладким предчувстви
ем. Жизнь… мне предстоит вступить в нее? Но, Боже мой, ведь в этом-то и была к
онечная цель моих смутных по своим реальным очертаниям, но ярких своими
надеждами грез!
Дядя уселся в кресло и продолжал уже спокойнее:
Ц Говоря попросту, тебе надо избрать себе профессию. Прежде я думал, что
ты пойдешь по моим стопам и станешь священником. Но, наблюдая за тобой, я у
бедился, что ты не годишься для пастырского призвания. Под внешней мечта
тельностью и кротостью в тебе таится скрытый мятеж души… Что же, и в светс
кой жизни можно спастись, но горе тому, кто принимает пастырский обет, не б
удучи в силах в полной мере сдержать его. Нет, иди в жизнь, сын мой, иди в жиз
нь!
Но ведь я ничего лучшего и не желал тогда!
Ц Теперь, Ц продолжал дядя, Ц я должен познакомить тебя с твоими семей
ными обстоятельствами. До сих пор ты думал, что у тебя нет других родствен
ников, кроме меня. И правда, с отцовской стороны их у тебя нет, но зато остал
ись родственники со стороны матери. Должен сказать, что твоя мать происх
одила из родовитой буржуазии: она Ц урожденная Капрэ. Отец твоей матери
был против ее брака с мелким дворянином, но, подчиняясь голосу страсти, он
а тайком бежала и обвенчалась с твоим отцом.
Я не хочу осуждать твоих родителей Ц для этого я слишком любил их, да и он
и сами были слишком хорошими людьми. Но по их судьбе видно, что гневящий от
ца гневит Бога: печальная участь твоих родителей тебе известна! Так или и
наче, но отец твоей матери не простил ее брака и вычеркнул ее из своей жизн
и. Года два тому назад он умер, оставив все свое состояние и нотариальную к
онтору сыну Пьеру, твоему родному дяде. Я написал Пьеру Капрэ о тебе и вчер
а получил от него ответ. Дядя согласен взять тебя к себе на службу, но не на
правах родственника, а как постороннего: он хочет сначала убедиться, дос
тоин ли ты его забот. Имей в виду, что твой дядя бездетен… Ну, да это Ц дело
будущего. А сейчас важно только то, что тебе надо отправиться к дяде в Пари
ж!
В Париж! У меня сердце остановилось от восторга! В Париж, где кипит истинна
я жизнь!
Ц В Париж? Ц повторил я. Ц Но когда же?
Ц Не стоит терять времени, Ц ответил дядя-аббат. Ц Годы не ждут, ты и так
ты засиделся. Омнибус отходит завтра в три часа дня, вот и отправляйся. А т
еперь иди к себе, сын мой. Завтра утром мы с тобой еще поговорим об этом, а те
перь дай мне помолиться и подумать.
Почти не помня себя от радости, я вышел из кабинета, выбрался во двор и ста
л обходить церковные постройки, садик, тихую обсаженную деревьями улицу
. Я прощался с милыми местами, но во мне не было скорби и сожаления: моя душа
ликовала, пела, носилась в сладостном вихре упоенья. И только тогда, когда
я незаметно очутился около старой серенькой церковки, что-то подхватило
меня, я упал на колени и стал горячо молиться, чтобы Господь благословил м
еня на новый путь…
Должно быть, я все-таки плохо молился тогда, так как Господу не угодно был
о принять мои молитвы!
III
Не буду много говорить о моем парижском дяде и о том, как он принял меня. Ве
дь ему пришлось играть слишком маленькую роль в моей жизни, а мне еще надо
так много рассказать вам! Поэтому скажу просто, что дядя по отношению ко м
не сразу взял строго официальный тон. Он принял меня к себе на службу, четк
о определив мои обязанности и обусловив мое вознаграждение: столько-то
в первые два года, столько-то на третий и т. д. Вне этого он ничего не хотел з
нать. Даже жить я должен был отдельно, хотя у господина Капрэ нашлось бы в
доме достаточно места даже и для пяти родных племянников.
И началась моя парижская жизнь. С утра до вечера я торчал в конторе, занима
лся актами и законами, законами и актами, а по окончании занятий шел обеда
ть в дешевенький кабачок, и если была хорошая погода Ц гулял немного; а по
том отправлялся к себе в комнатку спать. И в праздничные дни моя жизнь был
а тихой и скромной: единственным моим развлечением были прогулки за горо
д. Достаточно сказать, что я даже не проживал скудных грошей, полагавшихс
я мне в виде жалованья.
Так прошли два года, и мне стукнуло семнадцать лет. Я был еще совершенно чи
ст, скромен, застенчив, словно девушка. Несмотря на соблазны одинокой жиз
ни, несмотря на заигрывания и авансы соседок-гризеток, я еще не знал женщи
н. Быть может, удержись я в этой чистоте, и не случилось бы со мной того, что
испортило мне в последствии всю жизнь. Но случаю угодно было пробудить в
о мне мужчину, Ц и, потеряв свою чистоту, я стал уже более чувствителен к ж
енскому влиянию. Вот о своем первом падении я и хочу сначала рассказать в
ам.
Не помню уже, где и как мне пришлось однажды слышать старое еврейское пре
дание. Языческий царь призвал к себе троих еврейских праведников и прика
зал им совершить какой-нибудь из трех грехов по их выбору: согрешить с язы
чницами Ц рабынями короля, напиться пьяными или вкусить нечистого, треф
ного мяса. Праведники рассудили, что из всех трех грехов самым невинным б
удет опьянение, и выпили добрую амфору крепкого вина. Но опьянев, они поте
ряли меру добра и зла и уже без всякого принуждения принялись есть нечис
тое мясо и грешить с рабынями. Таким образом, говорит талмудистское пред
ание, вино Ц самое худшее из зол, потому что оно заключает в себе все оста
льные.
Вот и я своим падением был обязан вину. Однажды я расхворался, и мои соседи
Ц две модистки, Роза и Клара, мелкая актриса Сесиль, студент Пьер и худож
ник Анри Ц так мило отнеслись ко мне, так заботливо ухаживали за мной, что
я решил по своем выздоровлении отблагодарить их маленьким пиршеством в
соседнем кабачке. А тут еще подоспело окончание срока моего ученья в кон
торе у дяди и поступление в штат, что было сопряжено со значительным увел
ичением жалованья. Таким образом предлог для пирушки со всех сторон каза
лся как нельзя более подходящим.
Все предвещало удачу нашей пирушке. Мои приятели постоянно бывали весел
ы и готовы были хохотать даже тогда, когда им нечего было есть; поэтому мож
но представить себе их настроение в виду предстоящего удовольствия. Я же
с утра был в восторженном состоянии. Еще бы! Дядя поздравил меня с окончан
ием периода ученья и в первый раз пригласил к себе обедать. За обедом он вы
разил мне удовольствие по поводу моего старания, скромности и способнос
тей, высказал надежду, что мое будущее обеспечено, и подарил немного дене
г. Опьяненный радостью и стаканчиком старого вина, который пришлось выпи
ть за обедом, я радостно полетел домой к своим друзьям.
Ужин удался на славу. Молодые люди шалили, словно дети, и я сам, обычно заст
енчивый и скромный, не отставал от них. С каждой новой бутылкой вина настр
оение у меня все повышалось, манеры становились все развязнее и… в голов
е у меня все сильнее туманилось и кружилось. Сознание происходящего шло
какими-то скачками, так все и запечатлелось у меня в памяти: отдельные сце
нки представляются мне очень ясно, но, что было между ними, я совершенно не
помню теперь, как не помнил и в дни, следовавшие непосредственно за пируш
кой.
Три сцены представляются мне особенно ярко и рельефно. Роза сидит на кол
енях у Анри и страстно обнимает его, Клара и Пьер возятся в углу на диване,
словно котята, щекочут друг друга, хохочут, пищат, а я и Сесиль сидим близк
о-близко друг от друга, ее нога чуть-чуть касается моей, ее взгляд тонет в м
оих расширенных зрачках, и от этого прикосновенья, от этого томного, жажд
ущего греха, обволакивающего взгляда по телу у меня пробегают колющие ис
корки. Воспоминания бурным ураганом крутятся в мозгу. Вспоминаются мирн
ая жизнь в тихом Лориене, беспокойные грезы, навеваемые прибоем волн, спо
койная жизнь в Париже, столь далекая от прежних мечтаний и надежд… И мозг
острой молнией пронзает безумно-сладостная мысль: в этом взгляде, в этом
прикосновении все оправдание, разрешение, осуществление детских грез…
А Сесиль пригибается совсем близко к моему лицу и что-то шепчет Что?
Волны тумана сгущаются и заслоняют дальнейшее.
Потом они снова разрываются. Розы и Анри уже нет, Клара и Пьер в судорожном
объятии сплелись и замерли в уголке дивана. Тускло горят свечи, освещая з
алитый вином стол. Я и Сесиль стоим совсем близко от двери. Сесиль нежно тя
нет меня за руку и шепчет:
Ц Пусть их себе! Что нам до них? Идем же, мальчик мой, идем, я так люблю тебя!
Жгучая струя хлынула в мой мозг и пеленой красного тумана снова поглотил
а дальнейшее. И в третий раз разрывается туман, чтобы выявить передо мной
картину, которая заставляет низко-низко опускаться мою седую голову.
Мы одни в комнате Сесиль. Воздух душен и пропитан странным ароматом. Что э
то Ц запах ли духов, или благоухание чего-то мне неведомого? Еще сильнее
кружится голова… Сесиль медленно протягивает руки, обвивает меня ими, пр
ивлекает к себе, не отрывая от меня взгляда расширенных глаз, и мы сливаем
ся в бесконечном, страстном поцелуе…
Ночь любви! Сколько очарования в этих двух словах! Но это очарование было
бы еще больше, еще победнее, если бы за ночью любви, как и за всякой другой, н
е следовало утро!
И оно наступило, мое утро.
Маленькая грязная комната. Платье и белье, беспорядочно разбросанные, ка
к попало. Не очень молодая, сильно пожившая женщина с увядшими формами и ж
елтым помятым лицом. И сам я, какой-то запачканный, опозоренный, еле сдерж
ивающий горькие рыдания, ощипанный птенчик.
Много дурных минут переживал я в жизни, но не помню, чтобы какая-нибудь др
угая сравнилась по остроте презрения к себе с минутой этого пробуждения!
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Могильный цветок'
1 2