Правда, надо сказать, что, во-первых, оба были влюбл
ены в бумагу, в возможность из слов конструировать свой мир, всё описать, а
во-вторых, страсть, видимо, разжигалась тем, что, как много позже, уже опытн
ый аналитик минувшего, Ольга Фрейденберг скажет, что всегда чувствовала
себя сестрой ему. На острие ножа.
Влюбленному в ту пору было двадцать лет. На это стоит обратить особое вни
мание. Это возраст, когда молодые люди еще летают во сне и кости у них трещ
ат от слишком быстрого роста. Был ли это роман прикосновений или предпри
косновений? Некоторая библейская ограниченность, когда достаточно узо
к был племенной спектр, естественно, имел место, да простят мне стилисты э
тот канцеляризм. Слишком тесны были соприкосновения: дружили отцы, и сес
тра Леонида Осиповича вышла за другого брата, фантазера, выдумщика и в ка
кой-то мере авантюриста. Всё это было еще заквашено на южном солнце, лете
и том единственном месте в мире, где, кажется, сходятся все рулоны земной к
оры и которое называется Одессой. В Одессе семьи Пастернаков и Фрейденбе
ргов совместно проводили лето. Все дружили. Потом, позже, лето проводили п
од Малоярославцем, в Оболенском. Место памятное, останавливался здесь Ку
тузов, есть замечательная старинная церковь.
Рядом лето проводил Скрябин. Фон: лето и солнца и скрябинской музыки. Може
т быть, если бы отношения были менее сдержанные… А примеров достаточно и
для того времени. Вторая жена Пастернака, З.Н.Нейгауз, не скрывая, признава
лась, искупая тем самым душевную рану, что в свое время в Петербурге, в пят
надцать лет ходила на свидание в гостиницу к человеку, который был на три
дцать лет ее старше, к офицеру и, кстати, вот оно, натяжение символических
совпадений, Ц к двоюродному брату композитора Скрябина и собственному
кузену.
В еврейских семьях женщины всегда старше по внутреннему и духовному жиз
ненному опыту. Отношения остались обостренными, пульсирующими, но молод
ой женщине не в чем было себя упрекнуть. Она все время дула на вскипающее м
олоко. Эта постоянная грань отказа, видимо, сыграла свою удивительную ро
ль в воспитании лирического пафоса поэтического дара поэта. Мы все помни
м выразительную формулу в стихотворении «Марбург»: «Я вздрагивал. Я заго
рался и гас./ Я трясся. Я сделал сейчас предложенье./ Но поздно, я сдрейфил, и
вот мне Ц отказ./ Как жаль её слез! Я святого блаженней». Но, может быть, зде
сь не один отказ?
Со временем, когда первая боль прошла, а горечь нескольких неудач укомпл
ектовалась, возникла эта формула. Первоначально (одна из редакций знамен
итого стихотворения) она была другой: «День был резкий, и тон был резкий. Р
езкими были и день, и тон Ц ну, так извиняюсь». Между вариантами лирическо
го этого репортажа об отказе Ц несколько лет. Но мы уже знаем: Ольга, оказ
авшись во Франкфурте, послала двоюродному брату открытку. Бросив все дел
а, брат полетел во Франкфурт. Это сейчас почти без остановок до Марбурга в
сего один час пути, тогда Ц целых два. Дальше идет знаменитая сцена в кафе
с угощением сосисками. Это больше, чем отказ. Может быть, в лекцию именно с
юда стоит вклеить небольшую цитату из воспоминаний Ольги Фрейденберг («
я ему сестра»), заодно откомментировав, с какой искренностью и аналитиче
ской беспощадностью к себе надо писать, если хочешь, чтобы тебя потом цит
ировали столетие вперед. Но, если по сути дела проанализировать эту сцен
у, что мы получим в остатке, впрочем, как и в любовном эпизоде с Идой Высоцк
ой? Две взрослые, уже ощущающие свое женское и духовное призвание молоды
е женщины Ц и юноша, мальчик-поэт, все еще чувствующий за спиной окрик па
пы и носящий его сюртук.
Замок со времен Пастернака, конечно, сильно изменился, но надо отдать дан
ь и времени: вся эта запомнившаяся, много раз исхоженная дорога до вокзал
а поменялась. Наверху, у ратуши и на площади рынка, где стоит, как и в Москве
Ц у двух городов общий символ, Ц монумент с фигуркой Георгия Победонос
ца, еще жива старинная, дорогая, гранитная, почти как на Красной площади, б
русчатка, а вот внизу, где «на небо глядел исподлобья булыжник», все тепер
ь покрывает интернациональный и демократический асфальт.
Но, слава Богу, светофор пропел короткую песню о возможности перехода, и, п
оЦ прежнему не отрывая взгляда от здания бывшей гостиницы, перехожу ули
цу.
Только почему меня здесь будто ударяет ветер истории? Конечно, воображен
ие способно подсказать, иногда и довольно точно, любые детали, но дух захв
атывает от желания знать частности, увидеть их в бытовой и определенной
конкретике. Самая дорогая и фешенебельная тогда гостиница города. Как и
новые русские сейчас, так и богатые русские раньше держались за границей
с вызывающей и раскованной свободой. В этом смысле и молодой Пастернак, н
аверное, уже тогда интуитивно понимая свое первородство или духовное пр
евосходство над всеми либо над многими, вел себя как истинный аристократ
, Ц отправляясь в Германию на самом дешевом, с бесконечными остановками,
поезде. «И трудности, и неудобства/ Они несли, как господа». Ничего с собой
поделать не могу, любимые строчки!
И всё же, как выглядела гостиница внутри, как располагались номера, была л
и горячая вода, можно ли было подняться в номер под взглядом серьезного п
ортье или надо было ждать в холле? Такую же тоску по факту и понимание его
невозвратности я испытал в Германии же, в Баденвейлере, в городке, где леч
ился и умер Чехов! На втором этаже гостиницы я видел дверь, ведущую в его н
омер, и балкон, где он сидел, наблюдая улицу.
В Иде Высоцкой, видимо, была изысканная грация, которая свойственна моло
дым женщинам из еврейских семейств. Они почти все красавицы в юности. И да
вайте, перечислив юношеские влюбленности Ц Ольга, Ида, Елена, Фанни, Ц о
тметим: здесь всегда была некоторая этническая предопределенность. Это
вполне естественно, понимаемо, хотя в жизни встречаются любые варианты.
Пастернак, как и обычно, влюбился в существо, которое он хорошо знал и, сле
довательно, представлял духовный мир «предмета», мог сопрягать его со св
оим. Так обычно у него и происходило: долгие разговоры, оперенье слов.
Ида была дочерью очень богатых людей, и мальчик из безупречной еврейской
семьи давал ей частные уроки. Сдавая выпускные экзамены в гимназию сам, о
дновременно проходил билеты и со своей подопечной. Кстати, необходимо от
метить: будущий поэт одинаково безукоризненно овладел всеми предметам
и и окончил гимназию с золотой медалью. Можно представить себе, заглянув
в стихи и прозу Пастернака, эти уроки. Не только разбор очередного билета
или, точнее сказать, очередных билетов Ц экзамены в гимназиях, в данном с
лучае в мужской и женской, не совпадали, Ц но и какая-то общая молодая бол
товня вокруг. Взрослые-то люди, прошедшие искус обучения, знают, что важно
, не о чем болтаешь, а с кем, так же как в литературе, где уже всё было и всё исп
ользовано, основным являются мысль и стиль.
Отличительная черта этих тихих домашних собеседований заключалась в т
ом, что они проходили не с глазу на глаз. Где-то в уголке всё время сидела ст
аруха-француженка, гувернантка. Можно предположить, что именно по этой п
ричине в речи молодых людей появились метафоры, и обсуждаемая ими геомет
рия была «скорее Абелярова, чем Эвклидова». Они, безусловно, друг другу нр
авились. У них все получалось, как у взрослых, обоих вроде бы посетила любо
вь. Тайна и таинство жизни. Как, правда, мешала чувству гувернантка! Но ест
ь одна фраза, которая цитируется в литературе: «По своему складу и воспит
анью я все равно не мог и не осмелился бы дать ему волю».
В конце концов, круг интеллигенции в Москве, в то время доходившей только
до застав, был чрезвычайно мал, все знали друг друга. Боря давал уроки Иде,
а младшая его сестра Жозефина-Иоанна, Жоничка, дружила с Идой. Здесь все б
ыли в сложных отношениях друг с другом. Только что умерший Толстой (Борис,
сопровождая отца, делавшего по приглашению Софьи Андреевны посмертные
зарисовки, простился с ним в Астапово), а еще раньше Достоевский заразили
общество рефлексией и поисками внутреннего мира. Тягучая самоспровоци
рованная влюбленность Пастернака и кокетливо-вопрошающая привязаннос
ть к своему учителю Иды в глазах вчерашних гимназистов вырастала в это с
амое взрослое чувство. Как его называют взрослые? Но еще раз здесь вспомн
им Ц насколько умнее и духовно осмотрительнее на заре своей юности быва
ют девушки, нежели молодые люди. Они уже соглядатаи чужого огня, они уже мо
гут чуть ворошить в костре, кажется, затухающие угли и смотреть, как вдруг
вспыхивает сухое, в летящих искрах, вчерашнее пламя.
Правда, есть смысл вспомнить, что в определенном возрасте девочки растут
и развиваются быстрее мальчиков. Скорее взрослеют, прагматичнее выбира
ют спутника для дальнейшей жизни. Иногда, более жесткий выбор заставляет
сделать стоящий за спиной отцовский капитал. А хорошо ли мы знаем, что так
ое в прошлом, практически, по установкам и духовному климату, в позапрошл
ом веке, что значит родительская воля? Ровню! Интеллигенты, конечно интел
лигенты, но у капитала и буржуазии всегда были свои законы.
За те несколько месяцев, что Пастернак и Высоцкая не виделись, в этой стат
ной и осанистой девушке, в ее внутреннем мире что-то произошло. Или это не
разглядели прежде? Брат Шура, находившийся в то же время, что и Высоцкие, н
а том же курорте за границей Ц заграничный курорт в то время обходился о
бывателю дешевле, чем нам поездка в Ялту или необустроенные Сочи, Ц брат
как бы предупреждает брата и упреждает трагическую развязку их будущег
о свидания. В этом роду все достаточно прозорливы, неталантливых нет.
Опять достанем из бокового кармана карточку с выпиской. Вот тебе и нежел
ание цитировать, попытка составить портрет из отблесков чужих слов и мне
ний. Есть случаи, когда и литература, как судебное заседание протокола, тр
ебует точных доказательств. Но пусть из большого письма будут лишь фрагм
енты «протокола». «Когда долго не видишь кого-нибудь, то при первой встре
че всегда открываешь в другом новые качества, ведь человек не может сохр
аняться без изменений. Может, тебе это неприятно, я почти в этом уверен. Но
я должен признаться, что в них, то есть в Иде и *** разочаровался». Дальше и вс
е на эту тему довольно большой текст. «…Ида, да и вообще все Высоцкие (може
т быть Ц из-за тебя) кажутся «более лучшими», чем это на самом деле…» «В не
й уже нет той простоты, которая ей так шла». «…Лицо Иды достаточно испорче
но косметикой, этой ложью красоты…».
Ида с сестрой Леной проездом из Бельгии были в Париже. Взрослая, уверенна
я в себе и не стесняющая себя в расходах молодая женщина, ну пусть девушка
, и ее младшая сестра. (Кстати, в это самое время Пастернак по домашней прив
ычке считал марки и в письме родным радовался, что какой-то студенческий
сбор обошелся ему не в семь марок, как он предполагал, а только в пять.) Стар
шая уже думала о будущем, о достойной паре, о ровне. Направляясь на встречу
с родными в Берлин, трепетные проказницы решили навестить своего москов
ского знакомого в его высокоинтеллектуальном логове Ц в Марбурге.
Эти пять дней, пока сестры находились в городе, у Пастернака описаны весь
ма сдержанно. Их лейтмотив Ц вместе, втроем. Я думаю, младшая здесь исполн
яла роль дуэньи-француженки. Юные девы повзрослели. Ида просто так не мог
ла перешагнуть головокружительный слалом детских разговоров последне
го класса гимназии. Больше таких удивительных восторженных еврейских м
альчиков на ее пути не попадалось. А вдруг? Ей надо было все оценить и прин
ять решение. Сестра была напоминанием о семье, заслоном. Они осматривали
город, он показал им университет, они даже сидели на лекциях Когена. Пасте
рнак не хотел, видимо, пропускать лекции любимого профессора, а для девуш
ек это было новое впечатление, о котором можно будет рассказать. И та, и др
угая сторона думала.
Легко возбудимый Ц как и любой художник, обостряющий свой внутренний ми
р и судьбу, Ц в последний день пребывания сестер в Марбурге он признаетс
я Иде в любви. Возможно, неожиданно и для себя. Видимо, делает это очень нел
овко, но у старшей сестры уже готов ответ. Гостиница была в пяти минутах хо
дьбы от вокзала, в коридоре уже тащили тяжелые дорожные сундуки, нужно бы
ло уезжать. Слово «отвергнут» Ц из лексикона знаменитого стихотворени
я. В остатке его семантики обида, жаждущая искупления или реванша.
Вот чему в Пастернаке можно восхищаться Ц это его решимости и смелости.
Нужно была решимость, чтобы отдать рукописи «Живаго» за границу, нужна б
ыла решимость, чтобы во время Конгресса мира в Париже встретиться сначал
а с эмигранткой Цветаевой, а потом с эмигранткой Высоцкой Ц Ида выехала
из России много раньше, чем родители Пастернака; нужна была решимость, чт
обы не уехать за границу с родителями, нужна была решимость, чтобы отказа
ться от Нобелевской премии и написать ту полную издевательской уклончи
вости записку в Нобелевский комитет. Он, некогда медалист и уже любимчик
профессора Когена, не может быть отвергнут. На вокзале при прощании он бр
осается вслед уходящему поезду, вспрыгивает на ходу и виснет возле вынес
енного на задней площадке штурвала тормоза Вестингауза.
В поезде до Берлина наш герой чувствует себя настоящим героем, и сестры в
едут себя с ним как с героем. Такое бывает не с каждой девушкой, чтобы влюб
ленный бросался вслед за поездом. Все в несколько приподнятом настроени
и, но Ида, которая, конечно, в этот момент поднялась в собственных глазах, н
епреклонна. В разговорах, наверное, возникает привычка «здраво рассудит
ь». Сестры владеют способностью здраво рассуждать. Они даже убеждают мол
одого человека, что ему не следует показываться на глаза встречающим их
родным. С точки зрения буржуазной логики, резонно.
Итак, весь день он едет с исчезающей любовью до Берлина. Затянувшееся про
щанье. Его внутреннее бурление не находит ответа. Разум победил. На вокза
ле милые сестры сядут в лакированное ландо или в автомобиль и уедут в сем
ейный ласковый дом, в уют и распорядок, а он , хоронясь, чтобы его не заметил
и их родные, отправится на поиски самой дешевой гостиницы, чтобы, проведя
ночь в бессоннице Ц каждое слово в стихотворении «Марбург» имеет смысл
и опору в этой документально зафиксированной истории, Ц чтобы наутро в
самом дешевом поезде уехать обратно в Марбург.
Но что-то за эту ночь и за время этого возвращения случилось. Так иногда
Ц по крайней мере, это описано в литературе Ц удар, падение с высоты или
автомобильная авария, в которую попадает человек, что-то в нем меняет, пер
егруппировывает внутренние силы, рождает новые возможности, проявляет
какой-то особый духовный дар. А может быть, это всё та же, не отмененная ник
акими революциями и переворотами в России, старая рассудочная гегельян
о-фейербаховская диалектика? Он возвращается в Марбург другим человеко
м. Прощай, философия! Кто-то за него сделал мучительный выбор? Не музыкант
и композитор, как мама. Не живописец и график, как папа, с которым у него уже
давно сложные раздраженные отношения, потому что папа хочет, чтобы сын з
ацепился за что-нибудь материальное и земное. Не философ, как еще недавно
ему, любимчику неокантианца Когена, казалось. Он возвращается поэтом. Но
об этом чуть позже.
Шторки воображения захлопываются. Старый отель вновь превращается в со
временное серьезное заведение. Ида Высоцкая уезжает сначала в Москву, а
потом навсегда за границу. Пряничный марбургский вокзал подвергается с
овременной реконструкции. Опять звучат трели светофора, можно перейти о
братно на другую сторону и пойти вдоль улицы, ведущей от вокзала к старом
у центру, мимо почтамта.
Этот почтамт всегда вызывает у меня особое впечатление. Его, конечно, тру
дно сравнить с районным отделением связи где-нибудь в России, но изумить
ся образцовой постановке почтового дела и связи, и в прежней и в нынешней
Германии, можно. Вот бы узнать, на этом ли месте стоял старый почтовый двор
или раньше, век или полтора назад, почту отправляли через старый постоял
ый, нынче разрушенный двор под графским замком. Откуда слал свои письма в
Академию, отбиваясь от жалоб и инвектив, Ломоносов? Каким образом, через ч
ье посредничество он сумел переслать в Санкт-Петербург, в северную стол
ицу, «Оду на взятие Хотина»? Стихотворный залп, произведенный в крошечно
м провинциальном Марбурге, разрушил редуты неуклюжей, отчасти заимство
ванной у поляков поэзии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
ены в бумагу, в возможность из слов конструировать свой мир, всё описать, а
во-вторых, страсть, видимо, разжигалась тем, что, как много позже, уже опытн
ый аналитик минувшего, Ольга Фрейденберг скажет, что всегда чувствовала
себя сестрой ему. На острие ножа.
Влюбленному в ту пору было двадцать лет. На это стоит обратить особое вни
мание. Это возраст, когда молодые люди еще летают во сне и кости у них трещ
ат от слишком быстрого роста. Был ли это роман прикосновений или предпри
косновений? Некоторая библейская ограниченность, когда достаточно узо
к был племенной спектр, естественно, имел место, да простят мне стилисты э
тот канцеляризм. Слишком тесны были соприкосновения: дружили отцы, и сес
тра Леонида Осиповича вышла за другого брата, фантазера, выдумщика и в ка
кой-то мере авантюриста. Всё это было еще заквашено на южном солнце, лете
и том единственном месте в мире, где, кажется, сходятся все рулоны земной к
оры и которое называется Одессой. В Одессе семьи Пастернаков и Фрейденбе
ргов совместно проводили лето. Все дружили. Потом, позже, лето проводили п
од Малоярославцем, в Оболенском. Место памятное, останавливался здесь Ку
тузов, есть замечательная старинная церковь.
Рядом лето проводил Скрябин. Фон: лето и солнца и скрябинской музыки. Може
т быть, если бы отношения были менее сдержанные… А примеров достаточно и
для того времени. Вторая жена Пастернака, З.Н.Нейгауз, не скрывая, признава
лась, искупая тем самым душевную рану, что в свое время в Петербурге, в пят
надцать лет ходила на свидание в гостиницу к человеку, который был на три
дцать лет ее старше, к офицеру и, кстати, вот оно, натяжение символических
совпадений, Ц к двоюродному брату композитора Скрябина и собственному
кузену.
В еврейских семьях женщины всегда старше по внутреннему и духовному жиз
ненному опыту. Отношения остались обостренными, пульсирующими, но молод
ой женщине не в чем было себя упрекнуть. Она все время дула на вскипающее м
олоко. Эта постоянная грань отказа, видимо, сыграла свою удивительную ро
ль в воспитании лирического пафоса поэтического дара поэта. Мы все помни
м выразительную формулу в стихотворении «Марбург»: «Я вздрагивал. Я заго
рался и гас./ Я трясся. Я сделал сейчас предложенье./ Но поздно, я сдрейфил, и
вот мне Ц отказ./ Как жаль её слез! Я святого блаженней». Но, может быть, зде
сь не один отказ?
Со временем, когда первая боль прошла, а горечь нескольких неудач укомпл
ектовалась, возникла эта формула. Первоначально (одна из редакций знамен
итого стихотворения) она была другой: «День был резкий, и тон был резкий. Р
езкими были и день, и тон Ц ну, так извиняюсь». Между вариантами лирическо
го этого репортажа об отказе Ц несколько лет. Но мы уже знаем: Ольга, оказ
авшись во Франкфурте, послала двоюродному брату открытку. Бросив все дел
а, брат полетел во Франкфурт. Это сейчас почти без остановок до Марбурга в
сего один час пути, тогда Ц целых два. Дальше идет знаменитая сцена в кафе
с угощением сосисками. Это больше, чем отказ. Может быть, в лекцию именно с
юда стоит вклеить небольшую цитату из воспоминаний Ольги Фрейденберг («
я ему сестра»), заодно откомментировав, с какой искренностью и аналитиче
ской беспощадностью к себе надо писать, если хочешь, чтобы тебя потом цит
ировали столетие вперед. Но, если по сути дела проанализировать эту сцен
у, что мы получим в остатке, впрочем, как и в любовном эпизоде с Идой Высоцк
ой? Две взрослые, уже ощущающие свое женское и духовное призвание молоды
е женщины Ц и юноша, мальчик-поэт, все еще чувствующий за спиной окрик па
пы и носящий его сюртук.
Замок со времен Пастернака, конечно, сильно изменился, но надо отдать дан
ь и времени: вся эта запомнившаяся, много раз исхоженная дорога до вокзал
а поменялась. Наверху, у ратуши и на площади рынка, где стоит, как и в Москве
Ц у двух городов общий символ, Ц монумент с фигуркой Георгия Победонос
ца, еще жива старинная, дорогая, гранитная, почти как на Красной площади, б
русчатка, а вот внизу, где «на небо глядел исподлобья булыжник», все тепер
ь покрывает интернациональный и демократический асфальт.
Но, слава Богу, светофор пропел короткую песню о возможности перехода, и, п
оЦ прежнему не отрывая взгляда от здания бывшей гостиницы, перехожу ули
цу.
Только почему меня здесь будто ударяет ветер истории? Конечно, воображен
ие способно подсказать, иногда и довольно точно, любые детали, но дух захв
атывает от желания знать частности, увидеть их в бытовой и определенной
конкретике. Самая дорогая и фешенебельная тогда гостиница города. Как и
новые русские сейчас, так и богатые русские раньше держались за границей
с вызывающей и раскованной свободой. В этом смысле и молодой Пастернак, н
аверное, уже тогда интуитивно понимая свое первородство или духовное пр
евосходство над всеми либо над многими, вел себя как истинный аристократ
, Ц отправляясь в Германию на самом дешевом, с бесконечными остановками,
поезде. «И трудности, и неудобства/ Они несли, как господа». Ничего с собой
поделать не могу, любимые строчки!
И всё же, как выглядела гостиница внутри, как располагались номера, была л
и горячая вода, можно ли было подняться в номер под взглядом серьезного п
ортье или надо было ждать в холле? Такую же тоску по факту и понимание его
невозвратности я испытал в Германии же, в Баденвейлере, в городке, где леч
ился и умер Чехов! На втором этаже гостиницы я видел дверь, ведущую в его н
омер, и балкон, где он сидел, наблюдая улицу.
В Иде Высоцкой, видимо, была изысканная грация, которая свойственна моло
дым женщинам из еврейских семейств. Они почти все красавицы в юности. И да
вайте, перечислив юношеские влюбленности Ц Ольга, Ида, Елена, Фанни, Ц о
тметим: здесь всегда была некоторая этническая предопределенность. Это
вполне естественно, понимаемо, хотя в жизни встречаются любые варианты.
Пастернак, как и обычно, влюбился в существо, которое он хорошо знал и, сле
довательно, представлял духовный мир «предмета», мог сопрягать его со св
оим. Так обычно у него и происходило: долгие разговоры, оперенье слов.
Ида была дочерью очень богатых людей, и мальчик из безупречной еврейской
семьи давал ей частные уроки. Сдавая выпускные экзамены в гимназию сам, о
дновременно проходил билеты и со своей подопечной. Кстати, необходимо от
метить: будущий поэт одинаково безукоризненно овладел всеми предметам
и и окончил гимназию с золотой медалью. Можно представить себе, заглянув
в стихи и прозу Пастернака, эти уроки. Не только разбор очередного билета
или, точнее сказать, очередных билетов Ц экзамены в гимназиях, в данном с
лучае в мужской и женской, не совпадали, Ц но и какая-то общая молодая бол
товня вокруг. Взрослые-то люди, прошедшие искус обучения, знают, что важно
, не о чем болтаешь, а с кем, так же как в литературе, где уже всё было и всё исп
ользовано, основным являются мысль и стиль.
Отличительная черта этих тихих домашних собеседований заключалась в т
ом, что они проходили не с глазу на глаз. Где-то в уголке всё время сидела ст
аруха-француженка, гувернантка. Можно предположить, что именно по этой п
ричине в речи молодых людей появились метафоры, и обсуждаемая ими геомет
рия была «скорее Абелярова, чем Эвклидова». Они, безусловно, друг другу нр
авились. У них все получалось, как у взрослых, обоих вроде бы посетила любо
вь. Тайна и таинство жизни. Как, правда, мешала чувству гувернантка! Но ест
ь одна фраза, которая цитируется в литературе: «По своему складу и воспит
анью я все равно не мог и не осмелился бы дать ему волю».
В конце концов, круг интеллигенции в Москве, в то время доходившей только
до застав, был чрезвычайно мал, все знали друг друга. Боря давал уроки Иде,
а младшая его сестра Жозефина-Иоанна, Жоничка, дружила с Идой. Здесь все б
ыли в сложных отношениях друг с другом. Только что умерший Толстой (Борис,
сопровождая отца, делавшего по приглашению Софьи Андреевны посмертные
зарисовки, простился с ним в Астапово), а еще раньше Достоевский заразили
общество рефлексией и поисками внутреннего мира. Тягучая самоспровоци
рованная влюбленность Пастернака и кокетливо-вопрошающая привязаннос
ть к своему учителю Иды в глазах вчерашних гимназистов вырастала в это с
амое взрослое чувство. Как его называют взрослые? Но еще раз здесь вспомн
им Ц насколько умнее и духовно осмотрительнее на заре своей юности быва
ют девушки, нежели молодые люди. Они уже соглядатаи чужого огня, они уже мо
гут чуть ворошить в костре, кажется, затухающие угли и смотреть, как вдруг
вспыхивает сухое, в летящих искрах, вчерашнее пламя.
Правда, есть смысл вспомнить, что в определенном возрасте девочки растут
и развиваются быстрее мальчиков. Скорее взрослеют, прагматичнее выбира
ют спутника для дальнейшей жизни. Иногда, более жесткий выбор заставляет
сделать стоящий за спиной отцовский капитал. А хорошо ли мы знаем, что так
ое в прошлом, практически, по установкам и духовному климату, в позапрошл
ом веке, что значит родительская воля? Ровню! Интеллигенты, конечно интел
лигенты, но у капитала и буржуазии всегда были свои законы.
За те несколько месяцев, что Пастернак и Высоцкая не виделись, в этой стат
ной и осанистой девушке, в ее внутреннем мире что-то произошло. Или это не
разглядели прежде? Брат Шура, находившийся в то же время, что и Высоцкие, н
а том же курорте за границей Ц заграничный курорт в то время обходился о
бывателю дешевле, чем нам поездка в Ялту или необустроенные Сочи, Ц брат
как бы предупреждает брата и упреждает трагическую развязку их будущег
о свидания. В этом роду все достаточно прозорливы, неталантливых нет.
Опять достанем из бокового кармана карточку с выпиской. Вот тебе и нежел
ание цитировать, попытка составить портрет из отблесков чужих слов и мне
ний. Есть случаи, когда и литература, как судебное заседание протокола, тр
ебует точных доказательств. Но пусть из большого письма будут лишь фрагм
енты «протокола». «Когда долго не видишь кого-нибудь, то при первой встре
че всегда открываешь в другом новые качества, ведь человек не может сохр
аняться без изменений. Может, тебе это неприятно, я почти в этом уверен. Но
я должен признаться, что в них, то есть в Иде и *** разочаровался». Дальше и вс
е на эту тему довольно большой текст. «…Ида, да и вообще все Высоцкие (може
т быть Ц из-за тебя) кажутся «более лучшими», чем это на самом деле…» «В не
й уже нет той простоты, которая ей так шла». «…Лицо Иды достаточно испорче
но косметикой, этой ложью красоты…».
Ида с сестрой Леной проездом из Бельгии были в Париже. Взрослая, уверенна
я в себе и не стесняющая себя в расходах молодая женщина, ну пусть девушка
, и ее младшая сестра. (Кстати, в это самое время Пастернак по домашней прив
ычке считал марки и в письме родным радовался, что какой-то студенческий
сбор обошелся ему не в семь марок, как он предполагал, а только в пять.) Стар
шая уже думала о будущем, о достойной паре, о ровне. Направляясь на встречу
с родными в Берлин, трепетные проказницы решили навестить своего москов
ского знакомого в его высокоинтеллектуальном логове Ц в Марбурге.
Эти пять дней, пока сестры находились в городе, у Пастернака описаны весь
ма сдержанно. Их лейтмотив Ц вместе, втроем. Я думаю, младшая здесь исполн
яла роль дуэньи-француженки. Юные девы повзрослели. Ида просто так не мог
ла перешагнуть головокружительный слалом детских разговоров последне
го класса гимназии. Больше таких удивительных восторженных еврейских м
альчиков на ее пути не попадалось. А вдруг? Ей надо было все оценить и прин
ять решение. Сестра была напоминанием о семье, заслоном. Они осматривали
город, он показал им университет, они даже сидели на лекциях Когена. Пасте
рнак не хотел, видимо, пропускать лекции любимого профессора, а для девуш
ек это было новое впечатление, о котором можно будет рассказать. И та, и др
угая сторона думала.
Легко возбудимый Ц как и любой художник, обостряющий свой внутренний ми
р и судьбу, Ц в последний день пребывания сестер в Марбурге он признаетс
я Иде в любви. Возможно, неожиданно и для себя. Видимо, делает это очень нел
овко, но у старшей сестры уже готов ответ. Гостиница была в пяти минутах хо
дьбы от вокзала, в коридоре уже тащили тяжелые дорожные сундуки, нужно бы
ло уезжать. Слово «отвергнут» Ц из лексикона знаменитого стихотворени
я. В остатке его семантики обида, жаждущая искупления или реванша.
Вот чему в Пастернаке можно восхищаться Ц это его решимости и смелости.
Нужно была решимость, чтобы отдать рукописи «Живаго» за границу, нужна б
ыла решимость, чтобы во время Конгресса мира в Париже встретиться сначал
а с эмигранткой Цветаевой, а потом с эмигранткой Высоцкой Ц Ида выехала
из России много раньше, чем родители Пастернака; нужна была решимость, чт
обы не уехать за границу с родителями, нужна была решимость, чтобы отказа
ться от Нобелевской премии и написать ту полную издевательской уклончи
вости записку в Нобелевский комитет. Он, некогда медалист и уже любимчик
профессора Когена, не может быть отвергнут. На вокзале при прощании он бр
осается вслед уходящему поезду, вспрыгивает на ходу и виснет возле вынес
енного на задней площадке штурвала тормоза Вестингауза.
В поезде до Берлина наш герой чувствует себя настоящим героем, и сестры в
едут себя с ним как с героем. Такое бывает не с каждой девушкой, чтобы влюб
ленный бросался вслед за поездом. Все в несколько приподнятом настроени
и, но Ида, которая, конечно, в этот момент поднялась в собственных глазах, н
епреклонна. В разговорах, наверное, возникает привычка «здраво рассудит
ь». Сестры владеют способностью здраво рассуждать. Они даже убеждают мол
одого человека, что ему не следует показываться на глаза встречающим их
родным. С точки зрения буржуазной логики, резонно.
Итак, весь день он едет с исчезающей любовью до Берлина. Затянувшееся про
щанье. Его внутреннее бурление не находит ответа. Разум победил. На вокза
ле милые сестры сядут в лакированное ландо или в автомобиль и уедут в сем
ейный ласковый дом, в уют и распорядок, а он , хоронясь, чтобы его не заметил
и их родные, отправится на поиски самой дешевой гостиницы, чтобы, проведя
ночь в бессоннице Ц каждое слово в стихотворении «Марбург» имеет смысл
и опору в этой документально зафиксированной истории, Ц чтобы наутро в
самом дешевом поезде уехать обратно в Марбург.
Но что-то за эту ночь и за время этого возвращения случилось. Так иногда
Ц по крайней мере, это описано в литературе Ц удар, падение с высоты или
автомобильная авария, в которую попадает человек, что-то в нем меняет, пер
егруппировывает внутренние силы, рождает новые возможности, проявляет
какой-то особый духовный дар. А может быть, это всё та же, не отмененная ник
акими революциями и переворотами в России, старая рассудочная гегельян
о-фейербаховская диалектика? Он возвращается в Марбург другим человеко
м. Прощай, философия! Кто-то за него сделал мучительный выбор? Не музыкант
и композитор, как мама. Не живописец и график, как папа, с которым у него уже
давно сложные раздраженные отношения, потому что папа хочет, чтобы сын з
ацепился за что-нибудь материальное и земное. Не философ, как еще недавно
ему, любимчику неокантианца Когена, казалось. Он возвращается поэтом. Но
об этом чуть позже.
Шторки воображения захлопываются. Старый отель вновь превращается в со
временное серьезное заведение. Ида Высоцкая уезжает сначала в Москву, а
потом навсегда за границу. Пряничный марбургский вокзал подвергается с
овременной реконструкции. Опять звучат трели светофора, можно перейти о
братно на другую сторону и пойти вдоль улицы, ведущей от вокзала к старом
у центру, мимо почтамта.
Этот почтамт всегда вызывает у меня особое впечатление. Его, конечно, тру
дно сравнить с районным отделением связи где-нибудь в России, но изумить
ся образцовой постановке почтового дела и связи, и в прежней и в нынешней
Германии, можно. Вот бы узнать, на этом ли месте стоял старый почтовый двор
или раньше, век или полтора назад, почту отправляли через старый постоял
ый, нынче разрушенный двор под графским замком. Откуда слал свои письма в
Академию, отбиваясь от жалоб и инвектив, Ломоносов? Каким образом, через ч
ье посредничество он сумел переслать в Санкт-Петербург, в северную стол
ицу, «Оду на взятие Хотина»? Стихотворный залп, произведенный в крошечно
м провинциальном Марбурге, разрушил редуты неуклюжей, отчасти заимство
ванной у поляков поэзии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29