Я спросил, что я должен перевезти, и он сказал — посылку…— Кто — он?— Приятель приятеля приятеля, — насмешливо ответил Сандано. — Человек, который иногда подбрасывает мне работу. Не моего ума дело, кто за ним стоит. Я должен был забрать коробку в камере хранения на вокзале и оставить ее в камере хранения в Цюрихе, а ключи переправить в Берн на номер абонентского ящика. После этого я должен был получить оставшуюся сумму. Сразу говорю: тогда я не знал, кто поручил мне это дело. Возможно, поэтому мой рассказ не убедил карабинеров.— Тогда не знал, — повторила Флавия. — Что это значит?— А с какой стати я должен вам выкладывать?— Потому что я, если захочу, могу сильно осложнить тебе жизнь. И потому что я могу проявить к тебе снисходительность, когда ты попадешься в следующий раз. Это ведь только вопрос времени. Можешь рассматривать это как полицейскую страховку. Кто украл картину?Сандано сцепил пальцы и отвел глаза. На лице его появилось выражение хитрости, коварства и замкнутости. Пренеприятная смесь.— Вы не станете упоминать мое имя?— Упаси Бог.— И вы не забудете человека, который оказал вам услугу?— Джакомо, разве я похожа на человека, который забывает друзей? Или своих врагов? Говори мне все, что ты знаешь.Сандано сделал паузу и глубоко вздохнул.— Хорошо. Но помните: я вам верю.— Договорились.— Тогда я не знал, кто это был. Как я уже сказал, он всегда звонил по телефону. Мы никогда не виделись. Я получал свои комиссионные и не хотел ничего знать. Но дело сорвалось, и я получил срок. А три месяца назад меня посетил один человек и спрашивал насчет Фра Анджелико. Его интересовало, как много я рассказал полиции. Я сказал, что ничего никому не рассказывал, иначе не попал бы за решетку. Он остался доволен. Сказал, что мое молчание заслуживает награды, и дал денег.— И?..— Это все.— Сколько он дал тебе?— Три миллиона лир.— А теперь — главное. Ты знаешь, кто он?— Да.— Кто?— Англичанин.— Фамилия?— Форстер. ГЛАВА 5 Методичный и осмотрительный, констебль Фрэнк Хэнсон был словно создан для рутинной работы полицейского в английской глубинке. Изо дня в день он колесил по округе на своем автомобиле, последовательно объезжая поселок за поселком. Иногда он останавливался и беседовал с людьми, чтобы показать свою заинтересованность в общественной жизни. У него хватало ума закрывать глаза на мелкие нарушения закона, которые происходили вокруг него практически постоянно, ибо что это за жизнь, когда нужно все время ходить по струнке? Те, кому приходилось с ним сталкиваться, отзывались о нем как о добром и честном малом.Сам он считал себя чрезмерно загруженным; границы его участка были определены в те далекие благословенные времена, когда поселок жил тихой, мирной жизнью, лишь изредка нарушаемой дракой в местном пабе или семейными ссорами. Сейчас он не видел большой разницы между своим участком в Норфолке и самыми опасными районами Лондона или даже Норвича. Констебль Хэнсон был глубоко убежден, что в этих городах внезапная смерть — рядовое явление, а грех — основное занятие населения.Зло, обитающее в большом городе, докатилось и до его территории. В последние несколько лет вал ограблений, изнасилований, поджогов, угонов машин и прочих городских «прелестей» захлестнул сельскую местность, превратив жизнь Хэнсона в кошмар. Он только и делал, что ездил из одной деревушки в другую, принимая от жителей заявления и раздавая неискренние обещания изобличить и наказать виновных.Вот и сейчас он ехал по очередному вызову. Джек Томпсон, преуспевающий фермер, позвонил ему и пожаловался, что сегодня утром его стадо уменьшилось на целых три коровы. Похоже, список местных преступлений пополнится теперь еще и угоном скота, мрачно размышлял Хэнсон, проезжая по поселку Уэллер со скоростью, на несколько миль выше разрешенной. Что последует дальше? Пиратское нападение? Он возмущенно фыркнул. Банда молокососов берет на абордаж речное судно под прикрытием дыма и затем топит его, обстреляв из пушек. «Меня бы это ничуть не удивило», — пробормотал Хэнсон, продолжая ехать с запрещенной скоростью.Люди перестали признавать дисциплину, вернулся он мыслями к своей излюбленной теме. Причем не только преступники. Сельские жители сильно испортились. Кругом царит эгоизм, один только эгоизм. Он считал, что правительство подает населению плохой пример тем, что платит низкую зарплату слугам народным вроде него самого.Ну вот что за идиот, думал он, глядя на дорогу. Ведь есть же отдельная тропинка для пешеходов. Спрашивается: зачем выскакивать на проезжую часть? Неужели не понимает, что создает опасность и для себя, и для других людей? Нет, вы посмотрите на него: встал посреди дороги так, словно она принадлежит лично ему. Одиннадцать утра, а он уже напился.Ну, это уж слишком. Мужчина метнулся навстречу автомобилю, размахивая руками. Хэнсон врезал по тормозам и остановился, собираясь высказать незнакомцу все, что он думает о его безответственном поведении.— Вы все-таки заметили меня, — сказал человек, подходя к автомобилю. Он выглядел совершенно трезвым, но был сильно взволнован. В его пользу говорили также приличный костюм, чистые светлые волосы и ухоженные аристократичные руки, которые он нервно сжимал.— А вы разве оставили мне выбор, сэр? — сухо ответил Хэнсон в лучших традициях полицейского юмора. — Вам не кажется, что на тротуаре несколько безопаснее?— Я хотел привлечь ваше внимание. Это очень срочно.— Что вы говорите, сэр? Отчего такая срочность?Мужчина слабо махнул рукой, указывая в сторону тропинки, находившейся в нескольких сотнях ярдов от дороги.— Там человек, — пробормотал он.Констебль Хэнсон не мог упустить возможность блеснуть остроумием:— В этом нет ничего удивительного, сэр. Там стоит дом. А в домах живут люди, сэр. Если бы это был курятник…— Да-да, я знаю, — нетерпеливо оборвал его незнакомец. — Он мертв. Вот почему я попытался остановить вас.— Он и сейчас там? Ну, тогда нам лучше пойти взглянуть.Хэнсон решил, что пропавшие коровы фермера Томпсона уже наверняка превратились в гамбургеры и потому могут подождать. Сообщив свое местонахождение по радиосвязи, он вырулил на тропинку и медленно поехал к коттеджу «Старая мельница». Мужчина вприпрыжку последовал за ним.— Ну а теперь, сэр, — сказал Хэнсон, вылезая из машины, — вы, может быть, сообщите мне свое имя?— Аргайл. Джонатан Аргайл. Я приехал сюда, чтобы поговорить с человеком, которого зовут Форстер. Когда я подошел к дому, меня никто не встретил. Дверь была приоткрыта, я вошел и обнаружил его. Думаю, он и сейчас там лежит.— Ага! Тогда, может быть, войдем и посмотрим?Констебль Хэнсон толкнул входную дверь и ступил в холл.В чем, в чем, а в наблюдательности мистеру Аргайлу не откажешь. Тело, лежавшее внизу лестницы, было определенно мертвым. О причине смерти свидетельствовали неестественно вывернутая шея и кровь, запекшаяся на светлых волосах. Хэнсон знал Джеффри Форстера только понаслышке — ему было известно, что он связан с искусством и работает на людей из Уэллер-Хауса. Вернее, работал, пока мисс Бомонт не умерла.В последние несколько недель на территории Хэнсона произошло несколько ограблений, поэтому версия об ограблении первой пришла ему в голову. Однако нельзя было исключить и вероятность несчастного случая. Эти старые здания, в которых так любят селиться городские жители, на взгляд Хэнсона, являлись страшно неудобными, непрактичными и просто опасными. Конечно, беленые стены и тростниковая крыша смотрятся довольно симпатично, но ничто не заставит его поселиться в таком доме.Витая полированная и ужасно скользкая лестница не внушила Хэнсону никакого доверия — на такой можно запросто сломать шею. Он осторожно поднялся по ней и обнаружил, что верхняя ступенька шатается. Констебль вышел на улицу, связался по радио с участком и вызвал подмогу. Его вдруг осенило, что Форстер мог просто поскользнуться, спускаясь по лестнице, удариться головой и сломать себе шею. Но торопиться с выводами не стоит: сначала нужно проверить, не пропало ли что-нибудь из дома.— Эй! — позвал он, снова вылезая из машины. — Куда это вы собрались?Аргайл, шагавший в направлении калитки, нервно оглянулся.— Просто хотел походить вокруг, — ответил он. — Удастся найти какую-нибудь улику.«О Боже, — подумал Хэнсон. — И этот туда же. Нужно по крайней мере объяснить ему ситуацию».— Нет, не надо никуда ходить. Возвращайтесь сюда, чтобы я мог вас видеть. А кто вы, собственно, такой? Чем занимаетесь?Аргайл побрел обратно по гравийной дорожке и, приблизившись к Хэнсону, отрекомендовался:— Я торгую произведениями искусства. Сюда приехал, чтобы поговорить с мистером Форстером об одной картине.— О какой картине?— По моим сведениям, эта картина когда-то принадлежала ему. Она была украдена, — добавил он извиняющимся тоном.Хэнсон удивленно изогнул бровь:— Вот как?— Да, — нервно продолжил Аргайл. — Поэтому я и хотел с ним поговорить. Он предложил мне встретиться здесь.— А что вам за дело до той картины? Она что, когда-то была вашей?— О нет.— Он украл ее у вас?— Слава Богу, нет.— Понятно. Значит, так, сэр, я предлагаю вам пока постоять тут. Ничего не трогайте и ждите, когда мы составим протокол.— Может быть, мне обойти дом — вдруг удастся обнаружить что-нибудь важное?— Нет, сэр, — возразил Хэнсон с преувеличенным спокойствием. — Просто стойте тут. Хорошо?Следующие полчаса Аргайл простоял, руки в карманах, возле полицейской машины, ожидая, когда из участка приедет подкрепление и кто-нибудь снимет с него показания. Он как-то упустил из виду, что английское лето лишь условно можно назвать теплым временем года, и сейчас дрожал под пронизывающими порывами северного ветра,Аргайл так хотел быть полезным, что взялся отгонять зевак, которые, заметив полицейскую машину, останавливались и заходили во двор спросить, что случилось.— Несчастный случай. Будет лучше, если мы предоставим инициативу полиции, — сказал он неопрятному пожилому мужчине, подошедшему первым. Вслед за хозяином в калитку просунулась морда шелудивого пса. В руках у мужчины был большой полиэтиленовый пакет, полный замороженных продуктов.В ответ на сообщение Аргайла мужчина понимающе закивал и побрел дальше.— Несчастный случай, — поведал Аргайл коренастому молодому человеку бандитского вида, который подошел почти сразу после мужчины и со злорадным интересом наблюдал за происходящим. — Возможно, ограбление.Молодой человек помрачнел и ретировался.— Несчастный случай. Пожалуйста, идите своей дорогой, — попросил Аргайл, когда к калитке приблизилась седая женщина лет пятидесяти с горящими от любопытства глазами. Он всегда мечтал сказать кому-нибудь «идите своей дорогой, пожалуйста».— Ну вот еще, даже и не подумаю, — резко ответила женщина, заходя в калитку. Она мгновенно поняла, что Аргайл здесь находится на птичьих правах, и отнеслась к его просьбе с тем пренебрежением, которого она и заслуживала. — Это просто смешно. Хэнсон! — позвала она неожиданно звучным голосом. — Выходи-ка на свет Божий.Через секунду Хэнсон вынырнул из дома. Аргайл поразился, с какой быстротой констебль откликнулся на ее призыв. Он не то чтобы выразил женщине явное почтение, но приветствовал ее несравненно любезнее, чем его самого.— Ради Бога, скажи мне: что здесь происходит? — требовательно спросила пожилая особа.— Мистер Форстер, миссис Верней. Он мертв. Судя по всему, сломал шею.Миссис Верней поразилась этой новости, однако ни на секунду не утратила самообладания и не стала выражать ложного соболезнования, сожаления или ужаса.— Когда? — коротко спросила она. Хэнсон сделал неопределенный жест:— Некоторое время назад, я полагаю. Тело уже остыло. Похоже, он упал с лестницы. Его обнаружил вот этот джентльмен. — Констебль указал на Аргайла.— Около десяти минут назад, — уточнил Джонатан. — В одиннадцать часов или около того. У меня была назначена с ним встреча.— Я буду вам очень признательна, если вы будете держать меня в курсе, Хэнсон, — сказала женщина, окинув Аргайла быстрым взглядом и мгновенно утратив к нему интерес. — В конце концов, раньше это был наш дом. Я знала, что лестницу следует починить. Он поскользнулся на верхней ступеньке? Она всегда немного шаталась. Я как-то сказала ему…Констебль Хэнсон заметил, что выводы можно будет делать только после осмотра дома экспертами. Женщина засунула руки в карманы и несколько секунд размышляла.— Знаете что, — сказала она вдруг, — если мне собираются пришить дело за то, что я продала дом с шатающейся лестницей, то я хотела бы узнать об этом первой. Пошли, Фредерик, — сказала она, свистом подзывая пса, который вынюхивал что-то в розовых кустах. В эту секунду до Аргайла дошло, что если в земле до этого момента оставались отпечатки чьих-то следов, то теперь их уже не найдешь.Женщина бодро зашагала по тропинке и свернула на дорогу.— Кто она? — спросил Аргайл полисмена, надеясь установить с ним более сердечные отношения.— Миссис Мэри Верней, — ответил Хэнсон. — Местная землевладелица. Правда, не совсем местная и не так уж много земли находится в ее владении. Очень приятная женщина, в наших местах поселилась недавно, после смерти сестры.— А-а.Продолжить беседу не удалось, потому что к дому подкатила полицейская команда в полном составе и в полной готовности выполнить привычные процедуры.Неповоротливые колеса машины правосудия тронулись с места. Команда полицейских отщелкала фотографии, отмерила расстояния, постояла с нахмуренными лицами, поглазела на окна, поскребла подбородки. Затем они убрали тело и сняли показания со свидетеля. Все это заняло несколько часов, но Аргайл не заметил, чтобы они хоть сколько-нибудь продвинулись в понимании причин гибели хозяина дома.Однако местная полиция была собой чрезвычайно довольна. Дактилоскопист порхал по дому, пыхтя, как целая дюжина парикмахеров. Все полицейские сошлись на том, что на первый взгляд, по самым грубым прикидкам, Джеффри Форстер встретил свой конец, оступившись на лестнице. Показать, каким образом это могло произойти, никто из них не дерзнул.Как только стало ясно, что никаких улик или свидетельств того, что же все-таки произошло — несчастный случай или убийство, нет, полицейские переключили все внимание на Аргайла, решив выместить свою досаду на нем. Следующие несколько часов он рассказывал о своем бизнесе, о цели приезда на место происшествия и в подробностях отчитался обо всех своих передвижениях с момента возвращения в Англию. Он посоветовал им связаться с управлением по борьбе с кражами произведений искусства в Италии, где могут подтвердить его благонадежность и дружеские отношения с полицией. При этом он добавил, что синьорина ди Стефано в достаточной степени владеет английским, чтобы превознести его личность до небес на понятном им языке.С некоторой неохотой коллективный полицейский разум наконец признал, что если кто-то и помог Форстеру расстаться с жизнью, то вряд ли это был Аргайл, тем более что, по предварительному заключению врача, смерть потерпевшего наступила не менее двенадцати часов назад, когда Аргайл находился в Лондоне, чему имелось множество свидетелей. Конечно, полностью исключить возможность ложного алиби они не могли, но рекомендация Боттандо, который в отсутствие Флавии все же выполнил свой долг и характеризовал Аргайла как законопослушного гражданина, сыграла свою положительную роль.— Кстати, о картине, — сказал инспектор Уилсон. — Вы полагаете, она находилась в собственности мистера Форстера?— Нет, не думаю. Согласитесь, глупо на протяжении двадцати лет держать у себя украденную картину. Зачем тогда ее красть?— Но у вас сложилось впечатление, что он понимает, о каком полотне идет речь.— О да. Во всяком случае, мне так показалось. Он сказал, что готов поговорить со мной о ней. «О ней» было сказано с особым выражением.— И что это за картина?— У меня есть приблизительное ее описание. Я сам узнал о ней всего несколько дней назад. Сюжет картины обычный — Мадонна с младенцем.— У вас нет с собой фотографии?Аргайл покачал головой:— Фотографии этой картины вообще не существует.— Очень полезная информация, сэр. Благодарю вас. Итак, вы приехали сюда…И снова по кругу — инспектор спрашивал, Аргайл отвечал, секретарь записывал. Прочитайте, подтвердите, подпишите.— Ах да, кое-что еще, сэр. Ваш паспорт.— А что с ним?— Могу я оставить его у себя?— Зачем? Почему?Уилсон ободряюще улыбнулся:— Через несколько дней мы обязательно его вернем.— Вы хотите сказать, что все это время я должен торчать здесь?Уилсон снова улыбнулся:— Но у меня есть работа. Вы же знаете, я живу в Италии.— Да, знаю. Именно поэтому нам нужен ваш паспорт.— Но вы не собираетесь меня арестовывать? Вы же не подозреваете меня?— О нет. Но мы, возможно, захотим побеседовать с вами еще раз, и нам будет гораздо удобнее иметь вас под рукой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24