Я найду его.
Мы въехали в деловую часть города.
– Видишь трейлеры вон там? – Мордехай махнул в сторону. – Это площадь Маунт-Вернон.
Из-за высокого забора вокруг территории примерно в полквартала виднелись облезлые, покореженные фургоны, поставленные друг на друга.
– Самая паршивая ночлежка в округе, – пояснил Мордехай. – Раньше в трейлерах перевозили почту, потом списали и отдали городу, а уж он догадался осчастливить бездомных. Спят они там, как сардины в банке.
Миновав перекресток, мы припарковались у длинного трехэтажного сооружения, которое тринадцать сотен человек считали своим домом.
* * *
БАСН было создано в начале семидесятых годов группой противников войны во Вьетнаме, поставивших себе цель Действовать на нервы правительству до тех пор, пока оно не прекратит бойню. Члены братства сняли дом в северо-западном пригороде Вашингтона и организовали нечто вроде коммуны. Во время маршей протеста вокруг Капитолийского холма они частенько заговаривали с бездомными ветеранами, привлекали их в свои ряды. Братство росло. По окончании войны активные сторонники ненасилия деятельность не свернули, как можно было ожидать, а направили в новое русло: занялись практической помощью бездомным. Где-то в восьмидесятых лидером братства стал Митчел Снайдер, страстный защитник всех, кого общество отвергло.
Обнаружив пустующее здание городской школы, числившееся собственностью федерального правительства, члены братства заселили его шестью сотнями отчаявшихся найти крышу над головой. Школа стала домом для бродяг и штаб-квартирой для организации. Власти неоднократно пытались выгнать захватчиков, но успеха не добились. В 1984 году, стремясь привлечь внимание общественности к проблемам бездомных, Снайдер объявил пятидесятидневную голодовку. За месяц до переизбрания президент Рейган громогласно объявил о намерении превратить школу в образцовый приют, и Снайдер прекратил голодовку. Однако, оставшись на второй срок, Рейган забыл это обещание, и братство оказалось втянутым в вязкую трясину судебных разбирательств.
Выстроив в 1989 году на юго-восточной окраине города новый приют, власти решили во что бы то ни стало выселить бездомных из школы. Братство категорически отказалось перебраться на задворки. В споре с чиновниками бездомные проявили удивительное упорство, Снайдер заявил, что его люди забили досками окна и готовы выдержать любую осаду. По городу поползли слухи о восьмистах до зубов вооруженных отщепенцах. Конфликт грозил вылиться в настоящую уличную войну.
Власти, испугавшись потерять контроль над ситуацией, отступили. Мир и спокойствие были восстановлены; братство выросло на пятьсот человек, а школа стала крупнейшим приютом в стране. В 1990 году Митч Снайдер покончил жизнь самоубийством, и город назвал в честь него улицу.
Было половина девятого. Жильцы расходились по своим делам. Многие спешили на работу, но большинство просто не хотело торчать в четырех стенах. У входа, дымя сигаретами и переговариваясь, стояло человек сто.
Мордехай поздоровался с вахтером в стеклянной будке, мы расписались в журнале для посетителей и двинулись по коридору навстречу потоку негров. Я изо всех сил старался не думать о белизне своей кожи, но это было невозможно.
Пиджак жал, галстук душил. Меня обтекали молодые питомцы улицы. У многих криминальное прошлое и шиш в кармане. Наверняка кто-то мечтал свернуть мне шею и воспользоваться содержимым моего бумажника. Я не отрывал взгляда от пола.
– Им категорически запрещено иметь оружие или наркотики. Нарушителя изгоняют навсегда, – сообщил Мордехай.
Я приободрился:
– А тебе не приходилось здесь нервничать?
– Ко всему привыкаешь, – легко отозвался Мордехай.
Конечно, он свой среди своих.
На доске у комнаты, отведенной для приема, висел список из тринадцати фамилий.
– Чуть меньше обычного, – заметил Мордехай.
Пока нам несли ключ, он ввел меня в курс дела.
– Тут, – указал, – почта. Одно из самых больных мест в нашей работе – связь с клиентом, адресов у большинства нет. Хорошие приюты дают постояльцам возможность отправлять и получать корреспонденцию. – Мордехай перевел палец на соседнюю дверь: – Там кладовка. Каждую неделю в приюте появляются тридцать – сорок новичков.
Сначала проходят медицинский осмотр (туберкулез распространен среди бездомных), затем получают комплект: майка, трусы, носки. Раз в месяц новый костюм, так что за год У человека накапливается приличный гардероб. Одежда не какая-нибудь рвань, и жертвуют ее в избытке.
– За год?
– Именно. По истечении двенадцати месяцев постояльца выдворяют. Это только выглядит жестоким. В действительности оно не так. Приходя сюда, человек знает: в его распоряжении год, он должен привыкнуть к опрятности, отучиться от пьянства, приобрести какие-то полезные навыки и найти работу. Большинству для этого хватает нескольких месяцев. Мало кому охота остаться в приюте навсегда.
С внушительной связкой ключей подошел мужчина, назвавшийся Эрни, пустил нас в приемную и испарился. Сверившись со списком, Мордехай пригласил первого клиента:
– Лютер Уильяме.
Под тушей, с трудом пролезшей в дверной проем, жалобно заскрипел стул. Облачен Уильяме был в зеленый комбинезон, из-под которого белели мыски оранжевых пляжных тапочек. Лютер работал истопником в котельной под Пентагоном. От бедняги сбежала подружка, прихватив все его сбережения. На Уильямса посыпались счета, оплачивать которые оказалось нечем. Из квартиры, сгорая от стыда, он перебрался в приют.
– Мне нужно очухаться, – пояснил нам.
Я почувствовал жалость.
Счетов накопилась целая стопка, в основном выплаты по полученным кредитам.
– Давай-ка объявим его несостоятельным должником, – предложил мне Мордехай.
Не имея понятия, из чего пекут банкротов, я насупился.
Лютер, напротив, обрадовался. Двадцать минут мы с Мордехаем заполняли разные бланки, и первый посетитель покинул приемную, сияя как блин.
Следующий клиент, Том, вошел, вытянув для приветствия руку и грациозно вихляя бедрами. Ногти алели под ярким лаком. Я решился на рукопожатие, Мордехай – нет.
Томми проходил полный курс лечения от наркотиков – крэка и героина. Три года он не платил налогов, а когда сие всплыло, денег, естественно, не оказалось. Кроме того, за ним числилась пара тысяч долларов долга по алиментам. Узнав, что он является отцом ребенка, я испытал некоторое облегчение. Терапия, которая должна была избавить Томми от наркотической зависимости, была весьма интенсивной, семь дней в неделю – и не оставляла времени для поиска работы.
– С налогами и алиментами ни о каком банкротстве говорить не приходится, – констатировал Мордехай.
– Работать не могу из-за лечения, а если плюнуть, опять сяду на иглу. Что делать?
– Ничего. Заканчивай курс. Найдешь работу – позвони Майклу Броку, вот он перед тобой.
Подмигнув мне, Том покинул помещение.
– А ты ему понравился, – усмехнулся Мордехай.
Эрни положил на стол еще список, теперь из одиннадцати фамилий. От двери по коридору змеилась очередь. Мы разделились и начали запускать по двое.
Подражая Мордехаю, я старался выглядеть бесстрастным.
Молодому человеку грозило обвинение в торговле наркотиками. Без консультации с Грином было не обойтись. Я подробно записал обстоятельства клиента, чтобы вместе с Мордехаем выработать линию защиты.
Новый посетитель был белый, лет сорока, без татуировок, шрамов, маникюров и серег в ушах. Здоровые зубы, чистые глаза, нормального цвета нос. Недельной давности бородка и около месяца назад обритая голова. Мы пожали Друг другу руки – ладонь мягкая и чуть влажная. Бывший врач Пол Пелхэм жил в приюте уже третий месяц.
В не столь отдаленном прошлом он работал гинекологом в Скрэнтоне, штат Пенсильвания. Имел просторный дом, “мерседес”, красивую жену и пару очаровательных детей.
Поначалу баловался валиумом, потом пристрастился к куда более серьезным вещам: открыл для себя кокаин и секс с молоденькими санитарками. Дополнительным источником средств для покрытия растущих расходов избрал игру на рынке недвижимости. Все могло тянуться годами, но однажды, при ординарных родах, подвели дрожащие руки.
Младенец шмякнулся на пол и умер – на глазах у собственного отца, многоуважаемого духовного пастыря. Пережить позор и унижение в зале суда помогли наркотики. Кокаин, героин, шлюхи… Наконец грянул гром. Подхватив от пациентки герпес, Пол заразил супругу. Разгневанная женщина забрала детей, вещи и уехала во Флориду.
История Пелхэма повергла меня в шок. За недолгую практику адвоката для бездомных я жадно ловил печальные подробности событий, которые привели наших клиентов на улицу. Мне хотелось убедить себя, что со мной ничего подобного не произойдет, что людям моего происхождения, воспитания, образования такая беда не грозит.
Случай с Пелхэмом разбил надежды. На его месте мог оказаться и я. От удара судьбы никто не застрахован.
Пелхэм прозрачно намекнул, что среди его злоключений были и похлеще. Я как раз собрался спросить, какая, собственно, юридическая помощь ему нужна.
– Объявляя себя банкротом, я кое-что утаил…
Мордехай отпустил двух клиентов и беседовал с третьим, а белые все сидели и непринужденно болтали. Для маскировки я взялся за ручку:
– Что именно?
Пол пустился в пространные рассуждения о своем, увы, бесчестном адвокате, об интригах банка, в результате коих потерял капитал. Когда Мордехай поворачивал к нам голову, Пелхэм умолкал.
* * *
– Но и это не все, – тихим грудным голосом произнес он.
– Продолжайте.
– Мы говорим конфиденциально, не так ли? То есть я хочу сказать, у меня было немало адвокатов, но всем им я платил. Один Бог знает, сколько я платил!
– Наша беседа абсолютно конфиденциальна, – искренне заверил я.
Вопрос платы никогда не влиял на мои отношения с клиентом.
– Вы никому об этом не скажете?
– Ни слова. – Я подумал, что если человек желает спрятаться от мира, то лучшего места, чем приют с тысячью тремястами обитателями, не найти.
Мое обещание, похоже, удовлетворило Пола.
– Совершенно случайно, – зашептал он, – я выяснил, что моя жена имеет любовника. Проболталась пациентка. Когда женщина раздевается перед врачом донага, она рассказывает все, что знает. Я не поверил и нанял частного детектива.
Очень скоро сыщик подтвердил ее слова, и любовник как в воду канул. – Ожидая реакции, Пелхэм замолчал.
– Исчез?
– Пропал.
– Он мертв?
Пол едва заметно кивнул.
– Вам известно, где находится тело?
Новый кивок.
– Давно это случилось?
– Четыре года назад.
Трепещущей рукой я торопливо черкнул в блокноте.
Пол подался ко мне:
– Он был агентом ФБР. Старый ее дружок, они познакомились в колледже.
– Говорите-говорите. – Я уже не знал, верить или не верить ему.
– Они охотятся за мной.
– Кто?
– ФБР. Все эти четыре года.
– Какой помощи вы ждете от меня?
– Может, договоритесь с ними? Надоело чувствовать себя загнанной дичью.
Я задумался. Мордехай пригласил четвертого клиента под настороженным взглядом Пелхэма.
– Мне нужна дополнительная информация. Имя пропавшего агента вам известно?
– Да. Знаю также, где и когда он родился.
– Как и место и время его смерти?
– Да.
Никаких документов у Пелхэма не было.
– Почему бы вам не прийти ко мне в офис? Поговорим более обстоятельно.
– Дайте подумать. – Он взглянул на часы и объяснил, что работает уборщиком в церкви. – Извините, опаздываю.
Мы обменялись рукопожатием, Пол вышел.
Я довольно быстро усвоил простую истину: в профессии уличного адвоката главное – это умение слушать. Очень многим нашим клиентам был нужен только собеседник. Устав от бесконечных унижений, они шли к юристу излить душу. Мордехай мастерски ориентировался в среде: доброжелательно и мягко задавая вопросы, выяснял, есть ли действительно нужда в его профессиональной помощи. Я же никак не мог опомниться от удивления, что люди бывают настолько несчастными.
К полудню через нашу комнату прошли двадцать шесть человек. Мы с Грином чувствовали себя опустошенными.
– Нужно прогуляться, – сказал Мордехай.
После трехчасового заточения в каморке без окон было настоящим счастьем увидеть безоблачное небо и вдохнуть бодрящий холодный воздух. На противоположной стороне улицы возвышалось новое здание Налогового суда. Приют вообще окружали современные симпатичные постройки.
На перекрестке Секонд – и Ди-стрит мы остановились.
– Срок аренды у них истекает через четыре года. – Мордехай кивнул в сторону приюта. – Агенты по недвижимости зашевелились. В двух кварталах отсюда собираются строить деловой центр, на их участок положили глаз несколько компаний.
– Борьба обещает быть кровавой.
– Не борьба, а война.
Перейдя улицу, мы двинулись по направлению к Капитолию.
– Что поведал белый парень? – поинтересовался Мордехай.
Из двадцати шести клиентов единственным белым был Пелхэм.
– Потрясающая история! Бывший врач, жил когда-то в Пенсильвании.
– От кого он сейчас спасается?
– Что?
– Кто его теперь преследует?
– ФБР.
– Угу. В последний раз было ЦРУ.
Я замер. В отличие от Мордехая.
– Ты уже видел его?
– О да! Не единожды. Питер какой-то там, – бросил он через плечо.
– Пол Пелхэм.
– Отнюдь не всегда. Великолепный рассказчик, не правда ли?
Я стоял и смотрел, как неторопливо удаляется Мордехай – руки в карманы, плечи сотрясает дрожь.
Он хохотал.
Глава 21
Набравшись храбрости, я сообщил Мордехаю, что мне нужно полдня. В ответ услышал: здесь все равны; никто не считает, сколько ты просидел в офисе; если человеку надо – он уходит, и все, черт бы его побрал.
Я так и поступил.
Примерно час потребовался мне, чтобы разобраться с машиной. За “лексус”, не подлежавший ремонту, страховая компания выплатила двадцать одну тысячу четыреста восемьдесят долларов. Я вернул банку одолженные шестнадцать тысяч. Оставшихся пяти с небольшим вполне хватит для покупки средства передвижения, соответствующего моему нынешнему статусу и не вводящего в искушение угонщиков.
Шестьдесят минут, листая журналы и слушая мерное тиканье часов, я просидел в приемной у врача.
Двадцать минут, раздевшись по приказу сестры до трусов, провел на холодном хирургическом столе. Кровоподтеки из синих стали багровыми. Истыкав меня пальцами, врач сообщил, что через две недели синяки рассосутся.
Ровно в четыре я прибыл в офис нового адвоката Клер.
Встретила меня суровая секретарша. Стены приемной, казалось, источали ненависть ко всему мужскому, издевка по адресу представителей сильного пола слышалась в каждом звуке.
Журналы на столике были агрессивно деловыми: никаких домашних советов, никаких светских сплетен. Задача – произвести впечатление, а не помочь скоротать время.
Фундамент своего состояния Жаклин Хьюм заложила громкими исками к врачам, позволявшим себе вольности в отношениях с пациентками. А после расправы над двумя весьма любвеобильными сенаторами ее имя стало наводить ужас на любого мужчину, имеющего основания быть недовольным своим браком плюс приличный доход.
Мне не терпелось подписать необходимые бумаги и побыстрее уйти. После получасового ожидания я был на грани истерики. Наконец из кабинета вышла ассистентка и вручила текст соглашения о раздельном проживании. Я прочитал заголовок документа: “Клер Эддисон Брок против Майкла Нельсона Брока”.
Закон требовал, чтобы граждане, желающие расторгнуть брак, прожили отдельно друг от друга в течение шести месяцев. По истечении данного срока супруги будут официально считаться разведенными.
Внимательно изучив, я подписал документ и вышел на улицу. Ко Дню благодарения <Национальный праздник в США, считается семейным, отмечается в четвертый четверг ноября> я стану свободным человеком.
В пять часов у здания “Дрейк энд Суини” Полли передала мне коробки с моим барахлом. Секретарша держалась предупредительно-вежливо, но к разговору интереса не проявила, очень торопилась. Наверное, и ей прицепили “жучок”.
Через несколько кварталов я из автомата позвонил Барри Нуццо. Как обычно, он сидел на совещании. Я назвался, попросил ему передать, что у меня срочное дело, и вскоре Барри очутился у телефона.
– Мы можем поговорить? – спросил я, уверенный, что наша беседа записывается.
– Конечно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Мы въехали в деловую часть города.
– Видишь трейлеры вон там? – Мордехай махнул в сторону. – Это площадь Маунт-Вернон.
Из-за высокого забора вокруг территории примерно в полквартала виднелись облезлые, покореженные фургоны, поставленные друг на друга.
– Самая паршивая ночлежка в округе, – пояснил Мордехай. – Раньше в трейлерах перевозили почту, потом списали и отдали городу, а уж он догадался осчастливить бездомных. Спят они там, как сардины в банке.
Миновав перекресток, мы припарковались у длинного трехэтажного сооружения, которое тринадцать сотен человек считали своим домом.
* * *
БАСН было создано в начале семидесятых годов группой противников войны во Вьетнаме, поставивших себе цель Действовать на нервы правительству до тех пор, пока оно не прекратит бойню. Члены братства сняли дом в северо-западном пригороде Вашингтона и организовали нечто вроде коммуны. Во время маршей протеста вокруг Капитолийского холма они частенько заговаривали с бездомными ветеранами, привлекали их в свои ряды. Братство росло. По окончании войны активные сторонники ненасилия деятельность не свернули, как можно было ожидать, а направили в новое русло: занялись практической помощью бездомным. Где-то в восьмидесятых лидером братства стал Митчел Снайдер, страстный защитник всех, кого общество отвергло.
Обнаружив пустующее здание городской школы, числившееся собственностью федерального правительства, члены братства заселили его шестью сотнями отчаявшихся найти крышу над головой. Школа стала домом для бродяг и штаб-квартирой для организации. Власти неоднократно пытались выгнать захватчиков, но успеха не добились. В 1984 году, стремясь привлечь внимание общественности к проблемам бездомных, Снайдер объявил пятидесятидневную голодовку. За месяц до переизбрания президент Рейган громогласно объявил о намерении превратить школу в образцовый приют, и Снайдер прекратил голодовку. Однако, оставшись на второй срок, Рейган забыл это обещание, и братство оказалось втянутым в вязкую трясину судебных разбирательств.
Выстроив в 1989 году на юго-восточной окраине города новый приют, власти решили во что бы то ни стало выселить бездомных из школы. Братство категорически отказалось перебраться на задворки. В споре с чиновниками бездомные проявили удивительное упорство, Снайдер заявил, что его люди забили досками окна и готовы выдержать любую осаду. По городу поползли слухи о восьмистах до зубов вооруженных отщепенцах. Конфликт грозил вылиться в настоящую уличную войну.
Власти, испугавшись потерять контроль над ситуацией, отступили. Мир и спокойствие были восстановлены; братство выросло на пятьсот человек, а школа стала крупнейшим приютом в стране. В 1990 году Митч Снайдер покончил жизнь самоубийством, и город назвал в честь него улицу.
Было половина девятого. Жильцы расходились по своим делам. Многие спешили на работу, но большинство просто не хотело торчать в четырех стенах. У входа, дымя сигаретами и переговариваясь, стояло человек сто.
Мордехай поздоровался с вахтером в стеклянной будке, мы расписались в журнале для посетителей и двинулись по коридору навстречу потоку негров. Я изо всех сил старался не думать о белизне своей кожи, но это было невозможно.
Пиджак жал, галстук душил. Меня обтекали молодые питомцы улицы. У многих криминальное прошлое и шиш в кармане. Наверняка кто-то мечтал свернуть мне шею и воспользоваться содержимым моего бумажника. Я не отрывал взгляда от пола.
– Им категорически запрещено иметь оружие или наркотики. Нарушителя изгоняют навсегда, – сообщил Мордехай.
Я приободрился:
– А тебе не приходилось здесь нервничать?
– Ко всему привыкаешь, – легко отозвался Мордехай.
Конечно, он свой среди своих.
На доске у комнаты, отведенной для приема, висел список из тринадцати фамилий.
– Чуть меньше обычного, – заметил Мордехай.
Пока нам несли ключ, он ввел меня в курс дела.
– Тут, – указал, – почта. Одно из самых больных мест в нашей работе – связь с клиентом, адресов у большинства нет. Хорошие приюты дают постояльцам возможность отправлять и получать корреспонденцию. – Мордехай перевел палец на соседнюю дверь: – Там кладовка. Каждую неделю в приюте появляются тридцать – сорок новичков.
Сначала проходят медицинский осмотр (туберкулез распространен среди бездомных), затем получают комплект: майка, трусы, носки. Раз в месяц новый костюм, так что за год У человека накапливается приличный гардероб. Одежда не какая-нибудь рвань, и жертвуют ее в избытке.
– За год?
– Именно. По истечении двенадцати месяцев постояльца выдворяют. Это только выглядит жестоким. В действительности оно не так. Приходя сюда, человек знает: в его распоряжении год, он должен привыкнуть к опрятности, отучиться от пьянства, приобрести какие-то полезные навыки и найти работу. Большинству для этого хватает нескольких месяцев. Мало кому охота остаться в приюте навсегда.
С внушительной связкой ключей подошел мужчина, назвавшийся Эрни, пустил нас в приемную и испарился. Сверившись со списком, Мордехай пригласил первого клиента:
– Лютер Уильяме.
Под тушей, с трудом пролезшей в дверной проем, жалобно заскрипел стул. Облачен Уильяме был в зеленый комбинезон, из-под которого белели мыски оранжевых пляжных тапочек. Лютер работал истопником в котельной под Пентагоном. От бедняги сбежала подружка, прихватив все его сбережения. На Уильямса посыпались счета, оплачивать которые оказалось нечем. Из квартиры, сгорая от стыда, он перебрался в приют.
– Мне нужно очухаться, – пояснил нам.
Я почувствовал жалость.
Счетов накопилась целая стопка, в основном выплаты по полученным кредитам.
– Давай-ка объявим его несостоятельным должником, – предложил мне Мордехай.
Не имея понятия, из чего пекут банкротов, я насупился.
Лютер, напротив, обрадовался. Двадцать минут мы с Мордехаем заполняли разные бланки, и первый посетитель покинул приемную, сияя как блин.
Следующий клиент, Том, вошел, вытянув для приветствия руку и грациозно вихляя бедрами. Ногти алели под ярким лаком. Я решился на рукопожатие, Мордехай – нет.
Томми проходил полный курс лечения от наркотиков – крэка и героина. Три года он не платил налогов, а когда сие всплыло, денег, естественно, не оказалось. Кроме того, за ним числилась пара тысяч долларов долга по алиментам. Узнав, что он является отцом ребенка, я испытал некоторое облегчение. Терапия, которая должна была избавить Томми от наркотической зависимости, была весьма интенсивной, семь дней в неделю – и не оставляла времени для поиска работы.
– С налогами и алиментами ни о каком банкротстве говорить не приходится, – констатировал Мордехай.
– Работать не могу из-за лечения, а если плюнуть, опять сяду на иглу. Что делать?
– Ничего. Заканчивай курс. Найдешь работу – позвони Майклу Броку, вот он перед тобой.
Подмигнув мне, Том покинул помещение.
– А ты ему понравился, – усмехнулся Мордехай.
Эрни положил на стол еще список, теперь из одиннадцати фамилий. От двери по коридору змеилась очередь. Мы разделились и начали запускать по двое.
Подражая Мордехаю, я старался выглядеть бесстрастным.
Молодому человеку грозило обвинение в торговле наркотиками. Без консультации с Грином было не обойтись. Я подробно записал обстоятельства клиента, чтобы вместе с Мордехаем выработать линию защиты.
Новый посетитель был белый, лет сорока, без татуировок, шрамов, маникюров и серег в ушах. Здоровые зубы, чистые глаза, нормального цвета нос. Недельной давности бородка и около месяца назад обритая голова. Мы пожали Друг другу руки – ладонь мягкая и чуть влажная. Бывший врач Пол Пелхэм жил в приюте уже третий месяц.
В не столь отдаленном прошлом он работал гинекологом в Скрэнтоне, штат Пенсильвания. Имел просторный дом, “мерседес”, красивую жену и пару очаровательных детей.
Поначалу баловался валиумом, потом пристрастился к куда более серьезным вещам: открыл для себя кокаин и секс с молоденькими санитарками. Дополнительным источником средств для покрытия растущих расходов избрал игру на рынке недвижимости. Все могло тянуться годами, но однажды, при ординарных родах, подвели дрожащие руки.
Младенец шмякнулся на пол и умер – на глазах у собственного отца, многоуважаемого духовного пастыря. Пережить позор и унижение в зале суда помогли наркотики. Кокаин, героин, шлюхи… Наконец грянул гром. Подхватив от пациентки герпес, Пол заразил супругу. Разгневанная женщина забрала детей, вещи и уехала во Флориду.
История Пелхэма повергла меня в шок. За недолгую практику адвоката для бездомных я жадно ловил печальные подробности событий, которые привели наших клиентов на улицу. Мне хотелось убедить себя, что со мной ничего подобного не произойдет, что людям моего происхождения, воспитания, образования такая беда не грозит.
Случай с Пелхэмом разбил надежды. На его месте мог оказаться и я. От удара судьбы никто не застрахован.
Пелхэм прозрачно намекнул, что среди его злоключений были и похлеще. Я как раз собрался спросить, какая, собственно, юридическая помощь ему нужна.
– Объявляя себя банкротом, я кое-что утаил…
Мордехай отпустил двух клиентов и беседовал с третьим, а белые все сидели и непринужденно болтали. Для маскировки я взялся за ручку:
– Что именно?
Пол пустился в пространные рассуждения о своем, увы, бесчестном адвокате, об интригах банка, в результате коих потерял капитал. Когда Мордехай поворачивал к нам голову, Пелхэм умолкал.
* * *
– Но и это не все, – тихим грудным голосом произнес он.
– Продолжайте.
– Мы говорим конфиденциально, не так ли? То есть я хочу сказать, у меня было немало адвокатов, но всем им я платил. Один Бог знает, сколько я платил!
– Наша беседа абсолютно конфиденциальна, – искренне заверил я.
Вопрос платы никогда не влиял на мои отношения с клиентом.
– Вы никому об этом не скажете?
– Ни слова. – Я подумал, что если человек желает спрятаться от мира, то лучшего места, чем приют с тысячью тремястами обитателями, не найти.
Мое обещание, похоже, удовлетворило Пола.
– Совершенно случайно, – зашептал он, – я выяснил, что моя жена имеет любовника. Проболталась пациентка. Когда женщина раздевается перед врачом донага, она рассказывает все, что знает. Я не поверил и нанял частного детектива.
Очень скоро сыщик подтвердил ее слова, и любовник как в воду канул. – Ожидая реакции, Пелхэм замолчал.
– Исчез?
– Пропал.
– Он мертв?
Пол едва заметно кивнул.
– Вам известно, где находится тело?
Новый кивок.
– Давно это случилось?
– Четыре года назад.
Трепещущей рукой я торопливо черкнул в блокноте.
Пол подался ко мне:
– Он был агентом ФБР. Старый ее дружок, они познакомились в колледже.
– Говорите-говорите. – Я уже не знал, верить или не верить ему.
– Они охотятся за мной.
– Кто?
– ФБР. Все эти четыре года.
– Какой помощи вы ждете от меня?
– Может, договоритесь с ними? Надоело чувствовать себя загнанной дичью.
Я задумался. Мордехай пригласил четвертого клиента под настороженным взглядом Пелхэма.
– Мне нужна дополнительная информация. Имя пропавшего агента вам известно?
– Да. Знаю также, где и когда он родился.
– Как и место и время его смерти?
– Да.
Никаких документов у Пелхэма не было.
– Почему бы вам не прийти ко мне в офис? Поговорим более обстоятельно.
– Дайте подумать. – Он взглянул на часы и объяснил, что работает уборщиком в церкви. – Извините, опаздываю.
Мы обменялись рукопожатием, Пол вышел.
Я довольно быстро усвоил простую истину: в профессии уличного адвоката главное – это умение слушать. Очень многим нашим клиентам был нужен только собеседник. Устав от бесконечных унижений, они шли к юристу излить душу. Мордехай мастерски ориентировался в среде: доброжелательно и мягко задавая вопросы, выяснял, есть ли действительно нужда в его профессиональной помощи. Я же никак не мог опомниться от удивления, что люди бывают настолько несчастными.
К полудню через нашу комнату прошли двадцать шесть человек. Мы с Грином чувствовали себя опустошенными.
– Нужно прогуляться, – сказал Мордехай.
После трехчасового заточения в каморке без окон было настоящим счастьем увидеть безоблачное небо и вдохнуть бодрящий холодный воздух. На противоположной стороне улицы возвышалось новое здание Налогового суда. Приют вообще окружали современные симпатичные постройки.
На перекрестке Секонд – и Ди-стрит мы остановились.
– Срок аренды у них истекает через четыре года. – Мордехай кивнул в сторону приюта. – Агенты по недвижимости зашевелились. В двух кварталах отсюда собираются строить деловой центр, на их участок положили глаз несколько компаний.
– Борьба обещает быть кровавой.
– Не борьба, а война.
Перейдя улицу, мы двинулись по направлению к Капитолию.
– Что поведал белый парень? – поинтересовался Мордехай.
Из двадцати шести клиентов единственным белым был Пелхэм.
– Потрясающая история! Бывший врач, жил когда-то в Пенсильвании.
– От кого он сейчас спасается?
– Что?
– Кто его теперь преследует?
– ФБР.
– Угу. В последний раз было ЦРУ.
Я замер. В отличие от Мордехая.
– Ты уже видел его?
– О да! Не единожды. Питер какой-то там, – бросил он через плечо.
– Пол Пелхэм.
– Отнюдь не всегда. Великолепный рассказчик, не правда ли?
Я стоял и смотрел, как неторопливо удаляется Мордехай – руки в карманы, плечи сотрясает дрожь.
Он хохотал.
Глава 21
Набравшись храбрости, я сообщил Мордехаю, что мне нужно полдня. В ответ услышал: здесь все равны; никто не считает, сколько ты просидел в офисе; если человеку надо – он уходит, и все, черт бы его побрал.
Я так и поступил.
Примерно час потребовался мне, чтобы разобраться с машиной. За “лексус”, не подлежавший ремонту, страховая компания выплатила двадцать одну тысячу четыреста восемьдесят долларов. Я вернул банку одолженные шестнадцать тысяч. Оставшихся пяти с небольшим вполне хватит для покупки средства передвижения, соответствующего моему нынешнему статусу и не вводящего в искушение угонщиков.
Шестьдесят минут, листая журналы и слушая мерное тиканье часов, я просидел в приемной у врача.
Двадцать минут, раздевшись по приказу сестры до трусов, провел на холодном хирургическом столе. Кровоподтеки из синих стали багровыми. Истыкав меня пальцами, врач сообщил, что через две недели синяки рассосутся.
Ровно в четыре я прибыл в офис нового адвоката Клер.
Встретила меня суровая секретарша. Стены приемной, казалось, источали ненависть ко всему мужскому, издевка по адресу представителей сильного пола слышалась в каждом звуке.
Журналы на столике были агрессивно деловыми: никаких домашних советов, никаких светских сплетен. Задача – произвести впечатление, а не помочь скоротать время.
Фундамент своего состояния Жаклин Хьюм заложила громкими исками к врачам, позволявшим себе вольности в отношениях с пациентками. А после расправы над двумя весьма любвеобильными сенаторами ее имя стало наводить ужас на любого мужчину, имеющего основания быть недовольным своим браком плюс приличный доход.
Мне не терпелось подписать необходимые бумаги и побыстрее уйти. После получасового ожидания я был на грани истерики. Наконец из кабинета вышла ассистентка и вручила текст соглашения о раздельном проживании. Я прочитал заголовок документа: “Клер Эддисон Брок против Майкла Нельсона Брока”.
Закон требовал, чтобы граждане, желающие расторгнуть брак, прожили отдельно друг от друга в течение шести месяцев. По истечении данного срока супруги будут официально считаться разведенными.
Внимательно изучив, я подписал документ и вышел на улицу. Ко Дню благодарения <Национальный праздник в США, считается семейным, отмечается в четвертый четверг ноября> я стану свободным человеком.
В пять часов у здания “Дрейк энд Суини” Полли передала мне коробки с моим барахлом. Секретарша держалась предупредительно-вежливо, но к разговору интереса не проявила, очень торопилась. Наверное, и ей прицепили “жучок”.
Через несколько кварталов я из автомата позвонил Барри Нуццо. Как обычно, он сидел на совещании. Я назвался, попросил ему передать, что у меня срочное дело, и вскоре Барри очутился у телефона.
– Мы можем поговорить? – спросил я, уверенный, что наша беседа записывается.
– Конечно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34