Браун Фредерик
Планетат - безумная планета
Фредерик Браун
ПЛАНЕТАТ - БЕЗУМНАЯ ПЛАНЕТА
Перевод с английского Н.Евдокимовой
Даже тому, кто привык, временами становится тяжко. Вот и в то утро... если его можно назвать утром. По-настоящему была ночь. Но мы на Планетате живем по земному времени: планетатное время нелепо, точно так же как и все остальное в этом сумасбродном мире. Тут за шестичасовым днем идет двухчасовая ночь, потом пятнадцатичасовой день сменяется часовой ночью, потом... в общем никак нельзя отсчитывать время на планете, которая описывает восьмерку вокруг двух солнц, мечется между ними как летучая мышь в аду, а солнца вертятся так быстро и так близко друг от друга, что астрономы Земли считали их одним светилом, пока двадцать лет назад тут не высадилась экспедиция Блексли.
Понимаете, сутки на Планетате - вовсе не какая-то фиксированная часть его периода обращения вокруг солнц, между солнцами же действует поле Влексли - поле, где лучи света замедляют свой бег, еле ползут и... словом...
Если вы не знакомы с отчетами Блексли о Планетате, ухватитесь за что-нибудь устойчивое, и я вам все объясню.
Из всех известных нам планет Планетат - единственный в своем роде: в один и тот же миг он дважды затмевает сам себя, каждые сорок часов сталкивается с собой лоб в лоб, а потом гонится за собой, пока не упустит из виду.
Что ж, я вас не осуждаю.
Я тоже не верил и до смерти перепугался, когда впервые, стоя на Планетате, увидел, как Планетат стремительно несется прямо на нас. А ведь я читал отчеты Блексли, знал, что к чему. Похоже было на старинный фильм: оператор поместил камеру на рельсах, зрители видят, как прямо на них надвигается паровоз, и чувствуют непреодолимое желание убежать, хотя понимают, что на самом деле никакого паровоза нет.
Но я-то хотел рассказать о том утре. Я сидел за письменным столом, крышка которого поросла травой. Ноги мои покоились - по крайней мере так мне казалось - на зеркальной глади воды, чуть подернутой рябью. Но не мокли.
На письменном столе у меня поверх травы стоял розовый цветочный горшок, а оттуда носом вверх торчала ярко-зеленая сатурнианская ящерица. Это была - как подсказывал мне рассудок, а не зрение - моя чернильница с ручкой. Еще лежал лоскуток с надписью, аккуратно вышитой крестиком: "Боже, храни нашу родину". В действительности это была радиограмма, только что принятая из Земли - Центра. Не знаю, что в ней говорилось: я вошел в свой кабинет уже после того, как начался эффект поля Блексли. Навряд ли там значилось "Боже, храни нашу родину". Скорее всего нет, раз глазу так привиделось. И тут-то я вышел из себя: я был сыт Планетатом по горло, и мне стало наплевать, что значится в радиограмме.
Понимаете... лучше уж я объясню... Эффект поля Блексли наблюдается, когда Планетат проходит посредине между Арджайлом I и Арджайлом II - двумя светилами, вокруг которых он описывает восьмерку. Есть научное объяснение, но его надо излагать не словами, а формулами. Сводится оно к следующему: Арджайл I состоит из вещества, а Арджайл II - из антивещества. На полпути между ними образуется поле значительной протяженности, где лучи света сильно замедляются. Там они движутся приблизительно со скоростью звука. В результате, если какой-нибудь предмет движется быстрее звука - например, сам Планетат, - то вы все еще видите этот предмет даже после того, как он вас миновал. Зрительный образ Планетата пробивается сквозь поле двадцать шесть часов. За это время Планетат успевает обогнуть одно из светил и на обратном пути встречается с собственным отражением. В центре поля существует отражение входящее и отражение исходящее; планета дважды затмевает сама себя, а заодно и оба солнца. Чуть подальше она сталкивается с этим отражением (второй Планетат движется в противоположную сторону) и до обморока пугает наблюдателя, даже если тот знает, что ему все только кажется.
Объясню-ка я попроще, пока у вас голова не закружилась. Представьте, что к вам приближается старинный паровоз, но только на сверхзвуковой скорости. В миле от вас он дает гудок. Паровоз проходит мимо, и лишь затем вы слышите гудок: он доносится за целую милю, оттуда, где паровоза давно нет. Так наши уши воспринимают предмет, движущийся быстрее звука; точно так же наши глаза воспринимают предмет, движущийся по орбите-восьмерке быстрее собственного изображения.
Это еще не самое худшее; можно запереться в кабинете и не видеть ни затмений, ни столкновений лоб в лоб; но психофизиологический эффект поля Блексли настигнет вас повсюду - никакие двери не помогут.
А он - психофизиологический эффект - опять-таки особая статья. Поле воздействует на зрительные центры - на тот участок мозга, с которым связаны зрительные нервы, - подобно некоторым наркотикам. У вас появляется нечто... вроде галлюцинаций, но не совсем, так как обычно вы видите только предметы, которые вокруг вас реально существуют, но получаете о них искаженное представление.
Я прекрасно знал, что у письменного стола на крышке не трава, а стекло; что ноги мои упираются в пластиплатовый пол, а не в подернутую рябью воду; что па столе у меня не розовая ваза с торчащей из нее сатурпианской ящерицей, а античная (двадцатого века) чернильница с ручкой; наконец, что лоскуток с надписью "Боже, храни нашу родину", - радиограмма на стандартном бланке. Все это я мог проверить на ощупь: осязания поле Блексли не нарушает.
Можно, конечно, закрыть глаза, но этого никто не делает, потому что даже в кульминационный период зрение позволяет судить о сравнительной величине предметов и их дальности, а если человек находится на знакомой территории, то память и логика подскажут ему, какие это предметы.
Поэтому, когда дверь отворилась и вошло двуглавое чудище, я сразу понял, что это Риген. Риген вовсе не двуглавое чудище, но я узнал его по походке.
- Что, Риген? - сказал я.
Двуглавое чудище ответило:
- Шеф, механическая мастерская шатается. Придется нарушить правило и работать во время среднестояния.
- Птицы? - спросил я.
Обе головы кивнули.
- Подземную часть стен птицы уже изрешетили, надо поскорее залить бетоном. Как вы думаете, остановят их те арматурные стержни из нового сплава, что привезет "Ковчег"?
- Наверняка, - солгал я. Забыв о поле, я обернулся, чтобы взглянуть на стенные часы, но вместо них на стене висел похоронный венок из белых лилий. По венку время не определишь.
- Я-то надеялся, мы не будем чинить стены, пока не получим арматурных стержней под бетон. "Ковчег" вот-вот должен прибыть; возможно, он сейчас порхает вокруг планеты - ждет, когда же мы выйдем из поля. Как по-твоему, можно потерпеть до...
Раздался грохот.
- Отчего не потерпеть, - ответил Риген. - Механическая мастерская рухнула, спешить некуда.
- Там никого не было?
- Вроде нет, но я проверю.
Он убежал.
Вот так и живется на Планетате. С меня было довольно, более чем довольно. Пока Риген отсутствовал, я принял решение.
Вернулся он в облике ярко-голубого скелета на шарнирах.
- Порядок, шеф, - сказал он. - В мастерской никого не было.
- Станки сильно пострадали?
Он рассмеялся.
- А вы можете при виде детской резиновой лошадки в фиолетовую крапинку угадать, целый это токарный станок или сломанный? Послушайте, шеф, а вы знаете, на кого сейчас сами-то похожи?
- Посмей только намекнуть, тут же выгоню со службы, пригрозил я.
Не знаю, шутил я или нет; нервы у меня были на взводе. Я выдвинул ящик письменного стола, положил туда лоскуток с вышивкой "Боже, храни нашу родину" и шумно задвинул обратно. Я был сыт по горло. Планетат - безумная планета: тот, кто долго живет на ней, тоже сходит с ума. Каждый десятый служащий Земли - Центра возвращается на Землю для лечения у психиатра, проведя на Планетате год-два. А я здесь уже почти три года. Мой договорный срок истекал. Терпение тоже.
- Риген, - окликнул я.
Он обернулся почти у порога.
- Да, шеф?
Я сказал:
- Отправь радиограмму Земле - Центру. Записывать не стоит, и так запомнишь, тут всего три слога: "Увольте".
Он сказал: "Ладно, шеф", вышел и прикрыл за собой дверь.
Я остался сидеть, только закрыл глаза, чтобы сосредоточиться. Наконец-то свершилось. Если я не догоню Ригена и не отменю своего распоряжения, все, можно считать, решено и подписано, бесповоротно. У Земли - Центра есть одна причуда: во многих отношениях дирекция делает подчиненным всяческие поблажки, но, если вы подали заявление об уходе, вам никогда в жизни не разрешат передумать. Это железное правило, и в девяноста девяти случаях из ста на межпланетных работах оно себя оправдывает. Человек должен быть стопроцентным энтузиастом, иначе у него ни черта не будет ладиться, и стоит ему только чуть-чуть разлюбить свое дело, как он становится пустым местом.
Я знал, что среднестояние приходит к концу, но все равно сидел с закрытыми глазами. Не хотелось открывать их и смотреть на часы: ведь я увидел бы не часы, а еще какую-нибудь чертовщину. Сидел я и раздумывал.
Было чуть-чуть обидно, что Риген так хладнокровно отнесся к радиограмме. Мы с ним близкие друзья вот уже лет десять; мог бы по крайней мере сказать, что его огорчит мой отъезд. Разумеется, у него теперь немалый шанс на повышение, но, даже если это ему пришло в голову, он мог бы вести себя дипломатичнее. Во всяком случае, мог бы хоть...
"Да кончай ты себя жалеть, - опомнился я. - Ты расплевался с Планетатом, расплевался с Землей - Центром и очень скоро вернешься на Землю - как только тебя сменят; а там найдешь другую работу, может быть опять преподавательскую".
Но все равно, черт бы побрал Ригена. В Политехническом институте Земля - Сити Риген был моим студентом, я помог ему получить должность на Планетате, и должность-то неплохая для такого юнца: заместитель коменданта планеты с почти тысячным населением. Если на то пошло, у меня тоже неплохая должность для моего возраста: мне самому всего тридцать один год. Отличная должность, вот только ни одного здания нельзя построить без того, чтобы оно не развалилось, да еще... "Хватит слюни распускать, - одернул я себя. - Теперь с этим покончено. Назад на Землю, к преподавательской работе. Плюнь ты на все".
Я устал. Руки положил на стол, голову на руки - и задремал.
Разбудили меня чьи-то шаги под дверью; но это был не Риген. Я увидел, что иллюзии совершенствуются. Передо мной предстала - или так мне показалось - ослепительная рыжеволосая красавица. На самом деле этого, конечно, быть не могло. На Планетате есть женщины (в основном жены специалистов), но...
- Разве вы меня не узнаете, мистер Рэнд? - спросила красавица. Голос был женский и к тому же приятный. Впридачу мне показалось, что я его когда-то слышал.
- Не говорите глупостей, - ответил я. - Как я могу узнать вас в среднесто...
Вдруг мой взгляд упал на часы за ее спиной, и я увидел часы, а не погребальный венок и не кукушкино гнездо и сразу понял, что все остальные предметы тоже приняли нормальный облик. А это означало, что среднестояние кончилось и мне ничего не мерещится.
Я снова посмотрел на рыжеволосую красавицу. Понял, что она всамделишная. И тут я ее узнал, хотя она измепилась, и здорово изменилась. Впрочем, все перемены пошли ей на пользу. В Политехническом институте Земля - Сити, в астроботанической группе, которую я вел, Нувелина Олльте была очень хорошенькой девушкой четыре... нет, пять лет назад.
Тогда она была хорошенькой. Теперь стала прекрасной. Сногсшибательной. Как это ее упустили режиссеры телефильмов? А может, не упустили? Что она делает здесь? Наверно, только-только с "Ковчега", но... я понял, что все еще глазею на нее разинув рот, и встал так стремительно, что чуть не перелетел через стол.
- Конечно, я узнаю вас, мисс Олльте, - пролепетал я. Присядьте, пожалуйста. Как вы сюда попали? В виде исключения вам разрешили гостевую поездку?
Она с улыбкой покачала головой.
- Я сюда не в гости приехала, мистер Рэнд. Центр дал объявление, что вам нужен техник-секретарь, и эта должность досталась мне, конечно при условии, что вы согласитесь. То есть мне дали месячный испытательный срок.
- Чудесно, - сказал я. Получилось слишком вяло, и я торопливо стал искать другое слово. - Изумительно...
Кто-то кашлянул. Я оглянулся: в дверях стоял Риген. На сей раз не ярко-голубой скелет и не двуглавое чудище. Обыкновенный Риген.
Он сказал:
- Только что пришел ответ на вашу радиограмму. - Пересек кабинет и бросил листок мне на стол. Я прочитал текст... "Согласны. С 19 августа", - значилось там. Мелькнувшая было у меня безрассудная надежда, что мою отставку не приняли, исчезла, провалилась в тартарары, к птицам-големам. По своей лаконичности ответ был подстать моей радиограмме.
19 августа - следующий приход "Ковчега". Начальство не теряет зря времени, ни моего, ни своего, - это уж точно. Четыре дня.
- Я думал, вы хотите узнать поскорее, Фил, - сказал Риген.
- Ясно, - ответил я и бросил на него убийственный взгляд. - Спасибо.
С примесью злорадства - может, и немалой - я подумал: "Ладно-ладно, соколик, должность-то тебе не достанется, иначе это оговорили бы в радиограмме; моего преемника доставит сюда "Ковчег" следующим рейсом".
Но вслух этого не произнес; условности чересчур связывали меня.
Я сказал: "Мисс Олльте, разрешите вам представить..." Они переглянулись и захохотали, и тут я вспомнил. Конечно, Риген и Нувелина вместе учились у меня в группе астроботаников, так же как брат-близнец Нувелины Увибод. Но только, разумеется, никто не величал рыжих близнецов Нувелиной и Увибодом. Все знакомые называли их Нув и Ув.
- Я встречал Нув, когда она сходила с "Ковчега", - заметил Риген. - Объяснил ей, как пройти в ваш кабинет, раз уж вы не присутствовали на торжественной встрече.
- Спасибо, - сказал я. - А арматурные стержни прибыли?
- Наверное. Там сгрузили какие-то контейнеры. Торопились в обратный рейс. Уже стартовали.
Я что-то промычал.
- Ну, займусь грузом, - сказал Риген. - Я ведь только хотел вручить вам радиограмму: думал, добрую весть стоит сообщить пораньше.
Он ушел, а я злобно посмотрел ему вслед. Ах он паршивец! Ах он...
- Мне сразу приступать к работе, мистер Рэнд? - спросила Нувелина.
Я изо всех сил постарался выдавить на своем лице подобие улыбки.
- Конечно, нет, - ответил я. - Сначала надо освоиться на новом месте. Осмотреть пейзажи, акклиматизироваться. А хотите, пройдемтесь до поселка, там можно выпить.
- Конечно, хочу.
Мы неспешно двинулись по тропе к горстке домов; все дома были на одно лицо - маленькие, одноэтажные и квадратные.
- Здесь... здесь славно, - сказала она. - Как будто по воздуху шагаешь, до того я легонькая. Какое тут тяготение?
- Ноль семьдесят четыре земного, - ответил я. - Если на Земле вы весите... ну, допустим, сто двадцать фунтов, то здесь - всего восемьдесят девять. И на вас это прекрасно действует.
Она рассмеялась.
- Спасибо, учитель... Ах да, вы мне теперь не учитель. Вы мой начальник, и вас надо величать мистер Рэнд.
- Если вы не хотите называть меня просто Фил.
- Ладно, только и вы называйте меня Нув; терпеть не могу имени Нувелина, а Ув еще сильнее ненавидит имя Увибод.
- Как поживает Ув?
- Прекрасно. Преподает в Политехническом, но не очень доволен работой. - Она вгляделась в лежащий впереди поселок. Почему выстроили так много маленьких домиков, а не три-четыре больших дома?
- Потому что на Планетате любое здание держится в среднем не дольше трех недель. И никак не угадаешь заранее, когда именно дом рухнет, а ведь внутри могут быть люди. Это у нас самая сложная проблема. Остается только строить маленькие, легкие дома на крепчайших фундаментах. Пока при разрушении дома никто еще серьезно не пострадал, именно поэтому, но... Чувствуете?
- Вибрацию? Что это было, землетрясение?
- Нет, - сказал я. - Полет птиц.
- Что?
У нее было такое выражение лица, что я расхохотался.
- Планетат - безумная планета, - пояснил я. - Минуту назад вам казалось, будто вы шагаете по воздуху. Так вот, в некотором роде именно так оно и было. Планетат - одно из считанных небесных тел, состоящих как из обычной, так и из тяжелой материи. У тяжелой материи молекулярная структура сплющенная; подобные вещества до того тяжелы, что вы бы не подняли и камешка. Из такого вещества состоит ядро Планетата; вот почему на этой крохотной планетке с поверхностью, примерно вдвое превышающей остров Манхэттен, тяготение составляет ноль семьдесят четыре земного. В ядре есть жизнь животная, но не разумная. Есть птицы, и по молекулярной структуре их тела сходны с ядром планеты - такие плотные, что обычная материя для них разрежена, как для нас воздух. Они буквально летают в обычной материи, как на Земле птицы летают в воздухе. С их точки зрения, мы ходим по атмосфере Планетата.
- И от их подземного полета рушатся дома?
- Да, и хуже того: птицы пролетают сквозь фундаменты, из чего бы мы их ни делали. Любой материал, с каким мы умеем обращаться, для здешних птиц - все равно что газ.
1 2