Принц тотчас затолкал обратно свои слова и чувства, ибо в первый раз за двадцать три года оказался нужен отцу. За тем исключением, что его не спросили, даже не позволили расценивать это как службу стране. Просто приказ, не терпящий возражений. «Ты женишься на этой девушке. Считай себя помолвленным и веди себя соответственно». Хотя Дарвиш вовсе не хотел жениться, не это подвигло его к излишествам минувшей ночи.— Мне надо выпить.— Ваше высочество. — Глаза и уши лорд-канцлера поднесли уже наполненный кубок.И вот еще другая вещь: они постарались, эти одевальщики, которые были преданы другому, чтобы Дарвиш не свернул с выбранного пути, когда уже стал достаточно взрослым, дабы понять — и его заставили это сделать — свое положение при дворе.«Забери их всех Госпожа». Он осушил кубок чуть разбавленного вина, не обращая внимания на две красные струйки, бегущие из уголков рта. Допив, принц рыгнул, зевнул и улыбнулся. «Полагаю, могло быть хуже. Они могли упечь меня в жрецы».Дарвиш потянулся, разминая затекшее тело, затем покорно последовал за Охамом обратно в спальню и шагнул в протянутые для него голубые с серебром штаны. Когда одевальщик надел на него белую шелковую рубашку, принц повел плечами, наслаждаясь прикосновением гладкой ткани. Затем снова повел плечами и вынужден был признать, что подозрения его не напрасны, — он теряет форму. Пока Охам повязывал ему широкий серебряный пояс, Дарвиш пытался сообразить, как давно он ходил на тренировочный двор. По меньшей мере неделю назад, а может, и две; трудно было сказать, все дни потонули в заполненном вином однообразии. Он принял вновь налитый до краев кубок и запрокинул голову, чтобы выпить, в то время как шпион лорд-канцлера начал расчесывать костяным гребнем его мокрые волосы. Гребень застрял, и зубцы вонзились в череп.Дарвиш дернулся, выругался и с улыбкой сказал:— Десять плетей.— Я позабочусь об этом, ваше высочество, — с плохо скрываемым удовлетворением ответил Охам.Все еще улыбаясь, принц шагнул в сандалии и рассеянно провел пальцами по волосам Фади, когда мальчишка встал на колени застегнуть ему пряжки.Снаружи, в саду, снова раздался пронзительный крик, накануне разбудивший его.— Что, ради Одной, это было?— Павлины, ваше высочество, — невозмутимо произнес Охам, ловко заменяя кубок ломтем хлеба. — Благословеннейшая Язимина получила их в подарок и нынче утром выпустила в сад.— Пав… что?— … лины, ваше высочество.— Так я и подумал. — Дарвиш откусил кусок хлеба, намазанный толстым слоем фиников в меду, и направился к балкону. — Что такое, ради Одной, павлин?— Птица, ваше высочество.— Верно.Распахнув створки, принц вышел на балкон и, прищурившись, посмотрел в сад. Он успел только увидеть, как большая голубая птица, волоча за собой длиннющий хвост, исчезает за кустом. Из всех перемен, случившихся с той поры, как его старший брат женился на принцессе Язимине, эта представлялась самой шумной.— Павлины, — пробормотал Дарвиш себе под нос. — Думаю, у нее в Итайли всегда были павлины. Думаю, у ее брата-короля их целая сотня бродит по саду. — Принц потер виски, когда высокий, пронзительный крик снова ударил по ушам и зазвенел в голове. — Полагаю, мне нельзя в них стрелять… — вздохнул он.— Нет, ваше высочество.— Возможно, город будет возражать против них, тогда мы отправим их Рамдану… — Несправедливо, что его второй брат должен лишиться этой потехи только потому, что сбежал в деревню растить своих детей.— Их прислали, чтобы рассеять тоску по дому благословеннейшей Язимины, ваше высочество.— Ну, — Дарвиш нацелил воображаемый арбалет на удирающую птицу, — если благодаря им прекратятся ее стенания, то пусть кричат под моим окном сколько им вздумается.Ее тоска по дому довела половину двора до отчаяния, а больше всех — ее собственного мужа. Дарвиш был изумлен, что наследный принц так влюбился в свою жену, с которой знаком всего год и на которой женился только ради того, чтобы предотвратить войну. Так влюбился, что допустил это вторжение в прежде спокойный сад.«Готов поспорить, ты спросил Шахина, отец. Не просто велел ему жениться. Я бы с радостью женился, если б ты только попросил». Не для того, чтобы его брак стал нести бремя, какое несет брачный союз Шахина. Брат женился на принцессе Итайли, дабы положить конец столетиям конфликта между двумя странами. А он, Дарвиш, женится на ребенке без всякого политического значения.Принц сощурился на солнце, желто-белое в безоблачном небе. Судя по его местоположению, уже перевалило за полдень. Более или менее обычное время для подъема. Облокотившись на перила, Дарвиш доел хлеб.— Этой ночью мне снился престранный сон, Охам. Мне снилось, будто вор упал в мою комнату. Довольно милый… — Его ладонь, гладящая железные перила, нашла зарубку, которой не должно было существовать, оборвав и движение, и слова.— Это был не сон, ваше высочество. Стражники нашли этого вора на рассвете шатающимся по залам.— Так он настоящий! — Дарвиш провел пальцем по шраму, оставленному саблей, и ухмыльнулся, вспомнив, как едва не кончился его сон. — Где он сейчас?— В Камере Четвертого с их королевскими высочествами. — Охам поднял руку в знаке Девяти и Одной.— Что?! — Дарвиш круто повернулся к одевальщику.— Туда, ваше высочество, отводят всех воров, — невозмутимо ответил тот.— Но не этого вора, клянусь Девятью! — В памяти снова возникли серебристые глаза, пожиравшие его лицо. Сердце бешено забилось в груди, и ярость выжгла утреннее вино. — Это мой вор! Не их, а мой! — Дарвиш всегда находил развлечения близнецов отвратительными, но, представив, как они наслаждаются болью его личной собственности, принц оскалился и сжал кулаки.Фади отскочил с дороги, когда Дарвиш пронесся мимо, и округлившимися глазами посмотрел на старшего одевальщика. Охам только пожал плечами. Его дело — наряды принца. Все остальное его не касается.Где-то, невидимый, снова закричал павлин.Как только тяжелая дверь распахнулась и стражники вытянулись в струнку, по толпе придворных, собравшихся в длинной галерее перед королевскими палатами, прокатилась рябь ожидания. Все отложили веера, разгладили шелка и натянули на лица подобающие случаю выражения: от вежливого интереса до восторженного обожания. Увидев, кто из королевской семьи вышел, двор снова принял томные позы, соответствующие полуденной жаре. Его королевское высочество принц Дарвиш, хоть и являлся, бесспорно, душой любого общества, был бесполезен в обеспечении королевской милости. Либо он совершенно забывал просьбу, — вино вытесняло ее из головы, — либо делал нечто такое, что крайне бесило его возвышеннейшего отца, и тогда Дарвишу не разрешалось приближаться к трону в течение неопределенного времени.Те, мимо кого он проходил, были искренне удивлены, куда он мог направляться в столь хмурой спешке. И спешка, и хмурость не в характере принца.— Надеюсь, он не останется навсегда подобной букой, — вздохнул пожилой дворянин, ни к кому конкретно не обращаясь. — У нас и без него таких хватает.В коридорах дворца Дарвиш ускорил шаг. Если вор находился с близнецами с раннего утра, там, возможно, мало что осталось спасать. Принц всеми силами старался не выказывать высшую степень своей ярости.— Добрый день, ваше высочество!Вот уж действительно чего ему сейчас не хватает, так это расспросов какого-нибудь шпиона лорд-канцлера или, чего доброго, самого лорд-канцлера! Как член королевской семьи, Дарвиш имел более высокое положение, но лорд-канцлер пользовался доверием короля. Принц должен был остановиться, поговорить, отложить свои дела, признавая его власть. Дарвиш на ходу принял решение.— Передайте привет Госпоже, — весело сказал он, не замедляя шаг.— Ваше высочество!Принц быстро оставил тучного, пожилого лорд-канцлера позади — пусть выдувает протесты в пустой коридор. Потом, когда вор будет в безопасности, Дарвиш найдет время, чтобы насладиться потрясением и подозрительностью старика. И заплатит за это позже, когда отец все узнает, но сейчас это не имеет значения.Камера Четвертого располагалась в самой старой части дворца, вырезанной в вулканической скале вблизи от кратера, который постоянно давал знать о себе жаром лавы и запахом серы, пропитавшими все вокруг. Перейдя от украшенных фресками стен и выложенных плитками полов к необработанному камню, на котором ичерез несколько поколений были видны следы орудий, Дарвиш уже кипел от злости, думая о несправедливости, которая привела его вора сюда, в это место. Когда же принц достиг камеры, его ярость раскалилась до предела: как посмели близнецы украсть его ценный трофей?Дарвиш уже протянул руку к двери, как вдруг за ней раздался чей-то хриплый, безнадежный крик.Принц окаменел. А крик тем временем возрос, достиг пика и умер. И снова воцарилась тишина. Придя в себя, Дарвиш так распахнул дверь, что она с грохотом ударилась о стену.Камера Четвертого была невелика, и смрад от курений, пыток и боли не давал дышать. Принц поперхнулся, но взял себя в руки. Две стройные фигуры в беспросветно-черном, возвышавшиеся по обе стороны стола как столпы ночи, подняли головы на грохот. Одинаковые волосы и одеяния не позволяли различить их пол даже при ярком свете полудюжины свисающих ламп, а густая краска для век, которой были обведены желтые глаза, отвлекала от незначительных отличий в чертах лица. Но Дарвиш, знавший близнецов всю их жизнь, безошибочно мог сказать, кто держит в длинных щипцах красный уголек, а кто всего лишь наблюдает.— Шакана, — проревел он младшей сестре, — брось его!Шакана улыбнулась, грациозно наклонила голову и уронила дымящийся уголек на покрытую волдырями грудь, лежавшую перед ней на столе.Вор снова закричал. Дарвиш ринулся через всю камеру и, отбросив в сторону брата, мозолистой от меча ладонью смахнул уголь на пол.Шакана заплясала, тряся юбками, подальше от искр, сандалии зачмокали по полу.— Ты не имеешь права, — возмутилась она, но Дарвиш без слов зарычал, и она прикусила язык.Не сводя глаз со старшего брата, Шакана обошла стол, чтобы помочь близнецу встать.Руки и ноги вора были закованы в цепи и туго натянуты — пока не для того, чтобы вывихнуть, а только чтобы держать его неподвижным. Голова зажата в стальные тиски, а полоса на глазах создавала желобок для раскаленных железных шариков. К счастью, она была еще холодной и пустой. Три глубоких разреза шли поперек каждого бедра: чародеева работа, ибо плоть и кровь необходимы, чтобы проследить путь вора по дворцу. Гениталии распухли, но были еще целы.На груди непристойно красные на белой коже, прямо на глазах у Дарвиша вздувались пузыри от последнего ожога. Волдыри от четырех предыдущих углей спали, и белая плоть под изжаренной кожей уже успела остыть. Два самых первых волдыря лопнули, кровь и прозрачная жидкость сочились из их воспаленных центров.Близнецы только начали.Готовыми вот-вот задрожать руками принц выкрутил болты из тисков и как можно бережнее освободил голову. Вор заметался с тихим стоном.— Нет! — приказал Дарвиш и потянулся к оковам. — Не шевелись!Метание прекратилось. Стоны продолжались. Казил, выставив грязные от падения руки, шагнул вперед. Сестра все еще сжимала его локоть.— Ты не имеешь права, Дарвиш, — заныл он, когда железные обручи свалились, обнажая содранные запястья. — Он наш.— Как же, ваш! — огрызнулся старший принц, сражаясь с последним болтом. — Он пришел во дворец через мою комнату, значит, он мой.— Но сейчас он в нашей комнате, — холодно заметила Шакана.— Вашей? — Кровь засохла вокруг болта, чуть ли не приварив его к обручу. — Я думал, это Камера Четвертого…Шакана сверкнула глазами.— Мы служим Четвертому.— Вы служите своим собственным извращенным вкусам. — Принц свирепо крутил болт и — дюйм за дюймом — вытащил его. Теперь вор лежал неприкованный на столе, и Дарвиш повернулся к близнецам. Сумасшедший огонь, не имеющий никакого отношения к лампам, горел в его глазах. — Я буду драться с вами за него.— Не будь… — Казил снова хотел шагнуть вперед, но Шакана удержала его.— Он не шутит, Казил.Дарвиш мрачно улыбнулся, забыв на мгновение о воре: он испытывал непреодолимое желание превратить оба алчных личика в бесформенную массу. Настала его очередь шагнуть вперед. Близнецы отступили.— Ваши высочества?В дверях появились два стражника, между ними висел третий. Он был в сознании, но, видимо, от ужаса у него отнялись ноги, и несчастный не мог стоять.Стражник слева кое-как поклонился.— Ваши высочества, это тот человек, который пропустил вора через внутренние ворота.Шакана посмотрела на провинившегося стражника взглядом фермера, осматривающего вола на рынке.— С виду он сильный.— Сильный, — согласился Казил.Дарвиш расхохотался. Его лающий смех вызвал стон у нового узника, а близнецы обеспокоенно нахмурились. Принц игнорировал их всех — он получил вора, а стражник умрет, так что ничего не изменилось. Дарвишу все это представлялось горестно забавным. Он осторожно поднял вора со стола.— Вы получили новую игрушку.Вор потерял сознание и как мертвый лежал на руках принца. Только его истерзанная грудь едва заметно поднималась и опускалась.— А я заберу свое и уйду.Медная голова запрокинулась, открывая длинную белую линию горла.— Дарвиш…Он все равно был вынужден остановиться и подождать, пока стражники не освободят дверь. Их ноша залепетала бессвязные молитвы, когда ее поволокли в камеру.— … а что ты собираешься делать с ним?Дарвиш оглянулся и одарил близнецов устрашающей улыбкой, стараясь, однако, не показывать напряжения: в конце концов, он нес целого взрослого человека.— Да что захочу, — ответил он. 4 Боль. Вечная, непроходящая боль. И Аарон был благодарен за нее. Со временем тело может привыкнуть ко всему, даже к этой сжигающей боли, в которую превратилась его грудь. Больно дышать. Больно думать о дыхании. Слепой инстинкт стремился выдернуть его из-под этой боли. Опыт велел не шевелиться. Всегда лучше не шевелиться, пока не узнаешь, в чем дело.— Он в сознании. Я уверена.— Мне тоже так кажется.— Вы не целитель, ваше высочество.Пожилая женщина, стоявшая на коленях возле соломенного тюфяка, села на пятки и потянулась. Потом, сдвинув густые брови, осмотрела свою работу и полезла в плетеную корзину, которую принесла с собой.Дарвиш заглянул через плечо целительницы. Она занималась вором почти час, но тот по-прежнему выглядел хуже некуда. После близнецов, чародеев и стражников, первыми наткнувшихся на него, едва ли остался дюйм его белого тела, не покрытый лиловыми и зелеными синяками. На запястьях и лодыжках краснели браслеты содранной кожи, а грудь была пузырящейся массой волдырей и сожженной плоти.— Ты сможешь починить его, Карида?Вытаскивая пробку из пузатого глиняного горшочка, целительница фыркнула.— Это не игрушка, ваше высочество, которая сломалась от небрежного обращения и которую способна починить кисточка с клеем и твердая рука. Это человек. Молодой, но человек. Интересно, понимаете ли вы это?— Конечно, понимаю. — В голосе принца слышалась раздраженность.— Тогда что вы намерены делать с ним? — Карида отложила пробку и погрузила в горшочек три пальца.— После того, как ты закончишь его склеивать?Это было произнесено столь простодушно, что целительница с трудом подавила улыбку.— Да.— Еще не знаю.Карида подняла голову, продолжая осторожно наносить целебную мазь на обожженную грудь вора.— Еще не знаете?Дарвиш небрежно улыбнулся.— Зачем думать об этом сейчас?
Боль охлаждалась. Притуплялась. Стягивала свои края, пока не перестала быть всем, чем был Аарон. Ощупью, как слепой в незнакомом месте, он пытался найти себя остального. Что-то твердое, но податливое баюкало его спину и голову. Кровать? Возможно. Не то место, где, по его расчетам, он должен находиться, но, по-видимому, это так. Он начал различать отдельные боли в руках и ногах, но они были ерундой по сравнению с той всепоглощающей болью.И тут Аарон вспомнил.Он потерпел неудачу. Снова. И он не умер. Снова.И теперь, похоже, вряд ли умрет.Физическая боль уже не казалась такой огромной.Стон вырвался прежде, чем вор успел остановить его.— Он застонал!— Вы так говорите, ваше высочество, словно научили его новому трюку. — Карида заткнула пробкой горшочек и убрала его в корзину. Потом встала. — Он очень плох. Я останусь.— Ты не обязана, — молвил Дарвиш.— Я знаю, что не обязана, — оборвала его женщина. В дворцовой иерархии целители пользовались относительной независимостью.Его улыбка на миг смягчилась, придав лицу выражение, которое немногим доводилось видеть.— Спасибо, что пришла.— Пожалуйста.Смерив его критическим взглядом, целительница сухо добавила:— Кроме того, это будет приятным разнообразием после ваших дурных болезней, из-за которых вы меня обычно зовете. Как они, кстати?— Все хорошо. — Принц раскинул руки, как бы предлагая ей убедиться самой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32