Когда я выслушал ваш ответ на мое письмо, позволяющее мне представить ее вам, я написал ей тотчас, назначив ей свидание.Леди Джэнет подняла свои блестящие черные глаза с немым упреком на резные купидоны и гирлянды на потолке в столовой.— Когда эта дама сделает мне честь своим визитом? — спросила она с иронией.— Сегодня, — ответил ей племянник с невозмутимым видом.— В котором часу?Джулиан спокойно посмотрел на свои часы.— Она опоздала на десять минут, — сказал он и опять положил часы в карман.В эту самую минуту вошел слуга и подал Джулиану на маленьком серебряном подносе визитную карточку.— Вас желает видеть дама, сэр.Джулиан взял карточку и, поклонившись, подал ее тетке.— Вот она и пришла, — сказал он так же спокойно, как и прежде.Леди Джэнет взглянула на карточку и с негодованием швырнула ее племяннику.— Мисс Розбери! — воскликнула она. — Напечатано, просто напечатано на ее карточке! Джулиан, даже мое терпение имеет свои границы. Я не хочу видеть ее!Слуга все ждал не как человеческое существо, интересовавшееся тем, что происходило, но (как приличествовало вполне выдержанному лакею) как мебель, искусно сделанная, для того чтобы приходить и уходить по приказанию. Джулиан спросил, назвав удивительно сделанного автомата Джэмсом:— Где теперь эта дама?— В чайной комнате, сэр.— Пожалуйста, оставьте ее там и ждите за дверью, пока не услышите звонок.Ноги мебели-лакея пришли в движение и тихо вывели его из комнаты. Джулиан повернулся к тетке.— Простите мне, — сказал он, — что я осмелился дать этому человеку приказание в вашем присутствии. Я очень беспокоился, чтоб вы не решили опрометчиво. Конечно, мы должны выслушать, что скажет эта женщина.Орас не соглашался с мнением своего друга.— Слушать, что она будет говорить, — оскорбительно для Грэс, — перебил он его горячо.Леди Джэнет с полным одобрением кивнула головой.— Я тоже это думаю, — сказала ее сиятельство, решительно скрестив на груди свои прекрасные старые руки.Джулиан прежде всего поспешил ответить Орасу.— Простите меня, — сказал он, — я не имею намерения обижать мисс Розбери и даже вовсе не желаю вводить ее в это дело. Консул в письме своем, — продолжал он, обращаясь к тетке, — упоминает, если вы помните, что мнение мангеймских врачей разделилось относительно болезни их пациентки. Некоторые, и в числе их был главный доктор, думают, что рассудок не вернется с выздоровлением тела.— Другими словами, — заметила леди Джэнет, — в моем доме находится сумасшедшая и хотят, чтобы я приняла ее!— Не будем преувеличивать, — спокойно сказал Джулиан, — в этом серьезном деле преувеличение не приведет ни к чему. Консул уверяет нас, основываясь на словах доктора, что она спокойна и совершенно безвредна. Если эта бедная женщина действительно жертва умственного расстройства, то она заслуживает сострадания и ее следует поместить под надлежащий надзор. Спросите ваше доброе сердце, милая тетушка, не жестоко ли будет выгнать эту одинокую женщину на все четыре стороны, не наведя прежде справок?Леди Джэнет, по врожденному чувству справедливости, согласилась — не весьма охотно — с рассудительностью и человеколюбием этих слов.— Это отчасти правда, Джулиан, — сказала она, тревожно повертываясь на кресле и смотря на Ораса. — И вы тоже это думаете? — прибавила она.— Не могу этого сказать, — ответил Орас твердым голосом человека, упорство которого не поддается никаким убеждениям.Терпение Джулиана могло сравниться в твердости с упорством Ораса.— Во всяком случае, — продолжал он все с той же веселостью, — мы все трое равно заинтересованы тем, чтоб разобрать это дело. Спрашиваю вас, леди Джэнет, не благоприятствует ли нам в эту счастливую минуту тот самый удобный случай, который нам нужен? Мисс Розбери не только нет в этой комнате, ее нет даже в доме. Если мы пропустим этот случай, кто знает, какая неловкая случайность может ждать нас через несколько дней?— Пусть войдет эта женщина! — вскричала леди Джэнет, решившись вдруг с своим обычным нетерпением ко всякой медлительности. — Сейчас, Джулиан, прежде чем Грэс вернется. Позвонишь ты в колокольчик на этот раз?На этот раз Джулиан позвонил.— Могу я дать этому человеку приказания? — почтительно осведомился он у тетки.— Отдавай ему что хочешь и чтоб, наконец, был конец всему этому! — закричала раздраженно старушка, вскочив на ноги и прохаживаясь по комнате, чтоб успокоиться.Слуга ушел с приказанием привести гостью.В то же время Орас прошел через комнату, очевидно, с намерением выйти в дверь на ее противоположном конце.— Вы уходите? — воскликнула леди Джэнет.— Я не вижу, для чего мне оставаться здесь, — ответил Орас не очень любезно.— В таком случае, — возразила леди Джэнет, — останьтесь здесь для того, что я этого желаю.— Конечно — если вы этого желаете. Только помните, — прибавил он упорнее прежнего, — что я совершенно несогласен с мнением Джулиана. По моему мнению, эта женщина не имеет никаких прав на нас.Мимолетная тень раздражения мелькнула на лице у Джулиана в первый раз.— Не будьте жестоки, Орас, — сказал он резко, — всякая женщина имеет на нас права.В пылу этого маленького спора они бессознательно сошлись вместе, спиною к двери библиотеки. При последних словах упрека, сделанного Джулианом Орасу, внимание их было привлечено легким стуком отворившейся двери. Как бы по взаимному согласию все трое повернулись и посмотрели в том направлении, откуда раздался этот звук. Глава XIВОСКРЕСШАЯ ПОКОЙНИЦА В дверях появилась фигурка маленькой женщины в простом и бедном черном платье. Она молча приподняла свою черную тюлевую вуаль, и все увидели печальное, бледное, изнуренное, усталое лицо. Лоб был низок и широк, глаза необыкновенно далеки один от другого, ниже черты лица мелки и нежны. Здоровая (как заметил мангеймский консул), эта женщина должна была обладать если не замечательной красотой, то по крайней мере редкой привлекательностью, одной ей свойственной. Теперь же страдание — угрюмое, безмолвное, сдержанное страдание — испортило красоту ее лица. Внимание и даже любопытство оно могло еще вызывать, восторг или интерес вызвать уже не могло.Маленькая, худощавая черная фигурка неподвижно стояла в дверях. Печальное, изнуренное, бледное лицо молча смотрело на трех лиц, находившихся в комнате.Три лица, находившиеся в комнате, со своей стороны оставались с минуту неподвижны и молча смотрели на незнакомку, стоявшую на пороге. Что-то, или в самой женщине, или в внезапном, неслышном появлении ее в комнате, леденило, как бы прикосновением невидимой холодной руки, сочувствие всех троих. Привыкшие к свету, обыкновенно чувствовавшие себя свободно во всяком не предвиденном в жизни случае, они теперь, возможно, в первый раз почувствовали серьезное смущение, которого не испытывали с детства, в присутствии посторонней.Не возбудило ли в их душе появление настоящей Грэс Розбери подозрение к женщине, укравшей ее имя и занявшей ее место в этом доме?Ни малейшей тени подозрения к Мерси не таилось в том странном тревожном ощущении, которое теперь отняло от них обычную вежливость и обычное присутствие духа. Каждому из этих трех лиц так же практически было невозможно сомневаться в личности приемной дочери леди Джэнет, как для вас, читающих эти строки, невозможно сомневаться в личности самого близкого и дорогого на свете вашего родственника. Обстоятельства укрепили за Мерси самое сильное из всех человеческих прав — право первого владения. Обстоятельства вооружили ее самой непреодолимой из всех природных сил — силою первых отношений и первой привычки. Ни на волос не поколебало положение ложной Грэс Розбери первое появление настоящей Грэс Розбери в дверях Мэбльторнского дома. Леди Джэнет вдруг почувствовала отвращение, сама не зная почему. Джулиан и Орас — почувствовали отвращение, сами не зная почему. Если б их попросили описать свои ощущения в эту минуту, они с отчаянием покачали бы головой и ответили бы в следующих словах: смутное предчувствие какого-то несчастья вошло в комнату вместе с этой женщиной в черном платье. Но оно двигалось невидимо и говорило, как говорят все предчувствия, на неизвестном языке.Прошла минута. Единственные звуки, слышные в комнате, были треск огня в камине и стук маятника.Голос гостьи, твердый, чистый и спокойный, первый нарушил молчание.— Мистер Джулиан Грэй? — спросила она, вопросительно смотря то на одного, то на другого из двух мужчин, находившихся в комнате. Джулиан сделал несколько шагов, тотчас возвратив свое самообладание.— Я очень жалею, что меня не оказалось дома, — сказал он, — когда вы были у меня с письмом от консула. Не угодно ли вам сесть?Как бы подавая пример, леди Джэнет села немного поодаль. Орас остался стоять возле нее. Она поклонилась незнакомке с подчеркнутой вежливостью, но не сказала ни слова, перед тем как сесть на кресло.«Я принуждена выслушать эту женщину, — думала старушка. — Но я не принуждена говорить с нею. Это дело Джулиана — не мое».— Не стойте, Орас! Вы расстраиваете мне нервы. Сядьте. Вооружившись заранее своей политикой молчания, леди Джэнет по обыкновению сложила свои прекрасные руки и ждала, чтобы дело началось, как судья в суде.— Угодно вам сесть? — повторил Джулиан, заметив, что гостья, по-видимому, не обратила внимания и не слышала его первых слов.При этом втором приглашении она заговорила с ним.— Это леди Джэнет Рой? — спросила она, устремив взгляд на хозяйку дома.Джулиан ответил и отступил посмотреть, что будет дальше. Женщина в бедном черном платье в первый раз переменила свою позу. Она медленно перешла через комнату к тому месту, где сидела леди Джэнет, и заговорила с нею почтительно, с полным самообладанием. Все ее обращение с той минуты, как она появилась в дверях, выражало, вместе и прямо, и прилично, уверенность в приеме, ожидавшем ее.— Одними из последних слов моего отца перед смертью, — начала она, — были о том, что я могу ожидать от вас покровительства и доброты.Леди Джэнет не намерена была говорить. Она слушала с покорным вниманием. Она ждала с упорным молчанием, что будет дальше.Грэс Розбери сделала шаг назад, не с робостью, а только с досадой и удивлением.— Неужели отец мой ошибался? — спросила она с большим достоинством в тоне и обращении, принудившим леди Джэнет против воли отказаться от своей политики молчания.— Кто был ваш отец? — спросила она холодно.Грэс Розбери ответила на вопрос тоном сурового удивления.— Разве слуга не отдал вам мою карточку? — сказала она. — Разве вы не знаете мое имя?— Которое? — возразила леди Джэнет.— Я не понимаю вашего сиятельства.— Я объясню. Вы спросили меня, знаю ли я ваше имя. Я спрашиваю вас в свою очередь: которое имя? На вашей карточке стоит: «Мисс Розбери», а ваше белье, которое было на вас в госпитале, было помечено именем «Мерси Мерик».Самообладание, сохраняемое Грэс с той минуты, когда она вошла в столовую, теперь в первый раз готово было ей изменить. Она обернулась и с умоляющим видом посмотрела на Джулиана, который до сих пор стоял поодаль и внимательно слушал.— Наверно, — сказала она, — ваш приятель консул сказал вам в своем письме о метке на белье?Та девическая нерешительность и робость, которые отличали ее обращение во время встречи с Мерси во французском домике, опять появились в ее тоне и обращении, когда она произнесла эти слова. Перемены, по большей части к худшему, сделанные в ней страданием, которое она перенесла с тех пор, теперь (в эту минуту) изгладились. Все, что осталось от лучшей и бесхитростной стороны ее характера, обнаружилось в наивном вопросе, который она задала Джулиану. До сих пор он чувствовал к ней отвращение. Теперь он начал чувствовать к ней некоторое сострадательное участие.— Консул сообщил мне, что вы сказали ему, — ответил он ласково. — Но если вы послушаетесь моего совета, я посоветую рассказать вашу историю леди Джэнет.Грэс очень неохотно, но покорно обратилась к леди Джэнет.— Белье, о котором ваше сиятельство говорили, — сказала она, — принадлежало другой женщине. Шел проливной дождь, когда солдаты задержали меня на границе. Я несколько часов была под дождем и промокла до костей. Белье с меткой «Мерси Мерик» дала мне сама Мерси Мерик, пока сушились мои вещи. Я была ранена гранатой в этом белье. Меня унесли без чувств в этом белье после операции, сделанной во французском доме.Леди Джэнет слушала с вниманием — и только. Она обернулась к Орасу и сказала ему тихо, с свойственной ей милой иронией:— Она находчива на объяснения.Орас отвечал таким же тоном:— Чересчур находчива.Грэс посмотрела попеременно на обоих. Слабый румянец показался на ее лице в первый раз.— Неужели я должна понять, что вы не верите мне? — спросила она с гордым спокойствием.Леди Джэнет по-прежнему поддерживала политику молчания. Она вежливо указала рукой на Джулиана, как бы говоря: «Обратитесь с расспросами к господину, который представил вас».Джулиан, заметив это движение и румянец, выступивший на щеках Грэс, тотчас вмешался в интересах мира.— Леди Джэнет задала вам сейчас вопрос, — сказал он; — леди Джэнет спросила, кто ваш отец.— Отец мой был покойный полковник Розбери.Леди Джэнет с негодованием взглянула на Ораса.— Ее самоуверенность изумляет меня! — воскликнула она. Джулиан вмешался, прежде чем его тетка успела прибавить еще хоть слово.— Пожалуйста, выслушайте ее, — сказал он с мольбой в голосе, в котором на этот раз было нечто повелительное.Он обернулся к Грэс.— Можете вы представить доказательство, — прибавил он более ласковым голосом, — которое убедило бы нас, что вы дочь полковника Розбери?Грэс с негодованием посмотрела на него.— Доказательство? — повторила она, — разве недостаточно моего слова?Джулиан нисколько не рассердился.— Извините меня, — возразил он, — но вы забываете, что леди Джэнет видит вас в первый раз. Постарайтесь поставить себя на место моей тетушки. Откуда она может знать, что вы дочь полковника Розбери?Грэс опустила голову на грудь и села на ближайший стул. Выражение ее лица из рассерженного перешло к унынию.— Ах! — воскликнула она с горечью. — Если б у меня были письма, которые украли у меня!— Письма рекомендательные к леди Джэнет? — спросил Джулиан.— Позвольте мне рассказать вам, как я их лишилась, — сказала она в первый раз умоляющим тоном.Леди Джэнет колебалась. Ее великодушная натура не могла сопротивляться просьбе, с которой обращались к ней. Сочувствие Ораса не так легко было получить. Он небрежно пустил новую сатирическую стрелу — собственно для забавы леди Джэнет.— Еще объяснение! — воскликнул он с видом комической покорности.Джулиан услышал эти слова. Его большие, красивые глаза смотрели на Ораса с выражением безграничного презрения.— Вы могли бы, по крайней мере, не раздражать ее, — сказал он сурово, — ее так легко обидеть!Он опять обратился к Грэс, стараясь другим способом помочь ей выпутаться из затруднения.— Оставьте пока объяснения, — сказал он, — за неимением писем, нет ли у вас кого-нибудь в Лондоне, кто мог бы удостоверить вашу личность?Грэс грустно покачала головой.— У меня нет друзей в Лондоне, — ответила она.Леди Джэнет, никогда не слышавшая, чтоб у кого-нибудь не было в Лондоне друзей, не могла оставить этого без внимания.— Нет друзей в Лондоне! — повторила она, обращаясь к Орасу.Орас пустил новую стрелу едкой сатиры.— Разумеется, нет! — возразил он.Грэс увидела, что они обмениваются замечаниями.— Мои друзья в Канаде, — вспылила она, — у меня там много друзей, которые могли бы заступиться за меня, если б я могла привезти их сюда.Нельзя не согласиться, что когда в столичном городе Англии ссылаются на Канаду, то можно против этого протестовать на основании дальнего расстояния. У Ораса была готова новая ядовитая стрела.— Это довольно далеко, — сказал он.— Действительно, довольно далеко, как вы говорите, — согласилась леди Джэнет.Еще раз благородный Джулиан попытался заставить выслушать незнакомку, вверенную его попечению.— Имейте немножко терпения, леди Джэнет, — упрашивал он. — Будьте более внимательны, Орас, к этой одинокой женщине.— Благодарю вас, сэр, — сказала Грэс, — вы очень добры, стараясь помочь мне, но это бесполезно. Меня не хотят даже выслушать.Она хотела встать со стула, произнеся последние слова. Джулиан ласково положил руку на ее плечо и принудил ее сесть на прежнее место.— Я вас выслушаю, — сказал он. — Вы напомнили мне сейчас письмо консула. Консул писал мне, что вы подозреваете кого-то в краже ваших бумаг и вашего белья.— Я не подозреваю, — быстро ответила она, — я это знаю точно. Говорю вам определенно, что украла это Мерси Мерик. Она была одна со мной, когда граната попала в дом. Она одна знала, что у меня есть рекомендательные письма. Она сама созналась мне, что была дурного поведения — сидела в тюрьме, вышла из приюта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32