— О мама! — умоляла она. — Вы знаете, что я не имела намерения оскорбить вас. Я не могла вынести, когда вы так говорили о папа. О! Простите, простите меня!Миссис Мильрой опять повернулась на кровати и рассеянно посмотрела на дочь.— Простить тебя? — повторила она, все живя мыслями, обращёнными к прошлому, и постепенно возвращаясь к настоящему.— Я прошу у вас прощения, мама, я прошу у вас прощения на коленях. Я так несчастна, мне так нужно хоть немножко доброты! Неужели вы не простите меня?— Подожди, — возразила миссис Мильрой. — А! — сказала она через некоторое время. — Теперь я знаю! Простить тебя! Да, я прощаю тебя с одним условием.Она взяла руку Нили и проницательно посмотрела ей в лицо.— Скажи мне, почему ты ненавидишь мисс Гуильт? Ты имеешь твои собственные причины ненавидеть её, и ты ещё не призналась в них.Нили опять опустила голову. Яркий румянец, который она скрывала, спрятав своё лицо, залил даже её шею. Мать это увидела и дала ей время успокоиться.— Скажи мне, — повторила миссис Мильрой более спокойным тоном, — за что ты ненавидишь её?Ответила дочь неохотно, произнося отрывисто слова и отдельные фразы.— За то, что она старается…— Старается что?— Старается заставить одного человека, который слишком…— Слишком что?— Слишком молод для неё…— Жениться на ней?— Да, мама.Заинтересовавшись в крайней степени услышанным, миссис Мильрой наклонилась ещё больше и ласково погладила дочь по волосам.— Кто это, Нили? — спросила она шёпотом.— Вы никогда не скажете, что я вам сказала, мама?— Никогда! Кто это?— Мистер Армадэль.Миссис Мильрой молча опустилась на изголовье. Ясное признание дочери в первой её любви, которое привлекло бы все внимание других матерей, не заняло её ни на минуту. Её ревность, устраивая все для доказательства её собственных выводов, постаралась и сейчас исказить услышанное от дочери.«Притворство, — думала она, — обманувшее мою дочь. Меня оно не обманет».— Что же, мисс Гуильт удаётся её план? — спросила она вслух. Мистер Армадэль начинает ею интересоваться?Нили взглянула на мать в первый раз. Самая трудная часть признания была высказана. Она сказала правду о мисс Гуильт и открыто упомянула имя Аллэна.— Он чрезвычайно ею интересуется, — сказала она. — Это невозможно понять, это просто ослепление. Я не имею сил говорить об этом!— Каким образом ты узнала секреты мистера Армадэля? — спросила миссис Мильрой. — Неужели он выбрал тебя для того, чтобы сообщить о своём интересе к мисс Гуильт?— Меня! — с негодованием воскликнула Нили. — Уж и то довольно дурно, что он сказал папа.При появлении имени майора в рассказе интерес миссис Мильрой возрос до крайней степени. Она опять приподнялась с изголовья.— Сядь на стул, — сказала она. — Сядь, дитя, и расскажи мне все, каждое слово, запомни, каждое слово!— Я могу только пересказать вам, мама, что сказал мне папа.— Когда?— В субботу. Я принесла папа завтрак в его мастерскую, а он сказал: «У меня только что был мистер Армадэль, и я хочу предостеречь тебя, пока я не забыл». Я ничего не ответила, мама, я только ждала. Папа продолжал рассказывать о том, что мистер Армадэль говорил с ним о мисс Гуильт и задал о ней вопрос, который никто в его положении не имел права задавать. Папа сказал, что он был обязан шутя предостеречь мистера Армадэля быть деликатнее и острожнее вперёд. Это не очень меня интересовало, мама. Для меня всё равно, что мистер Армадэль делает или говорит. Зачем мне этим интересоваться?..— Оставь себя в стороне, — резко перебила миссис Мильрой. — Продолжай. Что сказал твой отец, что он делал, когда говорил о мисс Гуильт? Какой у него был вид?— Такой, как обыкновенно, мама. Он ходил взад и вперёд по мастерской. Я взяла его под руку и стала ходить вместе с ним.— Мне не нужно знать, что делала ты, — перебила миссис Мильрой ещё раздражительнее. — Сказал тебе отец, в чём состоял вопрос мистера Армадэля, сказал или нет?— Да, мама. Он сказал, что мистер Армадэль сначала упомянул, что он очень интересуется мисс Гуильт, а потом спросил, может ли папа сказать ему что-нибудь о её семейных несчастьях.— Что!!! — закричала миссис Мильрой.Это слово вырвалось у неё почти пронзительным криком, и белая глазурь на её лице растеклась везде.— Мистер Армадэль сказал это? — продолжала она, все более поднимаясь на кровати.Нили вскочила и старалась уложить мать.— Мама! — воскликнула она. — Вы страдаете, вы больны! Вы испугали меня!— Ничего, ничего, ничего! — сказала миссис Мильрой.Она была так сильно взволнована, что не могла придумать в ответ ничего, кроме самого обыкновенного предлога.— Мои нервы расстроены сегодня, не обращай внимания, я повернусь на другую сторону. Продолжай, продолжай! Я слушаю, хотя не смотрю на тебя.Она отвернулась к стене и судорожно сжала дрожащие руки под одеялом.— Я поймала её! — прошептала она самой себе, едва дыша. — Я поймала её наконец!— Я боюсь, что говорила слишком много, — сказала Нили. — Я боюсь, что я оставалась здесь слишком долго. Не пойти ли мне вниз, мама, и прийти после?— Продолжай! — машинально повторила миссис Мильрой. — Что сказал твой отец потом? Говорил он ещё что-нибудь о мистере Армадэле?— Ничего больше, кроме того, что папа отвечал ему, — возразила Нили. — Папа повторил мне свои собственные слова. Он сказал: за неимением добровольных признаний самой мисс Гуильт, мистер Армадэль, всё, что я знаю или желаю знать — вы извините меня, если я скажу всё, что нужно знать всем другим, — это то, что мисс Гуильт доставила мне совершенно удовлетворительную аттестацию, прежде чем она вошла в мой дом. Это было строго, не правда ли, мама? Я нисколько о нём не сожалею: он вполне это заслужил. Потом папа предостерёг меня. Он велел мне остановить любопытство мистера Армадэля, если он обратится ко мне, как будто он обратится ко мне и как будто я стану слушать его, если бы он и обратился! Вот и все, мама. Вы не будете предполагать, что я рассказала вам это для того, чтобы помешать мистеру Армадэлю жениться на мисс Гуильт? Пусть он женится на ней, если хочет. Мне всё равно! — сказала Нили голосом несколько ослабевшим и с таким лицом, выражение которого не согласовывалось с её заявлением о равнодушии. — Я желаю только избавиться от несчастья иметь гувернанткой мисс Гуильт, я лучше пойду в школу. Мне было бы приятно поступить в школу. Я совсем переменила своё мнение об этом, только у меня недостаёт духа сказать папа. Я не знаю, что такое случилось со мной, у меня не лежит душа ни к чему теперь, а когда папа сажает меня на колени вечером и говорит:«Поболтаем, Нили», я не могу не расплакаться. Не сможете ли вы сказать ему, мама, что я раздумала и желаю поступить в школу.Слёзы выступили на глазах девушки, и она не заметила, что мать даже не повернулась на кровати, чтобы взглянуть на неё.— Да-да, — рассеянно сказала миссис Мильрой. — Ты добрая девушка, ты поступишь в школу.Такая краткость ответа и тон, которым он был произнесён, показали Нили ясно, что внимание её матери было обращено не на неё и что бесполезно было бы продолжать разговор. Она спокойно встала, не сказав ни слова упрёка. Для неё не было новостью не находить сочувствия у своей матери. Она посмотрелась в зеркало и сполоснула холодной водой своё лицо.«Мисс Гуильт не увидит, что я плакала», — подумала Нили, возвращаясь к постели проститься с матерью.— Я утомила вас, мама, — сказала она покорно. — Позвольте мне теперь уйти и вернуться немножко позже, когда вы отдохнёте.— Да, — повторила мать по-прежнему машинально. — Немножко позже, когда я отдохну.Нили ушла. Как только дверь затворилась за ней, миссис Мильрой вызвала сиделку. Несмотря на рассказ, выслушанный ею, она так же твёрдо, как прежде, придерживалась своих ревнивых предположений.«Мистер Армадэль может верить ей, и моя дочь может верить ей, — думала взбешённая женщина, — но я знаю майора, и она не может обмануть меня!»Вошла сиделка.— Обложите меня подушками, — сказала миссис Мильрой, — и подайте мне мою письменную шкатулку. Я буду писать.— Вы взволнованы, — возразила сиделка. — Вы не сможете писать.— Подайте мне письменную шкатулку! — повторила миссис Мильрой.— Ещё что? — спросила Рэчел, ставя шкатулку на постель.— Приходите через полчаса, вы мне будете нужны, чтобы отнести письмо в большой дом.Сардоническое спокойствие сиделки оставило её на этот раз.— Господи помилуй! — воскликнула она тоном искреннего удивления. — Что вы ещё задумали? Неужели вы хотите писать…— Я буду писать к мистеру Армадэлю, — перебила миссис Мильрой, — а вы отнесёте письмо к нему и подождёте ответа. Помните, ни одна живая душа в доме, кроме нас с вами, не должна знать об этом.— Зачем вы пишете к мистеру Армадэлю? — спросила Рэчел. — И почему никто не должен этого знать, кроме нас с вами?— Подождите, — отвечала миссис Мильрой, — и вы увидите.Женское любопытство сиделки отказалось ждать.— Я буду помогать вам с открытыми глазами, — сказала она, — но с закрытыми помогать не хочу.— О! Если бы я могла владеть моими ногами и руками! — застонала миссис Мильрой. — Если бы я могла обойтись без тебя, негодная тварь!— Вы владеете вашей головой, — возразила неумолимая сиделка, — и вам следовало бы знать, что теперь нельзя доверяться мне вполовину.Это сказано было грубо, но справедливо, вдвойне справедливо после распечатывания письма мисс Гуильт. Миссис Мильрой уступила.— Что вы хотите знать? — спросила она. — Скажите мне и оставьте меня.— Я желаю знать, о чём вы напишете мистеру Армадэлю.— О мисс Гуильт.— Какое дело мистеру Армадэлю до вас и мисс Гуильт?Миссис Мильрой показала письмо, возвращённое ей почтамтом.— Наклонитесь, — сказала она. — Может быть, мисс Гуильт подслушивает у дверей. Я расскажу шёпотом.Сиделка наклонилась, не спуская глаз с дверей.— Вы знаете, что почтальон ходил с этим письмом в Кингсдоун Крешент, — тихо сказала миссис Мильрой. — И вы знаете, он нашёл, что миссис Мэндевилль уехала, и никто не мог сказать ему куда.— Ну что же дальше? — спросила шёпотом Рэчел.— Вот что. Когда мистер Армадэль получит письмо, которое я напишу к нему, он пойдёт по той же дороге, по какой ходил почтальон, и мы увидим, что случится, кода он постучится в дверь миссис Мэндевилль.— Как же вы заставите его пойти к этой двери?— Я напишу ему, чтобы он обратился к той, которая поручилась за мисс Гуильт.— Разве он не влюблён в мисс Гуильт?— Да.— А! Понятно! — сказала сиделка. Глава IIIНА КРАЮ ОТКРЫТИЯ Утро разговора миссис Мильрой с дочерью в коттедже было утром серьёзного размышления для сквайра в большом доме. Даже добродушный характер Аллэна не мог не испытать неприятного влияния событий последних трех дней. Отъезд Мидуинтера раздосадовал его, а воспоминание о том, как майор Мильрой принял его расспросы о мисс Гуильт, оставили неприятный осадок в его душе. После визита в коттедж Аллэн чувствовал первый раз в жизни раздражение ко всем, кто приходил к нему. Он был нетерпелив в разговоре с Педгифтом-младшим, который зашёл к нему вечером сообщить о своём отъезде в Лондон по делу на следующий день и предложить свои услуги клиенту. Он чувствовал какую-то принуждённость к мисс Гуильт на тайном свидании с ней в парке в это утро. Ему было неловко самому с собой в своей уединённой комнате, где он сидел теперь и угрюмо курил.«Я не могу жить таким образом, — думал Аллэн. — Если никто не хочет помочь мне задать мисс Гуильт этот деликатный вопрос, я должен сам придумать способ спросить её».Какой способ? Ответ на этот вопрос было так же трудно найти, как и прежде. Аллэн старался подстегнуть свою изобретательность, расхаживая взад и вперёд по комнате, но уже при первом повороте размышлять ему помешало появление лакея.— Что такое ещё? — спросил он нетерпеливо.— Письмо, сэр. Ждут ответа.Аллэн взглянул на адрес. Почерк был незнакомый. Он распечатал конверт, и из него выпала записка, адресованная тем же незнакомым почерком: «Миссис Мэндевилль, 18, Кингсдоун Крешент, Бэйсуотер, посылается с мистером Армадэлем». Удивляясь все более и более, Аллэн взглянул на подпись в конце письма. Там стояло: «Анна Мильрой».— Анна Мильрой? — повторил он. — Это, должно быть, жена майора. Что ей может быть нужно от меня?Чтобы узнать, что ей нужно, Аллэн наконец сделал то, что ему следовало бы сделать сначала. Он присел прочесть письмо. «Коттедж, понедельник. (Секретное.)
Любезный сэр, я боюсь, что имя в конце этого письма напомнит вам очень грубый приём с моей стороны, очень доброго внимания с вашей. Я могу сказать только в извинение, что я больная женщина и что если в минуту раздражения вследствие сильных страданий отослала вам назад фрукты, присланные вами мне в подарок, то я сожалела потом, зачем я это сделала. Прошу вас приписать это письмо моему желанию загладить хоть сколько-нибудь пред вами вину мою и быть полезной нашему доброму другу и хозяину, если я только могу. Я узнала вопрос, который вы сделали моему мужу третьего дня насчёт мисс Гуильт. Судя по тому, что я слышала о вас, я совершенно уверена, что ваше желание узнать более об этой очаровательной особе происходит от самых благородных причин. Веря этому, я, как женщина (хотя неизлечимо больная), искренно готова помочь вам. Если вы желаете узнать семейные обстоятельства мисс Гуильт, не обращаясь прямо к ней самой, это зависит от вас самих, и я скажу вам, как. Несколько дней назад я писала к особе, рекомендовавшей мисс Гуильт, именно об этом же. Я давно приметила, что гувернантка моей дочери неохотно говорит о своих родных и друзьях, и, хотя я приписывала её молчание совершенно благородным причинам, я чувствовала, что моя обязанность к моей дочери требует, чтобы я разузнала об этом. Ответ, полученный мною, совершенно удовлетворителен. Моя корреспондентка сообщает мне, что история мисс Гуильт очень печальная и что её поведение среди этих семейных несчастий было выше всяких похвал. Обстоятельства семейные (как я поняла) все объяснены в коллекции писем, находящихся теперь в руках дамы, поручившейся за мисс Гуильт. Эта дама готова показать мне эти письма, но, не имея копий с них и отвечая за них лично, она не хочет, если этого можно избежать, послать их по почте, и просит меня ждать, пока она или я найдём надёжного человека, с которым можно переслать эти письма. Мне пришло в голову, что вы, может быть, как заинтересованный в этом деле, согласитесь привезти мне эти письма. Если я ошибаюсь и вы не расположены после того, что я сказала вам, решиться на беспокойство и издержки поездки в Лондон, вам стоит только сжечь моё письмо и приложенную к нему записку и не думать больше об этом. Если вы решитесь сделаться моим помощником, я с радостью даю вам рекомендательное письмо к миссис Мэндевилль. Вам нужно только взять от неё запечатанный пакет с письмами, послать их сюда по возвращении из Торп-Эмброза и ждать известий от меня. В заключение мне остаётся только прибавить, что я не вижу ничего неприличного в том, чтобы вы поступили (если вы желаете) так, как я предлагаю вам. Мисс Гуильт так приняла мои намёки на её семейные обстоятельства, что для меня неприятно (а для вас совершенно невозможно) расспрашивать об этом её. Я, конечно, могу быть оправдана, что обращаюсь к даме, поручившейся за неё, а вас, конечно, нельзя осуждать за то, что вы возьмётесь передать запечатанный пакет от одной дамы к другой. Если я найду в этих письмах семейные секреты, которые честь запрещает передать третьему лицу, я, разумеется, буду принуждена просить вас подождать, пока не поговорю с мисс Гуильт. Если я не найду ничего предосудительного для её чести, а напротив, то, что ещё поднимет её в вашем уважении, я неоспоримо оказываю услугу оказать вам это доверие. Вот как я смотрю на это дело, но, пожалуйста, не позволяйте себе поддаваться моему влиянию. Во всяком случае, я могу сделать только одно условие, и я уверена, что вы найдёте его необходимым. Самые невинные поступки в этом нечестивом свете перетолковываются в дурную сторону. Следовательно, я должна просить вас, чтобы вы сохранили это извещение в самой строгой тайне. Я пишу вам по секрету, и во всяком случае содержание моего письма должно остаться между нами. Верьте, любезный сэр, искренней преданности к вам Анны Мильрой».
В такой искусительной форме бессовестная жена майора расставила ловушку. Без малейшей нерешительности Аллэн последовал, по обыкновению, своему внутреннему побуждению и прямо попал в эту западню. Он и писал ответ, и продолжал свои размышления в одно и то же время в самом сбивчивом состоянии своих мыслей.— Ей-богу, миссис Мильрой очень добра!«Милостивая государыня…»— Именно чего мне было нужно и именно в такое время, когда это было нужно!«Я не знаю, как выразить вас мою признательность за вашу доброту, разве только сказать вам, что я поеду в Лондон и привезу вам письма с величайшим удовольствием…»— Я буду посылать ей корзину с фруктами аккуратно каждый день все лето.
1 2 3 4 5 6 7 8