Потом Аня говорит, что сидеть в принципе все равно где, «лишь бы компания была нормальная» (ох уж эти милые провинциальные девушки, готовящиеся стать актрисами), еще через какое-то время привозят суши, и девушки выражают свои восторги, смакуя продукты ближайшего псевдояпонского заведения и приговаривая что-то вроде: «У нас, конечно, суши делать не умеют». Я возражаю, что в «Москве тоже мало где умеют», а Аня проявляет патриотизм, замечая, что в Екатеринбурге есть один ресторан, в котором…
Но это уже не важно, потому что Антон поражает всех, в том числе и меня, историями из жизни режиссеров, актеров и продюсеров мирового и отечественного кинематографа. Аня делится подробностями участия в «Мисс Бродвей», а Наташа рассказывает, как будет готовиться к следующему конкурсу. Потом Антон уморительно разыгрывает диалог, произошедший между Никитой Михалковым и Мишей Ефремовым на съемках «Двенадцати», я обещаю все решить по конкурсу в следующем году, а, распив третью бутылку шампанского, мы по ролям разыгрываем перед ними будущий фильм «Три сестры». При этом Антон явно знаком с Чеховым, тогда как я, никогда не любивший классику, лихо вплетаю в сценарий сценки из «Иствикских ведьм» (тех тоже было трое). В таком темпе мы осваиваем две бутылки белого вина, доходя наконец до того момента, когда никто особо не парится, чья рука лежит на чьем колене. Кто-то предлагает сыграть в карты, кто-то — включить музыку и потанцевать, но ни тому, ни другому так и не суждено сбыться, потому что на часах полвторого ночи, а девушкам еще нужно попасть в гостиницу до девяти утра, ведь там остались вещи. Последним заслуживающим внимания нюансом становится недопитая бутылка белого «Pinot Grigio» от Livio Felluga, которую Наташа опрокидывает на себя, а попытавшись отстраниться, роняет на пол, и та вдребезги разлетается, обдав всех брызгами. Кухня оглашается пьяными возгласами «на счастье!», Антон говорит, что в кино это считается хорошей приметой, а Наташа отвечает, что ей нужно в ванную замыть платье, тогда как Аня последние полчаса просто молчит и зачарованно ловит глазами каждое движение Антона. Я предлагаю выпить на брудершафт, но вместо этого иду показывать Наташе, где у нас ванная. В итоге пары оказываются в разных комнатах, моя подружка разворачивает полотенце, ложится в кровать и, перед тем как погасить свет, говорит:
— Хорошие вы ребята, Андрюша, только ни фига вы не продюсеры и не киношники.
— Что за недоверие! — вздымаю я левую бровь.
— Продюсеры не таскают случайных знакомых по своим квартирам. Даже в Кемерове.
— В Кемерове есть продюсеры? — недоверчиво спрашиваю я.
— Есть, Андрей. Даже в Кемерове есть. Только они таких, как мы, актрис сначала ведут в ресторан, потом в баню.
— Ты на самом деле хочешь стать актрисой?
— Я на самом деле хочу любым путем свалить из Кемерова. Куда угодно, — тоскливо говорит она.
— Что мешает?
— Отсутствие продюсера, — криво усмехается Наташа.
Из-за стены уже раздаются характерные вздохи.
— Анька такая смешная, — отстраненно замечает Наташа. — По-моему, она в твоего друга влюбилась, дурочка.
— Почему дурочка, зайка? Любовь — это прекрасно! — жизнеутверждающе говорю я.
— Это точно, — вздыхает Наташа. — Я бы тоже в тебя влюбилась… лет пять назад.
— А я лично в тебя влюбился сразу, на церемонии, — гоню я.
— Это заметно. — Она проводит пальцем по моему подбородку. — Ты красивый мальчик. У тебя есть девушка?
— В данный момент я холост, — чуть смущенно говорю я.
— Смотри-ка, ты даже краснеть умеешь, — она запрокидывает голову и улыбается. — Влюбился он в меня… все хотят любви, Андрюша. Ты хочешь, я тоже хочу… настоящей!
— Давай, пока мы еще не встретили всепоглощающую страсть, просто займемся любовью, — предлагаю я.
— Разве у нас есть выбор? — говорит она, потянувшись к выключателю.
— Вряд ли, — отвечаю я уже в полной темноте.
CURRICULUM VITAE
(Два месяца спустя)
Вспоминаем и молимся.
Вспоминаем и молимся.
Кровосток. Биография
В двенадцать дня сработал таймер на музыкальном центре, который я безуспешно пытался настроить последние три вечера и на который уже почти забил, решив, что он умнее меня. Но вот вчера, кажется, все сделал правильно, или просто так получилось, короче говоря, музыкальный центр будит меня грязным битом «Кровостока».
Я родился в Москве, в семидесятом, на краю города.
Моча рано ударила в голову.
Человек снова доказал, что он умнее машины.
С этой оптимистичной мыслью я продираю глаза и начинаю постепенно втягиваться в сегодня.
Потом школа, драки, вонючая форма, клей
Так я становился сильней.
Мне бы тоже хотелось стать сильнее. Реально, я проснулся с ощущением того, что уже устал. Хронический недосып? Отсутствие спорта? Недостаточно активная половая жизнь? (Это, конечно для галочки, хотя… в общем, Неля тоже оказалась сукой, но речь не о том.) Слишком много алкоголя, наркотиков и сигарет? Кстати, сигареты остались? Да, вот пачка. Любите ли вы курить в постели, как люблю это я? Я в курсе, вы очень хотели бы это любить, но жена не дает. А любить себя она вам еще дает? То-то же. У меня вот нет жены. По трем причинам:
Первая. На хрен не нужна (это по жизни).
Вторая. Я пока не чувствую себя способным на длительные серьезные отношения. Я не готов взять ответственность за себя и за того человека… (это для прессы).
Примечание ко второй: За меня бы кто взял ответственность… (это для спонсоров).
Третья. Шэрон Стоун уже замужем (это в принципе).
Или она уже развелась?
Речь снова не о том. У меня сегодня, кажется, крайне лиричный настрой. Закуриваю первую сигарету. О-о-о! Чувство, сравнимое с первой любовью в школе, первой заработанной тысячей долларов (лучше бы с первой сотней тысяч, правда, как это — я не знаю, но, думаю, круче, чем сигарета), первой пьянкой, первым опытом однополой любви. Н-да. Ну, это я лесбиянок имел в виду. В общем, лежу, слушаю музыку, курю. Кайфово…
Воровал в раздевалках…
В одиннадцать кинул первую палку…
Брежнев сдох…
Стал заходить в качалку.
Кирзачи и телага.
Я родился в Москве, в семидесятом, на краю города… Нет, я такого про себя сказать не могу, хотя меня отчаянно притягивают те времена. Очень хочу, но не могу. Можно, конечно, потерять паспорт и потом, дав денег ментам, получить новую ксиву, рассказывая окружающим, что в свои тридцать пять я выгляжу на четвертак только благодаря легким овощным сокам и тяжелым наркотикам. Это прикольно, но, с другой стороны, придется базарить за все эти старперские темы, философствовать, говорить, что в наше время, конечно, было лучше, веселее и моднее, но… зачем говорить о каком-то другом времени, когда ВСЕ время принадлежит мне? В общем, идея с заменой паспорта не канает. В этом нет будущего. И… как-то сложно все.
Родился я в Питере, а не в Москве, в восьмидесятом, в центре города. Кирзачи и телагу видел по телевизору два раза и еще пару-тройку раз на стройках коттеджей у папы или у своих знакомых. Клей нюхал два раза в восьмом классе. Не прикололо. Про Брежнева рассказывал папа (не уверен), в одиннадцать лет я палок не кидал, зато нехило дрочил на шведскую «Magma Private», а это покруче, чем тюрить неумелый секс с прыщавыми одноклассницами. Уж в чем в чем, а в порнухе-то я разбираюсь (признаться, сам подумываю снять что-то подобное). В качалку не заходил, да что там — меня и в фитнес не заманишь («Петровка-спорт» — 50 процентов скидки, «World Class» — бесплатно, — у меня там знакомый менеджер). Зато в свои одиннадцать я уже лет шесть как заходил завтракать с мамой в гранд-отель «Европа» (но это к слову). Пошел в школу, где мог бы отлично учиться ввиду того, что «этот мальчик из хорошей семьи, его папа…», хотя учителя почему-то это по достоинству не оценивали. Отчасти сие объяснялось пролетарским происхождением учителей, а отчасти (и главным образом) моей ленью и неусидчивостью. В общем, все было неплохо. С трояков я не слезал. Зато и на героин не подсел.
Потом папа стал слишком много зарабатывать, что слишком мало стало устраивать маму, которая продолжала тянуть на себе всю бытовуху и выслушивать его монологи о собственной избранности. Начались мелкие ссоры, напоминавшие бои местного значения, потом крупные скандалы, потом швыряние друг в друга антикварной посудой, доставшейся от бабушки. Мама начала больше работать, папа стал еще больше гулять. А кто обещал быть буддийским монахом? Становиться хорошим/ей мужем/женой также никто не клялся на крови.
Потом между драгоценными родителями выросла тонкая (шириной в стодолларовую купюру) стена непонимания, постепенно разросшаяся до ширины стены Кремлевской. Папа переехал в Москву, а мама перефразировала известную цитату: «Я счастлив, Горький, что живу с вами на одной планете!» до такой степени, что та зазвучала как: «Я не могу сказать, дорогой супруг, что счастлива жить с вами в одной стране». И уехала в США. Куда, ввиду своего малолетнего возраста, был увезен и я.
Купил боксерские перчатки, спиздили в школе.
Пиздец был Витьку и Коле.
Линолеум, пятна крови, поставили на учет.
Ночью взломал бытовку, от пацанов почет.
Время течет…
В Штатах опять школа. Если в Ленинграде я учился в английской спецшколе при Академии наук, то в Америке попал в самую страшную из всех школ района — школу имени Мартина Лютера Кинга. В Америке гуляет шутка: «Если где-то рядом есть надпись «Martin Luther King» — надо бежать». Это потому, что надписи такие, как правило, в самых ужасных черных районах, куда белые дети попадают редко. Но мне «повезло». Мама зарабатывала копейки, и нам ничего не оставалось, кроме как снимать квартиру (если это можно назвать квартирой) в самой отстойной части города…
Пора бы и в душ, смыть следы ночного города и все такое. Вообще вода — это хорошо. Последнее время от депресняка только душ и спасает. Солярий еще. Интересно, сколько стоит домашний солярий? Я бы из него не выходил. Устроил бы Доминиканскую Республику в отдельно взятой квартире. Чего-то голова уже слишком грязная. Как у шахтера, не иначе. С другой стороны, чем я не шахтер? Забой вчера был такой, что крыша клуба чуть не рухнула, похоронив под собой всю нашу бригаду. Блин. Кстати о «Крыше». Не стоило, ох, не стоило мне вчера так энергично танцевать с этой Нелей. С другой стороны, Вова должен был раньше сказать, что она девушка Шамиля. Ну, Неля, ну виделись где-то, «лицо жены хозяина нам знакомо», и все такое. Фигурка хорошая, грудь там, сапоги «Gucci», вроде знакомая, реально. Опять же «не помню, откуда помню». Я что, все про всех знать должен? Или всех помнить? Тем более наощупь!
Я же не справочная! В общем, неприятно. Черт знает чего у этого Шамиля на уме! Да я вроде и не делал ничего такого. Да… «Лицо жены хозяина нам знакомо… Выстрел — кома». Тьфу-тьфу-тьфу. По башке еще надо постучать. По Володиной. Надо же предупреждать! Ладно, отоврусь, если что. Скажу, пьяный был или обознался, пообещаю фотографии в светскую хронику тиснуть — и все дела. Сыграем на тщеславии.
Черт, уроды! Ну почему? Почему, если ты намылил голову в 2007 году, в квартире, находящейся практически в центре столицы нашей Родины, то шансы пятьдесят на пятьдесят, что горячую воду не выключат? Как-то сложно все, понимаете? Как-то очень сложно. На, сука! Ой…
Эй, там! А холодную-то воду зачем? Ну жахнул я по крану, и что такого? Кран-то мой! Хочу — ломаю, хочу — нет. Эй вы, мутанты! Включите воду! Уже все равно какую! У меня глаза щиплет! Нащупать бы полотенце да посмотреть ясными глазами на все это безобразие. Да, прикольный видок. Так, что ли, пойти? Скажу, новый гель, за стольник. Ага. Это он не на мыло похож, идиот, а на разводы от кокса, врубаешься?
Потекла… Правильно… Пока не применишь силу, не поймут. Национальная особенность. Теперь быстренько смыть, сделать все свои дела и рвать отсюда когти, пока снова не закрутили водяные гайки.
Так… На чем я, собственно, остановился? Ах, да! Первый день в школе запомнился мне навсегда. Оказывается, вся совковая система изучения иностранных языков была нацелена на то, чтобы человек знал правила, а говорить не мог. То же самое случилось и со мной — я знал все глаголы и времена, а банально ответить в школе на вопрос «Do you want milk or water?» не мог. А еще оказалось, что я — единственный белый в классе. Все остальные были неграми или латиносами. Вот я и получил свой «welcome gift» на игровой площадке. Меня избили сразу пять или шесть негритосов. Я этого не стыжусь, потому что хотел бы посмотреть на вас, когда шесть огромных негров с криками «white boy!» накидываются и начинают бить ногами. Что, все себя Чаками Норрисами почувствовали? А зря…
С каждым ударом по почкам у меня темнело не только в глазах, но и в сознании, где пачка жвачки и пара фирменной джинсы постепенно терялись в океане ненависти и голода, который очень четко обрисовывался за бортом моего корабля.
Пусть не врут эмигранты, живущие на «welfare» (гособеспечении), что в России зоновские понятия, а на Западе — свободы полный край. Полная лажа. В школе нам давали двадцать талонов в месяц на еду. Каждый талон пронумерован и датирован, и его можно было обменять на ланч. Выбора блюд не существовало — ты стоял с подносом, и тебе клали на него то, что сегодня включено в одновариантное меню. Американский бюджет рассчитывал размер порций, видимо, опираясь на данные по белым дистрофикам, потому что неграм, которые в тринадцать лет владели баскетбольным мячом лучше всей сборной СССР, этой порции явно не хватало. А нехватка еды всегда отражается на настроении человека. У нас в школе драки за ланчи были регулярными. Били «bully» — крупные негритосы, отнимавшие еду и деньги у более мелких. Я оказался в числе мелких, потому что сравнивать советского мальчика, сына врача и учительницы, со зверьем, происходящим от африканских рабов, по меньшей мере глупо. Первую неделю я вообще оставался голодным, а потом увидел, что более слабые ребята плевали на свои ланчи, чтобы их не забрали «bully». В общем, вначале я не мог преодолеть омерзения, а потом понял, что еда вкуснее голода, и начал плевать. Обеды отнимать прекратили. Я начал есть и драться на равных. Сантиметр за сантиметром моя кожа менялась на жесть (кстати, так надо будет написать в автобиографии или интервью «Esquire»).
Так, чего-то жрать хочется. В холодильнике — опять сок и кола. Сок и кола. Кола и сок. Тут чего, Кейт Мосс живет или кто? Холодильник топ-модели. Надо еще шприц туда положить. Андрей, вы на диете? Да, я ем только героиновый шик. Это что, новая диета такая? Типа кремлевской? Нет, типа гарлемской. Интересно, я же вчера приехал с коробкой суши. Или мне показалось? Или я вчера реально приехал, а? Так… пойдем по комнатам… вот она, слава роботам! Все-таки вчера мой внутренний винчестер не накрылся. Ужас какой, придется жрать сухими, ничего не поделаешь. «Педигрипал», не иначе.
Короче, флавишей ефкейп мне фувыли иги, фрифизеные вавой из саша, то есть, я хотел сказать, что клавишей Escape мне служили книги, привезенные мамой из Russia (просто есть очень хочется).
Книги привезли в восьми коробках. Были еще американские телесериалы, которые учили меня жизни вместо оставшегося в России отца. Редкие созвоны и новости оттуда ничего не давали, помню, по CNN смотрел, как в Москву вошли танки и стреляли по какому-то «Белому дому» в центре — Москву я тогда еще не очень хорошо знал. Мама благодарила Бога, что мы вовремя уехали, да и я потихоньку начал думать, что драка с негром и кроссовки «Nike Air Jordan» лучше, чем попасть под трассеры в столице моей бывшей родины. Что такое трассеры, я тогда не знал, но их эффект мне продемонстрировал CNN, на ближайшие пять лет отбив желание возвращаться в Россию. Существование в Америке мне вообще мало чем запомнилось: мама на работе, потом мама вышла замуж за советского инженера, поскольку четко уверила себя в том, что простой инженер лучше полулегального миллионера, который утром может присутствовать на Лубянке в качестве почетного гостя, а вечером — в качестве постояльца. С отчимом у них никогда не было любви, просто тупое совковое существование, каковое осточертело маме через несколько лет, и она с ним развелась. Отчим умер через год после развода. Ы-ы-ы-к. Фу, как некрасиво получилось! Это все сухомятка.
Ладно, пора одеваться. Чего бы надеть-то, а? Что на улице? Ага, вроде солнце. На дворе трава, на траве дрова. Витя тоже на траве, а вот Саша уже на трамале, да. Тэкс-тэкс-тэкс. Хдэ жэ кастюм? У меня, кстати, прикольно выходит ростовский говор с «гэканьем». Ну, в смысле прикола, я имею в виду. На людях-то я так не прикалываюсь, только дома, а то много мудаков могут подумать, что я из Ростова, и бросятся на шею с криками «Бра-а-а-а-а-т»!
Опять домработница, эта тупая ослиха, не отнесла костюм в химчистку. Ужас! Простейшие операции доверить нельзя, а вы говорите! Стоп, я же ей денег за месяц не заплатил… вот осел… ну, то есть у меня-то дел побольше, чем у нее, могла бы и напомнить и все такое.
1 2 3 4 5 6 7
Но это уже не важно, потому что Антон поражает всех, в том числе и меня, историями из жизни режиссеров, актеров и продюсеров мирового и отечественного кинематографа. Аня делится подробностями участия в «Мисс Бродвей», а Наташа рассказывает, как будет готовиться к следующему конкурсу. Потом Антон уморительно разыгрывает диалог, произошедший между Никитой Михалковым и Мишей Ефремовым на съемках «Двенадцати», я обещаю все решить по конкурсу в следующем году, а, распив третью бутылку шампанского, мы по ролям разыгрываем перед ними будущий фильм «Три сестры». При этом Антон явно знаком с Чеховым, тогда как я, никогда не любивший классику, лихо вплетаю в сценарий сценки из «Иствикских ведьм» (тех тоже было трое). В таком темпе мы осваиваем две бутылки белого вина, доходя наконец до того момента, когда никто особо не парится, чья рука лежит на чьем колене. Кто-то предлагает сыграть в карты, кто-то — включить музыку и потанцевать, но ни тому, ни другому так и не суждено сбыться, потому что на часах полвторого ночи, а девушкам еще нужно попасть в гостиницу до девяти утра, ведь там остались вещи. Последним заслуживающим внимания нюансом становится недопитая бутылка белого «Pinot Grigio» от Livio Felluga, которую Наташа опрокидывает на себя, а попытавшись отстраниться, роняет на пол, и та вдребезги разлетается, обдав всех брызгами. Кухня оглашается пьяными возгласами «на счастье!», Антон говорит, что в кино это считается хорошей приметой, а Наташа отвечает, что ей нужно в ванную замыть платье, тогда как Аня последние полчаса просто молчит и зачарованно ловит глазами каждое движение Антона. Я предлагаю выпить на брудершафт, но вместо этого иду показывать Наташе, где у нас ванная. В итоге пары оказываются в разных комнатах, моя подружка разворачивает полотенце, ложится в кровать и, перед тем как погасить свет, говорит:
— Хорошие вы ребята, Андрюша, только ни фига вы не продюсеры и не киношники.
— Что за недоверие! — вздымаю я левую бровь.
— Продюсеры не таскают случайных знакомых по своим квартирам. Даже в Кемерове.
— В Кемерове есть продюсеры? — недоверчиво спрашиваю я.
— Есть, Андрей. Даже в Кемерове есть. Только они таких, как мы, актрис сначала ведут в ресторан, потом в баню.
— Ты на самом деле хочешь стать актрисой?
— Я на самом деле хочу любым путем свалить из Кемерова. Куда угодно, — тоскливо говорит она.
— Что мешает?
— Отсутствие продюсера, — криво усмехается Наташа.
Из-за стены уже раздаются характерные вздохи.
— Анька такая смешная, — отстраненно замечает Наташа. — По-моему, она в твоего друга влюбилась, дурочка.
— Почему дурочка, зайка? Любовь — это прекрасно! — жизнеутверждающе говорю я.
— Это точно, — вздыхает Наташа. — Я бы тоже в тебя влюбилась… лет пять назад.
— А я лично в тебя влюбился сразу, на церемонии, — гоню я.
— Это заметно. — Она проводит пальцем по моему подбородку. — Ты красивый мальчик. У тебя есть девушка?
— В данный момент я холост, — чуть смущенно говорю я.
— Смотри-ка, ты даже краснеть умеешь, — она запрокидывает голову и улыбается. — Влюбился он в меня… все хотят любви, Андрюша. Ты хочешь, я тоже хочу… настоящей!
— Давай, пока мы еще не встретили всепоглощающую страсть, просто займемся любовью, — предлагаю я.
— Разве у нас есть выбор? — говорит она, потянувшись к выключателю.
— Вряд ли, — отвечаю я уже в полной темноте.
CURRICULUM VITAE
(Два месяца спустя)
Вспоминаем и молимся.
Вспоминаем и молимся.
Кровосток. Биография
В двенадцать дня сработал таймер на музыкальном центре, который я безуспешно пытался настроить последние три вечера и на который уже почти забил, решив, что он умнее меня. Но вот вчера, кажется, все сделал правильно, или просто так получилось, короче говоря, музыкальный центр будит меня грязным битом «Кровостока».
Я родился в Москве, в семидесятом, на краю города.
Моча рано ударила в голову.
Человек снова доказал, что он умнее машины.
С этой оптимистичной мыслью я продираю глаза и начинаю постепенно втягиваться в сегодня.
Потом школа, драки, вонючая форма, клей
Так я становился сильней.
Мне бы тоже хотелось стать сильнее. Реально, я проснулся с ощущением того, что уже устал. Хронический недосып? Отсутствие спорта? Недостаточно активная половая жизнь? (Это, конечно для галочки, хотя… в общем, Неля тоже оказалась сукой, но речь не о том.) Слишком много алкоголя, наркотиков и сигарет? Кстати, сигареты остались? Да, вот пачка. Любите ли вы курить в постели, как люблю это я? Я в курсе, вы очень хотели бы это любить, но жена не дает. А любить себя она вам еще дает? То-то же. У меня вот нет жены. По трем причинам:
Первая. На хрен не нужна (это по жизни).
Вторая. Я пока не чувствую себя способным на длительные серьезные отношения. Я не готов взять ответственность за себя и за того человека… (это для прессы).
Примечание ко второй: За меня бы кто взял ответственность… (это для спонсоров).
Третья. Шэрон Стоун уже замужем (это в принципе).
Или она уже развелась?
Речь снова не о том. У меня сегодня, кажется, крайне лиричный настрой. Закуриваю первую сигарету. О-о-о! Чувство, сравнимое с первой любовью в школе, первой заработанной тысячей долларов (лучше бы с первой сотней тысяч, правда, как это — я не знаю, но, думаю, круче, чем сигарета), первой пьянкой, первым опытом однополой любви. Н-да. Ну, это я лесбиянок имел в виду. В общем, лежу, слушаю музыку, курю. Кайфово…
Воровал в раздевалках…
В одиннадцать кинул первую палку…
Брежнев сдох…
Стал заходить в качалку.
Кирзачи и телага.
Я родился в Москве, в семидесятом, на краю города… Нет, я такого про себя сказать не могу, хотя меня отчаянно притягивают те времена. Очень хочу, но не могу. Можно, конечно, потерять паспорт и потом, дав денег ментам, получить новую ксиву, рассказывая окружающим, что в свои тридцать пять я выгляжу на четвертак только благодаря легким овощным сокам и тяжелым наркотикам. Это прикольно, но, с другой стороны, придется базарить за все эти старперские темы, философствовать, говорить, что в наше время, конечно, было лучше, веселее и моднее, но… зачем говорить о каком-то другом времени, когда ВСЕ время принадлежит мне? В общем, идея с заменой паспорта не канает. В этом нет будущего. И… как-то сложно все.
Родился я в Питере, а не в Москве, в восьмидесятом, в центре города. Кирзачи и телагу видел по телевизору два раза и еще пару-тройку раз на стройках коттеджей у папы или у своих знакомых. Клей нюхал два раза в восьмом классе. Не прикололо. Про Брежнева рассказывал папа (не уверен), в одиннадцать лет я палок не кидал, зато нехило дрочил на шведскую «Magma Private», а это покруче, чем тюрить неумелый секс с прыщавыми одноклассницами. Уж в чем в чем, а в порнухе-то я разбираюсь (признаться, сам подумываю снять что-то подобное). В качалку не заходил, да что там — меня и в фитнес не заманишь («Петровка-спорт» — 50 процентов скидки, «World Class» — бесплатно, — у меня там знакомый менеджер). Зато в свои одиннадцать я уже лет шесть как заходил завтракать с мамой в гранд-отель «Европа» (но это к слову). Пошел в школу, где мог бы отлично учиться ввиду того, что «этот мальчик из хорошей семьи, его папа…», хотя учителя почему-то это по достоинству не оценивали. Отчасти сие объяснялось пролетарским происхождением учителей, а отчасти (и главным образом) моей ленью и неусидчивостью. В общем, все было неплохо. С трояков я не слезал. Зато и на героин не подсел.
Потом папа стал слишком много зарабатывать, что слишком мало стало устраивать маму, которая продолжала тянуть на себе всю бытовуху и выслушивать его монологи о собственной избранности. Начались мелкие ссоры, напоминавшие бои местного значения, потом крупные скандалы, потом швыряние друг в друга антикварной посудой, доставшейся от бабушки. Мама начала больше работать, папа стал еще больше гулять. А кто обещал быть буддийским монахом? Становиться хорошим/ей мужем/женой также никто не клялся на крови.
Потом между драгоценными родителями выросла тонкая (шириной в стодолларовую купюру) стена непонимания, постепенно разросшаяся до ширины стены Кремлевской. Папа переехал в Москву, а мама перефразировала известную цитату: «Я счастлив, Горький, что живу с вами на одной планете!» до такой степени, что та зазвучала как: «Я не могу сказать, дорогой супруг, что счастлива жить с вами в одной стране». И уехала в США. Куда, ввиду своего малолетнего возраста, был увезен и я.
Купил боксерские перчатки, спиздили в школе.
Пиздец был Витьку и Коле.
Линолеум, пятна крови, поставили на учет.
Ночью взломал бытовку, от пацанов почет.
Время течет…
В Штатах опять школа. Если в Ленинграде я учился в английской спецшколе при Академии наук, то в Америке попал в самую страшную из всех школ района — школу имени Мартина Лютера Кинга. В Америке гуляет шутка: «Если где-то рядом есть надпись «Martin Luther King» — надо бежать». Это потому, что надписи такие, как правило, в самых ужасных черных районах, куда белые дети попадают редко. Но мне «повезло». Мама зарабатывала копейки, и нам ничего не оставалось, кроме как снимать квартиру (если это можно назвать квартирой) в самой отстойной части города…
Пора бы и в душ, смыть следы ночного города и все такое. Вообще вода — это хорошо. Последнее время от депресняка только душ и спасает. Солярий еще. Интересно, сколько стоит домашний солярий? Я бы из него не выходил. Устроил бы Доминиканскую Республику в отдельно взятой квартире. Чего-то голова уже слишком грязная. Как у шахтера, не иначе. С другой стороны, чем я не шахтер? Забой вчера был такой, что крыша клуба чуть не рухнула, похоронив под собой всю нашу бригаду. Блин. Кстати о «Крыше». Не стоило, ох, не стоило мне вчера так энергично танцевать с этой Нелей. С другой стороны, Вова должен был раньше сказать, что она девушка Шамиля. Ну, Неля, ну виделись где-то, «лицо жены хозяина нам знакомо», и все такое. Фигурка хорошая, грудь там, сапоги «Gucci», вроде знакомая, реально. Опять же «не помню, откуда помню». Я что, все про всех знать должен? Или всех помнить? Тем более наощупь!
Я же не справочная! В общем, неприятно. Черт знает чего у этого Шамиля на уме! Да я вроде и не делал ничего такого. Да… «Лицо жены хозяина нам знакомо… Выстрел — кома». Тьфу-тьфу-тьфу. По башке еще надо постучать. По Володиной. Надо же предупреждать! Ладно, отоврусь, если что. Скажу, пьяный был или обознался, пообещаю фотографии в светскую хронику тиснуть — и все дела. Сыграем на тщеславии.
Черт, уроды! Ну почему? Почему, если ты намылил голову в 2007 году, в квартире, находящейся практически в центре столицы нашей Родины, то шансы пятьдесят на пятьдесят, что горячую воду не выключат? Как-то сложно все, понимаете? Как-то очень сложно. На, сука! Ой…
Эй, там! А холодную-то воду зачем? Ну жахнул я по крану, и что такого? Кран-то мой! Хочу — ломаю, хочу — нет. Эй вы, мутанты! Включите воду! Уже все равно какую! У меня глаза щиплет! Нащупать бы полотенце да посмотреть ясными глазами на все это безобразие. Да, прикольный видок. Так, что ли, пойти? Скажу, новый гель, за стольник. Ага. Это он не на мыло похож, идиот, а на разводы от кокса, врубаешься?
Потекла… Правильно… Пока не применишь силу, не поймут. Национальная особенность. Теперь быстренько смыть, сделать все свои дела и рвать отсюда когти, пока снова не закрутили водяные гайки.
Так… На чем я, собственно, остановился? Ах, да! Первый день в школе запомнился мне навсегда. Оказывается, вся совковая система изучения иностранных языков была нацелена на то, чтобы человек знал правила, а говорить не мог. То же самое случилось и со мной — я знал все глаголы и времена, а банально ответить в школе на вопрос «Do you want milk or water?» не мог. А еще оказалось, что я — единственный белый в классе. Все остальные были неграми или латиносами. Вот я и получил свой «welcome gift» на игровой площадке. Меня избили сразу пять или шесть негритосов. Я этого не стыжусь, потому что хотел бы посмотреть на вас, когда шесть огромных негров с криками «white boy!» накидываются и начинают бить ногами. Что, все себя Чаками Норрисами почувствовали? А зря…
С каждым ударом по почкам у меня темнело не только в глазах, но и в сознании, где пачка жвачки и пара фирменной джинсы постепенно терялись в океане ненависти и голода, который очень четко обрисовывался за бортом моего корабля.
Пусть не врут эмигранты, живущие на «welfare» (гособеспечении), что в России зоновские понятия, а на Западе — свободы полный край. Полная лажа. В школе нам давали двадцать талонов в месяц на еду. Каждый талон пронумерован и датирован, и его можно было обменять на ланч. Выбора блюд не существовало — ты стоял с подносом, и тебе клали на него то, что сегодня включено в одновариантное меню. Американский бюджет рассчитывал размер порций, видимо, опираясь на данные по белым дистрофикам, потому что неграм, которые в тринадцать лет владели баскетбольным мячом лучше всей сборной СССР, этой порции явно не хватало. А нехватка еды всегда отражается на настроении человека. У нас в школе драки за ланчи были регулярными. Били «bully» — крупные негритосы, отнимавшие еду и деньги у более мелких. Я оказался в числе мелких, потому что сравнивать советского мальчика, сына врача и учительницы, со зверьем, происходящим от африканских рабов, по меньшей мере глупо. Первую неделю я вообще оставался голодным, а потом увидел, что более слабые ребята плевали на свои ланчи, чтобы их не забрали «bully». В общем, вначале я не мог преодолеть омерзения, а потом понял, что еда вкуснее голода, и начал плевать. Обеды отнимать прекратили. Я начал есть и драться на равных. Сантиметр за сантиметром моя кожа менялась на жесть (кстати, так надо будет написать в автобиографии или интервью «Esquire»).
Так, чего-то жрать хочется. В холодильнике — опять сок и кола. Сок и кола. Кола и сок. Тут чего, Кейт Мосс живет или кто? Холодильник топ-модели. Надо еще шприц туда положить. Андрей, вы на диете? Да, я ем только героиновый шик. Это что, новая диета такая? Типа кремлевской? Нет, типа гарлемской. Интересно, я же вчера приехал с коробкой суши. Или мне показалось? Или я вчера реально приехал, а? Так… пойдем по комнатам… вот она, слава роботам! Все-таки вчера мой внутренний винчестер не накрылся. Ужас какой, придется жрать сухими, ничего не поделаешь. «Педигрипал», не иначе.
Короче, флавишей ефкейп мне фувыли иги, фрифизеные вавой из саша, то есть, я хотел сказать, что клавишей Escape мне служили книги, привезенные мамой из Russia (просто есть очень хочется).
Книги привезли в восьми коробках. Были еще американские телесериалы, которые учили меня жизни вместо оставшегося в России отца. Редкие созвоны и новости оттуда ничего не давали, помню, по CNN смотрел, как в Москву вошли танки и стреляли по какому-то «Белому дому» в центре — Москву я тогда еще не очень хорошо знал. Мама благодарила Бога, что мы вовремя уехали, да и я потихоньку начал думать, что драка с негром и кроссовки «Nike Air Jordan» лучше, чем попасть под трассеры в столице моей бывшей родины. Что такое трассеры, я тогда не знал, но их эффект мне продемонстрировал CNN, на ближайшие пять лет отбив желание возвращаться в Россию. Существование в Америке мне вообще мало чем запомнилось: мама на работе, потом мама вышла замуж за советского инженера, поскольку четко уверила себя в том, что простой инженер лучше полулегального миллионера, который утром может присутствовать на Лубянке в качестве почетного гостя, а вечером — в качестве постояльца. С отчимом у них никогда не было любви, просто тупое совковое существование, каковое осточертело маме через несколько лет, и она с ним развелась. Отчим умер через год после развода. Ы-ы-ы-к. Фу, как некрасиво получилось! Это все сухомятка.
Ладно, пора одеваться. Чего бы надеть-то, а? Что на улице? Ага, вроде солнце. На дворе трава, на траве дрова. Витя тоже на траве, а вот Саша уже на трамале, да. Тэкс-тэкс-тэкс. Хдэ жэ кастюм? У меня, кстати, прикольно выходит ростовский говор с «гэканьем». Ну, в смысле прикола, я имею в виду. На людях-то я так не прикалываюсь, только дома, а то много мудаков могут подумать, что я из Ростова, и бросятся на шею с криками «Бра-а-а-а-а-т»!
Опять домработница, эта тупая ослиха, не отнесла костюм в химчистку. Ужас! Простейшие операции доверить нельзя, а вы говорите! Стоп, я же ей денег за месяц не заплатил… вот осел… ну, то есть у меня-то дел побольше, чем у нее, могла бы и напомнить и все такое.
1 2 3 4 5 6 7