– Тогда все понятно, – произносит он наконец, – и отъезд вы с бабушкой придумали, чтобы подальше быть?
Что скрывать – Сережа кивает.
– Дела-а, – задумчиво говорит Олег Андреевич и вдруг спрашивает: – Зачем же ты вернулся? Зачем рассказываешь мне? Ведь если бы ты не рассказал! У тебя полное алиби! Кража произошла вчера… Хотя постой-ка… Вчера тебя действительно не было. Каким поездом ты уехал? Билет сохранился? А сколько ты денег взял?.. Ну дела! – поражается Олег Андреевич, берет телефонную трубку, крутит диск, говорит:
– Семенов! Срочно!
Приходит пожилой милиционер, толстый и растрепанный, с печальными глазами, поглядывает подозрительно на Сережу, а Олег Андреевич ему объясняет:
– Вот грабитель явился. С повинной. Но он утверждает, что взял двадцать девять шестьдесят. А не шестьсот…
Сережа даже подпрыгивает:
– Какие шестьсот!
– Вот такие, – отвечает Олег Андреевич. – Буфетчица заявила, что ограбление было вчера и что взяли шестьсот.
Олег Андреевич и пожилой дядька окутываются черным дымом, Сережа чувствует, что он погиб, причем погиб каким-то странным, невероятным образом, о котором не думал, не предполагал.
– Зачем тебе столько? – спрашивает пожилой милиционер. – Мотоцикл хотел купить?
– Что вы, издеваетесь! – кричит Сережа. – Мне надо было триста. Чтобы отдать им, поняли! Чтоб не унижаться! Вместе с помазком! Со штанами!
Сережу колотит, ему не хватает воздуха! «Боже мой, – думает он, – зачем я бросил в реку эти деньги? Я бы им показал сейчас, сколько там было. Впрочем…» Он неожиданно сникает. Ведь он хотел взять триста. Кому какое дело, что там оказалось мало. Он же все равно украл. Много или мало, какая разница!
– Ладно! – говорит он устало. – Пусть шестьсот!
– Ничего не понимаю, – пожимает плечами растрепанный толстяк. – То отпирается, то признается.
– Погоди, Семенов, – останавливает его Олег Андреевич и велит Сереже: – Ну-ка давай билеты.
Сережа послушно вынимает их.
– Так! – довольно говорит Олег Андреевич. – Пункт первый – не сходится. Приехал сегодня, уехал не вчера, а позавчера.
– Билеты можно достать, – уныло говорит Семенов.
– Верно, – улыбается Олег Андреевич, – достать можно. Кто тебя видел там, в другом городе?
– Колька! – вяло отвечает Сережа.
– Вот это дело, – ухмыляется Семенов, – фамилия, имя, адрес?
Сережа понуро объясняет. Стыдища-то какая. Теперь Кольку станут таскать. Комендантшу в его общежитии – у нее они спрашивались ночевать. Каких-то людей в чужом училище, которым Колька Сережу показывал, как брата представлял…
– Ну а деньги-то? – спрашивает Олег Андреевич. – Те, что взял, – истратил?
Сережа мотает головой. Рассказывает про платок. Про мост. Снова клянет себя, зачем выбросил.
– Тебе везет, – говорит Семенов и предлагает Олегу Андреевичу: – Иду, ладно? Звоню в ОСВОД. – Потом поворачивается к Сереже: – Место покажешь?
Они едут втроем в милицейском «газике», и Олег Андреевич подробно расспрашивает про Литературу, про размен, про доплату, на которую соблазнилась бабушка.
Сережа рассказывает про то утро, про прощание с великом, про ласты и боксерские перчатки, про авоську с тяжелым арбузом…
– Успокойся! – велит ему Олег Андреевич.
– Ничего, парень! – оборачивается растрепанный толстяк. – Ты вот зря скис! Зря на такой шаг пошел озлобясь. Я понимаю, ненависть тебя захлестнула, но ты не маленький, должен знать: не все люди добрые. Да и не должны быть все! Добро ведь только рядом со злом разглядеть можно. И отчаиваться нельзя. Тебе жить да жить… Привыкай к тому, что встретишься с дрянью не раз. От дряни не киснуть надо, не отчаиваться – воевать с ней!
Олег Андреевич треплет Сережу за шею, улыбается ему.
– Слышишь, – говорит он, – что следователь Семенов тебе говорит. А он на этом деле зубы съел.
На мосту они выходят, Сережа ведет к тому месту, где бросил платок. Внизу тарахтит катер с аквалангистом.
Семенов указывает место, куда надо нырять, кричит, сложив ладони рупором:
– Белый платок, узелком. Песком занести не могло. Позавчера брошен. Отсюда – и вниз по течению!
Аквалангист кивает головой, осторожно спускается в воду. Пузыри вспениваются над ним.
– Холодна водичка, – говорит, вздрагивая, Семенов и спрашивает: – Что будем делать, если не найдут?
– Хитер же ты, бестия! – смеется Олег Андреевич. – Спрашиваешь, а сам лучше меня на сто ходов вперед все уже разложил, коли Сереже поверил. – И спрашивает: – Поверил?
Семенов подходит к Сереже поближе, заглядывает ему в лицо, говорит неожиданно:
– Ответь, пожалуйста, милый друг, мне на один вопрос. Как ты из училища уехал? Тебя кто надоумил или сам?
– Надоумил, – отвечает Сережа. – Мама. Я ее голос услышал! – говорит Сережа. Глаза у него наполняются слезами. – Помните, – спрашивает он Олега Андреевича, – она стихи читала? Про гранат? Они записаны на пленку. И пленку вдруг включили…
Они молчат.
– Эх, милый! – говорит Семенов негромко.
Вода вскипает от пузырьков, из глубины появляется аквалангист, его подхватывают с катера.
«Не нашел!» – обрывается у Сережи сердце.
Аквалангист снимает маску, достает изо рта дыхательный шланг и поднимает над головой маленький комочек.
– Один – ноль, – говорит Семенов и вновь разглядывает Сережу. – Крепись, милый, раз выбрал честность, – произносит он. – Не так это легко и просто. Придется тебе и потерпеть и пострадать…

11

И вот суд.
Маленькая нечистая комната. Унылые зеленые стены. Ряды стульев, сколоченных вместе, как в кино.
У задней стены – длинный, как для президиума, стол, покрытый зеленой материей с чернильными пятнами. За столом женщина с усталым лицом и короткими волосами. Это судья. Еще две женщины рядом – заседатели. Четвертая, у краешка стола, приготовила бумаги: будет писать, секретарь.
Сережа сидит вместе со всеми. Хотя он подсудимый, а для подсудимого есть особое место за деревянной огородкой, судья его туда не зовет.
Хриплым голосом она читает бумагу, где записано все, как было, потом просит Сережу встать, подойти поближе, спрашивает, верно ли она прочитала.
Сережа кивает.
– Сергей Воробьев, – говорит она заседателям, – сам сообщил о краже. Необходимо отметить, что благодаря заявлению буфетчицы Селезневой, сделанному ею в корыстных целях, на Воробьева вообще не падало подозрения. Однако он глубоко прочувствовал свой проступок и явился с повинной в органы милиции. Что же касается Селезневой, на нее заведено особое дело.
Женщины кивают, соглашаясь с судьей. Сереже разрешают сесть, он отворачивается от зеленого стола и видит сосредоточенные, напряженные лица.
Исстрадавшуюся бабушку, Галю с округлившимися глазами. Тетю Нину, которая в волнении теребит платок. Олега Андреевича в строгом парадном мундире. Растрепанного Семенова…
Странно, в нем нет стыда. Не осталось ни капельки. Только волнение.
Будто перед ним река, большая река – широкая, с быстрым течением. Он вошел в эту реку, плывет через нее, и все знают, что ее проплывают только взрослые. Но он плывет, ему нужно ее переплыть. А эти люди стоят на берегу, мучаются, страдают, переживают. Каждый хотел бы ему помочь, но это запрещается правилами. Он плывет сам. И остальные могут только смотреть…
Сережа садится.
– Слово защитнику, – говорит судья.
– Защитником в этом деле, – говорит, поднимаясь, Олег Андреевич, – стал сам Сережа Воробьев.
Олег Андреевич проходит на середину комнаты, смотрит на крайние стулья, где сидят Литература и Никодим. Пришли. Могли бы не приходить, но пришли, похлопали Сережу по плечу, сказали пустые слова, отсели в сторонку, чувствуя неприязнь остальных. Свидетели. Подтвердили, что доплатили триста рублей. Расписались под бумагами, а теперь вот сидят, наблюдают.
– Я не могу защищать Сережу, – говорит Олег Андреевич. – Он украл, сделал это преднамеренно, и, по собственному его признанию, только случайность спасла его от большего преступления: в кассе осталось двадцать девять рублей шестьдесят копеек. Но остановимся на точной сумме, которая была ему нужна. Почему именно триста рублей? Почему остальные деньги, если в кассе будет больше, он хотел тотчас вернуть буфетчице, как собирался вернуть позже и нужные ему триста. Каков умысел и какова личность виновного – вот главные вопросы этого дела.
Олег Андреевич говорит сдержанно, кратко, строго. Он рассказывает про маму, про Сережу, про недолгое счастье, про размен и злополучную доплату…
Олег Андреевич садится.
– У мальчика нет родителей, – негромко говорит судья. – В таких случаях мы предлагаем помощь, выясняем, способен ли опекун обеспечить правильное воспитание и может ли обеспечить материально.
– Не отдам! – вдруг кричит бабушка. – Не отпущу!
Судья поднимает руку, успокаивая ее.
– Но я хорошо изучила дело, – продолжает она медленно, – и, хотя это противоречит моим обязанностям, предлагаю такой вопрос не ставить. – Она молчит, чуть хмурясь. – Однако мой долг, – строго говорит судья, – заставляет сказать и несколько неприятных слов. Олег Андреевич защищал Сережу Воробьева. Разобрав это дело, я понимаю, что мальчик оказался во власти обстоятельств, подняться выше которых у него не было ни сил, ни житейского опыта. Но разве это прощает Сережу? Мои слова обращены к тебе, Сережа. Ты совершил преступление. Маленькое или большое – это неважно. И ты не совершил бы его, если бы верил друзьям. Друзья у тебя есть. Они сидят здесь…
Судья собирает бумаги и выходит, следом за ней идут заседатели и секретарь.
Тихо. Все молчат.
И вдруг открывается дверь. На пороге Андрон. Его глаза растерянно бегают, он кого-то ищет. Находит – идет к Сереже, съежившись, опустив плечи.
– Сергуня, – говорит он. – Ты вот деньги тогда искал. Трех-то сот у меня нету, возьми хоть полста.
Он протягивает красные бумажки. Сережа улыбается ему одними глазами: эх, Андрон, путаный человек, спасибо тебе, а вслух говорит:
– Теперь уж не надо. Теперь я сам должен.
Краешком глаза Сережа видит, как встает с крайних стульев Вероника Макаровна, как крадется на цыпочках к двери, хотя сейчас ведь перерыв и можно ходить смело. За ней выходит Никодим. Сережа смотрит им вслед с усмешкой, оба они кажутся ему какими-то неудачниками, что ли. Ему даже жалко их – учительницу, ковыляющую на тонких каблуках, и серого, невзрачного Никодима.
Судья и ее помощницы возвращаются.
Все встают.
– Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, – торжественно произносит судья, – суд приговорил Воробьева Сергея Петровича, одна тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года рождения, к одному году лишения свободы.
В Сереже словно лопается какая-то струна. Он даже слышит этот странный, звенящий звук…
– Решил… на основании статьи… Уголовного кодекса наказание считать условным с испытательным сроком…
– Неправильно! – растерянно говорит Андрон. – Дайте лучше мне, старому дураку!
Сережа думает, судья сейчас возмутится, обругает Андрона, но она разводит руками.
Вот и все, думает Сережа, вот и все.
Кончился обман…

12

Обман кончился… Что теперь?
В тишине всхлипывает бабушка.
– Чего дальше-то! – говорит она. – Может, обратно в училище? Там все же Колька…
– Или в школу? – предлагает Галя.
Сережа сидит, повесив голову. Он чувствует, что-то произошло. И с ним, и с ними. Словно он после приговора судьи внезапно заразился проказой – есть такая неизлечимая болезнь. И его жалеют. Выдумывают срочно глупые лекарства. А он-то, дурак, думал, все будет наоборот. Он сразу поправится. Вылечится от обмана. Засмеется освобожденно, вздохнет легко, побежит бездумно по улице, как когда-то, как прежде…
– Не знаю, – говорит Олег Андреевич и улыбается смущенно, – что и делать. То ли сочувствовать, то ли поздравлять.
Он смотрит на них. Странно все-таки устроены люди. Вот только что друзья ему речку переплыть помогали. И знали, к чему он плывет. А когда доплыл – смущенно молчат. Видно, уж так всегда. Какая бы правда ни была, если за нее осудят, не обрадуешься.
Он поднимается.
– Раз меня осудили условно – это значит поставили условия. Словно в задаче, – задумчиво размышляет Сережа, – даны условия, надо найти ответ. Вот я и не хочу, – он оглядывает всех внимательно, – не хочу, чтобы этот ответ нашли вы. Хочу сам.
Он медленно поворачивается, идет к выходу. Плотно притворяет за собой дверь. Выходит на улицу.
Воздух врывается в него, заполняет легкие, обдувает лицо.
Вместе с ветром летят капли мелкого дождя.
Сережа не отворачивается от него.
Он закрывает глаза и чувствует, как постепенно лицо становится мокрым.
«Вот и все, – думает он. – Теперь надо жить дальше…» В сущности, он только повторяет то, что, всхлипывая, сказала бабушка, но тогда это говорила бабушка. Теперь думает он.
Он думает сам и не хочет, чтобы кто-нибудь думал за него.
Сережа глубоко вздыхает и чувствует на плече тяжелую руку.

13

Он открывает глаза.
Перед ним стоит летчик в синем плаще и форменной фуражке. Герой Доронин! Однофамилец артистки.
– Что же обманул? – спрашивает он строго. – Сказал, четвертая квартира…
Сережа опускает голову.
– Зачем вам? – говорит он.
– Ну ладно, – говорит летчик, трогая большой нос, – хватит хныкать! – В голосе его едва слышимая ирония. – Своего добился, и правильно. Перестань оборачиваться. Смотри вперед. – Он хлопает Сережу по плечу, идет к машине, которая стоит в стороне.
И вдруг у Сережи начинает бешено колотиться сердце. Он срывается с места и бежит к «Жигулям».
Это как в школе. Отвечаешь урок, который отлично выучил, и сердце бьется от уверенности, от предчувствия. Вот закончишь сейчас, и тебе поставят пятерку. Уверен в этом. От этой уверенности все тело становится легким и солнечно на душе.
Сережа бежит к машине, распахивает дверцу и говорит:
– А вы? Зачем приезжали?
Ведь не может же Доронин просто так его искать.
Летчик улыбается. Толстое лицо его становится добрым от морщин, бегущих к вискам. Он теребит свой нос, растягивает толстые губы, включает двигатель.
Сердце колотится, а летчик молчит.
Он сейчас что-то скажет. Хорошее. Просто замечательное. То, что ждет Сережа.
Но резко сжимается сердце.
– Подождите, – говорит Сережа, меняясь в лице, – я вначале вам должен… Мне дали год условно!
– Не имеет значения, – отвечает летчик, разглядывая Сережу и по-прежнему улыбаясь. В глазах его бегают искорки.
Сейчас, сейчас… Сейчас он скажет…
Сейчас он скажет что-то такое, что изменит всю Сережину жизнь…
Всю жизнь!
Жизнь эта не будет без облаков, как не бывает без облаков небо.
Но – помните? – ведь это к облакам струятся от земли невидимые воздушные потоки.
Они поднимают в высоту модели, планеры и людей.


Комментарии.

Обман. – Впервые повесть опубликована в журнале «Юность», 1973, № 8 – 10. Затем – в книге «Семейные обстоятельства» (М., Молодая гвардия, 1974).
«Альберт Лиханов не боится острых ситуаций и горькой правды. Он боится, как и его герои, только одного – обмана, лжи, – писала в связи с выходом повести Л. Матвеева в журнале «Семья и школа» (1975, № 7). – Его подростки живые, они колючие и часто нескладные. Они делают открытия, иногда им трудна и непосильна правда, но ребята не хотят отвернуться от нее, зажмуриться.
Это и есть, мне кажется, кредо писателя. Не хочешь обмана – сам будь честным и высоким. Борись с темным в себе и в других».
Как на важную особенность лихановской прозы, критика указывала на ее обращенность сразу в два адреса: к юным читателям и их взрослым наставникам. «Мы, взрослые, привыкли относить влияние детских книг только на тех, для кого они непосредственно создаются. Книги же Лиханова принадлежат к тем «зловредным», которые доставляют взрослому читателю – отцу, матери, учителю, одним словом, воспитателю – немало беспокойных часов размышлений о себе и своем сыне, дочери, ученике. Часы эти могут быть часами страстного спора с автором, несогласия с ним. Но в любом случае время, проведенное за его книгой, не проходит бесследно» (Шумихин В. Уроки нравственности. – Кировская правда, 1975, 13 июня).
В 1976 году режиссер А. Бородин поставил в Кировском театре юного зрителя по пьесе А. Лиханова, представляющей инсценировку повести, одноименный спектакль.
«Обман» – тревожный и сильный спектакль о том, как подросток обманулся во взрослых. Как очень много хороших, неплохих и не очень плохих людей проглядели маленького человека», – писал А. Смелянский («Товарищ подросток». – Комсомольская правда, 1977, 14 мая).
Г. Владимирова в рецензии на постановку («Подросток в мире взрослых». – Советская культура, 1977, 12 апреля) отмечала:
«А. Лиханов своей пьесой вводит нас в самую трудную сферу воспитания – в сферу семейного быта со всеми его неожиданностями… Но суть спектакля… не в этих перипетиях нелегкого отрочества. Суть в том, как самоутверждается человек, попавший в очень трудные жизненные обстоятельства».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17