Завидев направленные на него пламегасители тупорылых «акаэсов», он обрадовался, сочтя этот привет с родины добрым предзнаменованием; произнеся непонятное приветствие «Бон суар, граждане духи», он без сопротивления дал себя обыскать и тоже присел у комелька погреть руки. Фрименские рейнджеры, посмеиваясь над налитым водой пришельцем из другого мира, неспешно беседовали на варварском арабском, решая, как поступить с пленником: забрать только вещи и прикончить на месте или все же доставить к Алие — вдруг что-то знает. Звали их Азиз и Аристарх. Они очень удивились, когда незнакомец неожиданно обратился к ним на их родном языке без малейшего акцента:— Спасибо, ребята, за гостеприимство, но мне пора, — сказал отогревшийся Синельников, и дальше начались чудеса, потому что Азиз вдруг оказался лежащим на песке лицом вниз с довольно болезненно заломленной рукой и чужой ногой на спине, а ствол его автомата уперся прямо в физиономию Аристарха.— Ты, дядя, ножичек-то брось, — дружелюбно предложил Синельников. — И жив останешься. А то не скоро племя получит твою воду… И ты, земляк, полежи спокойно, а то я огорчусь и тебя огорчу… невыносимо.Синельников отложил «акаэс» и вновь занялся укладкой своих вещей. Фримены не шевелились — они были настоящими детьми пустыни, и в четверть секунды осознали ту истину, что вооруженный или безоружный, стоя к ним спиной или как угодно, этот человек в любом случае держит в руках их жизни. Закончив собираться, Синельников заглянул в походный скарб хозяев и тут же присвистнул:— Ничего себе, «ройалы»! Господи, прелесть какая… Эй, борода, к ним патроны продаются?— Продаются, — едва заметно кивнул Азиз и растопырил пальцы в знак того, что не замышляет ничего худого.— Здорово… Не могу удержаться, вот уже и седой стал, а все ума не прибавилось… Не обижайтесь, ребята, винтовки вам, конечно, оставлю, а эти штуки заберу. Считайте, что купил, вот двести солариев, должно хватить…Здесь, однако, плавное течение беседы прервалось. Раздался звук, который невозможно спутать ни с чем другим — гул дрожащей земли и нарастающий шорох осыпающегося песка. В серебряном лунном свете на людей надвигался холм, катился четырехметровый песчаный вал, словно одна из дюн, обезумев, вдруг понеслась по пустыне со скоростью девяносто миль в час. Это приближался Шай-Хулуд, владыка Арракиса; страшной концентрации дух спайса в смеси с кислородным выхлопом ударил в ноздри. Фримены прянули в сторону и, не решаясь подняться, поползли прочь на четвереньках, волоча за собой ездовые крюки и предпочитая смерть от пули кошмарной гибели в пасти червя. Синельников обернулся.— Боже, да что же за вонища… Спокойно, парни, это за мной… моя лягушонка в коробчонке едет… Пушки ваши я тут положу, а печурку свою приберите, неровен час, запорошу…Роковая гора была уже рядом, почва тряслась под ногами, фримены, повернувшись, ждали неминуемого финала, но тут произошло чудо, какого никто не видывал с сотворения мира. Чужеземец небрежно поднял руку — гул стих, вал остановился и осел. Открылась чешуйчатая, страшная и громадная, как землепроходческий щит, морда червя — и червь этот стоял и ждал. У Азиза и Аристарха отвисли челюсти; бедуины, вцепившись пальцами в заледенелый песок, смотрели, дико выпучив глаза.Синельников бросил автоматы, совладал с непослушной лямкой рюкзака и подошел вплотную к червю. Азиз тихо захрипел. Без крюков, неловко хватаясь за щербатые бугры чешуи, неизвестный влез на почти пятиметровую высоту и принялся выискивать место поудобнее.— Не продыхнуть, — пожаловался он сверху окостеневшим фрименам. — Ну, ребята, бывайте. Как будущий святой отшельник, заранее отпускаю вам грехи.Тут к Аристарху вернулся дар речи. С невиданной быстротой побежав на карачках, он кинулся вперед, по дороге на мгновение запутался в автоматных ремнях, остервенело дрыгнул ногой и полузакричал-полузашипел не своим сиплым голосом:— О Великий! Что мы должны знать? Открой, скажи твоим рабам, чему ты учишь, что… что проповедуешь?Синельников пришел в некоторое замешательство. С одной стороны, ему было приятно, что его отшельничество с первых же шагов имеет такой успех, с другой стороны, он был совершенно не готов к тому, что нужно будет что-то проповедовать. Но назвался груздем — не говори, что не дюж. Владимир крепко поскреб щетину на подбородке.— Я не проповедую, я исповедую, — ответил он. — Исповедую пустыню. Вот так.— А когда, — не унимался Аристарх, — когда ты явишь нам свет твоего учения?Синельников окончательно смутился.— Ммм… Там видно будет, — промычал кандидат в отшельники и пнул ближайший гребень. — Давай, камазер…Пустыня дрогнула, и червь, вздымая песчаную волну, унес новообретенного святого прочь, а двое фрименов остались стоять на коленях с разинутыми ртами.Через три часа в одной из карамагских пещер они точно так же стояли перед Алией, и Аристарх рассказывал с горящими глазами:— И я спросил: «Скажи, в чем смысл твоего учения?» И он ответил: «Вы отступили от обычаев пустынной жизни бедуинов, в мерзости городов вы осквернили священные традиции предков — вернитесь, исполните древние заветы, или сгинете без следа!» И я спросил: «Когда ты явишь нам свои откровения?» И он ответил: «Я жду видения — оно придет, и я буду знать, когда открыть вам истину». После этого он произнес слова власти Шай-Хулуду на неизвестном языке и исчез из глаз. Азиз подтвердит все, что я сказал.Азиз страстно закивал, с трепетом глядя в серые глаза владычицы. Алия размышляла недолго.— Я хочу его видеть. Найдите и приведите ко мне. Уговаривайте вежливо. Джемаль, Лола, приготовьтесь. Возможно, здесь скрыт какой-то обман.— Это настоящий святой, — покачал головой Аристарх.— Я поняла, Аристарх. Можешь идти.
Цепочка фрименов втянулась в полукруглую циркообразную впадину внутри скалистого островка среди барханов. В полумраке меж каменных стен звучно отдавался скрип песка под подошвами.— Да куда же он делся? — сказал тот, что шел впереди. Он опустил маску и хмуро озирался. — В землю ушел?— Он человек видный, рослый, — с уважением произнес шедший сзади Аристарх.— Эй, ребята, потеряли чего?Все подняли головы. Прямо над ними, уютно устроившись в узкой расщелине, развалился Синельников, положив перед собой руки — раритетные длинноствольные «ройалы» с коробчатыми магазинами недоверчиво смотрели вниз парой черных стальных глаз.— Он? — почти беззвучно спросил первый фримен.— Ага, — восторженно признал Аристарх.Фримен сдержанно поклонился, упершись подбородком в водоводную трубку на левом плече.— Я Джемаль, это мои люди. Наша госпожа, милостивая Алия, приглашает тебя для беседы.— Мы что, родственники? — поинтересовался Синельников. — Почему на «ты»?— Приглашает вас, — мрачно поправился Джемаль.— Чувствую, Джемаль, чем-то я вам не нравлюсь. Ну да ладно. Синельников, Владимир Викторович, без определенных занятий. Водички дадите? Литра полтора. У меня кончается.— Вы гость.— Ладно, сейчас.
Они долго поднимались по вырубленной в отвесных скалах лестнице, потом шли по узким коридорам с уходящими во мрак неровными гранями потолков; в крохотном тамбуре, похожем на замочную скважину, у Синельникова деликатно отобрали все оружие, и затем он очутился в зале, где еще находилось человек двадцать народу, горели светильники и у противоположной стены, в центре, в кресле с намеком на трон, сидела девушка в традиционном фрименском наряде с богатой и сложной вышивкой. Наступила тишина.— Так, — прервал молчание Синельников. — Бал-маскарад. Просто чувствую себя Жанной д’Арк. Орлеан взять не надо? Мадмуазель, у вас красивые глаза, и все остальное, наверное, не хуже, но вы не Алия. Впрочем, думаю, Алия где-то недалеко. Вы, ребята, сдурели. Вы радио слушаете? У меня вот есть приемничек. Вас ищет вся императорская армия. Каким местом думаете? Сидите здесь, по моим скромным подсчетам, как минимум, тридцать шесть часов. Над вами трижды прошел спутник с сенсорами. Не хочу никого обидеть или показаться бестактным, но большинство из вас уже покойники. Или надеетесь, что Муад’Диб станет церемониться?Группа стоявших слева от кресла расступилась, и на середину зала вышла Алия — в обычном стилсьюте с распахнутым верхним коконом.— Да, этот носик не обманывает, — сказал Синельников. — Давненько мы не виделись. Ты выросла.— Я узнала тебя, — ответила Алия. — Ты Брэдли, резидент Крэймонда. Что ты делаешь здесь?— Ничего не делаю. Отдохновения ищу. От трудов праведных. Алия, если у тебя осталась капля благоразумия, плюнь на эти китайские церемонии и беги.— Об этом съетче не знает никто, — холодно отозвалась Алия. Его нет ни на одной карте. И мы за пределами владений императора.— Рехнулась девка, — пробормотал Синельников. — Что значит — никто? Вас тут сорок человек — или, скажешь, я их во сне вижу? Они-то знают? Знают сорок, знает и сорок первый — и кому он успел рассказать? Какие тайны в наше время, опомнись!Тут прорвало Джемаля.— Как ты смеешь так разговаривать с госпожой? Кто ты таков?Синельников только отмахнулся.— Уймись, носач. Ты сам-то думаешь о чем, или нет? Защитничек хренов…Взгляд Джемаля стал бешеным, и он вдруг раскинул руки в стороны, словно собираясь обнять весь мир. Повинуясь этому знаку, к нему с двух сторон подскочили помощники и, ухватившись за рукава, начали стаскивать с него стилсьют.— Канли амтал, — прошипел Джемаль, щеря крупные белые зубы под стриженными усами, жесткая черная прядь, упав вдоль длинного хищного носа, перечеркнула смуглое лицо. — Ты мне ответишь по обычаю!Через минуту он уже стоял перед Синельниковым в одной набедренной повязке и со священным крис-ножом в руке, пожирая противника ненавидящим взором.— Вот дуралеи-то, — сокрушенно вздохнул Синельников. — Нашли время. Алия, это обязательно?Алия в чуть заметной растерянности шевельнула плечом и, отойдя назад, что-то неслышно сказала на ухо Джемалю. Тот и бровью не повел.— Нож его дайте!Синельникову принесли отобранный у него штык-нож от винтовки М-16, который он, после многолетних экспериментов, предпочитал всем диверсионным разработкам и ухищрениям. Повертев клинок в руках, Владимир засунул его сзади за пояс.— Защищайся! — сквозь зубы приказал Джемаль.— Да защищаюсь я; давай, дядя, не тяни, вот тоска, — сказал Синельников. Снять стилсьют он отказался и спокойно стоял на месте, устало глядя на распалившегося фримена. Джемаль, слегка пригнувшись, по-змеиному раскачиваясь из стороны в сторону и перекидывая нож из ладони в ладонь, некоторое время двигался по кругу, и затем прыгнул с обманным поворотом, молниеносно выбросив руку с ножом.А вот дальше произошло непонятное. Большинство присутствующих не увидело вообще ничего; некоторые потом (и очень потом, надо заметить) уверяли, что Синельников сделал ладонями такое движение, словно собирался плыть брассом, — так ли, нет ли, неизвестно, но главное, что Джемаль вдруг оказался в воздухе, причем вверх ногами, и в такой позиции спиной вперед пролетел метра два, после чего грянулся об пол, подняв облако пыли, но, к своей чести, ножа не выпустив.— Ты полежи, отдышись, — приветливо предложил Синельников, стоявший без перемен на прежнем месте. — Да, братан, не учили тебя по Кадочникову. Ну что же ты… — он повернулся к Алие. — Какие глаза. Потрясающе. Не бывает таких у людей. Как ты с такими живешь?В этот момент пришедший в себя Джемаль ринулся в новую атаку. На сей раз многим удалось разобрать, что к чему Левой рукой Синельников произвел движение уж и вовсе легкомысленное, будто отгоняя муху, но Джемалова кисть с смертоносным зубом-лезвием отлетела куда-то вверх и в сторону, а правой Синельников сделал что-то наподобие танцевально-приглашающего жеста, вызывающего в памяти ирландскую чечетку Майка Флэтли, вот только вместо развернутых пальцев здесь был страшенный мосластый кулак, в конце изящной траектории с хрустом врезавшийся в лоб Джемаля Кряжистый начальник охраны приподнялся на цыпочки, по его телу прокатилась волна, словно ему вздумалось изобразить не то бандерильера перед ударом, не то вымпел на ветру, у фримена подогнулись колени, и он повалился на бок, а затем на спину. Нож отскочил под ноги зрителям.— Канли закончено, — объявил Синельников. — По моей вере бить лежачего не позволено, а ведь я теперь, как-никак святой отшельник. Что-то, правда, не очень пока выходит…Алия склонилась над упавшим.— Умер?— С какой стати? Минут через пятнадцать очухается, ну, голова денек поболит…Джемаля унесли, Синельников с беспокойством огляделся.— Алия, извини, за компанию, говорят, и жид крестился. и монах женился, все вы тут милые, обаятельные люди, но помирать с вами за компанию я не хочу. Мне обещали воды, и верните мои пистолеты, я пойду. В последний раз советую…Но досоветовать Синельников не успел. Как раз в эту секунду загрохотало. Левая, наружная стена выпустила дымно-щебне-огненные пальцы, пальцы эти мгновенно пронизали все пространство и, врезавшись в противоположную стену, изрыли ее безобразными кратерами, извергнувшими потоки каменного крошева. Попавшихся на пути раскромсало и расшвыряло, кровь и клочья тел брызнули во все стороны; после второго залпа стена пошла осыпающимися дырами и начала проседать, увлекая за собой ближнюю часть треснувшего пола.За эти краткие мгновения Синельников успел на удивление много. После первых же выстрелов, упав как подкошенный, он быстро скользнул в тот тесный тамбур, где его недавно обыскивали — непробиваемую толщину стен этого игольного ушка Владимир машинально отметил еще тогда. Прижимаясь к скале, чтобы не попасть под секущие осколки — по ту сторону скважины тоже бушевал ад, — он подобрал с пола рюкзак и две длинноносых кобуры, потом с тоской обернулся, прислонился затылком к камню и даже зажмурился на несколько секунд, еле слышным шепотом спрашивая сам себя: «Володя, Володя, что ты делаешь?» — бросил рюкзак и, не вставая, перекатился в зал, где в столбах солнечного света, ворвавшегося через проломы, неслись пыль и жалящая колотая мелочь, подцепил бездыханно лежавшую Алию и втащил в укрытие.И вовремя. Стена, подрубленная снаружи еще и по нижнему этажу, рухнула вместе с полом, открыв в горе-провал с рваными краями, в котором, как корень откушенного языка, бессмысленно торчал огрызок перекрытия.Алия пришла в себя. Правая сторона головы и пол-лица были в крови и грязи, но серьезно ее нигде не задело, и оба восхитительных глаза устремились на Синельникова с ясной мыслью.— Наверх, — надтреснутым голосом произнесла она и попыталась приподняться. — Там сзади есть выход…— Лежи смирно, чухонская лопатка, — проворчал Синельников. — Плавленый сыр тебе рекламировать. Ты куда своих парней привела? На каменную стену понадеялась?На это Алия ничего не ответила.— С «апачей» жарят, тридцатимиллиметровыми, с урановыми сердечниками, — продолжил Синельников. — Это хорошо.Алия нехотя разлепила губы.— Что же хорошего?— Да то, что это профилактика, обычный десант. Сардукары давно уже были бы здесь, а это по тепловизору что-то засекли, ну и давай палить. Лиц-то они не видят, поди разбери, кто тут.Вой и грохот оборвались. В тишине был слышен лишь стук падающих камней.— Сейчас пожалуют. Ну, с богом, — Синельников поднялся и что было сил двинул ногой по противоположной стене тамбура.Несмотря на боль и звон в голове, Алия сумела удивиться. Часть скалы неожиданно подалась назад и ухнула куда-то, оставив на уровне пола метровое отверстие в форме модернистского портала, куда с боков двумя струйками тут же потек песок.— Что это? — успела спросить Алия, и сейчас же окружающий мир снова куда-то уплыл от нее.— Потом объясню, — сказал Синельников. — Ты… ах ты господи…Он протолкнул в провал рюкзак, подтащил поближе бесчувственную Алию, влез в дыру и, высунувшись, втянул внутрь фрименскую красавицу; вместе они съехали по каменному желобу куда-то в темноту, прямо на поджидавший их рюкзак. Подхватив девушку, Синельников с кряхтением усадил ее у стены: «Вот кобыла на мою голову…»— Мерзавец, — вдруг едва уловимо отреагировала Алия.— Ага, очнулась, — Синельников включил фонарь, синеватый с краев луч спешно обежал маленькую квадратную комнату с низким потолком.— Где мы?— В нижней кухне, — Синельников продолжал шарить по грубо обработанному базальту. — Все эти съетчи строили по Гануссену, типовой проект, как в египетских гробницах — один выход над другим, книжки читать надо… Эй, эй, не теряй сознания, держись, нам срочно выбираться надо, они, как дыру заметят, первым делом сюда гранату, так что будь любезна, чуть-чуть… Похоже, здесь…Открылся еще какой-то лаз, и дальше Алия уже ничего не помнила, сохранилось лишь смутное ощущение, что она висит на плече Синельникова головой вниз и ногам вперед, и они куда-то идут. * * * Справа, над самым лбом, зажгло и защипало, Алия застонала и подняла веки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28