два марша парадной лестницы п
однимались с двух сторон к двум балюстрадам. Отбрасывал огромную тень Ге
рмес с двумя лицами. Лённрот обошел кругом весь дом, как прежде Ц усадьбу
. Он осмотрел все, и под высокой террасой заметил узкую штору.
Лённрот отвел штору: за нею было несколько мраморных ступеней, ведших в п
одвал. Уже догадываясь о вкусах архитектора, Лённрот предположил, что в п
ротивоположной стене подвала будут такие же ступени. Он и впрямь их наше
л, поднялся и, упершись руками в потолок, открыл крышку люка и вышел.
Слабое сияние привело его к окну. Он распахнул окно: желтая круглая луна ч
етко освещала запущенный сад с двумя недействующими фонтанами. Лённрот
обследовал дом. Через прихожие и галереи он выходил в одинаковые патио и
несколько раз оказывался в одном и том же патио. По пыльным лестницам он п
однимался в круглые передние, бесконечно отражался в противостоящих зе
ркалах, без конца открывал или приоткрывал окна, за которыми с разной выс
оты и под разным углом видел все тот же унылый сад; мебель в комнатах покры
вали желтые чехлы, и их тарлатан обволакивала паутина. В одной из спален о
н задержался, в этой спальне в узкой фаянсовой вазе стоял один-единствен
ный цветок; при первом прикосновении сухие лепестки рассыпались пылью. Н
а третьем и последнем этаже дом показался Лённроту беспредельным и все р
азрастающимся. «Дом не так уж велик, Ц подумал он. Ц Это только кажется и
з-за темноты, симметричности, зеркал, запущенности, непривычной обстано
вки, пустынности».
По винтовой лестнице он поднялся на бельведер. Вечерняя луна светила скв
озь ромбы окон Ц они были желтые, красные и зеленые. Лённрот остановился,
пораженный странным, ошеломляющим воспоминанием.
Двое мужчин невысокого роста, но коренастых и свирепых набросились на не
го и обезоружили; третий, очень высокий, церемонно поклонился и сказал:
Ц Вы весьма любезны. Вы сберегли нам одну ночь и один день.
Это был Ред Шарлах. Те двое связали Лённроту руки. Он наконец обрел дар реч
и.
Ц Неужто, Шарлах, это вы ищете Тайное Имя?
Шарлах стоял, не отвечая. Он не участвовал в короткой схватке, только прот
янул руку, чтобы взять револьвер Лённрота. Но вот он заговорил; Лённрот ус
лышал в его голосе усталую удовлетворенность победой, ненависть, безмер
ную как мир, и печаль, не менее огромную, чем ненависть.
Ц Нет, Ц сказал Шарлах. Ц Я ищу нечто более бренное и хрупкое, я ищу Эрик
а Лённрота. Три года тому назад в притоне на Рю-де-Тулон вы лично арестова
ли и засадили в тюрьму моего брата. Мои парни увезли меня после перестрел
ки с полицейской пулей в животе. Девять дней и девять ночей я умирал в этой
безлюдной симметрической вилле; меня сжигала лихорадка, ненавистный дв
улобый Янус, который глядит на закаты и восходы, нагонял на меня ужас во сн
е и наяву. Я возненавидел свое тело, мне чудилось, что два глаза, две руки, дв
а легких Ц это так же чудовищно, как два лица. Один ирландец пытался обрат
ить меня в веру Христову, он твердил мне изречение «гоим»
Неевреев (иврит).
: «все дороги ведут в Рим». Ночью я бредил этой метафорой, я чувствов
ал, что мир Ц это лабиринт, из которого невозможно бежать, потому что все
пути Ц пусть кажется, что они идут на север или на юг, Ц в самом деле ведут
в Рим, а Рим был заодно и квадратной камерой, где умирал мой брат, и виллой «
Трист-ле-Руа». В эти ночи я поклялся богом, который видит двумя лицами, и вс
еми богами лихорадки и зеркал, что сооружу лабиринт вокруг человека, зас
адившего в тюрьму моего брата. Вот я и устроил его, и слажен он крепко: мате
риалом послужили убитый ересиолог, буссоль, секта XVIII века, одно греческое
слово, один нож, ромбы на стене красильни.
Первый элемент ряда был мне подброшен случаем. С несколькими товарищами
(среди них был Даниэль Асеведо) я задумал украсть сапфиры тетрарха. Асеве
до нас предал: на деньги, которые он получил вперед, он напился и на день ра
ньше отправился грабить один. В огромном отеле он заблудился; около двух
ночи забрел в номер Ярмолинского. Тот, мучимый бессонницей: сидел и писал.
Вероятно, он готовил какую-то заметку или статью об Имени Бога; он как раз
написал слова: «Произнесена первая буква Имени». Асеведо приказал ему мо
лчать; Ярмолинский потянулся рукой к звонку, который разбудил бы всех в о
теле; Асеведо нанес ему только один удар ножом Ц в грудь. Это было почти и
нстинктивным движением; пятьдесят лет насилия научили его, что самое лег
кое и надежное Ц это убить… Через десять дней «Идише цайтунг» сообщила,
что в писаниях Ярмолинского вы ищете ключ к гибели Ярмолинского. Я прочи
тал «Историю секты хасидов» и узнал, что благоговейный страх, мешающий п
роизнести Имя Бога, породил учение, что Имя это всесильно и облечено тайн
ой. Я узнал также, что некоторые хасиды в поисках этого Тайного Имени дохо
дили до убийств… Я понял, что, по вашему предположению, раввина убили хаси
ды, и занялся подкреплением этой догадки.
Марк Ярмолинский был убит ночью третьего декабря; Для второго «жертвопр
иношения» я выбрал ночь третьего января. Он погиб в северной части город
а; для второго «жертвоприношения» надо было найти место в восточной. Тре
бовавшейся мне жертвой стал Даниэль Асеведо. Он заслуживал смерти: он бы
л необуздан, он был предатель, его арест мог погубить весь мой план. Его за
колол один из наших; чтобы создать связь между его трупом и предыдущим, я н
аписал над ромбами красильни: «Произнесена вторая буква Имени».
Третье «преступление» произошло третьего февраля. Как и угадал Тревира
нус, это была чистая симуляция. Грифиус-Гинзберг-Гинзбург Ц это я; я пров
ел бесконечную неделю (приклеив редкую фальшивую бородку) в этом разврат
ном вертепе на Рю-де-Тулон, пока меня не похитили мои друзья. Стоя на подно
жке экипажа, один из них написал на столбе «Произнесена последняя буква
Имени». Эта фраза указывала на то, что задуманных преступлений было три. Т
ак и поняли все в городе; но я несколько раз намекнул для вас, мыслитель Эр
ик Лённрот, что их должно быть четыре. Одно чудо на севере, два других на во
стоке и на западе требуют для полноты четвертого на юге; в Тетраграммато
не, Имени Бога, J H V H Ц это ведь четыре буквы; арлекины и вывеска красильщика
внушали мысль о четырех элементах. Я подчеркнул в труде Лейсдена одно ме
сто: в этом абзаце говорится, что день у евреев считается от заката до зака
та; эта фраза подсказывает, что убийства происходили четвертого числа ка
ждого из трех месяцев. Я послал Тревиранусу равносторонний треугольник.
Я предчувствовал, что вы добавите недостающую точку. Точку, которая заве
ршит правильный ромб, точку, которая установит место, где вас будет ждать
верная смерть. Я все обдумал, Эрик Лённрот, чтобы заманить вас в безлюдную
«Трист-ле-Руа».
Лённрот отвел глаза от взгляда Шарлаха. Он посмотрел на деревья и на небо,
расчерченные на мутно-желтые, зеленые и красные ромбы. Ему стало зябко и г
рустно, грусть была какая-то безличная, отчужденная. Уже стемнело, из пыль
ного сада донесся бессмысленный, ненужный крик птицы. Лённрот в последни
й раз подумал о загадке симметричных и периодических смертей.
Ц В вашем лабиринте три лишних линии, Ц сказал он наконец. Ц Мне извест
ен греческий лабиринт, состоящий из одной-единственной прямой линии. На
этой линии заблудилось столько философов, что не мудрено было запутатьс
я простому детективу. Шарлах, когда в следующей аватаре вы будете охотит
ься за мной, симулируйте (или совершите) одно убийство в пункте А, затем вт
орое убийство в пункте В, в 8 километрах от А, затем третье убийство в пункт
е С, в четырех километрах от А и B, на середине расстояния между ними. Потом ж
дите меня в пункте D в двух километрах от пункта А и пункта C, опять же на сер
едине пути. Убейте меня в пункте D, как сейчас убьете в «Трист-ле-Руа».
Ц Когда я буду убивать вас в следующий раз, Ц ответил Шарлах, я вам обеща
ю такой лабиринт, который состоит из одной-единственной прямой линии, ла
биринт невидимый и непрерывный.
Он отступил на несколько шагов. Потом очень сосредоточенно выстрелил.
1 2
однимались с двух сторон к двум балюстрадам. Отбрасывал огромную тень Ге
рмес с двумя лицами. Лённрот обошел кругом весь дом, как прежде Ц усадьбу
. Он осмотрел все, и под высокой террасой заметил узкую штору.
Лённрот отвел штору: за нею было несколько мраморных ступеней, ведших в п
одвал. Уже догадываясь о вкусах архитектора, Лённрот предположил, что в п
ротивоположной стене подвала будут такие же ступени. Он и впрямь их наше
л, поднялся и, упершись руками в потолок, открыл крышку люка и вышел.
Слабое сияние привело его к окну. Он распахнул окно: желтая круглая луна ч
етко освещала запущенный сад с двумя недействующими фонтанами. Лённрот
обследовал дом. Через прихожие и галереи он выходил в одинаковые патио и
несколько раз оказывался в одном и том же патио. По пыльным лестницам он п
однимался в круглые передние, бесконечно отражался в противостоящих зе
ркалах, без конца открывал или приоткрывал окна, за которыми с разной выс
оты и под разным углом видел все тот же унылый сад; мебель в комнатах покры
вали желтые чехлы, и их тарлатан обволакивала паутина. В одной из спален о
н задержался, в этой спальне в узкой фаянсовой вазе стоял один-единствен
ный цветок; при первом прикосновении сухие лепестки рассыпались пылью. Н
а третьем и последнем этаже дом показался Лённроту беспредельным и все р
азрастающимся. «Дом не так уж велик, Ц подумал он. Ц Это только кажется и
з-за темноты, симметричности, зеркал, запущенности, непривычной обстано
вки, пустынности».
По винтовой лестнице он поднялся на бельведер. Вечерняя луна светила скв
озь ромбы окон Ц они были желтые, красные и зеленые. Лённрот остановился,
пораженный странным, ошеломляющим воспоминанием.
Двое мужчин невысокого роста, но коренастых и свирепых набросились на не
го и обезоружили; третий, очень высокий, церемонно поклонился и сказал:
Ц Вы весьма любезны. Вы сберегли нам одну ночь и один день.
Это был Ред Шарлах. Те двое связали Лённроту руки. Он наконец обрел дар реч
и.
Ц Неужто, Шарлах, это вы ищете Тайное Имя?
Шарлах стоял, не отвечая. Он не участвовал в короткой схватке, только прот
янул руку, чтобы взять револьвер Лённрота. Но вот он заговорил; Лённрот ус
лышал в его голосе усталую удовлетворенность победой, ненависть, безмер
ную как мир, и печаль, не менее огромную, чем ненависть.
Ц Нет, Ц сказал Шарлах. Ц Я ищу нечто более бренное и хрупкое, я ищу Эрик
а Лённрота. Три года тому назад в притоне на Рю-де-Тулон вы лично арестова
ли и засадили в тюрьму моего брата. Мои парни увезли меня после перестрел
ки с полицейской пулей в животе. Девять дней и девять ночей я умирал в этой
безлюдной симметрической вилле; меня сжигала лихорадка, ненавистный дв
улобый Янус, который глядит на закаты и восходы, нагонял на меня ужас во сн
е и наяву. Я возненавидел свое тело, мне чудилось, что два глаза, две руки, дв
а легких Ц это так же чудовищно, как два лица. Один ирландец пытался обрат
ить меня в веру Христову, он твердил мне изречение «гоим»
Неевреев (иврит).
: «все дороги ведут в Рим». Ночью я бредил этой метафорой, я чувствов
ал, что мир Ц это лабиринт, из которого невозможно бежать, потому что все
пути Ц пусть кажется, что они идут на север или на юг, Ц в самом деле ведут
в Рим, а Рим был заодно и квадратной камерой, где умирал мой брат, и виллой «
Трист-ле-Руа». В эти ночи я поклялся богом, который видит двумя лицами, и вс
еми богами лихорадки и зеркал, что сооружу лабиринт вокруг человека, зас
адившего в тюрьму моего брата. Вот я и устроил его, и слажен он крепко: мате
риалом послужили убитый ересиолог, буссоль, секта XVIII века, одно греческое
слово, один нож, ромбы на стене красильни.
Первый элемент ряда был мне подброшен случаем. С несколькими товарищами
(среди них был Даниэль Асеведо) я задумал украсть сапфиры тетрарха. Асеве
до нас предал: на деньги, которые он получил вперед, он напился и на день ра
ньше отправился грабить один. В огромном отеле он заблудился; около двух
ночи забрел в номер Ярмолинского. Тот, мучимый бессонницей: сидел и писал.
Вероятно, он готовил какую-то заметку или статью об Имени Бога; он как раз
написал слова: «Произнесена первая буква Имени». Асеведо приказал ему мо
лчать; Ярмолинский потянулся рукой к звонку, который разбудил бы всех в о
теле; Асеведо нанес ему только один удар ножом Ц в грудь. Это было почти и
нстинктивным движением; пятьдесят лет насилия научили его, что самое лег
кое и надежное Ц это убить… Через десять дней «Идише цайтунг» сообщила,
что в писаниях Ярмолинского вы ищете ключ к гибели Ярмолинского. Я прочи
тал «Историю секты хасидов» и узнал, что благоговейный страх, мешающий п
роизнести Имя Бога, породил учение, что Имя это всесильно и облечено тайн
ой. Я узнал также, что некоторые хасиды в поисках этого Тайного Имени дохо
дили до убийств… Я понял, что, по вашему предположению, раввина убили хаси
ды, и занялся подкреплением этой догадки.
Марк Ярмолинский был убит ночью третьего декабря; Для второго «жертвопр
иношения» я выбрал ночь третьего января. Он погиб в северной части город
а; для второго «жертвоприношения» надо было найти место в восточной. Тре
бовавшейся мне жертвой стал Даниэль Асеведо. Он заслуживал смерти: он бы
л необуздан, он был предатель, его арест мог погубить весь мой план. Его за
колол один из наших; чтобы создать связь между его трупом и предыдущим, я н
аписал над ромбами красильни: «Произнесена вторая буква Имени».
Третье «преступление» произошло третьего февраля. Как и угадал Тревира
нус, это была чистая симуляция. Грифиус-Гинзберг-Гинзбург Ц это я; я пров
ел бесконечную неделю (приклеив редкую фальшивую бородку) в этом разврат
ном вертепе на Рю-де-Тулон, пока меня не похитили мои друзья. Стоя на подно
жке экипажа, один из них написал на столбе «Произнесена последняя буква
Имени». Эта фраза указывала на то, что задуманных преступлений было три. Т
ак и поняли все в городе; но я несколько раз намекнул для вас, мыслитель Эр
ик Лённрот, что их должно быть четыре. Одно чудо на севере, два других на во
стоке и на западе требуют для полноты четвертого на юге; в Тетраграммато
не, Имени Бога, J H V H Ц это ведь четыре буквы; арлекины и вывеска красильщика
внушали мысль о четырех элементах. Я подчеркнул в труде Лейсдена одно ме
сто: в этом абзаце говорится, что день у евреев считается от заката до зака
та; эта фраза подсказывает, что убийства происходили четвертого числа ка
ждого из трех месяцев. Я послал Тревиранусу равносторонний треугольник.
Я предчувствовал, что вы добавите недостающую точку. Точку, которая заве
ршит правильный ромб, точку, которая установит место, где вас будет ждать
верная смерть. Я все обдумал, Эрик Лённрот, чтобы заманить вас в безлюдную
«Трист-ле-Руа».
Лённрот отвел глаза от взгляда Шарлаха. Он посмотрел на деревья и на небо,
расчерченные на мутно-желтые, зеленые и красные ромбы. Ему стало зябко и г
рустно, грусть была какая-то безличная, отчужденная. Уже стемнело, из пыль
ного сада донесся бессмысленный, ненужный крик птицы. Лённрот в последни
й раз подумал о загадке симметричных и периодических смертей.
Ц В вашем лабиринте три лишних линии, Ц сказал он наконец. Ц Мне извест
ен греческий лабиринт, состоящий из одной-единственной прямой линии. На
этой линии заблудилось столько философов, что не мудрено было запутатьс
я простому детективу. Шарлах, когда в следующей аватаре вы будете охотит
ься за мной, симулируйте (или совершите) одно убийство в пункте А, затем вт
орое убийство в пункте В, в 8 километрах от А, затем третье убийство в пункт
е С, в четырех километрах от А и B, на середине расстояния между ними. Потом ж
дите меня в пункте D в двух километрах от пункта А и пункта C, опять же на сер
едине пути. Убейте меня в пункте D, как сейчас убьете в «Трист-ле-Руа».
Ц Когда я буду убивать вас в следующий раз, Ц ответил Шарлах, я вам обеща
ю такой лабиринт, который состоит из одной-единственной прямой линии, ла
биринт невидимый и непрерывный.
Он отступил на несколько шагов. Потом очень сосредоточенно выстрелил.
1 2