Если они найдут веревочную лестницу, которая ведет внутрь дуплистого дуба, значит, они и впрямь в сговоре с целым адом. Конечно, лошадь этого немца Кара-Нирван возьмет себе, а вот остальное мы поделим между нами и, думаю, останемся довольны. Если человек отправляется в столь дальнее странствие, да еще покупает себе такого коня, как этот немец, значит, у него при себе очень много денег.
Конечно, тут он сильно ошибался. Все мое богатство заключалось в эту минуту в том, что я услышал от него. Теперь я знал, что Кара-Нирван и есть Жут. Я узнал также, что конакджи своими рассказами заманивает людей в пещеру углежога, где они гибнут. И еще я узнал, что в этой пещере есть потайной ход и он ведет внутрь дуплистого дуба. Наверняка этот дуб очень широк в обхвате и высок, поэтому найти его будет нетрудно – он сразу бросится в глаза.
Дальше нечего было слушать. Хозяин, дрожа от страха, молился, отправляясь в путь. Остальные вскочили на лошадей; стонущего Мубарека усадили в седло; вскоре послышался плеск – они переехали брод. Тогда я спустился с дерева и пошел домой. Я не знал, что лучше – войти в дом или вначале заглянуть сквозь ставень, но тут в доме раздался громкий голос Халефа и я направился внутрь.
Открывая дверь, человек попадал сразу в большую прихожую, однако, чтобы защитить комнату от сквозняка, ее отгородили стенкой, сплетенной из лозы. Еще стоя за ней, я услышал, как Халеф строгим тоном выговаривал:
– Я запрещаю тебе этой ночью разгуливать по улице, пока такие прославленные люди, как мы, стоим здесь и дожидаемся разговора с тобой. Ты – хозяин этого жалкого конака и должен обслуживать своих гостей, дабы они чувствовали себя вполне уютно среди этих трех или четырех ветхих свай. Если ты пренебрегаешь своим долгом, то я как следует напомню тебе о нем. Где ты шляешься?
– Я вышел на улицу, чтобы украдкой подсмотреть, куда направятся эти люди, которые так бессовестно напали на тебя, – оправдывался хозяин (конечно, он сразу вернулся домой).
Я подошел к краю перегородки и заглянул в комнату. На полу лежали связанными пять или шесть человек; опершись на ружья, их сторожили Оско и Омар. Дальше стоял Халеф, выпятив грудь и приняв величественную позу; перед ним, покорно склонившись, застыл хозяин; рядом стояла старуха; в руках ее было несколько веревок. Маленький хаджи снова оказался в своем излюбленном положении – он выглядел очень важной персоной.
– Так! – сказал он. – Сейчас ты называешь это «бессовестным», а прежде ты этому радовался.
– Это было притворством, господин. Мне пришлось так поступить, чтобы не прогневить мошенников. Про себя же я решил, что сделаю все, чтобы освободить тебя из их рук.
– Звучит очень красиво. И ты, наверное, скажешь, что вовсе не их сообщник?
– Я их вообще не знаю.
– Однако ты называл их всех по именам!
– Я запомнил их, ведь они же называли друг друга по именам. Я рад, что все так хорошо закончилось.
– О, дело еще далеко не закончилось; все только начинается, и это касается тебя. Впрочем, мне не подобает решать, виновен ты или нет; это противно моему достоинству. С людьми такого пошиба, как ты, я вообще не якшаюсь. Пусть эфенди допросит тебя и доложит мне все. Твоя судьба зависит теперь от его решения, а также от моего согласия утвердить этот приговор. Пока же ты будешь связан, дабы мы могли быть уверены, что ты не станешь строить нам козни.
– Связан? Почему?
– Я же тебе только что сказал об этом: чтобы тебе не взбрело в голову совершить какую-нибудь прогулку. Вот стоит твоя жена, любезная спутница твоих дней. Она уже связала лежащих здесь людей, и она с удовольствием скрутит тебя по рукам и ногам веревкой, хотя оную подобает обмотать вокруг твоей шеи. Затем мы обсудим, как расквартировать остальных, ожидающих нас на улице. Я опасаюсь, что эти комнаты недостаточно велики для такого количества солдат. Протяни-ка руки своей любезной Хоури, и да соединит она их узами.
– Господин, я же ни в чем не виновен! Я не могу терпеть…
– Молчи! – прервал его Халеф. – Хочешь ты терпеть или нет, это меня не касается. Сейчас я здесь приказываю, и если ты не будешь мне повиноваться, то получишь парочку ударов.
Он поднял плетку. Еще до этого я заметил его плетку, пистолеты и нож, лежащие на столе, ведь его разоружили, однако теперь оружие вновь было у него. Оско и Омар угрожающе стукнули ружьями по полу, и хозяин протянул своей жене руки, чтобы та связала их. Потом он улегся наземь, после чего ему связали и ноги.
– Вот так и надо, о прелесть лет моих! – похвалил Халеф старуху. – Ты сделала правильный выбор, без всякого ворчания решив мне повиноваться. Поэтому твоих рук и ног не коснется вервие, а полы твоего платья будут свободно порхать по всему дому, чьи покои Аллах осчастливил твоим прелестным появлением. Только не пытайся коснуться пут, связавших эти людей, ведь это повлечет за собой последствия, что легко уязвят хрупкость твоих достоинств. Ступай лучше в угол и отдохни, покойно окидывая взором тяготы своего земного пути. Мы же проведем пока совещание, дабы решить, лучше ли будет предать твой дом огню или же следует взорвать его.
Она повиновалась, медленно скользнув в угол, а Халеф, наконец, повернулся к двери, очевидно, решив выяснить, где я. Когда я неожиданно вышел вперед и он меня увидел, ему даже не пришло в голову извиниться за свою неосторожность или хотя бы изобразить легкое раскаяние на лице; нет, он обратился ко мне на удивление важным тоном:
– Эфенди, ты появляешься, дабы узнать итоги нашей славной боевой кампании. Смотри же окрест: они простерты пред тобой ниц и готовы воспринять жизнь и смерть из наших же рук.
– Выйди-ка!
Я сказал это так коротко и точно, что его лицо тотчас вытянулось. Он последовал за мной; мы остановились возле дома.
– Халеф, – обратился я к нему, – я вызвал тебя, чтобы не срамить перед людьми, которыми ты распоряжался как иной государь. Надеюсь, ты это учтешь.
– Эфенди, – ответил он робко, – я учту это, но согласись, что я выполнил все отлично.
– Нет, этого я сказать не могу. Ты действовал самовольно и спугнул наших врагов, перечеркнув мои планы. Неужели ты и теперь не хочешь признаться, что всегда проигрываешь, если поступаешь наперекор моим пожеланиям и предостережениям? Ты отделался синяком лишь потому, что мы вовремя спасли тебя. Впрочем, что было, то было; нечего множить упреки. Расскажи-ка мне лучше, как протекала твоя славная боевая кампания.
– Гм! – коротко буркнул он. – Быстро очень она протекала. Со слов пастуха я понял, где искать наших врагов. Я подкрался и заглянул в щелку. Я увидел, что все они, кроме Мубарека, сидят здесь. Они что-то бурно обсуждали, но я не мог уловить ни слова. Это мне не понравилось, и я решил пробраться в спальню, ставни в которую были открыты.
– Ты ожидал, что там никого нет?
– Естественно!
– Вот уж не могу согласиться. Спроси наших спутников; они подтвердят, что я категорично говорил: старый Мубарек лежит в спальне.
– Да, к сожалению, я не слышал об этом, иначе бы остерегся двумя ногами сразу прыгать в эту проклятую лужу. Тут-то я, увы, весь и вымазался – признаюсь в этом. Мало было приятного. А когда Баруд эль-Амасат занес надо мной нож, чтобы разомкнуть мне уста, тут я почувствовал, почувствовал, гм, словно у меня из спины медленно вытягивают хребет. Бывают в земной жизни такие минуты, когда чувствуешь себя не так уютно, как хотелось бы. Я считал комнату пустой, но все-таки вел себя очень осторожно: сперва я немного постоял у открытого ставня, прислушиваясь, не раздадутся ли какие-нибудь звуки. Не услышав никакого шороха, я поднялся в окно и осторожно скользнул вниз. Мне и теперь везло; я ощутил под ногами пол, не выдав себя ни малейшим шумом. Я уже готов был подкрасться к перегородке, за которой сидели эти молодчики, чтобы подслушать их разговор. Но судьба непостижимым образом ставит преграды на пути лучших людей, подстерегая их, когда они меньше всего ожидают этого. Я споткнулся о чье-то тело, лежавшее у меня на пути. Спал ли этот тип или нет, не могу сказать; он позволил мне спуститься в комнату и не издал при этом ни звука. Теперь же он вцепился мне в ногу, рыча, словно все мертвецы земной юдоли, разом восставшие от сна. Я упал, хоть и не сразу, ведь, ища опоры, я хватался за воздух, пока под руками не оказалась какая-то доска, но она была плохо прибита к стене. Я оторвал ее со всем, что на ней стояло, и рухнул наземь. Раздался ужасный грохот. Эти молодчики выскочили из комнаты, и, прежде чем я поднялся, они уже крепко держали меня. Хозяин быстро принес две веревки. Меня связали, втащили в комнату и стали допрашивать. Они требовали сказать, кто ты такой. Я признался им, что…
– Что я индийский наследный принц и ищу здесь жену. Это я слышал. Эх ты, неисправимый враль! Теперь вернемся в комнату.
– Ты не хочешь узнать, что я сделал, когда меня освободили от пут?
– Это я и сам могу сказать. Ты полагал, что я в опасности, и убедил Оско и Омара нарушить мой приказ. Вы выпрыгнули из окна и, изображая солдат, удалились от дома.
– Да, но я ведь сделал это с самыми добрыми намерениями. Поначалу я решил по твоему примеру подкрасться к ним. Я улегся на землю и пополз за угол, ведь я знал, что ты направился туда. Там стояли эти молодчики. Я подобрался к ним так близко, что слышал даже их шепот, хотя и не разбирал слов. Моя тревога усилилась; вот тогда мы и сделали вид, что сюда прибыли солдаты. Мы стали топать в такт, а Оско и Омар решительно стучали прикладами о землю. Наш хозяин пастух тоже помогал нам.
– Где он сейчас находится?
– Я отослал его домой. Он ведь сосед конакджи, и если тот увидит его, то будет потом мстить.
– Это самое умное, что ты сегодня вечером сделал.
– А разве глупо, что мы, когда путь стал свободен, направились в дом и заставили старуху-хозяйку связать всех своих слуг?
– Не могу сказать, что ты был образцом мудрости.
– Этим людям так и надо. Я говорю тебе, что все они заодно с нашими врагами.
– Я знаю это. Надо хоть на сегодняшнюю ночь обезопасить себя от них, иначе они тотчас пошлют гонца вслед бежавшим. Итак, идем в комнату!
Мы вернулись в комнату, где хозяин, судя по выражению лица, встретил мое возвращение со страхом.
Возможно, Халеф сообразил, что остальные догадаются, будто я хотел его отчитать. Чтобы поправить репутацию, этот неисправимый враль подошел к хозяину и сказал:
– Военный совет окончен; мы провели его на улице. Я согласен с решением нашего мудрого эфенди; ваша судьба препоручена его рукам.
Охотнее всего я залепил бы ему оплеуху; слишком уж он полагался на мою симпатию к нему. Я ограничился тем, что метнул в него гневный взгляд и допросил хозяина; результат был отрицательным. Он всячески отказывался, что был в сговоре с беглецами.
– Господин, я невиновен, – уверял он. – Спроси мою жену и моих людей; они скажут то же самое.
– Конечно, ведь они подучены тобой. Есть в твоем доме комната, где можно запереться?
– Да, прямо за нами подвал. Дверь находится как раз в том углу, где сидит моя жена.
Пол был глиняным, утоптанным, но в той его части, где сидела жена, имелся дощатый настил с откидной дверцей, снабженной настоящим замком. Ключ лежал в кармане у хозяйки; она достала его и открыла замок. Вниз вела лестница. Я зажег свет, спустился и увидел довольно большое, четырехугольное помещение; в нем лежали овощи. Я снова выбрался наверх и велел развязать хозяина.
– Спускайся! – приказал я ему.
– Что мне там делать?
– Мы будем там совещаться, потому что внизу нам никто не помешает.
Он медлил; тогда Халеф вытащил из-за пояса плетку. Хозяин тут же стал спускаться. Остальным приказано было следовать за ним, как только мы освободим их от веревок. Последней спустилась старуха, и мы подняли лестницу наверх. Затем принесли из спальни подушки и одеяла и сбросили их вниз; наконец, я пояснил нашим пленникам:
– Теперь можете начинать совещание. Подумайте, будете ли завтра утром честны со мной. А чтобы не замышляли побег, скажу вам, что мы выставим у дверцы караул.
До сих пор они помалкивали; теперь начали громко протестовать; однако мы пресекли возражения, захлопнув дверцу и заперев ее. Ключ я убрал. Халеф и Оско остались на страже.
Вместе с Омаром я вернулся в дом пастуха, который с нескрываемым любопытством ждал нас. Он узнал обо всем, что мы сочли нужным ему рассказать; потом мы отправились на покой.
После тягот, испытанных нами в последние дни, мы спали так крепко, что проснулись ближе к полудню, хоть я просил нашего хозяина разбудить нас на рассвете.
Когда мы подошли к конаку, то нашли дверь запертой изнутри. Халеф и Оско еще спали, и нам пришлось постучать. Прямо на дверце, ведущей в подвал, они устроили себе постель из сена и соломы. Нам они сообщили, что арестованные вели себя очень спокойно. Когда дверцу открыли и лестницу сбросили вниз, конакджи и его люди выбрались из подвала. Лица, увиденные нами, прямо просились на холст живописца. Они дышали гневом и яростью, хоть и пытались скрыть эти чувства. Хозяин начал с упреков и оправданий; я прервал его речь словами:
– Мы будем говорить только с тобой; пойдем в дальнюю комнату. Остальные могут приняться за обычную работу.
В следующий миг эти остальные исчезли. Когда мы уселись в комнате, конакджи встал перед нами с гримасой бедного грешника.
– У тебя была целая ночь, чтобы подумать, признаешься ли ты во всем или же нет, – начал я. – Мы ждем твоего ответа.
– Господин, – молвил он, – мне не нужно было ни о чем думать. Я могу сказать лишь одно, что я невиновен.
Теперь он принялся рассказывать перипетии минувшей ночи, находя в этом выгоду для себя. Всю ночь он думал о том, как оправдаться, и искусно прибегал к уверткам.
Чтобы обмануть его, я произнес наконец:
– Похоже, мы заподозрили тебя без всякой причины; я готов принести подобающее извинение.
– Господин, я не требую ничего. Мне достаточно знать, что ты считаешь меня честным человеком. Ты – чужак в этой стране и не знаешь здешних условий. Стоит ли удивляться, что ты совершаешь такие ошибки. Похоже, твои люди тоже не из здешних мест. Тебе подобало бы взять с собой в проводники какого-нибудь местного жителя, пусть даже на время; ты мог бы полностью положиться на него в таких щекотливых ситуациях.
Ага! Вот он и раскрыл свой замысел. Я согласился, сказав в ответ:
– Ты прав. Надежный проводник дорогого стоит. Но ведь именно потому, что я чужеземец, мне не стоит брать проводника.
– Почему?
– Я не знаю людей. Я легко мог бы положиться на человека, который не заслуживает моего доверия!
– Это правда.
– Ты не знаешь надежного проводника для меня?
– Может, есть такой. Мне, конечно, надо знать, куда вы держите путь.
– В Каканделы.
Это была неправда, но у меня имелась причина, чтобы назвать именно это место. Его лицо тотчас приняло разочарованный вид; он торопливо спросил:
– Я этого не ожидал, господин.
– Почему нет?
– Потому что вчера я слышал, что вы поедете совсем в другом направлении.
– В каком же именно?
– В том же, что и те пятеро всадников, побывавших здесь вчера.
– Ах так! Но кто же это тебе сказал?
– Они это упомянули, когда говорили о вас. По их словам, вы давно уже преследуете их.
– Соглашусь, но теперь я потерял к ним интерес.
– Верно, господин, у вас есть очень веский резон так внезапно переменить планы? – спросил он доверительным тоном.
– Я устал, – ответил я, – гоняться за этими людьми; они всегда ускользают от меня. То и дело попадаешь в неприятные положения и допускаешь необъяснимые промахи. Ты ведь сам это видел.
– О, со вчерашнего дня мы не хотим даже говорить об этом. Что случилось, то случилось; нужно это забыть. Сильно же, наверное, оскорбили тебя эти пятеро всадников.
– Необычайно.
– Что ж, ты так долго преследовал их, что было бы глупо отказаться от своих планов именно сейчас, когда ты вот-вот можешь настичь их, если всерьез возьмешься за дело.
– Откуда ты это знаешь?
– Сужу по тому, что узнал от них. Ты ведь знаешь, наверное, куда они едут?
– Откуда мне знать? Я и отказался их дальше преследовать, потому что не знаю, куда они направились. Мне надо выискивать их следы, обследовать окрестности и заниматься расспросами. Пока я что-нибудь узнаю наверняка, они давно минуют горы. Так что, лучше мне ехать другим путем.
С таинственной миной на лице он обратился ко мне:
– Сейчас ты узнаешь, эфенди, что я вовсе не жажду мести. Наоборот, я окажу тебе большую услугу; я подскажу, где ты можешь найти этих людей.
– Ах, ты знаешь это! Куда же они ускакали?
– Отсюда на Глоговик. Они спрашивали меня, сколько туда ехать, и я описал им весь путь.
– Великолепно! – вскрикнул я, радуясь. – Эта новость для меня, конечно, очень важна. Мы сегодня же поскачем в Глоговик. Но узнаем ли мы там, куда они направятся дальше?
– Об этом тебе нечего даже спрашивать, потому что я все знаю.
– Они были как-то уж слишком болтливы с тобой!
1 2 3 4 5 6 7