Держи голову выше. Смотри миру в глаза. Понимаешь?
– Да. Извините. Я хотел сказать просто «да». Она вздохнула.
– Меня хотят забрать в больницу. Я сказала санитарам: когда доживешь до ста четырех, то заработал право умереть в собственной постели. Я тут детей зачинала, я тут детей рожала, и будь я проклята, если умру в другом месте. И вот еще что…
Она замолкла, закрыла глаза и сделала медленный глубокий вдох. Только Толстый Чарли решил, что она заснула, как ее глаза вдруг снова открылись.
– Если тебя, Толстый Чарли, спросят, хочешь ли ты дожить до ста четырех лет, скажи «нет». Все болит. Все. У меня болит в тех местах, которые наука даже еще не открыла.
– Буду иметь в виду.
– Не умничай.
Толстый Чарли поглядел на крошечную старушку в просторной белой кровати.
– Мне извиниться?
Миссис Дунвидди виновато отвела глаза.
– Я дурно с тобой обошлась, – сказала она. – Давным-давно я дурно с тобой обошлась.
– Знаю, – сказал Толстый Чарли.
Возможно, миссис Дунвидди была при смерти, но это не помешало ей бросить на Чарли такой взгляд, от которого дети младше пяти лет плача бегут к мамочке.
– Что ты хочешь сказать этим «знаю»?
– Я догадался, – ответил Толстый Чарли. – Вероятно, не обо всем, но кое о чем. Я не глупый.
Холодно оглядев его с головы до ног через толстые стекла, старуха сказала:
– Нет. Не глупый. Это точно. – И протянула костлявую руку. – Верни-ка мне стакан. – Она отпила еще, как кошка макая в воду пурпурный язычок. – Так-то лучше. Хорошо, что ты сегодня здесь. Завтра дом будет полон горюющих внуков и правнуков, и все будут пытаться отправить меня умирать в больницу, подлащиваться ко мне, чтобы я им всякое завещала. Они еще узнают! Я собственных детей переживу. Всех до единого.
– Вы собираетесь поговорить о том, как дурно со мной поступили?
– Не следовало тебе разбивать мой зеркальный шар.
– Конечно, не следовало.
Тут он вспомнил. Так вспоминаешь что-то из детства, и возвращается отчасти воспоминание, отчасти воспоминание воспоминания. Как побежал за теннисным мячиком на двор миссис Дунвидди, а там – для пробы – взял ее зеркальный шар, чтобы полюбоваться своим отражением (огромным и перекошенным), а потом почувствовал, как украшение падает на каменную дорожку, и смотрел, как оно разбивается тысячью брызг. Вспомнил, как его схватили за ухо узловатые сильные пальцы и потащили со двора в дом…
– Вы отослали Паука, – сказал он. – Ведь так?
Ее челюсти щелкнули, как у механического бульдога. Она кивнула.
– Я наложила изгоняющее заклятие, – сказала она. – Но что-то пошло наперекосяк. В те времена все немного владели магией. У нас не было всяких там DVD, сотовых и мик-роволновок, но, однако, мы много чего знали. Я просто хотела тебя проучить. И чтобы преподать урок, вытащила из тебя Паука.
Слова-то Толстый Чарли расслышал, но они не имели решительно никакого смысла.
– Вытащили его?
– Оторвала от тебя. Все выходки и трюки. Всю шаловливость. Всю проказливость. Все дурное. – Она вздохнула. – Это было ошибкой. Никто мне не сказал, что если творишь волшебство рядом с такими, как отпрыски твоего папы, любое заклятие усиливается. Все становится больше. – Еще глоток воды. – Твоя мать никогда в это не верила. В глубине души не верила. Но вот Паук… Он много хуже тебя. Твой отец держал рот на замке, пока я не заставила Паука уйти. Но и тогда сказал лишь, что если ты не сможешь все исправить, значит, ты не его сын.
Толстому Чарли хотелось запротестовать, возразить, что это все чушь, что Паук не часть его, так же как он, Толстый Чарли, – не часть моря или темноты. Но он только спросил:
– Где перо?
– О каком пере ты говоришь?
– Когда я вернулся оттуда, куда вы меня послали… Из места со скалами и пещерами… У меня в руке было перо. Что вы с ним сделали?
– Не помню, – сказала она. – Я старая женщина. Мне сто четыре года.
– Где оно? – повторил Толстый Чарли.
– Я забыла.
– Пожалуйста, скажите.
– У меня его нет.
– А у кого оно?
– У Каллианны.
– У миссис Хигглер?
Старуха доверительно наклонилась ближе.
– Остальные две – просто девчонки. Слишком взбалмошны.
– Перед вылетом я позвонил миссис Хигглер. Я заезжал к ней перед тем, как поехать на кладбище. Миссис Бустамонте сказала, ее нет.
Миссис Дунвидди мягко покачивалась из стороны в сторону, словно убаюкивала сама себя.
– Мне уже недолго осталось. После того как ты уехал в прошлый раз, я перестала есть твердую пищу. Да, да, перестала. Только пью. Кое-какие женщины твердят, что любили твоего отца, но я знала его задолго до них. Тогда я еще была красивой, и он водил меня на танцы. Он подхватывал меня и кружил, кружил… Он уже тогда был старым, но умел сделать так, чтобы девушка почувствовала себя особенной. Ты не чувствуешь… – Остановившись, она сделала еще глоток. Рука старухи затряслась, и Толстый Чарли едва успел подхватить стакан. – Сто четыре, – продолжила миссис Дунвидди. – И ни дня не лежала праздно в постели, разве что после родов. А теперь мне конец.
– Уверен, вы доживете до ста пяти, – неловко сказал Толстый Чарли.
– Не говори так! – вскинулась старуха. Вид у нее стал встревоженный. – Не говори!!! Ваша семья и так уже наделала бед. Хватит подталкивать события!
– Я не такой, как папа, – напомнил Толстый Чарли. – Я не волшебный. Вы же сами отдали магию Пауку.
Но она как будто не слушала.
– Когда мы ходили на танцы, это было перед Второй мировой, твой папа шептался с главой джаз-банда, а потом его много раз звали петь на сцену с солистом. И все в зале смеялись и хлопали. Так он подталкивал события. Он пел.
– Где миссис Хигглер?
– Ушла на покой.
– Ее дом пуст. Ее машины нет на месте.
– Ушла на покой.
– Она что… на кладбище?!
Старуха на белых простынях, задыхаясь, хватала ртом воздух. Казалось, она потеряла дар речи и способна только пошевелить рукой.
– Позвать кого-нибудь на помощь? – спросил Толстый Чарли.
Миссис Дунвидди кивнула, но продолжала хватать воздух и задыхаться, поэтому он пошел искать миссис Бустамонте. Та сидела на кухне и смотрела «Опру» по крохотному телевизору на кухонной стойке.
– Она просит вас, – неуверенно сказал Толстый Чарли.
Миссис Бустамонте вышла, потом, вернулась с пустым кувшином.
– Чем ты ее до такого довел?
– У нее что, приступ или еще что-то? Миссис Бустамонте поглядела странно.
– Нет, Чарльз. Она над тобой смеялась. Сказала, от тебя ей сразу полегчало.
– О! Она сказала, что миссис Хигглер ушла на покой. Я подумал, может, у нее в голове мутится, может, миссис Хигглер на кладбище. Об этом и спросил.
Тут миссис Бустамонте улыбнулась.
– На Сан Андреасе. Каллианна уехала на Сан Андреас.
Она налила в кувшин воды из-под крана.
– Когда все началось, – сказал Толстый Чарли, – я думал, это я против Паука, а вы четыре – на моей стороне. А теперь Паука похитили, а вы четыре сговорились против меня.
Закрутив кран, старуха угрюмо уставилась на Толстого Чарли.
– Я уже никому теперь не верю, – продолжал он. – Миссис Дунвидди скорее всего разыгрывает умирающую. Наверное, стоит мне уехать, она выпрыгнет из кровати и будет танцевать чарльстон по всей спальне.
– Она не ест. Говорит, от еды у нее нутро болит. Только пьет.
– Где именно она на Сан Андреасе? – спросил Толстый Чарли.
– Просто уезжай, – ответила миссис Бустамонте. ~ Здесь твоя семья уже достаточно причинила вреда.
Толстый Чарли хотел было что-то сказать, но передумал и ушел без единого слова.
А миссис Бустамонте отнесла кувшин с водой миссис Дунвидди, которая мирно лежала в кровати.
– Сын Ананси нас ненавидит, – сказала миссис Бустамонте. – Что такого ты ему наговорила?
Но миссис Дунвидди не ответила. Миссис Бустамонте прислушалась и, удостоверившись, что старшая подруга дышит ровно, сняла с нее очки с толстыми стеклами, положила их возле кровати и натянула простыню, чтобы укрыть ей плечи.
А после села и стала ждать конца.
Отъезжая от дома миссис Дунвидди, Толстый Чарли сам не знал, куда именно направляется. Он в третий раз за две недели перелетел Атлантический океан, и данные Пауком деньги были уже на исходе. Он как раз миновал несколько тесно жавшихся друг к другу ямайских ресторанчиков, когда заметил в витрине плакатик: «СКИДКИ НА ОСТРОВА». Припарковав машину, он вошел внутрь.
– «Турагентство А» выполнит все ваши пожелания, – сказал ему туроператор извиняющимся тоном, которым врачи обычно объясняют пациенту, что означенную конечность придется ампутировать.
– Э-э-э… да… Спасибо. Э-э-э… Как дешевле bccfo добраться до Сан Андреаса?
– Вы собираетесь в отпуск?
– Не совсем. Просто хочу съездить на день. Может, на два.
– Когда хотите уехать?
– Сегодня после полудня.
– Шутите?
– Нисколько.
Траурное рассматривание компьютерного экрана. Щелчки клавиатуры.
– Кажется, я не могу предложить вам ничего дешевле тысячи двухсот долларов.
– Ох! – Толстый Чарли обмяк на стуле.
Снова щелчки, насей раз мышью. Мужчина шмыгнул носом.
– Нет. Тут что-то не так. Тут явно что-то не так. – А потом: – Подождите минутку. – Телефонный звонок. – Этот тариф еще действителен? – Нацарапав в блокноте какие-то цифры, туроператор поднял взгляд на Толстого Чарли. – Если поедете на неделю и остановитесь в отеле «Дельфин», я мог бы устроить вам неделю отпуска за пятьсот долларов, питание в отеле включено. Перелет вам будет стоить только пошлину в аэропорту.
Толстый Чарли моргнул.
– Есть какой-то подвох?
– Это акция по развитию туризма на острове. Как-то связано с фестивалем музыки. Сомневаюсь, что он еще идет. Но сами знаете, как говорят… Что оплатил, то и получай. Захотите питаться в другом месте, придется раскошелиться.
Толстый Чарли положил на стол пять мятых стодолларовых купюр.
Дейзи начинала понимать копов, которых обычно видишь только по телевизору: крутые, закаленные и стопроцентно готовые пойти против системы. Такие копы интересуются, считаешь ли ты себя везунчиком или хочешь ли ты устроить им праздник, и в особенности такие, которые говорят: «Я слишком стар для этого дерьма». Дейзи было двадцать шесть, и ей хотелось сказать окружающим, что она слишком стара для этого дерьма. Она вполне сознавала, как нелепо это звучит, – спасибо, что подсказали.
В данный момент она стояла в кабинете суперинтенданта Камбервелла и говорила:
– Да, сэр. На Сан Андреасе.
– Ездил туда в отпуск пару лет назад. С бывшей миссис Камбервелл. Очень приятное место. Ромовый торт.
– Очень похоже, сэр. На пленке из Гатвика заснят определенно он. Путешествовал под фамилией Бронстейн. Роджер Бронстейн вылетел в Майами, где пересел на самолет до Сан Андреаса.
– Вы уверены, что это он?
– Совершенно.
– М-да, выходит, что мы в полной заднице, верно? – отозвался Камбервелл. – Ведь у нас с ними нет договора об экстрадиции.
– Но должно же быть что-то, что мы могли бы сделать.
– Ну… Можем заморозить его оставшиеся счета и наложить арест на его имущество. Разумеется, так мы и поступим, хотя пользы от этого как от козла молока, потому что у него уйма наличности в таких местах, до которых мы не можем дотянуться, даже отследить не сумеем.
– Но он же совершил у-бий-ство, – последнее слово Дейзи размеренно произнесла по слогам.
Суперинтендант поднял на нее взгляд, словно не был уверен, что именно перед собой видит.
– У нас тут не игра в салочки на детской площадке. Если они будут держаться правил, он окажется у нас. Ели он вернется, мы его арестуем. – Он сплющил пластилинового человечка в пластилиновый ком и начал разминать в плоскую лепешку большим и указательным пальцами. – В старые времена, – продолжал он, – преступники могли потребовать убежища в церкви. Пока ты оставался там, закон не смел тебя тронуть. Даже если ты убил человека. Разумеется, это ограничивало свободу передвижений. М-да.
Камбервелл поглядел на Дейзи так, будто ожидал, что после такой тирады она уйдет. А она сказала:
– Он убил Мэв Ливингстон. Он годами обворовывал своих клиентов.
– И?..
– Нам следует отдать его под суд.
– Пусть это не мешает вам спать.
«Я слишком стара для этого дерьма», – подумала Дейзи. Рот она держала на замке, но в голове все крутились и крутились эти слова.
– Пусть это не мешает вам спать, – повторил он, потом сложил пластилиновую лепешку в кубик и безжалостно раздавил пальцами. – Сам я сплю как младенец. Представьте себе, что вы просто патрульная, а Грэхем Хорикс – просто машина, припарковавшаяся на двойной желтой полосе, но отъехавшая до того, как вы сумели выписать штраф. Да?
– Конечно, – сказала Дейзи. – Разумеется. Прошу прощения.
– Будет вам, – улыбнулся суперинтендант.
Она вернулась за свой стол, вошла во внутренний сайт управления полиции и несколько часов изучала варианты дальнейших действий. А потом поех&ча домой. Кэрол сидела перед телевизором и, поедая разогретое в микроволновке куриное жаркое, смотрела сериал «Улица Коронации».
– Мне нужно отдохнуть, – сказала Дейзи. – Я еду в отпуск.
– Свой отпуск ты уже отгуляла, – логично возразила Кэрол.
– Какая жалость, – отозвалась Дейзи. – Я слишком стара для этого дерьма.
– Ух ты! И куда ты поедешь?
– Ловить одного негодяя, – ответила Дейзи.
Самолет «Кариб-эйр» Толстому Чарли понравился. Да, конечно, международная авиакомпания, но по ощущению – как местный автобус. Стюардесса назвала его «милый» и предложила садиться, куда понравится.
Он растянулся поперек трех кресел и заснул.
Во сне Толстый Чарли шел под небом цвета меди, и мир был молчалив и тих. Он направлялся к птице размерами больше города, чьи глаза пылали огнем, а клюв был разинут, и Толстый Чарли вошел в этот клюв и двинулся в самую глотку.
Потом – как это случается во снах – он очутился вдруг в комнате, стены которой были покрыты мягкими перьями, из-за которых смотрели круглые, как у совы, но немигающие глаза.
Посреди комнаты, раскинув руки и ноги, лежал Паук. Приглядевшись, Толстый Чарли понял, что брат не праздно развалился, а распят, связан цепями из мелких косточек (такие можно увидеть в куриной шее). Цепи тянулись из углов комнаты и опутывали его, точно нити паутины муху.
– А, это ты, – сказал Паук.
– Я, – ответил во сне Толстый Чарли.
Костяные цепи врезались глубоко в кожу Паука, и Толстый Чарли увидел, как брат поморщился от боли.
– М-да, – сказал Толстый Чарли. – Но могло быть и хуже.
– Кажется, это еще не все, – отозвался брат. – Думаю, у нее на меня другие планы. На нас обоих. Просто я не знаю, какие.
– Они всего лишь птицы, – сказал Толстый Чарли. – Так ли уж много от них вреда?
– Про Прометея когда-нибудь слышал?
– Э-э-э…
– Был такой малый, отдал людям огонь. В наказание боги приковали его к скале. Каждый день прилетал орел и клевал ему печень.
– И печень никогда не кончалась?
– Каждый день отрастала новая: с богами такое бывает.
Они помолчали.
– Я как-нибудь все улажу, – пообещал Толстый Чарли. – Исправлю.
– Так же, как ты наладил собственную жизнь, что ли? – невесело усмехнулся Паук.
– Извини.
– Нет, это ты меня извини, – вздохнул Паук. – У тебя есть какой-нибудь план?
– План?
– Надо понимать, нет. Просто сделай, что нужно. Вытащи меня отсюда.
– Ты в аду?
– Не знаю, где я. Если это ад, то птичий. Ты должен меня отсюда вытащить.
– Как?
– Ты же папин сын, верно? Ты мой брат. Придумай что-нибудь. Просто вытащи меня отсюда.
Толстый Чарли проснулся в ознобе. Стюардесса принесла ему кофе, и он с благодарностью его выпил. Теперь он окончательно пришел в себя, и ему совсем не хотелось даже закрывать глаза, поэтому он стал читать брошюру «Кариб-эйр», из которой узнал про Сан Андреас много полезного.
Он узнал, что Сан Андреас не самый маленький из островов Карибского моря, но, составляя списки, о нем, как правило, забывают. На рубеже XVI века испанцы открыли этот необитаемый островок вулканического происхождения, где вволю плодились животные, не говоря уже о всевозможных растениях. Согласно поговорке, что ни ткни в землю Сан Андреаса, все вырастет.
Островок переходил из рук в руки: то им владели испанцы, то англичане, потом голландцы и снова англичане. После обретения в 1962 году независимости он недолгое время принадлежал майору Ф.Э.Гаррету, который сместил правительство, разорвал дипломатические отношения со всеми странами, кроме Албании и Конго, и правил железной рукой до своей смерти в результате неудачного падения с кровати несколько лет спустя. Он упал так серьезно, что сломал десяток костей, – и это несмотря на присутствие в комнате целого взвода солдат, которые засвидетельствовали, что пытались, но не смогли остановить падение майора Гаррета. Невзирая на все их старания, он умер еще до того, как его доставили в единственную на острове больницу. С тех пор островом правило дружелюбное и выборное местное правительство, которое все любили.
На островке есть целые мили песчаных пляжей и совсем крошечный тропический лесок в центре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Да. Извините. Я хотел сказать просто «да». Она вздохнула.
– Меня хотят забрать в больницу. Я сказала санитарам: когда доживешь до ста четырех, то заработал право умереть в собственной постели. Я тут детей зачинала, я тут детей рожала, и будь я проклята, если умру в другом месте. И вот еще что…
Она замолкла, закрыла глаза и сделала медленный глубокий вдох. Только Толстый Чарли решил, что она заснула, как ее глаза вдруг снова открылись.
– Если тебя, Толстый Чарли, спросят, хочешь ли ты дожить до ста четырех лет, скажи «нет». Все болит. Все. У меня болит в тех местах, которые наука даже еще не открыла.
– Буду иметь в виду.
– Не умничай.
Толстый Чарли поглядел на крошечную старушку в просторной белой кровати.
– Мне извиниться?
Миссис Дунвидди виновато отвела глаза.
– Я дурно с тобой обошлась, – сказала она. – Давным-давно я дурно с тобой обошлась.
– Знаю, – сказал Толстый Чарли.
Возможно, миссис Дунвидди была при смерти, но это не помешало ей бросить на Чарли такой взгляд, от которого дети младше пяти лет плача бегут к мамочке.
– Что ты хочешь сказать этим «знаю»?
– Я догадался, – ответил Толстый Чарли. – Вероятно, не обо всем, но кое о чем. Я не глупый.
Холодно оглядев его с головы до ног через толстые стекла, старуха сказала:
– Нет. Не глупый. Это точно. – И протянула костлявую руку. – Верни-ка мне стакан. – Она отпила еще, как кошка макая в воду пурпурный язычок. – Так-то лучше. Хорошо, что ты сегодня здесь. Завтра дом будет полон горюющих внуков и правнуков, и все будут пытаться отправить меня умирать в больницу, подлащиваться ко мне, чтобы я им всякое завещала. Они еще узнают! Я собственных детей переживу. Всех до единого.
– Вы собираетесь поговорить о том, как дурно со мной поступили?
– Не следовало тебе разбивать мой зеркальный шар.
– Конечно, не следовало.
Тут он вспомнил. Так вспоминаешь что-то из детства, и возвращается отчасти воспоминание, отчасти воспоминание воспоминания. Как побежал за теннисным мячиком на двор миссис Дунвидди, а там – для пробы – взял ее зеркальный шар, чтобы полюбоваться своим отражением (огромным и перекошенным), а потом почувствовал, как украшение падает на каменную дорожку, и смотрел, как оно разбивается тысячью брызг. Вспомнил, как его схватили за ухо узловатые сильные пальцы и потащили со двора в дом…
– Вы отослали Паука, – сказал он. – Ведь так?
Ее челюсти щелкнули, как у механического бульдога. Она кивнула.
– Я наложила изгоняющее заклятие, – сказала она. – Но что-то пошло наперекосяк. В те времена все немного владели магией. У нас не было всяких там DVD, сотовых и мик-роволновок, но, однако, мы много чего знали. Я просто хотела тебя проучить. И чтобы преподать урок, вытащила из тебя Паука.
Слова-то Толстый Чарли расслышал, но они не имели решительно никакого смысла.
– Вытащили его?
– Оторвала от тебя. Все выходки и трюки. Всю шаловливость. Всю проказливость. Все дурное. – Она вздохнула. – Это было ошибкой. Никто мне не сказал, что если творишь волшебство рядом с такими, как отпрыски твоего папы, любое заклятие усиливается. Все становится больше. – Еще глоток воды. – Твоя мать никогда в это не верила. В глубине души не верила. Но вот Паук… Он много хуже тебя. Твой отец держал рот на замке, пока я не заставила Паука уйти. Но и тогда сказал лишь, что если ты не сможешь все исправить, значит, ты не его сын.
Толстому Чарли хотелось запротестовать, возразить, что это все чушь, что Паук не часть его, так же как он, Толстый Чарли, – не часть моря или темноты. Но он только спросил:
– Где перо?
– О каком пере ты говоришь?
– Когда я вернулся оттуда, куда вы меня послали… Из места со скалами и пещерами… У меня в руке было перо. Что вы с ним сделали?
– Не помню, – сказала она. – Я старая женщина. Мне сто четыре года.
– Где оно? – повторил Толстый Чарли.
– Я забыла.
– Пожалуйста, скажите.
– У меня его нет.
– А у кого оно?
– У Каллианны.
– У миссис Хигглер?
Старуха доверительно наклонилась ближе.
– Остальные две – просто девчонки. Слишком взбалмошны.
– Перед вылетом я позвонил миссис Хигглер. Я заезжал к ней перед тем, как поехать на кладбище. Миссис Бустамонте сказала, ее нет.
Миссис Дунвидди мягко покачивалась из стороны в сторону, словно убаюкивала сама себя.
– Мне уже недолго осталось. После того как ты уехал в прошлый раз, я перестала есть твердую пищу. Да, да, перестала. Только пью. Кое-какие женщины твердят, что любили твоего отца, но я знала его задолго до них. Тогда я еще была красивой, и он водил меня на танцы. Он подхватывал меня и кружил, кружил… Он уже тогда был старым, но умел сделать так, чтобы девушка почувствовала себя особенной. Ты не чувствуешь… – Остановившись, она сделала еще глоток. Рука старухи затряслась, и Толстый Чарли едва успел подхватить стакан. – Сто четыре, – продолжила миссис Дунвидди. – И ни дня не лежала праздно в постели, разве что после родов. А теперь мне конец.
– Уверен, вы доживете до ста пяти, – неловко сказал Толстый Чарли.
– Не говори так! – вскинулась старуха. Вид у нее стал встревоженный. – Не говори!!! Ваша семья и так уже наделала бед. Хватит подталкивать события!
– Я не такой, как папа, – напомнил Толстый Чарли. – Я не волшебный. Вы же сами отдали магию Пауку.
Но она как будто не слушала.
– Когда мы ходили на танцы, это было перед Второй мировой, твой папа шептался с главой джаз-банда, а потом его много раз звали петь на сцену с солистом. И все в зале смеялись и хлопали. Так он подталкивал события. Он пел.
– Где миссис Хигглер?
– Ушла на покой.
– Ее дом пуст. Ее машины нет на месте.
– Ушла на покой.
– Она что… на кладбище?!
Старуха на белых простынях, задыхаясь, хватала ртом воздух. Казалось, она потеряла дар речи и способна только пошевелить рукой.
– Позвать кого-нибудь на помощь? – спросил Толстый Чарли.
Миссис Дунвидди кивнула, но продолжала хватать воздух и задыхаться, поэтому он пошел искать миссис Бустамонте. Та сидела на кухне и смотрела «Опру» по крохотному телевизору на кухонной стойке.
– Она просит вас, – неуверенно сказал Толстый Чарли.
Миссис Бустамонте вышла, потом, вернулась с пустым кувшином.
– Чем ты ее до такого довел?
– У нее что, приступ или еще что-то? Миссис Бустамонте поглядела странно.
– Нет, Чарльз. Она над тобой смеялась. Сказала, от тебя ей сразу полегчало.
– О! Она сказала, что миссис Хигглер ушла на покой. Я подумал, может, у нее в голове мутится, может, миссис Хигглер на кладбище. Об этом и спросил.
Тут миссис Бустамонте улыбнулась.
– На Сан Андреасе. Каллианна уехала на Сан Андреас.
Она налила в кувшин воды из-под крана.
– Когда все началось, – сказал Толстый Чарли, – я думал, это я против Паука, а вы четыре – на моей стороне. А теперь Паука похитили, а вы четыре сговорились против меня.
Закрутив кран, старуха угрюмо уставилась на Толстого Чарли.
– Я уже никому теперь не верю, – продолжал он. – Миссис Дунвидди скорее всего разыгрывает умирающую. Наверное, стоит мне уехать, она выпрыгнет из кровати и будет танцевать чарльстон по всей спальне.
– Она не ест. Говорит, от еды у нее нутро болит. Только пьет.
– Где именно она на Сан Андреасе? – спросил Толстый Чарли.
– Просто уезжай, – ответила миссис Бустамонте. ~ Здесь твоя семья уже достаточно причинила вреда.
Толстый Чарли хотел было что-то сказать, но передумал и ушел без единого слова.
А миссис Бустамонте отнесла кувшин с водой миссис Дунвидди, которая мирно лежала в кровати.
– Сын Ананси нас ненавидит, – сказала миссис Бустамонте. – Что такого ты ему наговорила?
Но миссис Дунвидди не ответила. Миссис Бустамонте прислушалась и, удостоверившись, что старшая подруга дышит ровно, сняла с нее очки с толстыми стеклами, положила их возле кровати и натянула простыню, чтобы укрыть ей плечи.
А после села и стала ждать конца.
Отъезжая от дома миссис Дунвидди, Толстый Чарли сам не знал, куда именно направляется. Он в третий раз за две недели перелетел Атлантический океан, и данные Пауком деньги были уже на исходе. Он как раз миновал несколько тесно жавшихся друг к другу ямайских ресторанчиков, когда заметил в витрине плакатик: «СКИДКИ НА ОСТРОВА». Припарковав машину, он вошел внутрь.
– «Турагентство А» выполнит все ваши пожелания, – сказал ему туроператор извиняющимся тоном, которым врачи обычно объясняют пациенту, что означенную конечность придется ампутировать.
– Э-э-э… да… Спасибо. Э-э-э… Как дешевле bccfo добраться до Сан Андреаса?
– Вы собираетесь в отпуск?
– Не совсем. Просто хочу съездить на день. Может, на два.
– Когда хотите уехать?
– Сегодня после полудня.
– Шутите?
– Нисколько.
Траурное рассматривание компьютерного экрана. Щелчки клавиатуры.
– Кажется, я не могу предложить вам ничего дешевле тысячи двухсот долларов.
– Ох! – Толстый Чарли обмяк на стуле.
Снова щелчки, насей раз мышью. Мужчина шмыгнул носом.
– Нет. Тут что-то не так. Тут явно что-то не так. – А потом: – Подождите минутку. – Телефонный звонок. – Этот тариф еще действителен? – Нацарапав в блокноте какие-то цифры, туроператор поднял взгляд на Толстого Чарли. – Если поедете на неделю и остановитесь в отеле «Дельфин», я мог бы устроить вам неделю отпуска за пятьсот долларов, питание в отеле включено. Перелет вам будет стоить только пошлину в аэропорту.
Толстый Чарли моргнул.
– Есть какой-то подвох?
– Это акция по развитию туризма на острове. Как-то связано с фестивалем музыки. Сомневаюсь, что он еще идет. Но сами знаете, как говорят… Что оплатил, то и получай. Захотите питаться в другом месте, придется раскошелиться.
Толстый Чарли положил на стол пять мятых стодолларовых купюр.
Дейзи начинала понимать копов, которых обычно видишь только по телевизору: крутые, закаленные и стопроцентно готовые пойти против системы. Такие копы интересуются, считаешь ли ты себя везунчиком или хочешь ли ты устроить им праздник, и в особенности такие, которые говорят: «Я слишком стар для этого дерьма». Дейзи было двадцать шесть, и ей хотелось сказать окружающим, что она слишком стара для этого дерьма. Она вполне сознавала, как нелепо это звучит, – спасибо, что подсказали.
В данный момент она стояла в кабинете суперинтенданта Камбервелла и говорила:
– Да, сэр. На Сан Андреасе.
– Ездил туда в отпуск пару лет назад. С бывшей миссис Камбервелл. Очень приятное место. Ромовый торт.
– Очень похоже, сэр. На пленке из Гатвика заснят определенно он. Путешествовал под фамилией Бронстейн. Роджер Бронстейн вылетел в Майами, где пересел на самолет до Сан Андреаса.
– Вы уверены, что это он?
– Совершенно.
– М-да, выходит, что мы в полной заднице, верно? – отозвался Камбервелл. – Ведь у нас с ними нет договора об экстрадиции.
– Но должно же быть что-то, что мы могли бы сделать.
– Ну… Можем заморозить его оставшиеся счета и наложить арест на его имущество. Разумеется, так мы и поступим, хотя пользы от этого как от козла молока, потому что у него уйма наличности в таких местах, до которых мы не можем дотянуться, даже отследить не сумеем.
– Но он же совершил у-бий-ство, – последнее слово Дейзи размеренно произнесла по слогам.
Суперинтендант поднял на нее взгляд, словно не был уверен, что именно перед собой видит.
– У нас тут не игра в салочки на детской площадке. Если они будут держаться правил, он окажется у нас. Ели он вернется, мы его арестуем. – Он сплющил пластилинового человечка в пластилиновый ком и начал разминать в плоскую лепешку большим и указательным пальцами. – В старые времена, – продолжал он, – преступники могли потребовать убежища в церкви. Пока ты оставался там, закон не смел тебя тронуть. Даже если ты убил человека. Разумеется, это ограничивало свободу передвижений. М-да.
Камбервелл поглядел на Дейзи так, будто ожидал, что после такой тирады она уйдет. А она сказала:
– Он убил Мэв Ливингстон. Он годами обворовывал своих клиентов.
– И?..
– Нам следует отдать его под суд.
– Пусть это не мешает вам спать.
«Я слишком стара для этого дерьма», – подумала Дейзи. Рот она держала на замке, но в голове все крутились и крутились эти слова.
– Пусть это не мешает вам спать, – повторил он, потом сложил пластилиновую лепешку в кубик и безжалостно раздавил пальцами. – Сам я сплю как младенец. Представьте себе, что вы просто патрульная, а Грэхем Хорикс – просто машина, припарковавшаяся на двойной желтой полосе, но отъехавшая до того, как вы сумели выписать штраф. Да?
– Конечно, – сказала Дейзи. – Разумеется. Прошу прощения.
– Будет вам, – улыбнулся суперинтендант.
Она вернулась за свой стол, вошла во внутренний сайт управления полиции и несколько часов изучала варианты дальнейших действий. А потом поех&ча домой. Кэрол сидела перед телевизором и, поедая разогретое в микроволновке куриное жаркое, смотрела сериал «Улица Коронации».
– Мне нужно отдохнуть, – сказала Дейзи. – Я еду в отпуск.
– Свой отпуск ты уже отгуляла, – логично возразила Кэрол.
– Какая жалость, – отозвалась Дейзи. – Я слишком стара для этого дерьма.
– Ух ты! И куда ты поедешь?
– Ловить одного негодяя, – ответила Дейзи.
Самолет «Кариб-эйр» Толстому Чарли понравился. Да, конечно, международная авиакомпания, но по ощущению – как местный автобус. Стюардесса назвала его «милый» и предложила садиться, куда понравится.
Он растянулся поперек трех кресел и заснул.
Во сне Толстый Чарли шел под небом цвета меди, и мир был молчалив и тих. Он направлялся к птице размерами больше города, чьи глаза пылали огнем, а клюв был разинут, и Толстый Чарли вошел в этот клюв и двинулся в самую глотку.
Потом – как это случается во снах – он очутился вдруг в комнате, стены которой были покрыты мягкими перьями, из-за которых смотрели круглые, как у совы, но немигающие глаза.
Посреди комнаты, раскинув руки и ноги, лежал Паук. Приглядевшись, Толстый Чарли понял, что брат не праздно развалился, а распят, связан цепями из мелких косточек (такие можно увидеть в куриной шее). Цепи тянулись из углов комнаты и опутывали его, точно нити паутины муху.
– А, это ты, – сказал Паук.
– Я, – ответил во сне Толстый Чарли.
Костяные цепи врезались глубоко в кожу Паука, и Толстый Чарли увидел, как брат поморщился от боли.
– М-да, – сказал Толстый Чарли. – Но могло быть и хуже.
– Кажется, это еще не все, – отозвался брат. – Думаю, у нее на меня другие планы. На нас обоих. Просто я не знаю, какие.
– Они всего лишь птицы, – сказал Толстый Чарли. – Так ли уж много от них вреда?
– Про Прометея когда-нибудь слышал?
– Э-э-э…
– Был такой малый, отдал людям огонь. В наказание боги приковали его к скале. Каждый день прилетал орел и клевал ему печень.
– И печень никогда не кончалась?
– Каждый день отрастала новая: с богами такое бывает.
Они помолчали.
– Я как-нибудь все улажу, – пообещал Толстый Чарли. – Исправлю.
– Так же, как ты наладил собственную жизнь, что ли? – невесело усмехнулся Паук.
– Извини.
– Нет, это ты меня извини, – вздохнул Паук. – У тебя есть какой-нибудь план?
– План?
– Надо понимать, нет. Просто сделай, что нужно. Вытащи меня отсюда.
– Ты в аду?
– Не знаю, где я. Если это ад, то птичий. Ты должен меня отсюда вытащить.
– Как?
– Ты же папин сын, верно? Ты мой брат. Придумай что-нибудь. Просто вытащи меня отсюда.
Толстый Чарли проснулся в ознобе. Стюардесса принесла ему кофе, и он с благодарностью его выпил. Теперь он окончательно пришел в себя, и ему совсем не хотелось даже закрывать глаза, поэтому он стал читать брошюру «Кариб-эйр», из которой узнал про Сан Андреас много полезного.
Он узнал, что Сан Андреас не самый маленький из островов Карибского моря, но, составляя списки, о нем, как правило, забывают. На рубеже XVI века испанцы открыли этот необитаемый островок вулканического происхождения, где вволю плодились животные, не говоря уже о всевозможных растениях. Согласно поговорке, что ни ткни в землю Сан Андреаса, все вырастет.
Островок переходил из рук в руки: то им владели испанцы, то англичане, потом голландцы и снова англичане. После обретения в 1962 году независимости он недолгое время принадлежал майору Ф.Э.Гаррету, который сместил правительство, разорвал дипломатические отношения со всеми странами, кроме Албании и Конго, и правил железной рукой до своей смерти в результате неудачного падения с кровати несколько лет спустя. Он упал так серьезно, что сломал десяток костей, – и это несмотря на присутствие в комнате целого взвода солдат, которые засвидетельствовали, что пытались, но не смогли остановить падение майора Гаррета. Невзирая на все их старания, он умер еще до того, как его доставили в единственную на острове больницу. С тех пор островом правило дружелюбное и выборное местное правительство, которое все любили.
На островке есть целые мили песчаных пляжей и совсем крошечный тропический лесок в центре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35