И это еще будет лучшим вариантом развития событий. А в худшем… - Давила провел рукой по горлу. - Сделают тебе харакири. По?русски. Или даже по?кавказски. Ржавым топором и без анестезии.
– Да ладно пугать?то… С чего это ты так решил?
– Потому что ты - размазня! Ты беззащитен, как мальчик в песочнице. Ты делаешь деньги - сотни тысяч баксов - и думаешь, что это останется незамеченным?! Тебя уже засекли, пентюх! Думаешь, почему я тебя на разговор сюда вытащил? Кто заступаться?то за тебя будет?
– Есть кому…
– Некому! Нет у тебя никакой «крыши»! Ни черта у тебя нет, кроме непомерного гонора и надежды на то, что авось обойдется!
– А ты откуда знаешь!
– Знаю, - заявил Давила. - Все я знаю про твои художества! И не только я. Да весь твой НИИ давно уже кипит гневом народным. Революционная ситуация там назрела! В курилках обсуждают каждый твой неправедно заработанный доллар. Сотни голодных инженеров готовы идти штурмом на твою хренову лабораторию, чтоб разнести ее на кусочки…
– Кретины! - заорал Эдуард. - Бездельники! Им не в институте, им в колхозе работать! Ничего они мне не сделают! Никто меня не тронет! Да я им башки… Кто тебе это сказал?
– Чеботарев. Василий Леонидович. Знаешь такого?
Слова эти произвели магическое действие. Пыл Эдика резко угас. Очевидно, источник информации заслуживал уважения.
– Сволочи… - Эдик опустил голову. Сжатые кулаки его, лежащие на столе, мелко тряслись. - Сволочи, какие сволочи! Быдло… Быдло…
– Быдло, говоришь? - Глаза Давилы превратились в узкие щелки. - Это кто - быдло?! Марков, который бескорыстно подарил тебе четыре собственные формулы, на которых ты сварганил свою кандидатскую? Протасов Виктор Иванович, который двигал тебя, молодого и талантливого, который нянчился с тобой, помогал тебе прошибать советские дубовые инстанции, чтобы утвердили твои изобретения? Душевнейший Курякин собственной персоной, членкор, гранд отечественной науки, который не поехал на симпозиум в Риме, чтобы послать туда тебя? Это они - быдло? Или Яшка Гительсон, без которого из тебя был бы программист - как из меня балерина? Который до сих пор отлаживает тебе программы, а ты даешь ему копейки, пользуясь тем, что он - полный пентюх, хоть и еврей…
– У меня все деньги уходят на аппаратуру…
– Аппаратура, значит? - Жуков упер руки в боки. - Аппаратура! - произнес он патетически. - Дело хорошее. А то, что Марков лежит в больнице с гангреной ноги, - это несущественно. И никакой надежды на улучшение, потому что у него запущенный диабет, а денег на лекарства нет. Одну ногу ему уже отрезали, теперь вторую резать собираются. Какой пустяк! Или вот Протасов, бывший твой начальник отдела, ныне пенсионер. Два инфаркта, пенсия с гулькин нос, ныне большой специалист по собиранию пивных бутылок. По сравнению с твоей аппаратурой - сущая ерунда! Сам виноват, нечего было коммунизм строить. А Яшку?то ты за что так? Его же обижать грех - вроде как ребенка. Башка у него гениальная, а к жизни нашей он совершенно не приспособлен. Даже в Израиль свой свалить не может, потому что документы не в состоянии оформить.
– Водки… - хрипло произнес Эдуард. - Налей?ка мне водки. Ты предлагал вроде? Налей. Пусть мне плохо будет. А… Полстакана сразу. И так уже хуже некуда. После твоих?то слов.
Тут только обнаружилось, что из?за стремительного развития разговора немотивированно упущен главный элемент душевного общения, называемый «по стопарику». И хозяин переменил выражение лица на относительно несвирепое, и водочка появилась, и минимум закуски, как бы предвещающий последующее обильное горячее. И сели уже все трое, и подняли стаканы, в коих содержалось драгоценное успокоительное. Рука Эдуарда дрожала. Николай сохранял молчаливую холодность.
– Ну, за вас, - произнес Илья Жуков. До прежней радушной улыбки дело еще не дошло, но тон его стал душевнее. - За вас, друзей моих. Рад, что мы собрались здесь. Рад, ей?богу…
– За себя пить не буду, - сдавленно произнес Эдуард. - Раз я сволочь такая…
– Да ладно… Пей, Эдик. Не такой уж ты и плохой. Бывают и хуже…
– Плохо то, что правда все это. То, что ты про меня сказал. Сущая правда! Господи, какое же я дерьмо!
Ступин обреченно вздохнул, выпучил глаза и начал пить водку большими глотками. Видно было, что непривычен он к этому, но все же справился, не захлебнулся, даже не закашлялся. Только слезы выкатились блестящими дорожками на щеки.
– Закуси. - Давила подцепил на вилку обрывок лохматого соленого груздя и впихнул его в рот Эдика. - Знаю я, что совестлив ты, друг мой старый. Да только совесть твоя бездеятельна. Чтоб слезу пустить - на это она еще способна. А чтобы на дело подвигнуть - тут уж кишка слабовата. Вот и прячешься от окружающего мира. Надел на свою совесть черные очки. Не один ты такой. Страна летит вниз, в преисподнюю, со скоростью сбитого самолета. А уж как пассажирам этого самолета действовать - на их усмотрение. Кто мог, парашют себе приготовил, чтобы смыться вовремя за границу. Ты вот, например, из таких. А остальным… Судьба такая - разбиться и сгореть в огне.
– Ты это, палку не перегибай! - огрызнулся Ступин. - Ты это… Пессимист уж ты прямо. Не так уж все плохо. Когда?нибудь и у нас будет не хуже, чем на Западе. Не сразу, конечно. Лет через двадцать. Нажрутся те, кто сейчас у власти. Начнут делиться с теми, кто беднее. Российское общество накопит достаточный капитал, чтобы жить спокойно, без потрясений. Ведь все проходили через это. Все капиталистические страны. Подождать только надо.
– Сказки все это, - сказал Жуков. - У нас так не получится. Так вот, как у них, не получится, как бы мы ни старались.
– Почему это?
– Объясню тебе почему, любезный ты мой. Дело все в том, что работаем мы не на себя. И богатство российское не накапливается в нашей стране, как бы того тебе хотелось. Оно уходит. Утекает. Как вода сквозь пальцы. Вот скажи, за какие деньги ты предпочитаешь работать? За рубли или за доллары?
– За доллары.
– То?то. Все мы любим доллары. Маленькие иконки нашей теперешней веры. А что в результате получается? Вся страна вкалывает, и все то, что она произвела, так или иначе превращается в американские деньги. - Экономист выхватил из внутреннего кармана несколько десятидолларовых купюр и подкинул их вверх. Купюры гордо поплыли в воздухе, медленно опустились на пол. - Вот оно! Зеленая резаная бумага! Грош ей цена была бы, если бы не наша тупость! Это ж надо - огромная страна кишки из себя последние готова выдрать, только бы купить еще несколько тонн зеленой бумаги! А эти, за бугром, - они только рады. Работайте, мол, бедные глупые русские! Мы у вас все купим - и нефть, и лес, и руду, и золото! И баб ваших красивых купим! Только уж не обессудьте - купим по дешевке, потому что бумага наша зеленая очень хорошего качества, нам самим она очень нравится, и расставаться нам с ней жалко до слез. Вы уж нас очень хорошо попросите, чтобы мы у вас всю вашу дурацкую продукцию купили. И если вы, глупые бедные русские дураки, задницу нам хорошенько полижете, и поклянетесь в вечной верности, и пообещаете делать все так, как мы вам прикажем, то мы непременно раздобреем, и купим у вас все на корню, и даже напечатаем вам новой, свежей зеленой бумаги! Вот какие мы добрые и хорошие! - Жуков шарахнул стаканом по столу так, что тот едва не разлетелся вдребезги. - О каком накоплении российского богатства ты говоришь, Эдик? Миллионы, миллиарды долларов - за наши проданные по дешевке ресурсы! Кредиты еще берем - мало нам! И где все это оказывается через несколько месяцев? Да там же, за границей снова. В тех же заграничных банках. Из денег делаются деньги.
– Производство надо развивать… - пробормотал Ступин.
– Производство? Да кому оно нужно? В процессе делания денег из денег это лишний этап. Все везем из?за рубежа - любую дрянь подешевле, лишь бы накрутку побольше сделать! Что мы, у себя такое не можем производить? Да как два пальца обоссать! Только не производим. Знаешь, почему? Денег у нас нет на производство! Все деньги на закупку долларов уходят. Кто?то в зарубежные банки их кладет, кто?то в чулок прячет. Такие вот жмоты, как ты. А большинство народа и доллара?то живого в глаза не видело! Терпит народ, на что?то еще надеется. Смотрит, как бритые быки в «мерседесах» катаются. Только знаешь, терпение?то не бесконечно…
– Слушай, а ты ведь прав! - тонким голосом сказал Эдуард. В голове его шел уже свистопляс - и от непривычной дозы алкоголя, и от речей Давилы. - Я вижу, ты здорово соображаешь…
«Господи, как меня достало все это… - подумал Краев. - Неужели я плелся сюда, чтобы послушать в очередной раз политическую лекцию Давилы? Сотни правильных гневных слов, отскакивающих от моей звенящей головы, которая так нуждается в тишине. Я слишком хорошо знаю Давилу. Знаю я все его манеры. Знаю его тактику. Знаю его таинственную осведомленность обо всем и обо всех - главный козырь, на котором базируется все остальное. Все эти тщательно подготовленные вспышки гнева, и талантливые кавалерийские наскоки, и добродушные откаты…»
– Илья! Ты понимаешь меня как никто другой, - с чувством говорил между тем Эдуард и тряс руку Давилы, зажав ее между своими длинными белыми пальцами. - Вот ты, Илья… Ты говоришь, что я - жмот и все такое… Что деньги неправедно зарабатываю. А ведь я ученый, между прочим! И не самый последний ученый в своей области. По большому счету плевать мне на эти деньги. Что я - живу шикарно, что ли? Есть у меня мечта - чтобы в своей стране, в своем родном городе, в своей лаборатории, а не где?нибудь за границей мог я заниматься своим делом. Своим делом, черт подери! Я хочу быть самим собой. И еще я хочу, чтобы меня ценили за это. И чтоб я мог жить той жизнью, какая подобает мне. Что, разве я не достоин этого?!
– Хорошие слова, - одобрительно сказал Давила. - Любой достойный человек заслуживает того, чтобы жить хорошо, а ты, Эдик, особенно достоин этого! Выпьем за тебя, Эдик! Твои мечты обязательно осуществятся!
– К?коля, пьем! - закричал Эдик с нетрезвым энтузиазмом. - За Родину! И за меня!
Осушили стаканы. Эдик выглядел растроганно, смотрел на Давилу как на лучшего, душевнейшего друга. Забыл уже, что Давила морально утюжил его полчаса назад, как танк гусеницами.
«Этот уже готов. - Николай автоматически поднимал стакан, автоматически совершал глотательные движения, когда водка лилась ему в горло. - Быстро Давила скрутил его. Быстро… Молодец Давила. Мастер. Как ты достал меня, Давила! Я же помню тебя другим…»
– Ну а ты, журналист?молчун? - Жуков повернулся к Краеву. - Ты что скажешь? Есть у тебя какая?нибудь мечта? Хотя бы маленькая такая мечтеночка?
– Да нет, откуда? - Краев улыбнулся едва заметно. - Откуда у нас, журналистов?молчунов, мечты? Нету. Извини.
– Тогда я о своем скажу. - Давила уже снова деловито наливал водку. - Друзья мои, моя мечта - процветающая, богатая Россия! И не через сто лет! И даже не через двадцать! А через пять?десять лет! - Давила взмахнул взволнованно стопкой - так, что водка плеснулась на скатерть. - Вот вы представьте - предположим, аэропорт Шереметьево. Приезжает к нам какой?нибудь иностранец. К примеру, немец. Некий, предположим, Рихард Швайнер. Или Шрейдер. Не важно. Глядит он на Москву и думает: «Вот, живут же люди… Не то что у нас, в засраной, бедной Германии!» А в России?то красота! Никаких, понимаешь, нищих, никакой безработицы! Рубль горд и устойчив! Сияющий монорельс молнией проносит обалдевшего немца над красавицей столицей. Лето… Дома, похожие на сады Семирамиды. Прозрачные, хрустальные воды Москвы реки, в которых удочками ловят осетров. Бесшумные вереницы электромобилей - лучших в мире российских электромобилей - цветными драгоценными камнями блестят в лучах солнца! И улыбки девушек - счастливых, что живут в самой лучшей, самой богатой стране - стране веры и разума, силы и достоинства. В России…
– Браво! - Эдик громко захлопал в ладоши, потерял от такого сложного движения равновесие и частично завалился на бок. - Браво, браво! Илья! Т?ты - гений!
– Осетров не ловят на удочку, - негромко, напряженно сказал Николай. Глаза его потемнели. - Но в остальном неплохо, Илья, неплохо. У тебя недюжинный творческий потенциал. Главное - мечтать в правильном направлении, без всяких оппортунистических уклонов. Утро красит нежным светом стены древнего Кремля. Илья Жуков мечтает о хороших временах - красиво, романтично мечтает, просто завидки берут. Помню я такие времена. Были они не так давно. В городе?герое Москве. Я помню, как приехал в первый раз в Москву в семьдесят пятом году. Подростком еще. Чуть в обморок не упал, когда увидел в магазине десять сортов колбасы. А здесь, в советском городе Верхневолжске, я стоял в те времена в очереди за плавлеными сырками. По две штуки в одни руки. Не помнишь такое? Забыл уже…
– Ты меня с коммунистами не равняй! - Жуков мотнул лысой башкой. - Где они, коммунисты твои? Перестроились все быстренько. Раньше хапали именем развитого социализма, теперь - именем рыночной системы. Только не рынок это. Это несколько крупных бандитских кланов и сотни мелких периферийных кланчиков, которые разделили уже давно нашу страну между собой - и имущество, и денежные потоки. И делиться ни с кем они не собираются. Ты что думаешь, я о всеобщем равенстве пекусь? Да плевать мне на него. Не может быть всеобщего равенства. Только вот неравенство сейчас слишком уж вопиющее, неприкрытое, как порнография самого отвратного пошиба! Революции я боюсь. А нынешнее развратное положение в России кончится новой кровавой революцией, помяни мое слово! Те, кто нахапал, свалят из страны в мгновение ока и будут жить долго и счастливо. Говорить о взбунтовавшемся быдле и изгнанном, страдающем цвете нации. Тем же, кто остался здесь, придется начинать заново. Собирать снова все по крохам. Сколько можно наступать на одни и те же грабли?
– Дорога, по которой идет Россия, выстлана граблями, как гравием. У тебя что, есть какой?то рецепт, как избежать этого?
– Есть.
– Какой?
– Есть, есть, говорю тебе!
– Ну, что у тебя там за идеи? Давай выкладывай! Перекрыть утечку капитала за границу? Прекратить хождение доллара в России? Выплатить зарплаты и пенсии? Запретить быть бандитом? Что еще?
– Это все детали. Детали. Экономические, социальные. Для грамотного в экономике человека и так понятно, какие меры предпринять. Проблема в другом. Какую бы хорошую экономическую программу человек ни составил, осуществить ее не удастся. И чем лучше и яснее эта программа будет, тем быстрее ему свернут голову. Потому что хорошая программа будет мешать хорошо воровать.
– Стало быть…
– Стало быть, главное - это проблема власти.
– Это слова дедушки Ленина, - заметил Краев. - Он уже захватывал власть. Банки, телеграф, телефон и что?то там еще. Много хороших дел совершил. Только умер рано. Не успел расстрелять всех буржуев.
– Я устал от тебя! - заявил Давила, глядя на Николая с откровенной злостью. - Ты - скептик, Николай! Гнусный и циничный скептик. Ты смотришь на тех, кто пытается что?то делать, и отпускаешь ядовитые реплики. Ты капаешь ядом, как гюрза. Ты ловишь свой маленький кайф в предвкушении того, что у кого?то снова ни черта не получится и он снова окажется в вонючей луже. В такой же, в какой барахтаешься ты!
«Ненавижу ли я Давилу? - Николай пытался не слушать, остаться в любимом своем одиночестве даже здесь - в окружении слов Давилы, летающих в воздухе и жужжащих, как пчелы. - Да нет, нет… Как я могу ненавидеть его? Старого своего друга Илюху Жукова? Просто он немного напутал. Он пытается втянуть меня в сферу своей профессиональной деятельности. Какой?то очередной деятельности, о которой я пока ничего не знаю и знать не хочу. Я не имею деловых отношений с друзьями. Больше не имею. Хватит. Обломался».
– Я сам варился в этой каше, - сказал он. - Знаю я всю эту вашу политику…
– Это не наша политика! Не моя политика! Это ИХ политика, и я не хочу иметь с ней ничего общего. Я знаю, что ты получил свою порцию тумаков и разуверился в том, что можно совершить хоть что?то полезное. Били тебя по темечку. Били… Знаешь, меня били не меньше твоего. Но я не сложил ручки. А ты… Ты нырнул в болото. Ушел в околополитический слой. Слой тех, кто когда?то был допущен, а потом оказался не у дел. И теперь ваше занятие - курить, принимать горделивые позы, обсуждать, какой козел этот Василий Петрович, которого вы звали просто Васькой, а теперь он замгубернатора и берет на лапу столько?то…
– Не принадлежу я к этому слою, - тускло сказал Николай. - Достали меня все эти слои - и околополитический, и псевдоэкономический, и гордопатриотический… Я просто сам по себе. Иди ты к черту, Илья.
Давила задумался. Морщил лоб, поднимал и опускал брови, тер лысину рукой. И вдруг просиял.
– А ведь ты прав! - заявил он радостно. - Ты - не из этих! Ты совсем не такой! А я?то думаю, зачем я тебя пригласил? Ну, правильно! Если бы ты был из этих, ты бы мне не подошел…
– А так - подхожу?
1 2 3 4 5 6 7 8