– Все, что я узнаю о тебе, все больше и больше убеждает меня, что ты не похожа ни на одну другую женщину, каких я знал, – заверил он.
Глаза Линетты загорелись при этих словах, но вдруг совершенно изменившимся голосом она спросила:
– Что случится со мной, если я тебе наскучу?
– Я убежден, что этого никогда не будет.
– Но все же? – настаивала девушка.
– Я думаю, мы оставим все такие невероятные идеи на будущее, – с напускной строгостью изрек маркиз.
Девушка отвернулась и стала смотреть в сад, окружавший ресторан. На фоне цветов рисовался ее изящный профиль.
– Что беспокоит тебя? – осторожно поинтересовался маркиз.
– Когда я с тобой, – ответила Линетта, – мысли у меня путаются. Я так счастлива! Мне кажется, меня уносит ввысь солнечный луч, и все трудности остаются где-то внизу. Но иногда я чувствую, что мне следует задуматься о будущем.
– Забудь о нем! Станем думать только о сегодняшнем дне, а завтра будет видно.
Маркиз поднялся из-за стола, расплатился и повел Линетту к ожидавшему их экипажу.
Маркиз хотел, чтобы Линетта увидела пересекающие реку новые мосты и великолепный фасад Нотр-Дам, и они проехали по набережной Сены.
На авеню Фридлянд Линетта вернулась около пяти часов.
Бланш отдыхала, но через горничную передала девушке, что хочет ее видеть и просит зайти к ней. Линетта поднялась к ней в будуар.
– Нет необходимости спрашивать, хорошо ли ты провела время, – сказала Бланш, взглянув на нее с улыбкой.
– Был такой прекрасный день! – восторженно ответила Линетта. – И мы нашли дом, куда сможем завтра переехать. Можно попросить горничных уложить мои вещи?
– Конечно. Я думаю, мне придется одолжить тебе несколько сундуков. Чемоданы, с которыми ты приехала, не вместят твоих новых приобретений.
– Спасибо!
– Его милость настаивает на том, чтобы заплатить за них. Он явно намерен начать ваш роман подобающим образом.
Линетта не знала, что на это ответить. Она только пожалела, что Маргарита потратила на нее так много у Ворта.
Словно читая ее мысли, Бланш заметила: – Для англичанина он очень щедр. Запомни, что мужчина всегда хочет гордиться женщиной, которая принадлежит ему. Он хочет, чтобы она была красивее и шикарнее всех остальных женщин.
Линетта почувствовала, что ей никогда не быть такой красивой, как Бланш, с ее золотистыми волосами и сверкающими голубыми глазами, ее белоснежной кожей и роскошным телом!
Чтобы изменить тему, она сказала неуверенно:
– Ты не сочтешь это за… неучтивость, если я уеду вот так… после того как ты была так добра ко мне? Я, право, тебе очень, очень благодарна!
– Ты сама устроила свое будущее, – покачала головой Бланш. – Маркиз очень мил и так хорош собой!
Помолчав немного, она добавила:
– Я считаю своим долгом, Линетта, посоветовать тебе быть благоразумной.
– Благоразумной? – с недоумением повторила Линетта.
Бланш утвердительно кивнула.
– Любовь проходит, а драгоценности остаются! Это наше обеспечение на будущее.
– Я… не понимаю, – запинаясь, проговорила Линетта.
– Я тебе кое-что покажу.
Бланш указала ей на маленький письменный столик в углу будуара.
– Открой ящик. Я открывала его сегодня утром, так что ключ должен быть в замке. Принеси мне шкатулку, которая лежит в ящике. Линетта повиновалась.
Внутри стола она нашла не бумагу и перья, как ожидала, а большую, отделанную кожей шкатулку для драгоценностей. Она показалась Линетте очень тяжелой.
Бланш взяла шкатулку из рук девушки, поставила себе на колени и открыла ее.
Линетта ахнула.
Внутри оказались драгоценности. Линетта еще никогда не видела их в таком количестве.
Там были колье, серьги, броши, браслеты, кольца и медальоны. Вся эта масса сверкала и переливалась, как будто в шкатулке шевелилось живое существо.
Линетта смотрела на все это совершенно ошеломленная.
– И все эти драгоценности твои?
– Мои! – с гордостью ответила Бланш. – И пойми, Линетта, что бы ни случилось со мной, они останутся мне самым верным и надежным другом.
– Я не могу даже ожидать, что маркиз подарит мне что-нибудь подобное, – произнесла Линетта.
– Кто говорит о том, чтобы ожидать? Ты должна не ожидать, просить, требовать, настаивать! – возмутилась Бланш. – Запомни, Линетта, – и смотри не сделай ошибки, – каждая женщина, дарящая мужчину своей благосклонностью, должна позаботиться о том, чтобы он устроил ей дом, обеспечил ее туалетами, в которых она будет вызывать всеобщее восхищение, и роскошными драгоценностями.
Бланш перевела дыхание и снова продолжала:
– У нее должны быть лакеи, экипажи, отличный повар – и все это должно быть оплачено ее покровителем. Мужчина, объявляющий всему свету, что он завоевал ее расположение, должен – обязан – дать ей весомые доказательства своей привязанности.
Бланш достала колье из шкатулки и подержала его на весу.
– Оно стоит двести тысяч франков! – промолвила она. – Когда мои прелести увянут, когда я перестану быть одной из достопримечательностей Парижа и никто уже не станет аплодировать, когда я появлюсь на сцене, все это останется у меня! Бриллианты не тускнеют, они только растут в цене!
Положив на место колье, она закрыла крышку.
– Положи это обратно в стол, – сказала она Линетте. – И запомни, что я тебе говорила. Даже самые жаркие страсти, самые пылкие заверения в вечной привязанности со временем остывают и вянут, как цветы. Но драгоценности – это наше благополучие и безопасность на склоне лет.
Простившись с Бланш, Линетта возвращалась к себе в комнату уже не в таком приподнятом настроении, как будто все, что она услышала, бросило тень на счастливый день, проведенный ею с маркизом.
Нет, сказала она себе, Бланш просто не знает, что такое любовь.
Разве можно сравнить ее чувство к мистеру Бишоффсхайму или его к ней с тем, что связывает Линетту с маркизом, с тем восторгом любви, который она испытывает к нему?
Девушка ни на мгновение не сомневалась в глубине и серьезности чувства маркиза Дарльстона к ней.
Она догадывалась по интонациям в его голосе, что она волнует его, и сила ее собственного воздействия на него иногда смущала ее, а иногда заставляла задыхаться от непонятного ей самой возбуждения.
Нет, их любовь совсем другая. В ней есть что-то неземное, что-то возвышающее и облагораживающее.
В ту ночь, когда Линетта рассталась с маркизом после его поцелуя, она опустилась на колени и со слезами на глазах благодарила Бога за то, что он послал ей любимого, за то, что их чувство взаимно.
«Я посвящу всю мою жизнь тому, чтобы сделать его счастливым, – поклялась она. – Но дай и ему, Господи, любить меня так, как я люблю его, всем сердцем, всей душой, всем существом».
Но хотя Линетта и старалась разуверить сама себя, ей трудно было забыть, как серьезно говорила с ней Бланш и как сверкали в шкатулке бриллианты.
Однако на раздумья времени не было.
Она позвала горничную и попросила уложить все ее вещи в сундуки, оставив лишь платье, которое она собиралась надеть вечером, и доставленное ей от Ворта, чтобы надеть его на следующий день.
– Мне очень жаль, что вы покидаете нас, m'mselle, – сказала горничная, – но я этого ожидала.
– Почему? – удивилась Линетта.
– Вы слишком молоды, m'mselle, чтобы оставаться в этом доме, вы слишком благородная особа.
Линетта изумленно посмотрела на нее. Потом, опасаясь, что, если разговор продлится, девушка может начать критиковать Бланш, Линетта переменила тему и заговорила о чемоданах, которые ей понадобятся, о том, как трудно будет не помять тонкие материи и искусственные цветы на ее новых платьях.
Парикмахер Феликс, уложив волосы Бланш в золотистые локоны для вечернего спектакля, явился причесать Линетту.
Только прическа была закончена, как лакей доложил, что маркиз Дарльстон ожидает ее внизу.
Сегодня на Линетте было зеленое платье, которое Маргарита заказала для нее у Ворта.
Платье было таким весенним, украшавшие его водяные лилии очень шли Линетте, но, когда девушка надела его, сердце у нее слегка сжалось; она вспомнила, что зеленый цвет считается несчастливым.
Мадемуазель Антиньи всегда говорила, что ни за что не надела бы зеленое, но мать Линетты смеялась над ней:
«Вы суеверны, мадемуазель. Как добрая католичка, вы должны были бы считать такие идеи еретическими, не имеющими никакого основания», – говорила она.
«Я полагаю, это говорит во мне мое крестьянское происхождение, – улыбалась в ответ мадемуазель. – Но что бы вы там ни говорили, мадам, а я зеленое не надену. И под приставной лестницей не пройду и матрац в пятницу переворачивать не стану!»
Ее мать поддразнивала ее, но mademoiselle оставалась тверда. Линетта знала, что у нее были и другие суеверия, в которых она не признавалась.
Взглянув в зеркало, Линетта подумала, что зеленый цвет не может не быть счастливым.
Вечернее платье было так красиво, так безукоризненно сшито, что она старалась не думать о работавших над ним портнихах, которые не могли заработать за неделю даже на одну лилию из тех, что делали платье таким соблазнительным.
После полудня произошел еще один случай, который врезался ей в память.
Когда маркиз привез ее домой на авеню Фридлянд, они вышли из коляски, чтобы подняться по ступеням к двери, уже открытой напудренным лакеем.
Стоявшая на тротуаре женщина с ребенком на руках протянула руку к Линетте, умоляя дать ей хоть сколько-нибудь на еду.
Маркиз опустил руку в карман, чтобы достать какую-нибудь мелочь, а Линетта остановилась и заговорила с женщиной.
Она была ужасно худа, а ребенок такой бледный и изможденный, что Линетта подумала, что ему недолго осталось жить.
– Разве вы не можете найти себе работу? – спросила Линетта своим кротким мягким голосом.
– Кто меня возьмет с ребенком? – ответила женщина.
– А ваш муж… он тоже безработный?
– Муж! – воскликнула женщина. – Уж не думаете ли вы, что у этого несчастного заморыша есть отец?
Тон ее был почти груб.
– Довольно! – твердо сказал маркиз. – Берите деньги и ступайте!
Он опустил в руку женщины несколько франков, и та, жадно схватив их, ускользнула без единого слова, как будто опасаясь, что маркиз раздумает и отнимет у нее деньги.
Линетта задумчиво посмотрела ей вслед.
– Она такая худая, а ребенок болен, – произнесла она словно про себя.
– Ты ничего не в силах изменить, – возразил маркиз. – По крайней мере, ей теперь хватит на еду на день-другой.
– Ты очень добрый, – вздохнула Линетта. – Но как несправедливо, что она вынуждена страдать, и ей не к кому обратиться за помощью.
Когда Линетта поднималась по лестнице, чтобы повидаться с Бланш, она заметила, что в холле стояло несколько корзин с цветами, которые, вероятно, доставили днем.
В одной из них были пурпурные орхидеи. Линетта знала, что они очень дорогие.
Одеваясь, девушка невольно вспомнила о сказочных драгоценностях Бланш и о женщине с ребенком, просившей милостыню у порога этого роскошного дома.
Ей вспомнился ужин, который дала Бланш, на котором подавали павлина, редкие вина, стол, прогибавшийся под тяжестью золотой и серебряной посуды, и женщины в эффектных туалетах, каждый из которых стоил целое состояние.
«Почему император не примет какие-нибудь меры?» – подумала Линетта и решила попросить у маркиза объяснения.
Но, увидев его, она уже больше не могла думать ни о чем, кроме него.
Маркиз повез ее в ресторан, не такой большой и шикарный, как «Английское кафе», но все же, по его словам, один из лучших в Париже.
Ресторан находился в Пале-Ройяле и существовал, как узнала Линетта, еще с дореволюционных времен.
– Я закажу для тебя их фирменное блюдо, – сказал маркиз.
Они сидели на обитой алым бархатом софе в маленькой квадратной комнате, где стены были чудесно расписаны цветами и фруктами.
– А что оно из себя представляет? – заинтересовалась Линетта.
– Рейнский карп, – ответил Дарльстон, – рыба, которой нет в Англии. Кости в нем вынуты, он нафарширован особой начинкой, секрет приготовления которой известен только здесь.
Рыба действительно была отменной, но Линетта с трудом могла сосредоточиться на еде. Ей хотелось разговаривать с маркизом, слушать его, задавать ему десятки вопросов, на которые только он, по ее мнению, мог дать ответ.
Маркиз был сегодня очень весел; он постоянно смешил ее, и они проговорили так долго, что не успели в театр, как намеревались.
Дарльстон не хотел смотреть Бланш, он собирался пригласить Линетту в один из знаменитых парижских драматических театров, где бы девушка могла увидеть Сару Бернар или кого-то еще из известных французских актеров, которыми так гордятся парижане.
Но вместо этого они продолжали разговаривать, все время находя сказать друг другу что-нибудь более интересное и захватывающее, чем любой спектакль, который они могли увидеть на сцене.
После этого они долго катались по освещенным газом улицам, любовались Парижем во всей его красоте, Сеной, струившей свои воды меж высоких берегов, убеждаясь, как убеждались многократно многие до них, что Париж – это город влюбленных.
– Ты так прелестна, так изумительна! – с нежностью воскликнул маркиз, обнимая одной рукой Линетту, когда они проезжали по затихшим улицам.
– Мне приятно, что я нравлюсь тебе, – просто ответила девушка.
– В английском языке просто нет слов – да и во французском, если на то пошло, – чтобы сказать тебе, насколько ты чаруешь меня, – произнес маркиз. – Никогда я еще не прислушивался к каждому звуку, к каждой интонации женского голоса. Все, что ты говоришь, милая, имеет невыразимую прелесть.
Линетта глубоко вздохнула.
– Когда ты говорить такие вещи, – вымолвила она, – мне бывает настолько хорошо, что от этого даже больно.
Маркиз теснее привлек ее к себе.
– Я очень хорошо понимаю, что ты хочешь сказать, потому что сам чувствую то же. Ты, наверное, Сирена! Ты заворожила меня, и я больше ни о чем не могу думать, кроме тебя.
Девушка подняла к нему лицо, и маркиз нежно поцеловал ее.
– Завтра вечером, – сказал он, – мы будем одни в нашем домике; и тогда я покажу тебе, как ты много значишь для меня, моя драгоценная, я смогу поцеловать тебя по-настоящему, так, как я хочу.
Линетта замерла, потрясенная силой страсти, звучавшей в его голосе.
– Будет чудесно быть с тобой и только с тобой, – ответила она, – знать, что нам не нужно больше расставаться. Вчера, когда ты ушел, я хотела бежать за тобой и умолять тебя вернуться. Мне стало страшно, что я больше не увижу тебя.
– Неужели ты думаешь, что такое может случиться? – изумился маркиз. – Я уже сказал тебе, Линетта, что ты моя и никакая сила никогда не разлучит нас.
– Мне так хочется этому верить! – вздохнула она. – Но иногда меня все же охватывает страх.
– Нет никаких причин бояться. Я приеду за тобой завтра рано утром. Когда я подписывал договор о найме сегодня вечером, я узнал, что владелец дома уезжает очень рано. Так что, если хочешь, мы можем въехать еще до полудня.
– Ничего не может быть лучше! – захлопала в ладоши Линетта.
– А потом мы должны поехать с тобой к Оскару Массену. Я хочу купить тебе подарок. Я предполагал выбрать для тебя что-нибудь сегодня, но у нас не хватило времени. Интересно, что бы тебе понравилось.
Дарльстон почувствовал, что Линетта как будто окаменела в его объятиях.
– Я не хочу, чтобы ты покупал мне… драгоценности, – твердо сказала она.
– Почему? – удивился маркиз.
Линетта молчала, и он догадался, что она ищет какое-то объяснение, не имеющее отношения к подлинной причине ее отказа.
– Ты уже дал мне так много, – уклончиво сказала она. – Бланш говорила мне, что ты хочешь заплатить за мои платья.
– А ты думала, что я позволю какому-то другому мужчине платить за них? – возмутился маркиз. – Но я действительно хочу дать тебе многое, Линетта, и драгоценности – это только часть.
– Пожалуйста, прошу тебя, не надо. Маркиз повернул ее лицом к себе и взглянул в глаза.
– Почему? – настойчиво спросил он. – Скажи мне, почему?..
Линетта не хотела отвечать, но властная нота в его голосе вынудила ее повиноваться.
– Сегодня Бланш показала мне свои драгоценности… – с трудом проговорила она.
Маркиз тихонько засмеялся.
– Я понимаю, о чем ты думаешь, но, обещаю тебе, между нами все будет по-другому.
Он почувствовал, что ему не удалось убедить ее.
– Мой ангел, я ничем не хочу огорчить тебя. Я никогда не сделаю ничего против твоего желания. Такие вещи могут подождать. Все, что имеет значение сейчас, – это то, что мы сможем быть вместе.
– Да, это единственное, что важно, – с радостной готовностью согласилась Линетта, подставляя ему свои губы.
Прощаясь с Линеттой, маркиз поцеловал ей руки, один тонкий пальчик за другим, а затем нежные мягкие ладони.
– Завтра вечером, мое блаженство, я буду целовать тебя так, как хотел бы целовать здесь, сейчас, – шепнул он. – Мы расстаемся всего лишь на несколько часов, хотя мне они покажутся вечностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14