«Театр любви»: АСТ; Москва; 2000
ISBN 5-17-004152-7
Аннотация
Герцог Мурминстерский приехал в свое поместье, чтобы в сельской тиши позабыть о боли, вызванной предательством женщины, едва не ставшей его супругой. Встреча с юной, хрупкой, похожей на ангела Лавелой даровала ему не только исцеление, но и подлинную любовь, способную превратить прекрасную мечту в не менее прекрасную реальность…
Барбара Картленд
Театр любви
От автора
Вызывает удивление отсутствие книг о пленительных частных театрах, существовавших на протяжении последних двух столетий.
Один из таких театров можно видеть и сейчас в Зимнем дворце в Санкт-Петербурге, а театр князя Извольцева во многом напоминает театр, описанный в этой книге.
Во дворце Эстергази в Венгрии был не только кукольный театр, но также и опера. Они, к сожалению, сгорели и больше не восстанавливались.
В больших домах в Англии сохраняли рождественские традиции, которые передавались из поколения в поколение.
В большинстве домов существовал обычай раздавать подарки, который я описала здесь.
Помню, моя бабушка всегда дарила каждой женщине, работавшей в доме или в поместье, красную фланель на юбку.
Я почему-то думала о том, что, возможно, кто-то из них хотел бы сшить юбку другого цвета.
Часто вспоминаю, как к отцу моего дяди, в доме которого праздновалось Рождество, приходили мужчины, игравшие на колокольчиках, и меня завораживали прекрасные мелодии, извлекаемые ими из этих инструментов.
Рождественский гимн «Возрадуйтесь, мужчины!» — самый старый из общеизвестных английских гимнов.
Его распевали на улицах, как и первые рождественские гимны в Иудее; его мелодия пользовалась особой популярностью среди странствующих музыкантов.
Дети тоже пели его, переходя из дома в дом в надежде получить маленькую монетку или сладкий пирожок.
Глава 1
1879 г.
Герцог Мурминстерский всю дорогу до Англии был не в духе.
Он возвращался из Голландии, выполнив поручения королевы и премьер-министра, крайне утомленный царившей там атмосферой скуки.
Чего стоили одни только речи тамошних государственных мужей, чертовски напоминавших напыщенных burgomeester , как будто сошедших с полотен их предков в Рийксмузеуме в Роттердаме.
Слушая их, герцог поражался, что подобное извержение откровенных банальностей может еще приводить к какому-то результату.
Однако счастливый случай помог ему покинуть Голландию на день раньше намеченного срока.
Прежде всего он поспешил отправить каблограмму через британское посольство своим сотрудникам в Лондоне.
От мысли, что по возвращении в собственные лондонские апартаменты его будет ожидать хороший обед, он несколько приободрился.
Судьба тем не менее не всегда оказывалась к нему благосклонной.
Судно, на котором герцог отплыл из Роттердама, сильно запаздывало из-за ненастной погоды.
Шелдон Мур был закаленным моряком, но дождь и пронизывающий ветер даже его прогнали с палубы.
Ему пришлось ограничиться каютой, которая, по его мнению, мало чем отличалась от кроличьей клетки.
Поэтому он исторг вздох облегчения, увидев наконец на лондонской пристани свой экипаж, запряженный двумя чистопородными лошадьми.
Тут же томился в ожидании и его секретарь, мистер Уотсон.
После короткого приветствия герцог велел ему вместе с камердинером заняться его дипломатическим и личным багажом.
Затем тотчас юркнул в экипаж, горя желанием поскорее добраться до горячей ванны в своем фешенебельном доме на Гросвенор-сквер .
Он приехал намного позже, нежели рассчитывал, и сейчас чувствовал зверский голод.
Даже бокал шампанского и сандвичи с pate defoiegras , предусмотрительно поданные ему дворецким, прежде чем он переоденется к обеду, не смогли вывести его из подавленного состояния.
Он поднимался к себе в комнату хмурый и злой, о чем свидетельствовала характерная складка меж бровей.
Ливрейный лакей, встретивший его наверху вместо камердинера, который еще не прибыл с багажом, опасливо поглядывал на него.
Мистер Уотсон оставил на комоде письма для господина, требовавшие безотлагательного ответа.
Их было не так много.
Герцог знал, что внизу, в кабинете, его ждет более внушительная стопка.
У него не было ни малейшего желания углубляться в изучение корреспонденции сегодня.
Среди писем, лежавших на комоде, бросилось в глаза одно — в голубом конверте.
Герцог узнал почерк, очевидно, оказавшийся знакомым и Уотсону, поскольку он не распечатал конверт.
Шелдон Мур, отложив в сторону прочие послания, вскрыл голубой конверт и достал из него письмо от Фионы Фэвершем.
Еще не читая его, герцог догадывался, что леди Фэвершем выражает свою радость по случаю его возвращения домой.
Она, конечно, рассчитывала, что он получит его завтра.
Леди Фэвершем настолько заполняла теперь всю его жизнь, что в переписке, казалось, уже нет необходимости.
Пребывая в Голландии, он получал от нее письма почти ежедневно.
Но какой смысл приветствовать его возвращение, если она была уверена, что он в тот же .вечер явится к ней?
Герцог, разумеется, понимал, что за этим кроется.
Все было слишком очевидно.
Фиона стремилась выйти за него замуж.
И в том, что это стало уже неотвратимым фактом, не сомневались многие его друзья.
Ему скоро тридцать четыре — пора подумать о наследнике.
Родственники постоянно напоминали ему об этой обязанности.
Они были готовы принять Фиону с распростертыми объятиями.
Ведь она одна из прекраснейших женщин Англии, и все считали, что Шелдон без ума от нее.
И кроме всего прочего она — дочь герцога Камберлендского.
Единственным препятствием на пути к счастливому финалу являлось то обстоятельство, что у самого Шелдона Мура не было намерения жениться.
Да и если бы вдруг появилось, то он предпочел бы выбрать себе жену, независимо от чьих-либо представлений на сей счет.
И уж конечно, он не желал быть ведомым по жизни теми, кто, на его взгляд, должен заниматься скорее своими делами.
В их число он включал свою семью.
Он, как и полагалось, честно выполнял свои обязанности по отношению к бесчисленным дядюшкам, тетушкам и к ошеломляющему количеству двоюродных братьев и сестер.
Однако не любил, когда они злоупотребляли его добросердечием или вмешивались в его личную жизнь.
Он действительно находил Фиону Фэвершем весьма соблазнительной.
Когда она бурно ворвалась в лондонский свет после годичного траура по мужу, герцог не мог устоять перед ее очарованием.
Она вышла замуж за лорда Фэвершема, когда ей еще не исполнилось восемнадцать.
Лорд не только принадлежал к одной из древнейших фамилий Англии, но и обладал весьма значительным состоянием.
А кроме того, он отличался удивительной привлекательностью.
Кто-то остроумно заметил; что у большинства людей не было столько обедов, сколько у него интимных связей.
Эрик Фэвершем страстно влюбился в Фиону.
Он увлек юную девушку, заверив ее семью, что женитьба станет для него началом новой жизни — как говорится, «с чистого листа».
Но его пристрастия оказались сильнее благих намерений.
По окончании медового месяца, подарившего новобрачным наслаждение всеми романтическими уголками Европы, он возвратился с молодой женой в Англию.
Здесь он продолжил свою прежнюю жизнь с того самого места, на котором ее оставил.
Вся беда заключалась в том, что лорд Фэвершем не мог устоять ни перед одним хорошеньким личиком.
— В этом нет ничего серьезного, дорогая.
Так сказал он Фионе, когда она обнаружила, что он проводил ночи с женщиной, чье великолепие украшало обложки журналов.
— Но ведь ты был неверен мне! — жалобно возразила юная супруга.
— Я люблю только тебя, поверь, мои чувства к Изабель не больше чем удовлетворение от бокала шампанского.
К сожалению, с течением времени количество «бокалов шампанского» все возрастало.
Фиона продолжала твердить, что не может больше мириться с этим, вплоть до трагической гибели мужа.
Эрик Фэвершем выступал в скачка с препятствиями, перед этим слишком хорошо пообедав и не менее хорошо выпив вместе с участниками оных.
По предложению какого-то шалопая из этой компании они скакали на лошадях в вечерних костюмах, закрыв один глаз черной повязкой.
В результате несколько всадников получили травмы разной степени тяжести, а две лошади были так покалечены, что их пришлось пристрелить.
Эрик Фэвершем сломал себе шею и скончался на месте.
Фиона не слишком притворялась, что скорбит по нему.
Его многочисленные любовные связи были унизительны для нее.
А особенно ее угнетало осознание того, что она не способна была удерживать мужа при себе.
Однако ее поразительная красота с возрастом еще ярче расцвела, будоража представителей сильного пола.
Фиона удалилась в поместье своего отца, чтобы провести там положенный год траура.
Королева Виктория отнеслась бы весьма неодобрительно к сокращению этого срока.
Да и сама Фиона не пожелала бы вернуться в Лондон в скорбных лиловых и серых одеяниях.
Они не могли подчеркнуть ее красоту так, как это был способен сделать черный цвет.
Как у многих рыжеволосых венгерок, ее кожа была ослепительно белой.
Однако ее глаза не были прозрачно-зелеными, что характерно для подобного типа женщин.
Мужчина, заглянувший в глубь ее очей, ощущал, будто его затягивает водоворот.
И шанса на спасение уже не было.
Сказать, что возвращение Фионы в лондонское общество вызвало сенсацию, значит ничего не сказать.
В свои двадцать пять она уже не была той наивной, лишенной утонченности девушкой, впервые сочетавшейся узами брака.
Муж научил ее любви.
Она многое постигла от женщин, которых он называл «бокалами шампанского».
Фиона решила для себя, что ее второе замужество будет совершенно иного свойства.
Кроме всего прочего, она обнаружила после смерти Эрика Фэвершема, что за ним продолжает тянуться целый шлейф долгов и что он вовсе не был столь богат, как уверял свою невесту и ее родителей накануне свадьбы.
Его сумасбродство и расточительность не знали границ, когда он устраивал экстравагантные обеды и вечера, без которых не мыслил своего существования.
Вдобавок он проявлял невероятную щедрость по отношению к обожаемым женщинам и крайнюю необузданность азартного игрока.
Конечно, у Фионы оставалось достаточно денег, чтобы вести жизнь, достойную ее положения.
Но это было не то богатство, на которое она рассчитывала.
А она могла удовлетвориться только положением в обществе, уступающим разве что королевскому.
Потому ей нужен был муж, способный предвосхитить любое ее желание, любой каприз.
Был лишь один мужчина, отвечавший этим требованиям.
Один мужчина, столь привлекательный, что заставлял чаще биться ее сердце.
Герцог Мурминстерский!
Когда они, встретившись впервые, инстинктивно почувствовали взаимное притяжение, ей показалось, что она уже почти сорвала самый крупный в жизни куш.
Необходимо лишь преодолеть небольшую трудность — убедить его произнести всего четыре магических слова: «Выходи за меня замуж!»
Но дело в том, что герцог с самого начала прекрасно понимал намерения Фионы.
С того самого момента, как он окончил Итонский колледж, встречавшиеся на его пути женщины преследовали единственную цель: поймать его на крючок.
Он был не настолько глуп, чтобы не осознавать свою роль самой привлекательной супружеской приманки в стране.
Он научился распознавать сигналы опасности еще до того, как возникала необходимость спасаться.
Он проявлял чудеса изобретательности, выскальзывая из ловушек, расставляемых для него амбициозными мамашами.
В Фионе он видел интересную в общении, остроумную, очаровательную женщину, к тому же уверенную в себе, что ему тоже весьма импонировало.
В этом смысле они были равноценными партнерами.
Став ее любовником, он обнаружил, что в их взаимоотношениях порой возникает некое напряжение, и это было для него внове.
Но он умел сохранять привычный для него контроль над ситуацией.
Впрочем, Фиона была довольно уступчива, и, как кто-то сказал о них, они «ладили друг с другом».
В общем, он наслаждался таким положением вещей, которым, по его убеждению, мог легко управлять.
Он позволил Фионе стать частью его жизни.
В Лондоне они виделись почти ежедневно.
Их приглашали вместе на званые обеды и развлечения, а если гостей принимал он сам, она выступала в роли хозяйки.
То же происходило, когда он перебирался из Лондона в свое поместье.
Фиона помогала ему в подборе гостей и выезжала вместе с ним.
Во время их недельного или двухдневного пребывания в поместье она заботилась о том, дабы все шло весело, без сучка без задоринки.
Он даже не придал значения тому, что она выбрала себе спальню в Мур-парке рядом с его спальней, — это якобы «более удобно».
Вот и теперь он не счел чем-то особенным то обстоятельство, что они завтра (когда он должен был возвратиться из Голландии) будут, как всегда, обедать вместе.
Но почему же он в каблограмме, посланной секретарю, не поручил ему сообщить леди Фэвершем, что он возвращается на день раньше?
Чем это можно объяснить — простой забывчивостью с его стороны или проявлением чуть большей осторожности?
Шелдон Мур и сам не смог бы, наверное, ответить на этот вопрос.
Он спустился к обеду.
Насколько было бы приятнее, подумал он, если бы в этой просторной пустой столовой рядом с ним сидела Фиона!
Она бы интересно и живо информировала его обо всем, что произошло за время его отсутствия в Лондоне.
Она сумела бы поднять его настроение, а заодно сообщить много полезного.
Кто из дам пользуется ныне вниманием принца Уэльского, часто меняющего свои привязанности?
Какие новые affaires de coeur занимают теперь их ближайших друзей.
На все эти вопросы он получил бы от нее исчерпывающие ответы.
Герцог почти никогда не обедал один.
Чтобы рассеять непривычную тишину, он затеял разговор со своим дворецким, который в это время давал указания двум лакеям, прислуживавшим за столом.
Реддинг работал в лондонском доме много лет, однако считал своим долгом поддерживать тесный контакт со слугами загородного поместья Мур-парк и был в курсе всех тамошних событий.
Герцог поинтересовался, какой обещает быть охота, назначенная им на День Подарков .
Заодно он узнал об удачной охоте в его отсутствие в Мур-парке, вполне оправдывавшем название поместья .
— У них был превосходный гон в субботу, ваша светлость, — поведал Реддинг. — Они затравили добычу, знаете, там, в пролеске, недалеко от заводи.
Герцог ясно представил это место и пожалел, что не участвовал в охоте.
Реддинг подал ему небольшой бокал бренди, зная, что господин никогда не пьет портвейн после обеда.
— Будут какие-то распоряжения, ваша светлость? — с почтением осведомился дворецкий.
— Проследите, чтобы меня разбудили завтра пораньше, — велел герцог. — Накопилось много корреспонденции.
— Слушаю, ваша светлость!
Реддинг поклонился и вышел из столовой.
Герцог откинулся в кресле и время от времени задумчиво отпивал маленькие глоточки из бокала.
Ему вновь захотелось, чтобы Фиона была сейчас с ним.
«Но ведь я увижу ее завтра», — сказал он себе.
У него было достаточно времени, чтобы купить ей в Амстердаме изящный, дорогой подарок.
Он собирался преподнести его ей на Рождество, но теперь подумал, что, пожалуй, сделает это раньше.
До Рождества оставалось чуть больше недели.
Эти мысли напомнили, что у него есть еще кое-какие дела в Мур-парке, кроме охоты.
Дело в том, что ему уже давно не давала покоя идея воссоздания там частного театра.
Он был построен в восемнадцатом веке, когда возводился дворец, вобравший в себя уже имевшиеся строения.
Но театру суждено было погибнуть в пламени пожара во времена правления Георга Четвертого.
Предки Шелдона Мура обладали незаурядными способностями; среди них были по-настоящему талантливые люди.
Но, как это ни странно, ни один не стремился выразить себя в музыке или литературе.
Поэтому герцог немало удивился, обнаружив у себя активное тяготение к обоим видам творчества.
В то время как его современники восхищались актрисами на театральных подмостках, он был погружен в анализ поставленной пьесы.
Временами ему даже казалось, что он способен сочинить нечто более значительное.
К изумлению своих родственников, он начал воссоздавать сгоревший некогда маленький театр в Мур-парке.
Причем воссоздавать в его первоначальном варианте.
И это оказалось возможным, поскольку, на счастье, сохранились чертежи, составленные теми же выдающимися архитекторами, которым было поручено возведение самого дворца.
Им удалось объединить сооружения предыдущих поколений Муров в архитектурный ансамбль, образовавший поистине великолепный дворец.
Он был признан специалистами вершиной зодчества.
От прочих сооружений его отличало также то, что общий фасад был выполнен в георгианском стиле , а за этим фасадом многочисленные старинные помещения сохранялись в первозданном виде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13