Все это представлялось непостижимым.
Она помнила, как Уоррен говорил ей в Париже об утрате иллюзий.
Тогда она поверила, что он навеки потерял женщину, которую любил.
Надя совсем не ожидала увидеть ее здесь и уж тем более не предполагала, что та будет заявлять свои права на него.
Девушка села в кресло, чувствуя, что у нее подкашиваются ноги, и попыталась все это обдумать.
После некоторого размышления кое-что начало проясняться.
Магнолия, как рассказывал Уоррен, отказалась выйти за него, потому что у нее появился шанс связать судьбу с человеком, обладающим дворянским титулом.
Вероятно, это был двоюродный брат Уоррена, погибший в результате несчастного случая.
Теперь, когда кузен мертв, она хочет вернуть Уоррена, но оказалась ему более не нужной.
И это вполне естественно: его гордость не допустит, чтобы какая-либо женщина с презрением отвергла его, а потом заполучила снова — даже такая красивая женщина, как Магнолия Кин.
— Она красива, но опасна! — пробормотала девушка.
Вспомнив выражение глаз Магнолии, она вдруг почувствовала, что страх, оставшийся, как она полагала, в Париже, снова охватывает ее, тот самый страх, в котором она жила так долго.
Ей показалось несправедливым, что она вынуждена снова испытывать его, когда, казалось бы, уже от него избавилась.
Но тут отворилась дверь, и вошел Уоррен.
Он выглядел таким красивым, элегантным в костюме для верховой езды, с курткой из габардина и в сверкающих сапогах; во всем его облике сквозила мощь, внушающая окружающим чувство уверенности и безопасности.
У Нади невольно вырвался громкий крик восторга.
— Я думала о вас!
Уоррен закрыл за собой дверь и подошел к ней.
— Что делала здесь эта женщина? Она вас огорчила?
— Как могли вы… знать… что она здесь?
— Я видел, как отъехала ее карета, — ответил он, — и мог предположить, что целью ее визита было расстроить мою матушку или вас.
— Ваша матушка еще не спускалась вниз.
— Значит, она хотела огорчить вас. Что она вам сказала?
Так как его голос по-прежнему звучал резко и твердо, Надя ощутила дрожь во всем теле, лицо ее было очень бледным.
Поняв ее состояние, Уоррен сказал уже совсем другим тоном:
— Вы расстроены, а этого мне бы меньше всего хотелось. Я должен был с самого начала предвидеть возможность этого.
— Но… откуда вам было знать?
— Я велел ей покинуть мой дом, и она очень рассердилась. Поскольку ей говорили, что мы помолвлены, она явилась сюда, дабы излить свой гнев на вас!
— Она… очень красива!
— Когда-то я тоже так думал.
— А теперь?
Надя посмотрела на него и удивилась, заметив, что он улыбается.
— Теперь она больше не в состоянии огорчить меня.
— Я… я так рада!
— Но она расстроила вас, а ЭТО непростительно!
— Не говорите так. Со мной уже все в порядке. Все это было… просто от того, что она… выглядела довольно грозной и сказала, что вы принадлежите ей.
— В этом она ошибается.
Он взглянул на девушку.
— Полагаю, мне не следовало бы говорить вам об этом, но раз уж вы взялись помочь, вам надо знать всю правду. Я не хотел признаваться в этом даже себе — я втайне опасался, что, когда увижу ее опять, она так или иначе сумеет вновь прибрать меня к рукам.
— А теперь… вы не испытываете такого чувства?
Уоррен вспомнил, что прикосновение губ Магнолии ни в коей мере не оказало на него прежнего воздействия, и ответил:
— Я свободен. Абсолютно и полностью свободен!
С этими словами он подошел к окну и, глядя на освещенный солнцем сад, подумал, что его красота принадлежит ему, равно как и красота дома, озера, огромных дубов, в тени которых расположились на отдых олени.
Теперь он чувствовал, что может наслаждаться всей этой прелестью и никакая тень не омрачит его счастья.
Позади него мягкий голос произнес:
— Н-наверное, вам… я больше… не нужна… и мне… надо уехать.
Он обернулся и встретился взглядом с глазами Нади, которые умоляюще смотрели на него.
Он понял: девушка боится, как бы он не потребовал от нее немедленно покинуть его дом.
— Конечно же, вы мне нужны, — ободрил он ее. — Было бы катастрофой, если б Магнолия хоть на миг предположила, будто я привез вас сюда только затем, чтобы вы один раз увиделись с ней, и узнала бы, что сразу после ее отъезда вы тоже уехали.
— Вы… хотите, чтобы я осталась?
— Я настаиваю на этом! Таково было наше соглашение. Как вы помните, я говорил, вы пробудете здесь столько, сколько я сочту необходимым.
— А это… действительно необходимо? Вы говорите это… не только для того, чтобы помочь мне?
— Вы мне нужны, — ответил он, — и я исхожу исключительно из моей личной выгоды, когда говорю об этом.
Облегчение, промелькнувшее на ее лице, было чрезвычайно трогательным, и он добавил:
— За время службы в армии я убедился, что никогда не следует недооценивать противника; у меня такое предчувствие, хочу надеяться — ошибочное, что Магнолия легко не сдастся.
— Это как раз то, о чем я… тоже подумала, — сказала Надя. — Но… вы уверены, что она больше не сможет… причинить вам боль от утраты?
— Нет, конечно, нет! — воскликнул Уоррен. — Единственное, что она могла бы сделать, — это причинить боль моему сердцу, как это было раньше.
— А теперь?
— Я буду наслаждаться жизнью, ни на минуту больше не вспомню о Магнолии.
— Тем не менее, — промолвила Надя не без некоторого колебания, — хоть я не могу предположить, на что она способна, все-таки думаю, она еще может представлять опасность для вас.
— Вздор! — возразил Уоррен. — Мы попросту изображаем из себя буку, как это было в детстве.
Надя засмеялась.
— Я тоже боялась буки, когда была маленькая.
По ее лицу пробежала тень, и Уоррен догадался, что она испытывала страх не только в детстве, но и когда стала старше.
Он хотел расспросить ее об этом, подстегиваемый любопытством, но понимал, что это слишком преждевременно.
Возможно, когда-нибудь она доверится ему, но сейчас следует уважать ее желание сохранять в тайне свое прошлое.
Поэтому он сказал:
— Я прошу вас присутствовать на завтраке, там вы встретитесь с моими родственниками.
Многие уже прибыли, а с остальными познакомитесь во время обеда. Ну а сейчас, поскольку у. нас много свободного времени, я подумал, что вам должна понравиться прогулка в экипаже по поместью, во время которой вы сможете полюбоваться моим большим домом.
Надя стиснула свои ладони.
— Мне… в самом деле можно?
— Приглашаю вас поехать со мной.
Она слегка вскрикнула от радости.
— Я задержу вас не больше чем на минуту, мне надо сходить за шляпой.
— Я готов подождать, — ответил он, — но не задерживайтесь слишком.
Она не ответила, а стремглав бросилась из комнаты, и он услышал звук ее шагов в большом зале.
Уоррен улыбнулся: хотя завершившийся разговор велся на серьезные темы, по временам она вела себя непосредственно и озорно, как ребенок.
— Хорошо, что я привез ее сюда, — пробормотал он. — Так гораздо легче избавиться от Магнолии, в противном случае возникли бы трудности.
Потом он стал размышлять, как воспримут Надю его родственники, и пришел к убеждению, что они сочтут ее гораздо более достойной титула маркизы Баквуд, нежели Магнолию.
Для него не было секретом, что женщины взирают на Магнолию с подозрением, если не с явной неприязнью.
Слишком эффектная и красивая, она кажется дамам несколько фривольной и театральной.
Маркиза Баквуд, согласно традиции, должна быть красавицей и при этом держаться с неоспоримым достоинством, что дается отменным воспитанием, то есть отвечать тому образу, который среди слуг называется «истинная леди».
Как ни странно, Надя вела себя именно так, и Уоррен вдруг задумался всерьез: интересно было бы узнать, кто такие эти Черингтоны и почему так случилось, что она и ее мать оказались покинутыми и обреченными на голодную смерть.
Фамилия Черингтон была довольно распространенной, но Уоррен не мог припомнить какого-нибудь конкретного человека с такой фамилией.
«Надо поспрашивать друзей, — решил он, — а когда поеду в Лондон, следует переговорить с секретарем Уайт-клуба. Пребывая в этой должности много лет, он наперечет знает всех предков каждого члена клуба».
Услышав, как девушка сбегает по ступенькам, Уоррен напомнил себе, что она — графиня Надя Ферраш, происходящая из древнего и всеми почитаемого венгерского рода.
Только сейчас он спохватился: если она венгерка, то ей полагается прекрасно ездить верхом, в противном случае у многих насчет нее может возникнуть подозрение.
Он помог ей сесть в фаэтон, запряженный парой превосходных лошадей.
— Мне было некогда спросить вас раньше: любите ли вы верховую езду? — сказал Уоррен, когда они тронулись.
Она взглянула на него — искорки плясали в ее глазах.
— Я понимаю, — усмехнулась она, — на самом деле вы хотите спросить, умею ли я ездить верхом достаточно хорошо, чтобы всякий, кто увидит меня, убедился, что я венгерка!
— Вы читаете мои мысли!
— Безусловно! Точно так же, как и вы иногда читаете мои.
— Тогда ответьте на мой вопрос.
— Я с большой легкостью езжу верхом. И вообще я лажу с лошадьми, но уже давно не садилась на них Хотя такие навыки обычно не забываются, мне наверняка придется поднапрячься, чтобы поездить на одном из ваших норовистых коней.
— Это как раз то, что вам непременно придется сделать по окончании похорон.
Недолгое молчание прервала Надя.
— Наверное, вы осудите меня за некоторую… экстравагантность, но я настояла, чтобы мадам Блан купила мне амазонку, просто на тот случай, если вы попросите меня отправиться на верховую прогулку вместе с вами.
Уоррена совершенно искренне позабавили эти слова девушки, и он рассмеялся.
— Суть в том, Надя, что вы заставляете меня всегда быть начеку не только из-за непредсказуемости. Вы, как правило, опережаете меня на один ход. Стоило мне только подумать, что от вас будут ожидать умения хорошо держаться в седле, как вы тут же говорите мне точно о таком предвидении.
— Когда мы были в Париже, подобные заявления с моей стороны показались бы слишком самонадеянными, но, возможно, еще настанет день, когда я смогу возместить вам деньги, потраченные на меня.
Она беспомощно развела руки и добавила:
— Но в настоящий момент… не могу придумать, как мне добиться этого.
— Вы забываете, что не вы передо мной в долгу, а я перед вами, — ответил Уоррен, — И я так благодарен вам, что готов снова и снова повторять «спасибо», ибо не нахожу других слов, чтобы объяснить, как много значит для меня ваше присутствие здесь.
Она подняла глаза, и их взгляды встретились.
У него мелькнула мысль, что он мог бы доказать свою благодарность поцелуем.
Ему было очень трудно вынудить себя отвести взгляд от нее.
Стряхнув наконец наваждение, Уоррен сказал:
— Сейчас вы впервые увидите Баквуд, и я уверен, он вас не разочарует.
Глава 5

Похороны завершились, и семейство начало разъезжаться. Все поздравляли Уоррена по случаю его помолвки и подчеркивали, что с Надей ему повезло.
Он чувствовал в их словах искренность, а не простую вежливость.
Он и сам заметил, что в первый день после завтрака и после обеда Надя не преминула поговорить с теми из его родственников, на которых никто не обращал внимания, так как они были довольно меланхоличны и неинтересны.
Он счел это проявлением такта и не удержался от сравнения ее с Магнолией, неизменно старавшейся на любом приеме оказываться в центре внимания мужской половины гостей.
Не в пример ей Надя была особенно любезна с пожилыми женщинами, которых прочие члены семейства годами относили к разряду скучнейших особ.
Когда все разъехались, Уоррен отправился в экипаже в дом своей матери: он нашел ее вместе с Надей в гостиной за чаепитием.
— Мы сегодня засиделись довольно поздно, мой драгоценный, — сказала леди Вуд, — но я поняла, чашка доброго чая — это как раз то, что нужно для поддержания моих сил.
— Ты была очень мужественна, мама! — Уоррен наклонился, чтобы поцеловать ее. — Я только хочу надеяться, что все это не оказалось чрезмерным для тебя.
— Безусловно, все это довольно огорчительно. — тихо сказала мать, — ибо я очень хорошо относилась к Артуру. Однако ему не пришлось медленно угасать в течение нескольких месяцев, как твоему бедному отцу.
Уоррену всегда была ненавистна мысль о медленной смерти; как говорил некогда Карл Второй, для этого ему понадобилось «чрезвычайно долгое время».
Действительно, будь его воля, он предпочел бы умереть в бою или в результате несчастного случая, нежели превращаться в живое тело, дышащее, но лишенное способности мыслить.
Переборов гнетущее впечатление от похорон, Уоррен попытался улыбнуться.
— Ну а теперь расскажи, что у тебя запланировано на сегодняшний вечер, хотя кажется просто невероятным, что мы остались одни. После отъезда семейства эта тишина в комнатах представляется прямо-таки жуткой.
Он также вдруг с некоторой тревогой осознал, что большой дом теперь принадлежит ему и все ожидают от него разного рода перемен, даже, вероятно, новых ограничений, касающихся распорядка жизни в поместье.
Уоррен уже решил действовать не торопясь, чтобы всем дать возможность привыкнуть к новому.
Старые слуги заматерели в своих привычках, а поскольку мистер Грейшотт управлял и жизнь текла размеренно, Уоррен не хотел поднимать рябь на поверхности спокойного моря.
— Наилучшим будет, по моему мнению, — ответила ему леди Вуд, — если ты пообедаешь здесь с Надей или она пообедает у тебя. Что же касается меня, то я собираюсь лечь спать.
— Ты не переутомилась, мама? — поспешно спросил Уоррен.
— Нет, мой дорогой, но я терпеть не могу похорон, к тому же весьма трудно общаться с таким количеством родственников одновременно!
Надя рассмеялась, и ее смех прозвучал очень мило.
— Наверное, все бы выглядели более приятно, если б не были одеты в черное, — сказала она. — Мой отец всегда утверждал, что этот мрачный вид идет только мрачным людям.
Она встретилась взглядом с Уорреном, и оба поняли, что имеют в виду фразу, сказанную мадам Блан: «Женщины в трауре напоминают черных ворон».
— Учитывая, что у поваров было много работы, ведь пришлось готовить на столько персон, — ответил Уоррен, — я, пожалуй, буду обедать здесь, мама.
— Очень хорошо, мой драгоценный. Я буду наверху, но не сомневаюсь, Надя может не опасаться злоязычных толков.
— Она уже дала слугам достаточно тем для обсуждения на данный момент, — сообщил Уоррен.
У него потемнели глаза, когда он подумал, что то же самое можно с полным правом сказать и о Магнолии.
Это казалось невероятным, но она пришла на похороны даже после того, как он выдворил ее из своего дома, уверенный, что она вернется в Лондон.
Вопреки всяким ожиданиям Магнолия появилась в церкви через западную дверь, когда все уже заняли свои места на скамьях перед началом заупокойной службы.
Один из служителей поспешил ей навстречу, и, поскольку Уоррен не отдавал никаких распоряжений насчет Магнолии, провел ее по проходу и помог усесться на переполненную фамильную скамью как раз за спиной Уоррена.
Явно намереваясь произвести сенсацию, она оделась так, что ни одна женщина, равно как к мужчина, участвовавшие в церемонии похорон, были не в силах оторвать от нее взгляд.
Ее платье было столь же элегантно, как и то, что она носила накануне, но при этом более изысканного фасона.
Тем не менее оно подчеркивало ее фигуру на тот же фривольный лад, а длинная вуаль, ниспадавшая с маленькой шляпки и закрывавшая лицо, более приличествовала вдове, чем просто скорбящей родственнице или знакомой.
Уоррен тотчас же понял, что в этом одеяний она присутствовала на похоронах Реймонда и произвела тогда не меньшую сенсацию.
Как только она расположилась позади него, он уловил аромат ее духов, и у него закралось подозрение: она хочет, чтобы он заметил ее.
В течение всей службы он чувствовал, как ее взгляд сверлит его спину, и хотя он пытался не обращать внимания на ее присутствие, это было довольно трудно.
Из церкви гроб понесли солдаты территориальных войск графства, в которых в свое время покойный маркиз служил бригадиром.
Уоррен шел следом и безошибочно чувствовал, что Магнолия проложила себе путь в первый ряд участников траурного шествия.
Он также знал, что в руке у нее маленький букет орхидей.
Когда гроб опустили в могилу, она театрально бросила цветы на крышку.
Потом она закрыла глаза ладонями и пошатнулась, словно была на грани обморока.
Так как она стояла неподалеку от него, Уоррен инстинктивно протянул руку, чтобы не дать ей упасть в могилу.
Он поддержал ее и отвел в сторону, при этом догадываясь, что, хотя ее глаза закрыты, на губах играет легкая улыбка, — все это не более чем актерская игра.
Ему оставалось лишь как можно быстрее вверить ее попечению какого-то родственника.
Уоррен был вне себя от ярости: она не отказала себе в удовольствии разыграть сцену, которая еще более обогатится красками в пересказах сплетников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14