Слишком много в тебе отцовского. Но и на баварку ты не похожа тоже… А такие женщины встречаются где? Правильно — только в Виденштайне». Тина тогда рассмеялась. «Уговорил. И поскольку я очень боюсь разоблачения, поскольку сразу буду признаваться, что я из Виденштайна».
Пауза слишком затянулась, и Тина поспешила ответить незнакомцу:
— Чувствую, что мне следовало бы оскорбиться тем фактом, что вы нашли меня недостаточно равнодушной для француженки.
Господин улыбнулся:
— Поверьте, я не имел ни малейшего намерения оскорбить вас. А если вы жаждете комплимента, то извольте: вы очаровательны, больше того, сегодня вы самая очаровательная женщина на всем балу.
— Благодарю. — Тина склонила голову и стала горячо уверять себя, что смущаться не стоит, что надо вести себя так, будто подобные комплименты она слышит изо дня в день,
— Кроме того, разрешите мне сказать вам, — продолжал господин, — что цвет ваших волос превышает по своей необычности и яркости все, что только может представиться богатому воображению. Как удалось вам быть столь оригинальной в нашем Городе Оригинальность?
Тина улыбнулась:
— Боюсь, что вы наносите мне новое оскорбление, предполагая, что цвет моих вопос подобран искусственно.
— О нет, я понимаю, что это невозможно. Такой оттенок мог создать только великий художник — а кто является таковым, кроме самого Господа Бога? — Девушка посмотрела на говорящего широко раскрытыми от удивления глазами. — Сказать откровенно, я в восторге и от ваших волос, и от вашего маленького прямого носика, и от ваших невыразимо прелестных синих глаз, — продолжал мужчина.
Тина залилась краской, но быстро заставила себя вспомнить, что в качестве чужой любовницы ей не следует ожидать уважения и почтительных речей от кого бы то ни было. Она немного успокоилась, но, снова посмотрев в глаза незнакомому господину, вдруг почувствовала стыд, причин которого уже окончательно понять не могла. Ей захотелось немедленно убежать и в то же время остаться в этой ложе навсегда.
— Не пора ли нам уже представиться друг другу? И, возможно сделав это, мы найдем более удобным соединиться или в моей ложе — или в вашей.
Предложение также показалось девушке странным, хотя на первый взгляд ничего нарушающего обычные светские нормы в нем не было. Кроме того, она хорошо помнила, что художнические балы отличаются свободой поведения, весельем и непринужденностью. А представить ее незнакомому мужчине сейчас было все равно некому.
— Возможно… По лучше все-таки, чтобы вы зашли в… эту ложу, несмотря на то, что мы с моим… другом всего лишь гости здесь и у меня нет никакого права… приглашать сюда еще кого-либо.
— В таком случае, поскольку моя ложа принадлежит исключительно мне и нахожусь я в ней в полном одиночестве, не могу ли я предложить вам все же перебраться сюда?
Полагаю, что здесь будет спокойней и удобней.
В таком предложении действительно был резон, тем более что Тина боялась возвращения пьяного молодого человека, которой еще, не дай Бог, пригласит ее танцевать. Танцевать с пьяным ей еще ни разу не приходилось, и желания такого она отнюдь не испытывала.
— Когда ваш друг вернется, — продолжал господин, — вы сразу увидите его через перегородку, и искать вас ему не придется.
— Да-да, конечно. — Тина встала с кресла и пошла к выходу, старательно обходя не только кое-как расставленные стулья, но и многочисленные бутылки из-под шампанского, валяющиеся под ногами.
Не успела она протянуть руку, как дверь перед ней распахнулась сама, а за ней возникла фигура высокого господина.
Тина оказалась права: незнакомец был очень высок, широкоплеч, и глаза его горели черным огнем. Впрочем, последнее обстоятельство девушку весьма и весьма смущало. С другой стороны, трудно было не порадоваться такому взгляду, в котором светилось явное восхищение.
До соседней ложи оказалось всего несколько шагов, и, войдя в нее, девушка немного справилась со своей растерянностью, убедившись, что ложа действительно уютна и пуста.
Господин предложил ей кресло, и Тина отметила, что это действие было весьма тактичным с его стороны — кресло оказалось рядом с перегородкой и поставлено так, чтобы она сразу могла увидеть вошедшего Кендрика.
— Спасибо, — просто ответила она.
Он подвинул свое кресло поближе.
— Ну а теперь расскажите мне о себе. До того момента, как я увидел вас здесь, признаюсь, я скучал, но теперь вечер заиграл для меня всеми цветами радуги, и я даже могу наслаждаться музыкой Оффенбаха, на которую не обращал внимания прежде.
— Я слышала, кто-то утверждал, что она, как никакая иная, отражает настоящий парижский дух.
— Я бы сказал, что парижский дух отражаете вы, несмотря на ваше нефранцузское происхождение. Впрочем, выговор у вас безукоризненный.
Улыбаясь, Тина подумала, что последнее замечание наверняка порадовало бы ее отца, который всегда настаивал, чтобы она говорила именно с парижским акцентом.
— Так вы приготовились угадывать мою родину? — спросила она.
— Увы, — покачал головой смуглый господин, — я пытался сделать это с того самого мгновения, как вас заметил, но полностью провалился.
— Может быть, стоит так и оставить вас в неведении? Загадка хороша только до тех пор, пока она не разгадана.
Девушке казалось, что говорит она очень умно, но господин наклонился к ней поближе и почти прошептал:
— Но загадка не кончается на открытии тайны вашего рождения. Я хочу знать гораздо больше, ибо нахожу в вас слишком много загадочного и, признаюсь, возбуждающего.
Что-то в этом бархатном голосе снова заставило Тину покраснеть; ей показалось, что именно таким тоном разговаривали мужчины с полуодетыми дамами в "Кафе Англэ». Она снова почувствовала себя на сцене, участницей некоего представления и решила вести свою роль до конца, чтобы, не дай Бог, незнакомый господин не счел ее за неопытную и глупую школьницу.
— Думаю, что прежде всего вам все же следует представиться, мсье, ибо здесь пет никого, кто бы мог это сделать за вас.
— Отлично. Меня зовут Жан, ну а если говорить о полном титуле, то я граф де Грамон.
— Рада познакомиться с вами, мсье, — официальным тоном ответила девушка. — Я же — Тина Бельфлер.
— Превосходно, мадемуазель! Какое еще имя подошло бы к вам более! — Граф поднял ее руку к своим губам.
Тина, заглядевшись из своей ложи на танцующих, машинально сняла перчатки и теперь смело протянула руку для поцелуя, который, как она ожидала, мало чем будет отличаться от тех уважительных касаний губами, что не раз приходилось ей испытывать на дворцовых приемах.
Однако вместо этого ее руку обжег огонь — и она вздрогнула. Все это было слишком странно. Смущаясь в который раз, девушка отняла руку и снова стала смотреть на танцующие пары внизу.
— Что ж, я подожду, — услышала она за своей спиной.
— Чего? — удивилась Тина.
— Того, что вы все-таки расскажете мне, откуда здесь появились, если, конечно, не спустились с Венеры или другой планеты, которые, по моему разумению, и населены именно такими соблазнительными богинями.
Тина даже поперхнулась.
— Что ж, тогда я признаюсь вам, что прилетела на крыльях прямо с Млечного Пути. Признайтесь, это будет более интригующе, чем сообщить о моем приезде откуда-нибудь из Европы.
— Согласен, если кто и мог слететь с высот Млечного Пути, то это только вы, — согласился граф.
И снова девушка почувствовала себя актрисой в какой-то неведомой пьесе. У них во дворце тоже имелся собственный театр, и, несмотря на строгие предписания эрцгерцогини ставить там только классические драмы и прочие вещи, не слишком возбуждающие воображение, принцесса Мария-Терезия всегда получала от волшебного мира рампы неизъяснимое наслаждение.
— Чему вы улыбаетесь? — поинтересовался граф.
И Тина сказала ему правду:
— Я улыбалась тому, что представила нас обоих играющими какую-то пьесу, а я — поскольку мне просто очень нравится сегодняшний вечер — играю в ней главную роль.
— Совершенно с вами согласен и добавлю больше: играете блестяще. Смею также признаться, что крайне польщен тем, что могу играть с вами, вернее, только вам подыгрывать. — Голос графа с каждой фразой начинал звучать все интимней — или это девушке просто казалось из-за его блестевших глаз и близко склоненного к ней лица. Она решила, что игре все-таки пора положить конец, и призналась:
— Я приехала из Виденштайна. Брови графа медленно поползли вверх.
— Вы в этом уверены?
— Разумеется, уверена. Мне ли не знать своей родины!
— Приятно удивлен, ибо всегда полагал, что жители Виденштайна очень похожи на французов. Наши же женщины обычно темноволосы, и кожа у них смуглая… Словом, несмотря на всю их подвижность и изобретательность, вас они никак не напоминают.
— В Виденштайне меня тоже никто не напоминает, — улыбнулась Тина.
— Охотно верю. Б противном случае все известные мне мужчины устроили бы в Виденштайн настоящее паломничество, и ваша родина стала бы полна алчущих донжуанов.
Девушка звонко рассмеялась.
— Идея недурна!
— По боюсь, что вы все же создание уникальное, и вряд ли тысячи виденштайнских дам хотя бы отдаленно похожи на вас. — Голос графа упал до шепота. — И вряд ли тысячи виденштайнских мужчин не говорили вам подобного уже много-много раз!
Подобный комплимент потряс Тину, и на мгновение она даже забыла, кого представляет в настоящее время. Девушка подняла на собеседника глаза, потом опустила их и, запинаясь, пробормотала:
— Я не.. думаю… что вам… позволительно говорить со мной… в таком тоне…
— А почему нет, когда это чистая правда? — Тина промолчала. и граф продолжил: — Но понимаете ли вы, что такой своей фразой вы даете мне понять, что ваш парижский друг будет мной недоволен и даже, возможно, вызовет меня на дуэль?
— О нет! — едва не вскрикнула Тина. — Нет-нет, этого он не сделает!
— Тогда я не понимаю, почему же он ушел, оставив вас одну. Ведь должен же он понимать, что мужчине, оставившему без надзора сокровище, грозит похищение этого сокровища — и в самом скором времени!
Тине стало смешно.
— Не думаю, чтобы Кендрик был очень обеспокоен этим, хотя мне и приятно считать себя сокровищем.
— Я мог бы описать вас в куда более сильных выражениях, но, к сожалению, бальная ложа — не лучшее для этого место…
Но в это время за перегородкой раздался шум и послышались голоса, и девушка увидела брата, вернувшегося с той девицей, с которой он отправился танцевать. К их компании присоединилось еще несколько новых, незнакомых Тине молодых, людей.
Все снова принялись за шампанское, а Кендрик, увидев ее в соседней ложе, решительно туда направился.
— С тобой все в порядке. Тина?
— Конечно, — обрадовалась она. — Так я возвращаюсь?
До Кендрика словно только что дошел тот факт, что сестра сидит теперь совсем не там, где он ее оставил, — и он вознамерился было высказаться, но в разговор немедленно вмешался граф:
— Могу я представиться? Жан де Грамон. Это я пригласил мадемуазель к себе в ложу, ибо она сидела в полном одиночестве.
Щеки Кендрика залила краска стыда.
— Я думал, с тобой кто-нибудь остался, — пробормотал он.
— Остался, но ему стало дурно, и он вышел на свежий воздух.
— Прошу прощения, но я посчитал, что смогу позаботиться о мадемуазель в ваше отсутствие. — снова вступил в беседу брата и сестры граф.
— Это было очень мило с вашей стороны, — поблагодарил его Кендрик. — Я — де Вийерни.
— Вы хотите сказать — виконт Вийерни? — воскликнул граф. — Я слышал, ваш отец не так давно умер?
— Вы знали его? — насторожился Кендрик, и Тина услышала в голосе брата тревогу.
— Мой отец чрезвычайно интересовался раковинами и потому так много говорил о коллекции вашего покойного батюшки, что у меня сложилось впечатление, будто я знаю ее с детства. Хотя на самом деле я никогда не был в Виденштайне.
— В таком случае я надеюсь, что покажу ее вам наяву при первой же возможности. — Кендрик уже взял себя в руки, и Тина порадовалась такому самообладанию брата.
— Благодарю. Возможно, в один прекрасный день я и смогу воспользоваться вашим искренним приглашением.
Наступила неловкая пауза, а затем Кендрик все-таки заставил себя сказать то, что, как ему казалось, он сказать был должен:
— Не хочешь ли потанцевать со мной. Тина?
— Спасибо, но я предпочла бы смотреть на танцы отсюда. Мне кажется, внизу все-таки слишком шумно.
— Увы, — вынужден был признаться Кендрик. Он намеревался сказать что-то еще, но в это время девица, с которой он танцевал до этого, подошла ближе и обняла его за талию.
— Ты совсем забыл меня, противный, — надула она губки. — Это совсем нехорошо с твоей стороны! Принеси мне лучше бокал шампанского, и мы посмотрим шоу, которое уже начинается, а уж потом поедем куда-нибудь еще.
— К сожалению, это невозможно, — твердо ответил Кендрик. — Я не один.
— Тогда прихватим и ее, — согласилась девица. — Хотя, трое — это, конечно, несколько многовато…
Кендрик совсем смутился, и тут ему на помощь снова пришел граф:
— Может быть, поскольку я в одиночестве и совершенно свободен, вы позволите составить вам компанию?
И не успел Кендрик ничего ответить, как девица, уже откровенно висевшая у него на шее, радостно воскликнула:
— Прекрасно! Так мы повеселимся еще лучше! Только я хочу потанцевать где-нибудь в другом месте, где не так многолюдно — и непременно с тобой, милашка! — И с этими словами она чмокнула Кендрика в щеку, обняв его еще крепче.
Тина почувствовала, что не может оторвать от подобного невиданного зрелища глаз, но все же, чтобы еще больше не смущать брата, заставила себя отвернуться.
Но тут взгляд ее упал на графа, в свою очередь, взиравшего на нее с удивлением, и чтобы окончательно не запутаться, девушка сочла за лучшее смотреть только вниз, на танцующий вовсю зал.
— Шоу уже вот-вот начнется, — прошептала она, чувствуя, несмотря на неловкость положения и некоторый стыд за свое поведение, бьющую через край молодую радость.
Правда, она предпочла бы не думать о том, что ее мать, узнай она правду о своей дочери, постиг бы сердечный удар.
Глава 3
«Должно быть, уже слишком поздно или, наоборот, слишком рано», — смутно подумала Тина.
Как ни странно, девушка даже не была утомлена бессонной ночью, скорее, возбуждение так и не оставляло ее.
Представление, устроенное студентами, тянулось достаточно долго, но оказалось вполне интересным и веселым. Они представили на обозрение публики каких-то странных существ, изготовленных в своих студиях, а под конец некое доисторическое чудовище с десятками студентов на спине просто рухнуло на паркет бального зала под визг и аплодисменты зрителей. Тине все это очень понравилось.
Она звонко смеялась над происходящей внизу возней, как вдруг заметила, что граф смотрит на нее куда внимательней, чем на заканчивающееся представление.
— Смотрите же! — почти приказала она ему. — Такого вы, наверное, никогда не видели!
— Я предпочитаю смотреть на вас, — прошептал он в ответ таким сладостным голосом, что Тина понадеялась, что никто более его не услышал.
Однако вернувшаяся после танцев веселая компания не только привела с собой еще несколько шумных женщин, но и продолжала усиленно напиваться шампанским. Галдеж стоял невообразимый.
Знакомство Тины с графом, казалось, совсем не удивило Кендрика, который теперь полностью попал в ловкие ручки Нанетты, как звали беспардонную девицу. Тина же, с приходом брата посчитавшая нужным все-таки вернуться в свою ложу, теперь почти сожалела об этом.
В ложе началась настоящая толчея, каждый рвался вперед, к барьеру, чтобы посмотреть на происходящее внизу, но будучи в состоянии абсолютно нетрезвом, молодые люди и девицы были готовы едва ли не свалиться туда. Тина уже начала поглядывать на них с опасением.
Наконец Кендрик решил, что пришла пора сменить развлечения. Однако несмотря на предыдущие уверения, что они поедут в другое место только вчетвером, компания их к моменту появления в «Черной кошке» на Монмартре отнюдь не уменьшилась, а, наоборот, пополнилась несколькими незнакомцами, назвавшимися приятелями приятелей Филиппа.
«Черная кошка» оказалась заведением интересным, но крайне шумным, и вскоре компания отправилась искать места потише и попросторней, чтобы можно было потанцевать вволю.
В третьем месте действительно имелось много пространства для танцев, но там главную роль играли профессиональные танцовщицы, смело поднимающие свои пышные нижние юбки и показывающие всему свету упругие полные ноги.
— У меня такое впечатление, — шепнул Тине граф, — что вы несколько шокированы всеми этими картинами…
И девушка была уже почти готова признаться в справедливости его слов, как вдруг вспомнила, что она всего лишь дама полусвета — или, иными словами, чужая любовница — и потому стыдиться ей здесь нечего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Пауза слишком затянулась, и Тина поспешила ответить незнакомцу:
— Чувствую, что мне следовало бы оскорбиться тем фактом, что вы нашли меня недостаточно равнодушной для француженки.
Господин улыбнулся:
— Поверьте, я не имел ни малейшего намерения оскорбить вас. А если вы жаждете комплимента, то извольте: вы очаровательны, больше того, сегодня вы самая очаровательная женщина на всем балу.
— Благодарю. — Тина склонила голову и стала горячо уверять себя, что смущаться не стоит, что надо вести себя так, будто подобные комплименты она слышит изо дня в день,
— Кроме того, разрешите мне сказать вам, — продолжал господин, — что цвет ваших волос превышает по своей необычности и яркости все, что только может представиться богатому воображению. Как удалось вам быть столь оригинальной в нашем Городе Оригинальность?
Тина улыбнулась:
— Боюсь, что вы наносите мне новое оскорбление, предполагая, что цвет моих вопос подобран искусственно.
— О нет, я понимаю, что это невозможно. Такой оттенок мог создать только великий художник — а кто является таковым, кроме самого Господа Бога? — Девушка посмотрела на говорящего широко раскрытыми от удивления глазами. — Сказать откровенно, я в восторге и от ваших волос, и от вашего маленького прямого носика, и от ваших невыразимо прелестных синих глаз, — продолжал мужчина.
Тина залилась краской, но быстро заставила себя вспомнить, что в качестве чужой любовницы ей не следует ожидать уважения и почтительных речей от кого бы то ни было. Она немного успокоилась, но, снова посмотрев в глаза незнакомому господину, вдруг почувствовала стыд, причин которого уже окончательно понять не могла. Ей захотелось немедленно убежать и в то же время остаться в этой ложе навсегда.
— Не пора ли нам уже представиться друг другу? И, возможно сделав это, мы найдем более удобным соединиться или в моей ложе — или в вашей.
Предложение также показалось девушке странным, хотя на первый взгляд ничего нарушающего обычные светские нормы в нем не было. Кроме того, она хорошо помнила, что художнические балы отличаются свободой поведения, весельем и непринужденностью. А представить ее незнакомому мужчине сейчас было все равно некому.
— Возможно… По лучше все-таки, чтобы вы зашли в… эту ложу, несмотря на то, что мы с моим… другом всего лишь гости здесь и у меня нет никакого права… приглашать сюда еще кого-либо.
— В таком случае, поскольку моя ложа принадлежит исключительно мне и нахожусь я в ней в полном одиночестве, не могу ли я предложить вам все же перебраться сюда?
Полагаю, что здесь будет спокойней и удобней.
В таком предложении действительно был резон, тем более что Тина боялась возвращения пьяного молодого человека, которой еще, не дай Бог, пригласит ее танцевать. Танцевать с пьяным ей еще ни разу не приходилось, и желания такого она отнюдь не испытывала.
— Когда ваш друг вернется, — продолжал господин, — вы сразу увидите его через перегородку, и искать вас ему не придется.
— Да-да, конечно. — Тина встала с кресла и пошла к выходу, старательно обходя не только кое-как расставленные стулья, но и многочисленные бутылки из-под шампанского, валяющиеся под ногами.
Не успела она протянуть руку, как дверь перед ней распахнулась сама, а за ней возникла фигура высокого господина.
Тина оказалась права: незнакомец был очень высок, широкоплеч, и глаза его горели черным огнем. Впрочем, последнее обстоятельство девушку весьма и весьма смущало. С другой стороны, трудно было не порадоваться такому взгляду, в котором светилось явное восхищение.
До соседней ложи оказалось всего несколько шагов, и, войдя в нее, девушка немного справилась со своей растерянностью, убедившись, что ложа действительно уютна и пуста.
Господин предложил ей кресло, и Тина отметила, что это действие было весьма тактичным с его стороны — кресло оказалось рядом с перегородкой и поставлено так, чтобы она сразу могла увидеть вошедшего Кендрика.
— Спасибо, — просто ответила она.
Он подвинул свое кресло поближе.
— Ну а теперь расскажите мне о себе. До того момента, как я увидел вас здесь, признаюсь, я скучал, но теперь вечер заиграл для меня всеми цветами радуги, и я даже могу наслаждаться музыкой Оффенбаха, на которую не обращал внимания прежде.
— Я слышала, кто-то утверждал, что она, как никакая иная, отражает настоящий парижский дух.
— Я бы сказал, что парижский дух отражаете вы, несмотря на ваше нефранцузское происхождение. Впрочем, выговор у вас безукоризненный.
Улыбаясь, Тина подумала, что последнее замечание наверняка порадовало бы ее отца, который всегда настаивал, чтобы она говорила именно с парижским акцентом.
— Так вы приготовились угадывать мою родину? — спросила она.
— Увы, — покачал головой смуглый господин, — я пытался сделать это с того самого мгновения, как вас заметил, но полностью провалился.
— Может быть, стоит так и оставить вас в неведении? Загадка хороша только до тех пор, пока она не разгадана.
Девушке казалось, что говорит она очень умно, но господин наклонился к ней поближе и почти прошептал:
— Но загадка не кончается на открытии тайны вашего рождения. Я хочу знать гораздо больше, ибо нахожу в вас слишком много загадочного и, признаюсь, возбуждающего.
Что-то в этом бархатном голосе снова заставило Тину покраснеть; ей показалось, что именно таким тоном разговаривали мужчины с полуодетыми дамами в "Кафе Англэ». Она снова почувствовала себя на сцене, участницей некоего представления и решила вести свою роль до конца, чтобы, не дай Бог, незнакомый господин не счел ее за неопытную и глупую школьницу.
— Думаю, что прежде всего вам все же следует представиться, мсье, ибо здесь пет никого, кто бы мог это сделать за вас.
— Отлично. Меня зовут Жан, ну а если говорить о полном титуле, то я граф де Грамон.
— Рада познакомиться с вами, мсье, — официальным тоном ответила девушка. — Я же — Тина Бельфлер.
— Превосходно, мадемуазель! Какое еще имя подошло бы к вам более! — Граф поднял ее руку к своим губам.
Тина, заглядевшись из своей ложи на танцующих, машинально сняла перчатки и теперь смело протянула руку для поцелуя, который, как она ожидала, мало чем будет отличаться от тех уважительных касаний губами, что не раз приходилось ей испытывать на дворцовых приемах.
Однако вместо этого ее руку обжег огонь — и она вздрогнула. Все это было слишком странно. Смущаясь в который раз, девушка отняла руку и снова стала смотреть на танцующие пары внизу.
— Что ж, я подожду, — услышала она за своей спиной.
— Чего? — удивилась Тина.
— Того, что вы все-таки расскажете мне, откуда здесь появились, если, конечно, не спустились с Венеры или другой планеты, которые, по моему разумению, и населены именно такими соблазнительными богинями.
Тина даже поперхнулась.
— Что ж, тогда я признаюсь вам, что прилетела на крыльях прямо с Млечного Пути. Признайтесь, это будет более интригующе, чем сообщить о моем приезде откуда-нибудь из Европы.
— Согласен, если кто и мог слететь с высот Млечного Пути, то это только вы, — согласился граф.
И снова девушка почувствовала себя актрисой в какой-то неведомой пьесе. У них во дворце тоже имелся собственный театр, и, несмотря на строгие предписания эрцгерцогини ставить там только классические драмы и прочие вещи, не слишком возбуждающие воображение, принцесса Мария-Терезия всегда получала от волшебного мира рампы неизъяснимое наслаждение.
— Чему вы улыбаетесь? — поинтересовался граф.
И Тина сказала ему правду:
— Я улыбалась тому, что представила нас обоих играющими какую-то пьесу, а я — поскольку мне просто очень нравится сегодняшний вечер — играю в ней главную роль.
— Совершенно с вами согласен и добавлю больше: играете блестяще. Смею также признаться, что крайне польщен тем, что могу играть с вами, вернее, только вам подыгрывать. — Голос графа с каждой фразой начинал звучать все интимней — или это девушке просто казалось из-за его блестевших глаз и близко склоненного к ней лица. Она решила, что игре все-таки пора положить конец, и призналась:
— Я приехала из Виденштайна. Брови графа медленно поползли вверх.
— Вы в этом уверены?
— Разумеется, уверена. Мне ли не знать своей родины!
— Приятно удивлен, ибо всегда полагал, что жители Виденштайна очень похожи на французов. Наши же женщины обычно темноволосы, и кожа у них смуглая… Словом, несмотря на всю их подвижность и изобретательность, вас они никак не напоминают.
— В Виденштайне меня тоже никто не напоминает, — улыбнулась Тина.
— Охотно верю. Б противном случае все известные мне мужчины устроили бы в Виденштайн настоящее паломничество, и ваша родина стала бы полна алчущих донжуанов.
Девушка звонко рассмеялась.
— Идея недурна!
— По боюсь, что вы все же создание уникальное, и вряд ли тысячи виденштайнских дам хотя бы отдаленно похожи на вас. — Голос графа упал до шепота. — И вряд ли тысячи виденштайнских мужчин не говорили вам подобного уже много-много раз!
Подобный комплимент потряс Тину, и на мгновение она даже забыла, кого представляет в настоящее время. Девушка подняла на собеседника глаза, потом опустила их и, запинаясь, пробормотала:
— Я не.. думаю… что вам… позволительно говорить со мной… в таком тоне…
— А почему нет, когда это чистая правда? — Тина промолчала. и граф продолжил: — Но понимаете ли вы, что такой своей фразой вы даете мне понять, что ваш парижский друг будет мной недоволен и даже, возможно, вызовет меня на дуэль?
— О нет! — едва не вскрикнула Тина. — Нет-нет, этого он не сделает!
— Тогда я не понимаю, почему же он ушел, оставив вас одну. Ведь должен же он понимать, что мужчине, оставившему без надзора сокровище, грозит похищение этого сокровища — и в самом скором времени!
Тине стало смешно.
— Не думаю, чтобы Кендрик был очень обеспокоен этим, хотя мне и приятно считать себя сокровищем.
— Я мог бы описать вас в куда более сильных выражениях, но, к сожалению, бальная ложа — не лучшее для этого место…
Но в это время за перегородкой раздался шум и послышались голоса, и девушка увидела брата, вернувшегося с той девицей, с которой он отправился танцевать. К их компании присоединилось еще несколько новых, незнакомых Тине молодых, людей.
Все снова принялись за шампанское, а Кендрик, увидев ее в соседней ложе, решительно туда направился.
— С тобой все в порядке. Тина?
— Конечно, — обрадовалась она. — Так я возвращаюсь?
До Кендрика словно только что дошел тот факт, что сестра сидит теперь совсем не там, где он ее оставил, — и он вознамерился было высказаться, но в разговор немедленно вмешался граф:
— Могу я представиться? Жан де Грамон. Это я пригласил мадемуазель к себе в ложу, ибо она сидела в полном одиночестве.
Щеки Кендрика залила краска стыда.
— Я думал, с тобой кто-нибудь остался, — пробормотал он.
— Остался, но ему стало дурно, и он вышел на свежий воздух.
— Прошу прощения, но я посчитал, что смогу позаботиться о мадемуазель в ваше отсутствие. — снова вступил в беседу брата и сестры граф.
— Это было очень мило с вашей стороны, — поблагодарил его Кендрик. — Я — де Вийерни.
— Вы хотите сказать — виконт Вийерни? — воскликнул граф. — Я слышал, ваш отец не так давно умер?
— Вы знали его? — насторожился Кендрик, и Тина услышала в голосе брата тревогу.
— Мой отец чрезвычайно интересовался раковинами и потому так много говорил о коллекции вашего покойного батюшки, что у меня сложилось впечатление, будто я знаю ее с детства. Хотя на самом деле я никогда не был в Виденштайне.
— В таком случае я надеюсь, что покажу ее вам наяву при первой же возможности. — Кендрик уже взял себя в руки, и Тина порадовалась такому самообладанию брата.
— Благодарю. Возможно, в один прекрасный день я и смогу воспользоваться вашим искренним приглашением.
Наступила неловкая пауза, а затем Кендрик все-таки заставил себя сказать то, что, как ему казалось, он сказать был должен:
— Не хочешь ли потанцевать со мной. Тина?
— Спасибо, но я предпочла бы смотреть на танцы отсюда. Мне кажется, внизу все-таки слишком шумно.
— Увы, — вынужден был признаться Кендрик. Он намеревался сказать что-то еще, но в это время девица, с которой он танцевал до этого, подошла ближе и обняла его за талию.
— Ты совсем забыл меня, противный, — надула она губки. — Это совсем нехорошо с твоей стороны! Принеси мне лучше бокал шампанского, и мы посмотрим шоу, которое уже начинается, а уж потом поедем куда-нибудь еще.
— К сожалению, это невозможно, — твердо ответил Кендрик. — Я не один.
— Тогда прихватим и ее, — согласилась девица. — Хотя, трое — это, конечно, несколько многовато…
Кендрик совсем смутился, и тут ему на помощь снова пришел граф:
— Может быть, поскольку я в одиночестве и совершенно свободен, вы позволите составить вам компанию?
И не успел Кендрик ничего ответить, как девица, уже откровенно висевшая у него на шее, радостно воскликнула:
— Прекрасно! Так мы повеселимся еще лучше! Только я хочу потанцевать где-нибудь в другом месте, где не так многолюдно — и непременно с тобой, милашка! — И с этими словами она чмокнула Кендрика в щеку, обняв его еще крепче.
Тина почувствовала, что не может оторвать от подобного невиданного зрелища глаз, но все же, чтобы еще больше не смущать брата, заставила себя отвернуться.
Но тут взгляд ее упал на графа, в свою очередь, взиравшего на нее с удивлением, и чтобы окончательно не запутаться, девушка сочла за лучшее смотреть только вниз, на танцующий вовсю зал.
— Шоу уже вот-вот начнется, — прошептала она, чувствуя, несмотря на неловкость положения и некоторый стыд за свое поведение, бьющую через край молодую радость.
Правда, она предпочла бы не думать о том, что ее мать, узнай она правду о своей дочери, постиг бы сердечный удар.
Глава 3
«Должно быть, уже слишком поздно или, наоборот, слишком рано», — смутно подумала Тина.
Как ни странно, девушка даже не была утомлена бессонной ночью, скорее, возбуждение так и не оставляло ее.
Представление, устроенное студентами, тянулось достаточно долго, но оказалось вполне интересным и веселым. Они представили на обозрение публики каких-то странных существ, изготовленных в своих студиях, а под конец некое доисторическое чудовище с десятками студентов на спине просто рухнуло на паркет бального зала под визг и аплодисменты зрителей. Тине все это очень понравилось.
Она звонко смеялась над происходящей внизу возней, как вдруг заметила, что граф смотрит на нее куда внимательней, чем на заканчивающееся представление.
— Смотрите же! — почти приказала она ему. — Такого вы, наверное, никогда не видели!
— Я предпочитаю смотреть на вас, — прошептал он в ответ таким сладостным голосом, что Тина понадеялась, что никто более его не услышал.
Однако вернувшаяся после танцев веселая компания не только привела с собой еще несколько шумных женщин, но и продолжала усиленно напиваться шампанским. Галдеж стоял невообразимый.
Знакомство Тины с графом, казалось, совсем не удивило Кендрика, который теперь полностью попал в ловкие ручки Нанетты, как звали беспардонную девицу. Тина же, с приходом брата посчитавшая нужным все-таки вернуться в свою ложу, теперь почти сожалела об этом.
В ложе началась настоящая толчея, каждый рвался вперед, к барьеру, чтобы посмотреть на происходящее внизу, но будучи в состоянии абсолютно нетрезвом, молодые люди и девицы были готовы едва ли не свалиться туда. Тина уже начала поглядывать на них с опасением.
Наконец Кендрик решил, что пришла пора сменить развлечения. Однако несмотря на предыдущие уверения, что они поедут в другое место только вчетвером, компания их к моменту появления в «Черной кошке» на Монмартре отнюдь не уменьшилась, а, наоборот, пополнилась несколькими незнакомцами, назвавшимися приятелями приятелей Филиппа.
«Черная кошка» оказалась заведением интересным, но крайне шумным, и вскоре компания отправилась искать места потише и попросторней, чтобы можно было потанцевать вволю.
В третьем месте действительно имелось много пространства для танцев, но там главную роль играли профессиональные танцовщицы, смело поднимающие свои пышные нижние юбки и показывающие всему свету упругие полные ноги.
— У меня такое впечатление, — шепнул Тине граф, — что вы несколько шокированы всеми этими картинами…
И девушка была уже почти готова признаться в справедливости его слов, как вдруг вспомнила, что она всего лишь дама полусвета — или, иными словами, чужая любовница — и потому стыдиться ей здесь нечего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15