— Утром я приду взглянуть на нее, надеюсь, к этому моменту жар спадет.
— Вы творите настоящие чудеса при помощи вещей, которые выглядят, как обычная трава! — восхищенно всплескивая руками, пробормотала миссис Мередит.
— Это и есть травы, и именно они творят чудеса, — ответила Фиона. — Сам Бог дарит их нам, но мы не всегда умеем ими воспользоваться.
— Верно. Знаете, я вспомнила, как моя матушка, как только чувствовала недомогание, пила вино из одуванчиков. Других лекарств она не признавала, — с улыбкой на губах сказала экономка.
— Я уверена, что Джинни поправится уже к утру. Отправляйтесь в кровать и ни о чем не беспокойтесь. — Фиона мягко коснулась плеча миссис Мередит. — Сомневаюсь, что ночью она проснется.
— Я безумно благодарна вам, мисс! Вы невероятно добры! — воскликнула миссис Мередит.
Фиона улыбнулась, вышла из спальни и принялась спускаться по лестнице.
Пройдя несколько ступеней, она заметила, что свечи в коридоре на ее этаже погашены.
Хотя в дальнем конце, там, где располагались их с Мэри-Роуз комнаты, еще горели две или три из них, и для нее не составило труда определить направление, в котором следовало двигаться.
Фиона шла медленно, воспроизводя в памяти то, как выглядела Джинни, размышляя о состоянии своей служанки и надеясь на скорейшее ее выздоровление. Неожиданно ее внимание привлекла упавшая на стену тень. В противоположном конце коридора появилась фигура высокого человека.
Сначала из-за очень слабого освещения, она не могла рассмотреть, кто это. Но ее сердце уже тревожно трепетало, а руки слегка похолодели от страха: неприятное предчувствие и догадка о том, кто шел ей навстречу, сковали все внутри.
Она не замедлила, не ускорила шаг, а когда подошла ближе, убедилась, что интуиция не обманула ее: по коридору двигался герцог. Он ее заметил не сразу.
Фиона судорожно размышляла, не лучше ли ей затаиться в темноте у затененной стены, пока не поняла, что уже поздно: герцог увидел ее.
В эту минуту все мысли Фионы мгновенно переключились на другое: в свободном голубом халате, с рассыпавшимися по плечам волосами в столь поздний час одна в коридоре она наверняка выглядела более чем странно.
«Скорее всего он посчитает, что заботиться о больной служанке — глупо и недостойно для уважающей себя особы», — подумала она.
Через несколько секунд они приблизились друг к другу. Он остановился и отступил в сторону, уступая ей дорогу. Но пройти мимо него молча Фиона не могла.
Она подняла голову и сразу поняла по выражению его глаз — или в столь тусклом свете ей это лишь показалось, — что он сердится.
Продолжать путь было невозможно.
На протяжении нескольких мгновений они молча смотрели друг на друга. В отличие от нее герцог, в вечернем килте с спорраном на поясе и кружевным жабо на груди, смотрелся великолепно.
«Наверное, он не понимает, что я здесь делаю», — подумала Фиона, но не успела она произнести и слова в свое оправдание, как герцог заговорил первым:
— Где вы были, мисс Уиндхэм?
Его голос прозвучал очень резко, даже грубо, и Фиона не на шутку испугалась.
Все, что она только что собиралась сказать ему, тут же улетучилось из ее головы.
— Я… ходила… — Услышав, каким дрожащим, жалким и неуверенным был ее собственный голос, она еще больше смутилась.
Глаза герцога гневно сверкнули.
— Не пытайтесь мне лгать! Я сам знаю ответ на заданный вам вопрос! Я думал, вы не такая!
Фиона приподняла подбородок и непонимающе уставилась на него.
— Я… я не… — Ее голос опять оборвался.
— Получили достаточно удовольствия или хотите еще? — злобно и презрительно спросил герцог. Его голос гулким эхом отразился от темных стен в другом конце длинного коридора.
Он неожиданно обхватил ее за талию и резко притянул к себе. Она вскрикнула, но ее вопль заглушили его губы, прижавшиеся к ее губам.
Он принялся целовать ее — грубо, властно, жадно. Она почувствовала боль и отвращение, но была настолько ошеломлена, что в первое мгновение не могла даже сопротивляться.
Придя в себя, Фиона с ужасом обнаружила, что герцог крепко сжимает ее руки, и поняла, что не в состоянии вырваться из его объятий.
Ей хотелось не просто вырваться из них, но и нанести ему ответный удар. Влепить ему пощечину, сделать ему так же больно, достойно отомстить, но она не могла и пошевелить руками.
Фиону еще никогда в жизни не целовал мужчина. О том, что женщина может оказаться столь беззащитной и жалкой перед напором мужской силы и грубой страсти, она даже не подозревала раньше.
Целуя ее, он до сих пор причинял ей боль, но к ее великому удивлению, ярость и страх, возникшие в ней в первую секунду, постепенно ослабли.
Вскоре исчезла и боль. Его губы становились все более мягкими, но вместе с тем более властными.
«Я должна высвободиться, должна защищаться», — думала Фиона.
Она попыталась это сделать, но, почувствовав, что с ней происходит что-то странное, никогда раньше неведомое ей, замерла.
Какая-то теплая, непреодолимая, непонятная волна разлилась по всему ее телу, наполнила грудь, обожгла губы, кровоточащие от безудержной силы и необузданности поцелуя герцога.
Это было такое незнакомое и совершенно неожиданное ощущение, что на какое-то время Фиона позабыла обо всем на свете. Она чувствовала лишь одно: что ощущение это лишь усиливалось, разрасталось в ней, все больше подчиняя ее своей странной власти.
Фиона была не в силах анализировать свое состояние. Она с удивлением прислушивалась к новым эмоциям, к блаженству, с головой окатывавшему ее, подобно трепетным и ласковым морским волнам.
Фиона ничего не понимала, но с изумлением сознавала, что и не хочет понимать. Она таяла и растворялась в неумолимом, мощном, горячем восторге.
Вдруг герцог поднял голову, медленно разжал руки. Фиона была свободна, тем не менее не двигалась с места. Она не могла говорить, даже думать о чем-то…
— Черт вас побери! — сказал он хрипло, и ей показалось, его голос шел откуда-то из самых глубин его существа.
Он резко повернулся к ней спиной — так же неожиданно, как прижал ее к себе — и торопливо пошел прочь. Его юбка в складку нервно покачивалась в такт решительным шагам.
Фиона еще долго стояла на том же месте, пытаясь понять, что произошло, стараясь осознать свои чувства, отчаянно силясь мыслить ясно…
Потом медленно, невероятно медленно — ведь каждый шаг давался ей с трудом — добралась до своей комнаты, упала на кровать и уткнулась лицом в подушку.
Проснувшись наутро и вспомнив о случившемся, Фиона почувствовала, что ее щеки заливает густая краска.
«Может, это игра воображения или сцена из необъяснимого сна?» — размышляла она, хотя понимала, что все, что произошло вчера — правда.
Прошлой ночью, вернувшись в спальню и забравшись в мягкую постель, она долго не могла заснуть. Герцог поцеловал ее в приступе гнева, который, как ей подсказывало сердце, был вызван обыкновенной ревностью. Самым невероятным в этой истории являлось то, что она получила от этого необычного поцелуя несказанное удовольствие.
Как ни страшно было в это поверить, это произошло.
В любом случае он вел себя так повелительно и неумолимо, что она не имела и малейшей возможности вырваться из его сильных рук, прервать этот поразительный поцелуй. Первый в ее жизни.
Фиона тут же вспомнила, что не очень-то стремилась его прерывать, что не хотела прекращать то блаженство, которое он дарил ей.
«Может, я сошла с ума?» — думала она, но понимала: подобное объяснение в случае возникновения осложнений никому не понравится.
Нужно было вставать с кровати, будить Мэри-Роуз, а потом целый день давать ясные ответы на ее многочисленные вопросы.
Она представила, что ей предстоит, и заранее продумала, что должна говорить:
— Да, твой дядя разрешил тебе учиться рыбачить!
— Да, я попытаюсь договориться с Дональдом, чтобы он уже сегодня утром отвел нас на реку.
— Да, ты будешь удить рыбу точно так же, как твой папа, когда был маленьким.
— Да!
— Да!
— Да!
Она, конечно, отвечала на все вопросы любимой племянницы, но ее мысли — нескончаемая их вереница — крутились вокруг вчерашнего происшествия.
Они навестили Ролло, жившего в огромной конуре, и Мэри-Роуз накормила его лакомыми кусочками, припасенными за завтраком. Приходить к полюбившемуся ей псу вошло у них в привычку. Вернувшись в свои комнаты, они, как обычно, занялись изучением элементарных наук.
— Я хочу поиграть на пианино, тетя Фиона, — сказала Мэри-Роуз.
— Сейчас очередь арифметики, дорогая моя, — ответила Фиона.
— Но почему? Задачи такие скучные! А таблицы я и так знаю.
Этот спор возникал между ними каждое утро, но сегодня он показался Фионе, как и все остальные привычные явления, необыкновенным.
Принесли записку от мистера Мак Кейта. Ровно в одиннадцать Дональд будет ждать их внизу с двумя пони — для Мэри-Роуз и для мисс Уиндхэм.
В любой другой день, подумала Фиона, она пришла бы в настоящий восторг от представляющейся ей возможности прокатиться на шотландском пони.
Но этим утром у нее было ощущение, что все ее тело обмякло от прикосновения горячих, страстных, властных губ герцога.
Все, о чем она могла думать, так это о его сильных руках, подаривших ей невероятные, сладостные, ни на что не похожие переживания.
Дональд с радостью выслушивал щебетание Мэри-Роуз и охотно отвечал на все вопросы о ее отце, поэтому Фиона спокойно углубилась в свои собственные раздумья.
Когда они приехали к реке, Дональд принялся рассказывать девочке, как правильно забрасывать удочку.
Он оказался талантливым учителем, терпеливым, умеющим доходчиво объяснять. А Мэри-Роуз страстно желала поймать такую же рыбу, как Иан, поэтому слушала его с большим вниманием.
— Посмотри, тетя Фиона! Ты только посмотри, как я забрасываю удочку! — то и дело кричала Мэри-Роуз.
Поймав молодого лосося, она запрыгала от радости.
Эта единственная рыбешка и составила весь улов, но для Мэри-Роуз хватило и этого. Ее счастью не было предела: по дороге домой она не переставала восторгаться своей удачей.
«Интересно, где герцог? — взволнованно думала Фиона, когда они приближались к воротам замка. — На прогулке или в столовой за ленчем?»
Уложив оживленно рассуждающую о завтрашней рыбалке Мэри-Роуз в кровать, Фиона направилась в свою комнату.
Послышался стук в дверь.
На пороге стоял слуга.
— Его светлость желает вас видеть, мисс! Он ждет вас в библиотеке.
Фионе показалось, она лишилась дара речи. Опомнившись через пару мгновений, она пролепетала, не узнавая собственного голоса:
— Пожалуйста… передайте его светлости, что я… что я скоро подойду…
Ей требовалось некоторое время. На то, чтобы собраться с мыслями, чтобы продумать, что говорить ему. Как объяснить, что она не делала ничего такого, в чем он ее подозревал.
Вообще-то… Разве стоит перед ним оправдываться? С какой стати?
Он нанес ей оскорбление, а она собиралась извиняться! Да как ему в голову могли прийти столь гадостные мысли?
— А! — воскликнула Фиона, неожиданно все понимая. Точно так же его отец отнесся когда-то к Роузмэри, даже не видя ее: как к разгульной девке, проститутке!
Как хорошо, что у Фионы были свидетели. Люди, которые могли рассказать герцогу, куда она ходила вчера вечером.
Миссис Мередит зашла к ней рано утром, чтобы сообщить о значительном улучшении состояния Джинни. Позднее Фиона сама поднялась к ней и убедилась, что жар, как она и предполагала, спал.
— Ей гораздо лучше, мисс, — радостно повторяла миссис Мередит. — Эти ваши травы — просто волшебство какое-то! Не зря, наверное, ее милость твердит о колдовстве!
Фиона нахмурилась.
— Надеюсь, леди Мораг просто шутит, миссис Мередит, — как можно спокойнее сказала она. — В травах нет ничего волшебного. Сами подумайте!
— Я все прекрасно понимаю, мисс, — ответила миссис Мередит. — Только не принимайте близко к сердцу болтовню ее милости.
Фиона удивленно уставилась на экономку, а та продолжила:
— Вы слишком красивая для таких занятий, какие возлагаете на свои плечи, мисс. Вам нужно найти хорошего мужа.
Такого, который защищал бы вас от обидчиков, который с кем угодно мог бы вступить за вас в бой!
Фиона рассмеялась.
— Я сама умею за себя постоять, миссис Мередит.
— У мужчин более сильные кулаки, — качая головой, ответила экономка.
Фионе в голову пришла неожиданная мысль. Ей нужен мужчина! Мужчина с сильными кулаками, умеющий побеждать в боях. Мужчина, способный толково объяснить герцогу, что она вовсе не распутница.
— Как он посмел? — спросила Фиона у воцарившейся в комнатах тишины, все еще не решаясь выйти.
Ей хотелось ненавидеть его с той же силой, с какой она ненавидела его всю свою жизнь, но теперь в ее сердце не было ненависти…
Почти не помня себя от волнения, Фиона прошла по длинному коридору и свернула у гостиной.
Библиотека располагалась напротив.
Это помещение поражало любого, кто сюда входил, спокойствием, величием, сдержанной красотой. Вдоль стен здесь тянулись длинные полки, заполненные книгами. Вся обстановка настраивала на серьезный, спокойный лад.
Фиона же, когда перед ней раскрыли дверь, увидела лишь одно: человека, который ждал ее.
Герцог задумчиво стоял у камина у противоположной стены, и Фиона только сейчас поняла, что собиралась с мыслями слишком долго.
Ее сердце бешено заколотилось, а по спине пробежали мурашки, и ей не оставалось ничего другого, как, окинув его беглым взглядом, опустить свои темные ресницы. На фоне белой кожи они выглядели невероятно густыми.
Она чувствовала, что ее охватывает дрожь, и понимала, что это глупо, нелепо, ужасно смешно, но ничего не могла с собой поделать.
«Я должна объяснить ему, вернее, высказать ему все, что думаю», — твердила себе Фиона, приближаясь к герцогу.
Подойдя к нему, она почувствовала, что ее захлестывает смущение.
«Я обязана поклониться, — пронеслось в ее голове. — И начать разговор».
Не успела она вымолвить и слова, даже еще не взглянула на него, как услышала его голос — странно изменившийся, почти неузнаваемый.
— Я хочу извиниться перед вами. Пожалуйста, простите меня.
Глава пятая
Ей почудилось, прошла целая вечность, прежде чем она осмелилась поднять глаза.
Увидев выражение лица герцога, Фиона пришла в полное замешательство.
— Моему поступку нет оправдания, — продолжил он тем же тихим голосом. — Кроме единственного: я просто потерял голову, увидев вас в коридоре. В приступе ревности решил, что вы были с Торкуилом.
— Да как… вы… могли… подумать… обо мне… такое? — растерянно спросила Фиона.
Ей хотелось казаться разгневанной, но она выглядела лишь смущенной и сознавала это.
— Я уже сказал вам, что от ярости лишился рассудка, — повторил герцог.
На протяжении нескольких минут они молча смотрели друг на друга.
«Я совсем не знаю этого человека», — думала Фиона, чувствуя в то же время, что прекрасно понимает состояние герцога. Любые объяснения и извинения были излишни.
— Что нам делать? Скажите, помогите мне. Всю ночь я не мог сомкнуть глаз, — тихо сказал герцог. — Я пытался подавить, изгнать из себя проклятую ревность. Теперь я понимаю, что поступил ужасно, но это не решает проблему.
Фиона, совершенно сбитая с толку, решила вернуться к тому, с чего планировала начать эту беседу. Следовало объяснить ему, куда она ходила вчера вечером и рассеять тем самым остатки сомнений.
— Вам говорили, что вчера… я ходила к больной Джинни? — спросила Фиона.
— Миссис Мередит взахлеб рассказала мне сегодня утром, какие чудеса вы вытворяете при помощи своих трав. Тогда-то я и понял, что поступил как последний дурак, — ответил герцог.
Он взглянул ей в глаза, помолчал и продолжил.
— Хотя… Если бы этого не случилось, я так до сих пор и находился бы в своем аду, в котором живу вот уже много лет. Вчерашний поцелуй был частичкой блаженства, райского блаженства…
— Я… только вчера… узнала… о том… в чем вас… обвиняют, — нерешительно пробормотала Фиона.
— Я догадываюсь, кто вам поведал об этом: конечно, Торкуил, — резко ответил герцог.
И, прищурив глаза, ухмыльнулся.
— Он подумал… что… я должна об этом знать… Я сама спросила… почему… вы… живете столь… замкнуто и одиноко… в своем замке…
— И что же? Когда он рассказал вам об этом, что вы почувствовали? — спросил герцог, не глядя на нее.
Она ощутила, как трудно ему обсуждать эту тему, и постаралась ответить как можно более искренне:
— Мне очень жаль, я… так вам сочувствую…
— Я не нуждаюсь в вашей жалости!
— Я вам ее и не предлагаю. Граф свято верит в вашу невиновность.
— А вы?
Фиона посмотрела ему прямо в глаза, и те незначительные сомнения, что тревожили ее душу, мгновенно улетучились.
— Я убеждена, что вы не способны на убийство.
Из груди герцога вырвался торжествующий возглас. Он вытянул вперед руки, но, опомнившись, резко опустил их.
— Вы действительно верите в меня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
— Вы творите настоящие чудеса при помощи вещей, которые выглядят, как обычная трава! — восхищенно всплескивая руками, пробормотала миссис Мередит.
— Это и есть травы, и именно они творят чудеса, — ответила Фиона. — Сам Бог дарит их нам, но мы не всегда умеем ими воспользоваться.
— Верно. Знаете, я вспомнила, как моя матушка, как только чувствовала недомогание, пила вино из одуванчиков. Других лекарств она не признавала, — с улыбкой на губах сказала экономка.
— Я уверена, что Джинни поправится уже к утру. Отправляйтесь в кровать и ни о чем не беспокойтесь. — Фиона мягко коснулась плеча миссис Мередит. — Сомневаюсь, что ночью она проснется.
— Я безумно благодарна вам, мисс! Вы невероятно добры! — воскликнула миссис Мередит.
Фиона улыбнулась, вышла из спальни и принялась спускаться по лестнице.
Пройдя несколько ступеней, она заметила, что свечи в коридоре на ее этаже погашены.
Хотя в дальнем конце, там, где располагались их с Мэри-Роуз комнаты, еще горели две или три из них, и для нее не составило труда определить направление, в котором следовало двигаться.
Фиона шла медленно, воспроизводя в памяти то, как выглядела Джинни, размышляя о состоянии своей служанки и надеясь на скорейшее ее выздоровление. Неожиданно ее внимание привлекла упавшая на стену тень. В противоположном конце коридора появилась фигура высокого человека.
Сначала из-за очень слабого освещения, она не могла рассмотреть, кто это. Но ее сердце уже тревожно трепетало, а руки слегка похолодели от страха: неприятное предчувствие и догадка о том, кто шел ей навстречу, сковали все внутри.
Она не замедлила, не ускорила шаг, а когда подошла ближе, убедилась, что интуиция не обманула ее: по коридору двигался герцог. Он ее заметил не сразу.
Фиона судорожно размышляла, не лучше ли ей затаиться в темноте у затененной стены, пока не поняла, что уже поздно: герцог увидел ее.
В эту минуту все мысли Фионы мгновенно переключились на другое: в свободном голубом халате, с рассыпавшимися по плечам волосами в столь поздний час одна в коридоре она наверняка выглядела более чем странно.
«Скорее всего он посчитает, что заботиться о больной служанке — глупо и недостойно для уважающей себя особы», — подумала она.
Через несколько секунд они приблизились друг к другу. Он остановился и отступил в сторону, уступая ей дорогу. Но пройти мимо него молча Фиона не могла.
Она подняла голову и сразу поняла по выражению его глаз — или в столь тусклом свете ей это лишь показалось, — что он сердится.
Продолжать путь было невозможно.
На протяжении нескольких мгновений они молча смотрели друг на друга. В отличие от нее герцог, в вечернем килте с спорраном на поясе и кружевным жабо на груди, смотрелся великолепно.
«Наверное, он не понимает, что я здесь делаю», — подумала Фиона, но не успела она произнести и слова в свое оправдание, как герцог заговорил первым:
— Где вы были, мисс Уиндхэм?
Его голос прозвучал очень резко, даже грубо, и Фиона не на шутку испугалась.
Все, что она только что собиралась сказать ему, тут же улетучилось из ее головы.
— Я… ходила… — Услышав, каким дрожащим, жалким и неуверенным был ее собственный голос, она еще больше смутилась.
Глаза герцога гневно сверкнули.
— Не пытайтесь мне лгать! Я сам знаю ответ на заданный вам вопрос! Я думал, вы не такая!
Фиона приподняла подбородок и непонимающе уставилась на него.
— Я… я не… — Ее голос опять оборвался.
— Получили достаточно удовольствия или хотите еще? — злобно и презрительно спросил герцог. Его голос гулким эхом отразился от темных стен в другом конце длинного коридора.
Он неожиданно обхватил ее за талию и резко притянул к себе. Она вскрикнула, но ее вопль заглушили его губы, прижавшиеся к ее губам.
Он принялся целовать ее — грубо, властно, жадно. Она почувствовала боль и отвращение, но была настолько ошеломлена, что в первое мгновение не могла даже сопротивляться.
Придя в себя, Фиона с ужасом обнаружила, что герцог крепко сжимает ее руки, и поняла, что не в состоянии вырваться из его объятий.
Ей хотелось не просто вырваться из них, но и нанести ему ответный удар. Влепить ему пощечину, сделать ему так же больно, достойно отомстить, но она не могла и пошевелить руками.
Фиону еще никогда в жизни не целовал мужчина. О том, что женщина может оказаться столь беззащитной и жалкой перед напором мужской силы и грубой страсти, она даже не подозревала раньше.
Целуя ее, он до сих пор причинял ей боль, но к ее великому удивлению, ярость и страх, возникшие в ней в первую секунду, постепенно ослабли.
Вскоре исчезла и боль. Его губы становились все более мягкими, но вместе с тем более властными.
«Я должна высвободиться, должна защищаться», — думала Фиона.
Она попыталась это сделать, но, почувствовав, что с ней происходит что-то странное, никогда раньше неведомое ей, замерла.
Какая-то теплая, непреодолимая, непонятная волна разлилась по всему ее телу, наполнила грудь, обожгла губы, кровоточащие от безудержной силы и необузданности поцелуя герцога.
Это было такое незнакомое и совершенно неожиданное ощущение, что на какое-то время Фиона позабыла обо всем на свете. Она чувствовала лишь одно: что ощущение это лишь усиливалось, разрасталось в ней, все больше подчиняя ее своей странной власти.
Фиона была не в силах анализировать свое состояние. Она с удивлением прислушивалась к новым эмоциям, к блаженству, с головой окатывавшему ее, подобно трепетным и ласковым морским волнам.
Фиона ничего не понимала, но с изумлением сознавала, что и не хочет понимать. Она таяла и растворялась в неумолимом, мощном, горячем восторге.
Вдруг герцог поднял голову, медленно разжал руки. Фиона была свободна, тем не менее не двигалась с места. Она не могла говорить, даже думать о чем-то…
— Черт вас побери! — сказал он хрипло, и ей показалось, его голос шел откуда-то из самых глубин его существа.
Он резко повернулся к ней спиной — так же неожиданно, как прижал ее к себе — и торопливо пошел прочь. Его юбка в складку нервно покачивалась в такт решительным шагам.
Фиона еще долго стояла на том же месте, пытаясь понять, что произошло, стараясь осознать свои чувства, отчаянно силясь мыслить ясно…
Потом медленно, невероятно медленно — ведь каждый шаг давался ей с трудом — добралась до своей комнаты, упала на кровать и уткнулась лицом в подушку.
Проснувшись наутро и вспомнив о случившемся, Фиона почувствовала, что ее щеки заливает густая краска.
«Может, это игра воображения или сцена из необъяснимого сна?» — размышляла она, хотя понимала, что все, что произошло вчера — правда.
Прошлой ночью, вернувшись в спальню и забравшись в мягкую постель, она долго не могла заснуть. Герцог поцеловал ее в приступе гнева, который, как ей подсказывало сердце, был вызван обыкновенной ревностью. Самым невероятным в этой истории являлось то, что она получила от этого необычного поцелуя несказанное удовольствие.
Как ни страшно было в это поверить, это произошло.
В любом случае он вел себя так повелительно и неумолимо, что она не имела и малейшей возможности вырваться из его сильных рук, прервать этот поразительный поцелуй. Первый в ее жизни.
Фиона тут же вспомнила, что не очень-то стремилась его прерывать, что не хотела прекращать то блаженство, которое он дарил ей.
«Может, я сошла с ума?» — думала она, но понимала: подобное объяснение в случае возникновения осложнений никому не понравится.
Нужно было вставать с кровати, будить Мэри-Роуз, а потом целый день давать ясные ответы на ее многочисленные вопросы.
Она представила, что ей предстоит, и заранее продумала, что должна говорить:
— Да, твой дядя разрешил тебе учиться рыбачить!
— Да, я попытаюсь договориться с Дональдом, чтобы он уже сегодня утром отвел нас на реку.
— Да, ты будешь удить рыбу точно так же, как твой папа, когда был маленьким.
— Да!
— Да!
— Да!
Она, конечно, отвечала на все вопросы любимой племянницы, но ее мысли — нескончаемая их вереница — крутились вокруг вчерашнего происшествия.
Они навестили Ролло, жившего в огромной конуре, и Мэри-Роуз накормила его лакомыми кусочками, припасенными за завтраком. Приходить к полюбившемуся ей псу вошло у них в привычку. Вернувшись в свои комнаты, они, как обычно, занялись изучением элементарных наук.
— Я хочу поиграть на пианино, тетя Фиона, — сказала Мэри-Роуз.
— Сейчас очередь арифметики, дорогая моя, — ответила Фиона.
— Но почему? Задачи такие скучные! А таблицы я и так знаю.
Этот спор возникал между ними каждое утро, но сегодня он показался Фионе, как и все остальные привычные явления, необыкновенным.
Принесли записку от мистера Мак Кейта. Ровно в одиннадцать Дональд будет ждать их внизу с двумя пони — для Мэри-Роуз и для мисс Уиндхэм.
В любой другой день, подумала Фиона, она пришла бы в настоящий восторг от представляющейся ей возможности прокатиться на шотландском пони.
Но этим утром у нее было ощущение, что все ее тело обмякло от прикосновения горячих, страстных, властных губ герцога.
Все, о чем она могла думать, так это о его сильных руках, подаривших ей невероятные, сладостные, ни на что не похожие переживания.
Дональд с радостью выслушивал щебетание Мэри-Роуз и охотно отвечал на все вопросы о ее отце, поэтому Фиона спокойно углубилась в свои собственные раздумья.
Когда они приехали к реке, Дональд принялся рассказывать девочке, как правильно забрасывать удочку.
Он оказался талантливым учителем, терпеливым, умеющим доходчиво объяснять. А Мэри-Роуз страстно желала поймать такую же рыбу, как Иан, поэтому слушала его с большим вниманием.
— Посмотри, тетя Фиона! Ты только посмотри, как я забрасываю удочку! — то и дело кричала Мэри-Роуз.
Поймав молодого лосося, она запрыгала от радости.
Эта единственная рыбешка и составила весь улов, но для Мэри-Роуз хватило и этого. Ее счастью не было предела: по дороге домой она не переставала восторгаться своей удачей.
«Интересно, где герцог? — взволнованно думала Фиона, когда они приближались к воротам замка. — На прогулке или в столовой за ленчем?»
Уложив оживленно рассуждающую о завтрашней рыбалке Мэри-Роуз в кровать, Фиона направилась в свою комнату.
Послышался стук в дверь.
На пороге стоял слуга.
— Его светлость желает вас видеть, мисс! Он ждет вас в библиотеке.
Фионе показалось, она лишилась дара речи. Опомнившись через пару мгновений, она пролепетала, не узнавая собственного голоса:
— Пожалуйста… передайте его светлости, что я… что я скоро подойду…
Ей требовалось некоторое время. На то, чтобы собраться с мыслями, чтобы продумать, что говорить ему. Как объяснить, что она не делала ничего такого, в чем он ее подозревал.
Вообще-то… Разве стоит перед ним оправдываться? С какой стати?
Он нанес ей оскорбление, а она собиралась извиняться! Да как ему в голову могли прийти столь гадостные мысли?
— А! — воскликнула Фиона, неожиданно все понимая. Точно так же его отец отнесся когда-то к Роузмэри, даже не видя ее: как к разгульной девке, проститутке!
Как хорошо, что у Фионы были свидетели. Люди, которые могли рассказать герцогу, куда она ходила вчера вечером.
Миссис Мередит зашла к ней рано утром, чтобы сообщить о значительном улучшении состояния Джинни. Позднее Фиона сама поднялась к ней и убедилась, что жар, как она и предполагала, спал.
— Ей гораздо лучше, мисс, — радостно повторяла миссис Мередит. — Эти ваши травы — просто волшебство какое-то! Не зря, наверное, ее милость твердит о колдовстве!
Фиона нахмурилась.
— Надеюсь, леди Мораг просто шутит, миссис Мередит, — как можно спокойнее сказала она. — В травах нет ничего волшебного. Сами подумайте!
— Я все прекрасно понимаю, мисс, — ответила миссис Мередит. — Только не принимайте близко к сердцу болтовню ее милости.
Фиона удивленно уставилась на экономку, а та продолжила:
— Вы слишком красивая для таких занятий, какие возлагаете на свои плечи, мисс. Вам нужно найти хорошего мужа.
Такого, который защищал бы вас от обидчиков, который с кем угодно мог бы вступить за вас в бой!
Фиона рассмеялась.
— Я сама умею за себя постоять, миссис Мередит.
— У мужчин более сильные кулаки, — качая головой, ответила экономка.
Фионе в голову пришла неожиданная мысль. Ей нужен мужчина! Мужчина с сильными кулаками, умеющий побеждать в боях. Мужчина, способный толково объяснить герцогу, что она вовсе не распутница.
— Как он посмел? — спросила Фиона у воцарившейся в комнатах тишины, все еще не решаясь выйти.
Ей хотелось ненавидеть его с той же силой, с какой она ненавидела его всю свою жизнь, но теперь в ее сердце не было ненависти…
Почти не помня себя от волнения, Фиона прошла по длинному коридору и свернула у гостиной.
Библиотека располагалась напротив.
Это помещение поражало любого, кто сюда входил, спокойствием, величием, сдержанной красотой. Вдоль стен здесь тянулись длинные полки, заполненные книгами. Вся обстановка настраивала на серьезный, спокойный лад.
Фиона же, когда перед ней раскрыли дверь, увидела лишь одно: человека, который ждал ее.
Герцог задумчиво стоял у камина у противоположной стены, и Фиона только сейчас поняла, что собиралась с мыслями слишком долго.
Ее сердце бешено заколотилось, а по спине пробежали мурашки, и ей не оставалось ничего другого, как, окинув его беглым взглядом, опустить свои темные ресницы. На фоне белой кожи они выглядели невероятно густыми.
Она чувствовала, что ее охватывает дрожь, и понимала, что это глупо, нелепо, ужасно смешно, но ничего не могла с собой поделать.
«Я должна объяснить ему, вернее, высказать ему все, что думаю», — твердила себе Фиона, приближаясь к герцогу.
Подойдя к нему, она почувствовала, что ее захлестывает смущение.
«Я обязана поклониться, — пронеслось в ее голове. — И начать разговор».
Не успела она вымолвить и слова, даже еще не взглянула на него, как услышала его голос — странно изменившийся, почти неузнаваемый.
— Я хочу извиниться перед вами. Пожалуйста, простите меня.
Глава пятая
Ей почудилось, прошла целая вечность, прежде чем она осмелилась поднять глаза.
Увидев выражение лица герцога, Фиона пришла в полное замешательство.
— Моему поступку нет оправдания, — продолжил он тем же тихим голосом. — Кроме единственного: я просто потерял голову, увидев вас в коридоре. В приступе ревности решил, что вы были с Торкуилом.
— Да как… вы… могли… подумать… обо мне… такое? — растерянно спросила Фиона.
Ей хотелось казаться разгневанной, но она выглядела лишь смущенной и сознавала это.
— Я уже сказал вам, что от ярости лишился рассудка, — повторил герцог.
На протяжении нескольких минут они молча смотрели друг на друга.
«Я совсем не знаю этого человека», — думала Фиона, чувствуя в то же время, что прекрасно понимает состояние герцога. Любые объяснения и извинения были излишни.
— Что нам делать? Скажите, помогите мне. Всю ночь я не мог сомкнуть глаз, — тихо сказал герцог. — Я пытался подавить, изгнать из себя проклятую ревность. Теперь я понимаю, что поступил ужасно, но это не решает проблему.
Фиона, совершенно сбитая с толку, решила вернуться к тому, с чего планировала начать эту беседу. Следовало объяснить ему, куда она ходила вчера вечером и рассеять тем самым остатки сомнений.
— Вам говорили, что вчера… я ходила к больной Джинни? — спросила Фиона.
— Миссис Мередит взахлеб рассказала мне сегодня утром, какие чудеса вы вытворяете при помощи своих трав. Тогда-то я и понял, что поступил как последний дурак, — ответил герцог.
Он взглянул ей в глаза, помолчал и продолжил.
— Хотя… Если бы этого не случилось, я так до сих пор и находился бы в своем аду, в котором живу вот уже много лет. Вчерашний поцелуй был частичкой блаженства, райского блаженства…
— Я… только вчера… узнала… о том… в чем вас… обвиняют, — нерешительно пробормотала Фиона.
— Я догадываюсь, кто вам поведал об этом: конечно, Торкуил, — резко ответил герцог.
И, прищурив глаза, ухмыльнулся.
— Он подумал… что… я должна об этом знать… Я сама спросила… почему… вы… живете столь… замкнуто и одиноко… в своем замке…
— И что же? Когда он рассказал вам об этом, что вы почувствовали? — спросил герцог, не глядя на нее.
Она ощутила, как трудно ему обсуждать эту тему, и постаралась ответить как можно более искренне:
— Мне очень жаль, я… так вам сочувствую…
— Я не нуждаюсь в вашей жалости!
— Я вам ее и не предлагаю. Граф свято верит в вашу невиновность.
— А вы?
Фиона посмотрела ему прямо в глаза, и те незначительные сомнения, что тревожили ее душу, мгновенно улетучились.
— Я убеждена, что вы не способны на убийство.
Из груди герцога вырвался торжествующий возглас. Он вытянул вперед руки, но, опомнившись, резко опустил их.
— Вы действительно верите в меня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18