ГЛАВА ВТОРАЯ
Шаркая ногами по мраморному полу вестибюля, Мари подошла к двери и начала возиться с цепочками и засовами.
Скрипя петлями, дверь медленно распахнулась. Ожидавший в ярком солнечном свете человек вошел решительно, как будто раздраженный тем, что его заставили ждать.
— Я — Пьер де Сарду. — Он говорил авторитетным тоном, громко и отрывисто. — Что графиня? — спросил он, вглядываясь в полускрытую за дверью Мари.
— Мадам скончалась.
— Вот как!
Человек прошел дальше в вестибюль. У Флер создалось впечатление, что это известие его не удивило — она была уверена, что ему это известно. Кто бы мог сказать ему, подумала она. Доктор? Священник? Но они наверняка предупредили бы ее или, во всяком случае. Мари о приезде такого родственника.
Она критически осмотрела господина де Сарду. Особого впечатления он на нее не произвел — выше, чем казался из окна, но приземист, склонен к тучности, и трудно было поверить, что он приходился родней Люсьену. Ни в его внешности, ни в поведении не было ничего аристократического. Его надменность и резкая манера говорить были явно напускными.
Тут его темные глаза обратились на нее, и Флер почувствовала, что он удивлен, причем неприятно, ее присутствием.
— А это…? — произнес он, обращаясь больше к Мари, чем к ней.
— La femme de m'sieur Lucien .
Сердце Флер забилось сильнее, но она ничего не сказала, ни сделала ни малейшего движения, ожидая, как будут развиваться события, вместо того чтобы их ускорить.
— Жена? — воскликнул Пьер де Сарду. — Но почему нам не сообщили? Мы ничего не знали об этом, когда нас известили о его смерти.
Женщины ничего не ответили, и он внезапно сделал несколько шагов в сторону Флер.
— Это верно, то, что она говорит? — спросил он. — Вы — жена Люсьена?
Флер глубоко вздохнула и голосом, ей самой показавшимся чужим, солгала:
— Да, я жена Люсьена.
— Мадам! — Она почувствовала, как Пьер взял ее руку и поднес к губам.
Теперь он заговорил с ней со всей возможной учтивостью.
— Простите мое удивление. Я не имел ни малейшего представления о вашем браке. Я полагал, что моя тетка, графиня, живет здесь одна с прислугой. Но теперь я понимаю, что ошибался. А у вас — простите мне этот вопрос — есть дети?
Внезапно Флер охватило безумное желание дать ему пощечину. Она не знала, почему оно у нее возникло; в его улыбке и выражении глаз было что-то, вызывавшее у нее не только раздражение, но и страх.
В этот момент, когда все происходящее было таким неожиданным и непонятным, ей трудно было сохранять хладнокровие, но в одном она была твердо уверена: каждое произнесенное ею слово грозило ей опасностью, этот человек был ее врагом.
— У меня нет ребенка, — сказала она спокойно. — Почему бы нам не пройти в гостиную? Возможно, после дальней дороги вы «е откажетесь от чашечки кофе?
— Благодарю вас, я не так давно позавтракал. Открывая дверь в салон, Флер заметила выражение лица Мари и поняла, что та пытается предостеречь ее взглядом и что она тоже почуяла опасность.
Проникавшее сквозь жалюзи солнце расчертило золотыми полосами старинный ковер. Эти полосы напоминали прутья решетки — тюремной решетки.
— И давно вы здесь?
— Давно.
— Не могу понять, почему моя дорогая тетушка не сообщила мне о таком важном событии, как женитьба Люсьена. Помимо всего прочего, я желал бы преподнести вам подарок.
— Мы были женаты очень недолго, когда его убили, — с трудом выговорила Флер онемевшими губами.
— Да, это понятно. Шок… такое ужасное несчастье. И все же как мужественно отвечала она на письма с выражениями соболезнования — я получил от нее такое письмо. Под влиянием пережитого горя она, конечно, могла забыть о браке Люсьена. Но она писала о нем так подробно и с такой гордостью! Согласитесь, мадам, это все-таки очень странно. Как вы, вероятно, заметили, моя тетушка была очень педантична в таких вопросах. Когда она умерла?
— Сегодня в половине седьмого. Вы хотите ее видеть?
— Впереди еще много времени. Я, разумеется, останусь здесь на ночь. А похороны завтра?
— Послезавтра.
— Так. Значит, мы будем иметь удовольствие провести вместе время до среды. Возможно, появятся и другие родственники — не знаю, но у меня будет много дел. Вы же понимаете, что я теперь — глава семьи.
— В самом деле?
— О да. Отныне я имею право именоваться графом де Сарду, но наше поколение такими пустяками не интересуется. Все это побрякушки, оставшиеся нам от изжившей себя аристократии. Я предпочитаю быть просто monsieur. Я демократ, как, впрочем,
вероятно, и вы, мадам?
— Разумеется.
— Рад это слышать. Я вижу, у нас много общего. Вы видели завещание графини?
Флер не торопилась с ответом. Она нагнулась над столиком, перебирая на нем фарфоровые табакерки. Ее забавляло держать своего врага в состоянии неизвестности, зная, что этот вопрос интересует его больше всего.
— Мне ничего об этом не известно, — сказала она наконец. — Если она и оставила завещание, оно должно быть у адвоката.
— Да, разумеется.
Она услышала короткий вздох облегчения. Monsieur Пьер прошелся по комнате.
— Вы позволите мне закурить, мадам?
— Да, конечно, пожалуйста. Извините, я забыла вам предложить.
Это неудивительно, когда в доме нет мужчин. — Он зажег сигарету. — Вы были здесь, когда Люсьена убили? — Да.
— А где была ваша свадьба?
Флер ощутила внутреннюю дрожь. Именно этого вопроса она и боялась. Ее тайна должна была вот-вот выйти наружу.
— В Париже.
— В Нотр-Дам?
— Нет, в Сен-Мадлен.
Она не могла понять, почему сказала это, разве только ради удовольствия противоречить ему.
— В высшей степени странно! Все де Сарду женились в Нотр-Дам.
— Люсьен пожелал быть исключением.
— Вы меня простите, мадам, если я попрошу вас назвать вашу девичью фамилию?
Флер улыбнулась. Здесь ей ничто не угрожало, не было необходимости лгать. Она могла назвать фамилию бабушки, чья семья была многочисленной.
— Флер де Мальмон.
— Да, конечно, эта семья мне знакома.
В его вкрадчивом голосе появились уважительные нотки, но Флер чувствовала, что он отнюдь не удовлетворен. Он по-прежнему был полон подозрений, может быть, даже больше, чем раньше.
Она слишком поздно поняла, что единственным объяснением тайного брака могло бы стать то обстоятельство, что Люсьен выбрал себе в жены неизвестно кого, девицу сомнительного происхождения, которую его семья никогда бы не признала. Ну что же, что сделано, то сделано, теперь оставалось только ждать следующего вопроса. Она обрадовалась, услышав, как открылась дверь. По крайней мере, на какое-то время Флер получала передышку.
Мари принесла кофе, вернее, отвратительный эрзац, которым они были вынуждены обходиться уже больше года.
— Кофе, monsieur?
— Благодарю вас. Поставьте на стол. Я сам себе налью.
Флер показалось, что он поморщился от запаха. Без сомнения, Пьер и его друзья-немцы угощались более приятными напитками, чем его менее удачливые соотечественники.
Мари направилась к дверям. Но он внезапно остановил ее.
— Мне нужно послать кого-нибудь в деревню. Найдется здесь кто-нибудь, кто мог бы пойти?
— Mais non, monsieur . В доме нет никого, кроме меня и мадам.
— Но это нелепо! Ну, какой-нибудь подручный садовника или работник с фермы?
— Нет никого, monsieur, кем мы могли бы распоряжаться. До войны многие были рады служить в замке. Теперь они служат завоевателям.
Monsieur Пьер издал раздраженное восклицание.
— Тогда мне придется пойти самому. Я должен увидеть священника, доктора… — Он замолчал.
«И адвоката», — мысленно добавила Флер.
— Да, monsieur. — Мари терпеливо выжидала, безмолвная и недоброжелательная.
— Можете идти.
— Благодарю, monsieur.
— Это правда, — обратился он к.Флер, — что некого послать и нет никакого способа вызвать людей сюда?
— Очень сожалею, но это так, — холодно заметила Флер, — и естественно, у нас нет никакого транспорта.
— А машина?
— Немцы забрали ее больше года назад.
— Да, да, конечно. Они возместили мадам ее стоимость?
— Понятия не имею.
Флер отлично знала, что никакой компенсации графиня не получила. Ей как-то неопределенно дали понять, что, если она обратится с просьбой, ей выдадут ваучер, по которому она в свое время сможет получить сумму, равную стоимости машины. Графиня этим рекомендациям не последовала.
Флер твердо была намерена ни словом, ни делом не дать monsieur Пьеру воспользоваться чем-либо из имущества Люсьена.
— Что ж, придется отправиться самому — если гора не идет к Магомету! — с насильственным смехом выдавил Пьер. — Аи revoir . Я не задержусь. Обедаем вместе, я надеюсь?
— Какое время вас устроит, monsieur?
— В семь часов вам будет удобно?
— Прекрасно.
— Тогда до вечера, мадам.
Он бросил на нее взгляд победителя и вышел из комнаты с видом человека, полностью уверенного, что им восхищаются.
Флер застыла на месте. Она ждала, пока не закроется парадная дверь, пока не замрет хруст гравия под удаляющимися шагами, пока не наступит тишина. Тогда она бессильно опустилась на софу, прижимая руки к раскалывающейся от боли голове. Наконец Флер почувствовала, как напряжение в ней медленно ослабевает.
— Я должна подумать, — сказала она громко, — я должна подумать.
Что делать? Как избежать грозившей ей западни? Почему Мари назвала ее женой Люсьена? Это было безумием, но, с другой стороны, что еще она могла сказать? Он мог бы поинтересоваться ее документами, и тогда любая увертка, любая новая ложь вызвали бы у него еще большие подозрения.
Как она могла настолько потерять всякое соображение, чтобы не предвидеть все это, чтобы не скрыться раньше. Но Флер не могла оставить умирающую графиню. Она любила старуху, хотя боялась и не понимала ее, не могла понять женщину другой национальности, другого происхождения. Но графиня де Сарду была последнее, что связывало ее с Люсьеном, и она цеплялась за нее, счастливая уже одним только тем, что находится в его доме.
Она не могла уйти, не могла оставить все то, что так много для нее значило. Только теперь Флер поняла, насколько это было опасно.
Благодаря своему личному влиянию, той власти, которой графиня по традиции пользовалась в деревне в силу своего положения, она могла улаживать некоторые вопросы. Теперь ее место займет личность совершенно другого плана — monsieur Пьер.
Флер часто улыбалась, вспоминая, как по распоряжению графини в замок явился мэр. Как ни кичилась Франция демократизмом, в сельских уголках по-прежнему сохраняли свое влияние аристократы, занимая место на верхушке общественной пирамиды.
Графиня потребовала, чтобы он предстал перед ней, и этот маленький человечек, бакалейщик по роду занятий, с опаской переступил порог салона, где ожидала его мадам.
Флер видела, что у него на лбу выступил пот и, слушая мадам, он беспрестанно мял и вертел в руках свою шляпу.
— Господин мэр, варвары вновь вторглись в наше любимое отечество. Они снова попирают нашу землю, и кровь наших соотечественников вопиет о мести. Вы согласны, господин мэр?
— Да, мадам. Но пусть мадам простит меня, если я осмелюсь просить, чтобы она не говорила о таких вещах столь громко.
Графиня улыбнулась.
— Я стара, господин мэр, а умереть можно только однажды. Мой сын уже отдал свою жизнь за Францию, я была бы горда отдать свою во имя той же благородной цели.
— Я восхищен мужеством мадам.
Но Флер чувствовала, что думал он при этом о себе, о своей толстухе жене, которой, как говорили, он постоянно изменял, о своих шестерых детях, старший из которых был в плену в Германии.
— Мы понимаем друг друга, — продолжала графиня. — Мне нет нужды говорить больше. Однако, заговорив о политике, я забыла представить вас моей невестке: господин мэр — мадам Люсьен де Сарду.
На какое-то мгновение человечек удивился, но со свойственной его нации сообразительностью тут же все понял.
— Enchantd , мадам, позвольте мне приветствовать вас, — пробормотал он и замер в ожидании, понимая теперь, что от него требуется.
— С моей невесткой, — продолжала графиня, — произошел несчастный случай. Прошлой ночью в замке возник небольшой пожар. Ничего страшного, мы потушили его сами, но, к величайшему сожалению, carte d'identite мадам Люсьен де Сарду сгорел. Ничего не осталось, никто не подумал о том, чтобы записать номера.
— Я понял, мадам. Их можно заменить.
— Благодарю вас, господин мэр, это очень любезно с вашей стороны.
Графиня протянула руку, мэр склонился над ней. Аудиенция была закончена.
На следующее утро на велосипеде приехал второй сын мэра Фабиан. Он вручил Флер ее удостоверение личности с новой фамилией. Дата выдачи была немного смазана.
Только теперь до Флер дошло, какие ловушки расставила ей эта казавшаяся такой простой подделка. Больше всего она сожалела о том, что графиня все-таки заставила ее сжечь британский паспорт.
«Это опасно», — настаивала старая женщина, и, несмотря на все возражения Флер, пламя, на этот раз подлинное, с жадностью поглотило голубую обложку и страницу с подписью министра иностранных дел.
Как же права оказалась графиня! На следующий день пришли немцы. Графиня с Флер были в саду, откуда их вызвала Мари. На обычно невозмутимом лице служанки отражался страх.
— Мадам! Nom de Dieu! Простите, мадам, но в доме немцы.
Мари тяжело дышала, чепчик с оборками съехал на сторону, обнажив седину.
— Немцы?
— Да, мадам, они хотят говорить с вами.
— Благодарю, Мари. Держи себя в руках.
— Да, мадам.
— У тебя чепчик сбился, Мари.
— Простите, мадам.
Немцы обыскали замок. В поисках французских солдат они облазили каждый уголок, забрали свиней, цыплят и окорок, висевший на кухне. Они вылили бензин из бака стоявшей в гараже машины и сказали, что пришлют позже и за самой машиной.
Через несколько дней они вернулись и без всяких объяснений увели Луи, садовника.
Сначала никто не знал, находятся ли замок и деревня на оккупированной территории или нет. Обитатели замка не говорили об этом, но Флер догадывалась, о чем молилась графиня в маленькой часовне, убранной знаменами, взятыми в боях членами семьи де Сарду.
Наконец они узнали, что граница установлена и их замок оказался в двадцати милях от нее, в пределах оккупированной территории.
Флер резко поднялась и подошла к окну. Сад дышал покоем и тишиной.
Странно было думать, что по всей Европе царит террор, людей расстреливают или бросают в концентрационные лагеря, где их избивают до потери сознания или пытают, пока они не умрут или не потеряют рассудок.
Повсюду были страдания и страх, паника и скорбь, лишения и пытки.
«О боже, я боюсь!» — подумала Флер.
И в тот же миг она почувствовала, что так или иначе, тем или иным способом, но она должна бежать и ей это удастся.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Что-то происходило… Нечто ужасающее. Флер конвульсивно задергалась и попыталась закричать. Чья-то рука зажала ей рот. Флер охватил ужас, но тут она услышала голос Мари:
— Все в порядке, mademoiselle. Это Мари. Не бойтесь.
— Мари!
Флер обернулась. Сердце ее бешено колотилось, дыхание застывало на губах, все еще ощущавших прикосновение пальцев Мари.
— Тихо! Не шумите! У меня для вас новости.
Флер села в постели. На столике, мерцая, горела свеча, освещая только часть комнаты, остальное было погружено в мрачную угрожающую тень.
— В чем дело?
Мари наклонилась к ней, лица их почти соприкасались.
— Фабиан принес известия. Вы должны немедленно бежать, вам угрожает опасность.
Мари наклонилась еще ближе, голос ее замирал, и Флер изо всех сил напрягала слух, чтобы хоть что-нибудь расслышать.
— Это все monsieur Пьер. Когда он был в деревне, то не только посетил священника и доктора, он еще и звонил — звонил в Париж, справлялся о вас!
Последовала выразительная пауза — Мари подошла к самому драматическому моменту в своем рассказе.
— О моем замужестве! Мари кивнула.
— Да. Он говорил с одним своим приятелем из какой-то конторы, как сказал Фабиан. Он просил этого приятеля сегодня поехать в Сен-Мадлен и навести справки о вашей свадьбе и когда примерно это было. Он очень спешил. Фабиан говорит, сначала он велел этому приятелю ехать в церковь сразу же, но и возникло какое-то затруднение, кажется, не было на месте священника, ведающего регистрационными книгами. Во всяком случае, сегодня он этим займется. Поэтому вам надо уходить.
— А если он не найдет таких сведений, — задумчиво сказала Флер, — что тогда?
— Тогда monsieur Пьер вспомнит еще кое о чем. О ma'm'selle, я слышала, как вы говорили с ним вчера за ужином. Вы прекрасно говорите по-французски, но француза вам все-таки не провести. Немцы — другое дело, что они понимают в нашем языке? Но monsieur Пьер — он-то получше в этом смыслит. Я видела, как он следил за вами, как он слушал, ma'm'selle, он заподозрил, что вы англичанка.
— А если и так, решится ли он меня выдать, разоблачить после того, как его тетка укрывала меня столько времени?
— Monsieur Пьер предатель и враг нашей родины, — перебила ее Мари, — он работает на немцев и будет рад им угодить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20