Рассказы –
Брэм Стокер
Цыганское пророчество
– Я решительно предлагаю, – говорил доктор, – одному из нас проверить на себе: обман все это или же нет?
– Отлично! – ответил бодро Консидайн. – Сразу же после обеда приготовим сигары и наведаемся в табор.
Как и было условлено, едва отложив в сторону обеденные приборы и покончив с бутылкой французского La Tour, Джошуа Консидайн и его друг доктор Бэли, вышли к пустоши и направились на восток, в ту сторону, где располагался цыганский табор. Мэри Консидайн подошла к калитке, за которой заканчивался сад и начиналась тропинка к пустоши, и напутствовала мужа:
– Не трать на них деньги, Джошуа, они нагадают тебе бог знает что. И не вздумай приударить за какой-нибудь смазливой цыганочкой, я все равно узнаю! Да не давай воли Джеральду – он тебе такое предложит, что до беды недолго! Следи за ним!
Джошуа поднял руку, показывая, что он все слышал и обещает следовать советам жены, и громко запел старую веселую песенку «Цыганская принцесса». Джеральд сразу же подхватил несложную мелодию, и, оборачиваясь время от времени, чтобы отвесить Мэри шутливый поклон, они зашагали дальше. Она смотрела им вслед, облокотившись на калитку. Был уже вечер и небо потемнело. А в воздухе еще сохранилась дневная свежесть и пряность. Одним словом, идиллическая обстановка. Особенно для молодых супружеских пар.
Консидайн был молод, но прожил уже достаточно, чтобы порой с неудовольствием констатировать, что его жизнь не богата большими и интересными событиями. Единственное, из-за чего он волновался так, как об этом пишут в книгах, это терпеливое ухаживание за Мэри Уинстон и многочисленные отказы ее амбициозных родителей, которые были согласны выдать свою единственную дочь только за сказочного принца. Поэтому едва мистеру и миссис Уинстон стали известны намерения молодого адвоката, они постарались развести его с дочерью, отправив ее к родственникам в другой город и взяв с нее обещание не предпринимать попыток связаться с любимым. Но любовь молодых людей выдержала это испытание. Ни разлука, ни отношения с родителями Мэри не охладили страсти Джошуа, а чувство ревности ему, человеку на редкость жизнерадостному, вообще не было знакомо. Таким образом после долгого ожидания со стороны молодого человека и столь же долгих отказов со стороны родителей девушки, последние признали свое поражение, и Джошуа и Мэри поженились.
В этом доме они успели прожить пока только несколько месяцев, но уже почти привыкли к нему и считали своим. Супруги пригласили к себе погостить Джеральда Бэли, старого товарища Джошуа еще по колледжу и безответного воздыхателя по красоте его жены. Он приехал неделю тому назад и решил устроиться здесь довольно основательно, так как дела звали его обратно в Лондон еще не скоро.
Как только Джошуа и Джеральд окончательно скрылись из виду, Мэри вернулась в дом, села за пианино и решила следующий час уделить музыке Мендельсона, которую она боготворила.
Прогулка до табора оказалась приятной и весьма недолгой, так что не успели Джошуа и его друг выкурить по сигаре, как перед ними цыганские шатры раскинулись во всем своем экзотическом великолепии. У большого костра в центре табора стояли несколько человек. Они предлагали цыганам деньги на гадание. Гораздо больше людей стояло поодаль, но не настолько далеко, чтобы не видеть сам процесс появления на свет удивительных предсказаний. Это были те люди, которые не могли позволить себе расходовать деньги на колдовство, – одни по бедности, другие из-за скупости. Но никто не мог запретить им стоять в сторонке и внимательно наблюдать за всем происходящим у костра…
Как только двое джентльменов приблизились к общей группе и их поприветствовали те, кто знал Джошуа как соседа, к ним тут же подбежала молоденькая большеглазая цыганка и предложила погадать им на счастье. Джошуа с улыбкой протянул ей руку, как это делали остальные, но она проигнорировала его движение и продолжала невинно смотреть на него. Джеральд нагнулся к другу и прошептал ему на ухо:
– Киньте ей несколько монет. Это едва ли не самая важная часть гадания. Во всяком случае для самих гадалок.
Джошуа достал из кошелька два шиллинга и протянул цыганке. Она едва скосила взгляд на монеты и сказала:
– Что ты мне даешь, красавец писаный? Я не нищая. Ты позолоти мне ручку, всю правду скажу.
Джеральд расхохотался.
– Ничего не поделаешь, дружище! Придется быть пощедрей.
Джошуа был скромен, в некоторых ситуациях просто удивительно скромен и даже стеснителен. Во всяком случае он не мог с бесстрастным видом долго выдерживать лукавый взгляд красивой цыганки и поэтому сказал:
– Ну хорошо. Вот держи, милая девочка. Но прошу: за такие деньги я нуждаюсь в большом счастье! – И, улыбаясь, он подал ей монету в полсоверена. Она ловко подхватила ее и быстро заговорила:
– Я не могу сама давать людям счастье. Ни большое, ни маленькое. Я могу только читать его по звездам. – С этими словами она развернула правую руку Джошуа ладонью вверх. Но стоило ей бросить взгляд на характерные бороздки на коже, по которым гадают все цыганки, как глаза ее наполнились испугом, и она, выпустив руку испытуемого, убежала прочь. Юная ворожея остановилась у порога самой крупной палатки во всем таборе, подняла покрывало, закрывавшее вход, и юркнула внутрь.
– Надули! – с притворным гневом вскрикнул Джеральд и хлопнул в ладоши. А Джошуа стоял рядом с ним и все не мог прийти в себя от удивления, к которому примешивалась изрядная доля раздражения. Оба они не спускали глаз с той большой палатки. И их ожидание было вознаграждено: покрывало вновь откинулось, но на этот раз они увидели не девчонку, что убежала от них, а статную, с величавой осанкой цыганку средних лет. Она начальственным взглядом оглядела весь табор. Всякий шум в ту минуту, как она только появилась из палатки, полностью прекратился. Разговоры, смех, даже гадания на какие-то секунды словно испарились в воздухе, и все, кто сидел или лежал на траве у костра, как по команде, встали, приветствуя свою королеву.
– Это их Величество, – прошептал Джеральд, улыбаясь. – Нам повезло сегодня.
Цыганская королева вновь окинула табор изучающим взглядом и потом, не колеблясь, сразу направилась в сторону двух последних прибывших джентльменов и остановилась напротив Джошуа, как бы показывая этим, что именно он ей и нужен.
– Протяни мне свою руку, – потребовала она в приказном тоне.
Джеральд, скосившись на друга, пропел sotto voce:
- Последний раз лично со мной так разговаривали еще в школе. Боюсь, вам придется выложить еще полсоверена.
Джошуа протянул цыганке монету. Она развернула его ладонь и мельком посмотрела на них. Потом она сказала:
– Тебя любят, и в глазах того человека ты – верх совершенства. Ты тот, кому он безгранично и слепо доверяет.
– Надеюсь, что это именно так, – произнес Джошуа. – Но скромность не позволяет мне это утверждать с уверенностью.
– Слушай, всю правду тебе скажу. Я вижу в твоем лице все. Все, ты слышишь? Это горе, которое предначертано тебе судьбой, и этого уже не изменить. У тебя есть жена. Ты ее любишь.
– Да, – проговорил он спокойно, давая понять своим тоном, что об этом не так-то трудно было догадаться.
– Тогда тебе нужно уйти от нее немедля! Тебе больше нельзя видеться с ней! Уйди от нее сейчас, пока в тебе горит любовь к ней и еще не народились черные мысли! Покинь ее навсегда!
Джошуа, не дослушав цыганку до конца, выдернул свою руку и сказал:
– Спасибо за интересные советы. – Затем он, сдерживая свое негодование, круто развернулся и пошел прочь.
– Эй! – крикнул Джеральд. – Подождите! Не принимайте близко к сердцу, дружище! Смешно обижаться на звезды, ну в самом деле! По крайней мере дослушайте до конца!
– Замолчи! – приказала доктору цыганка. – Пусть идет. Пусть он ничего не знает; не надо его предостерегать.
Джошуа тем не менее быстро вернулся.
– Так или иначе, но я дослушаю этот бред, – сказал он. – Кстати, мадам. Вы тут дали мне совет, а между тем я платил вам деньги за гадание на счастье. На счастье, улавливаете?
– Я предостерегу тебя, – сказала та, проигнорировав слова Джошуа. – Звезды долго молчали. Не проси меня снимать завесу, покрывающую их тайну. Пусть все останется, как было.
– Мадам, – ответил Джошуа. – Образ моей жизни таков, что я мало имею дела с тайнами и весьма об этом сожалею. Я к вам и пришел, чтобы, наконец, приобщиться к тайнам. Я заплатил деньги и хочу уйти отсюда обогащенным знанием, которым через вас соизволят снабдить меня звезды. Или вы хотите, чтобы я ушел отсюда с тем, с чем и пришел, только без денег? Нет уж, увольте.
Джеральд похвалил его.
– А вот и я не уйду, пока мой друг не узнает правды! – весело сказал он.
Цыганская королева сурово оглядела обоих и сказала:
– Как хочешь. Ты сам выбрал. Только отбрось свои насмешки и легкомыслие. Грядет печальная судьба, и злой рок витает у тебя над головой.
– Аминь, – сказал Джеральд, весело поглядывая на внимательно слушавшего цыганку Джошуа.
Она вновь взяла руку Джошуа в свои и повернула ладонью к своему лицу.
– Я вижу хлынувшую кровь, – начала она. – Она течет уже давно. Я вижу ее, катящуюся быстрыми ручейками. Она льется через сломанный ободок кольца!
– Дальше, – сказал, улыбаясь, Джошуа. Джеральд молчал.
– Тебе не достаточно? Ты хочешь, чтоб я говорила откровенней?
– Конечно. Мы, простые смертные, хотим, чтобы нам пояснили туманные речи. Звезды от нас очень далеко, и я вижу, что на пути ко мне их пророчество теряет ясность.
Цыганка вздрогнула от этих слов и затем продолжала с чувством:
– Твоя рука – рука убийцы. Убийцы своей жены! – Сказав это, она отпустила руку Джошуа и уже повернулась, чтобы уйти.
Джошуа засмеялся.
– Знаете, – со смехом говорил он. – Будь я цыганкой-гадалкой, я все-таки привнес бы в свою систему немного юриспруденции. Вот вы сказали: «Твоя рука – рука убийцы». Ну что ж… Мы сейчас не будем говорить о будущем. Но пока я свою жену не убил. А ведь вы так употребляете слова, будто убийство уже имеет место. Вам следовало бы сказать… ну хотя бы так: «Твоя рука будет рукой убийцы» или: «Рука того, кто будет убийцей своей жены». Как видно, звезды не очень-то заботятся о точности изложения.
Цыганка на это только покачала головой. Выражение ее лица было печально. Она направилась к своему шатру и скрылась в нем.
Делать в таборе Джошуа и доктору больше было нечего, поэтому они молча развернулись и стали возвращаться через пустошь домой. Некоторое время они хранили молчание, но потом Джеральд подал голос:
– Послушайте, дружище. Все это, конечно, было шуткой. Мрачной, согласен, но тем не менее шуткой. Я… Знаете, не лучше ли было бы все-таки сделать так, чтобы это осталось между нами?
– Что вы имеете в виду?
– Ничего не рассказывать вашей жене. Это может ее встревожить.
– Встревожить ее? Мой дорогой Джеральд, о чем вы, право? Да она не встревожится и не испугается, даже если сюда из Богемии заявятся все без исключения гадалки и прорицательницы бродячего племени и объявят ей, что я убью ее! Она прекрасно знает, что я даже подумать о таком не в состоянии!
Джеральд возразил:
– И вы никогда не слыхали о том, насколько глубоко распространено среди женщин суеверие? Суеверность мужчин вошла в пословицы, а у женщин ее еще больше! Они все поголовно подвержены нервным расстройствам на этой почве, а нам это незнакомо. Я слишком часто встречался с этим в своей врачебной практике, чтобы закрывать на это глаза. Последуйте моему совету и не проговоритесь ей о гадании, иначе вы просто напугаете ее.
Лицо Джошуа напряглось и губы чуть побелели. Он сказал:
– Дорогой мой друг, я не имею секретов от жены и не желаю их иметь. К чему вводить новшества в наши отношения? Если бы у нас было заведено скрывать друг от друга некоторые вещи, то вы первый сказали бы, что для супругов это по меньшей мере странно.
– И все же, – не унимался Джеральд. – Во избежание нежелательных осложнений, я повторюсь: не рассказывайте ей об этом. Я просто остерегаю вас…
– Вы заговорили прямо как та цыганская королева, – прервал его Джошуа. – Вообще такое впечатление, что вы договорились с ней напугать меня. Может это розыгрыш? Признайтесь! Ведь вы же меня пригласили в табор? А до того перебросились парой слов с Ее Величеством? – Слова эти были произнесены тоном доброй шутки.
Джеральд стал уверять друга, что о самом существовании табора он услышал только сегодня утром, но Джошуа не переставал подшучивать над ним, и, развлекаясь таким образом, они проделали весь путь и подошли к дому, где их ждала жена адвоката.
Мэри сидела за пианино, но не играла. Хороший тихий вечер и мягкие сумерки навеяли ей лирическое настроение. В глазах ее стояли слезы. Как только она увидела входящих мужчин, она поднялась со своего места, подошла к мужу и поцеловала его. Джошуа изобразил трагизм на лице и глубоким низким голосом сказал:
– Мэри, прежде чем показывать свою ко мне нежность, выслушай приговор Судьбы! Звезды сказали свое слово и скрепили его мрачной печатью.
– Что такое, милый? Говори, что у тебя на уме, только не пугай меня.
– Не буду, дорогая. Но то, что я тебе собираюсь сказать эту ужасную правду, ты должна знать. Только приготовься сначала: тебе тяжело будет это выслушивать.
– Говори, милый, я готова.
– Вам не позавидуешь, Мэри Консидайн, – заговорил он торжественным голосом. – Малоискушенные в тонкостях употребления языка, звезды сообщили свою жестокую новость. Посмотрите на мою руку. На ней кровь. Ваша кровь!.. Мэри! Мэри, что с тобой, боже! – Он бросился к ней, но не успел ее подхватить, и она упала на пол без сознания.
– Ведь я предупреждал вас, – укоризненно сказал Джеральд. – Вы не знаете женщин так, как их знаю я.
Через несколько минут Мэри пришла в чувство, но, как оказалось, только для того, чтобы сразу же впасть в истерику. Она то рыдала, то смеялась, то бредила…
– Уберите его от меня! Уберите! Джошуа! Убери его, Джошуа, муж мой! – кричала она, то складывая в мольбе руки на груди, то отшатываясь в безотчетном страхе.
Джошуа Консидайн был в отчаянии и не знал, что делать. Когда наконец его жена успокоилась, он упал перед ней на колени, стал целовать ее ноги, руки, волосы, произносил самые нежные слова, которые только мог изобрести в те минуты. Всю ночь он просидел возле нее, не выпуская ее рук из своих. Ближе к утру она проснулась и долго кричала и плакала в страхе, пока не убедилась, что с ней ее муж, который не даст ее никому в обиду.
Завтрак состоялся непривычно поздно. Джошуа принесли телеграмму, в которой его просили приехать в Уайтэринг, что лежал в двадцати милях от его дома. Он не хотел ехать, но Мэри чувствовала себя уже хорошо и просила его не беспокоиться за нее. Таким образом, еще до полудня он запряг лошадь в свой двухколесный легкий экипаж и отбыл в указанном телеграммой направлении.
Когда он уехал, Мэри, проводившая его до калитки, вернулась в свою комнату. К ланчу она не вышла, но когда пришло время пить дневной чай – чаепитие происходило всегда на живописной лужайке у ручья, под плакучей ивой, – она присоединилась к доктору, чтобы ему не было скучно. Выглядела она отлично, от вчерашней болезни не осталось и следа. После нескольких обычных фраз, она сказала Джеральду:
– Конечно, со стороны это все, наверное, выглядело глупо. Я имею в виду вчерашнее. Но, знаете, я действительно чуть с ума не сошла от страха! Я даже сейчас не могу об этом думать равнодушно! Мне… Я не хочу это так оставлять, поймите. Я должна убедиться, что предсказание – не более чем фальшивка. Я сама проверю все. Это ведь все неправда?.. – спросила она с мольбой в голосе у Джеральда. Тот еще раз имел случай подивиться легковерности женщин и их суевериям.
– Каков ваш план? – спросил он.
– Я сама пойду в табор и попрошу ту цыганку погадать мне.
– Великолепно! Решено. Я, конечно, пойду с вами?
– О, нет! Это испортит все дело. Она узнает вас и расскажет мне ту же чепуху, что и мужу. Я пойду одна. Сейчас.
И действительно, вскоре она собралась и ушла по пустоши к табору. Джеральд проводил ее немного, затем вернулся в дом и стал ждать.
Не прошло и двух часов, как Мэри вернулась. Она нашла Джеральда в гостиной, где тот читал, лежа на софе. Молодая женщина была смертельно бледна и находилась в состоянии крайнего возбуждения. Едва переступив порог комнаты, она в изнеможении опустилась прямо на ковер, и, закрыв лицо руками, только тихонько постанывала. Джеральд сразу же вскочил и пришел к ней на помощь. Ему потребовалось приложить огромные усилия для того, чтобы хоть как-то успокоить ее. Но она была еще не в состоянии говорить, и поэтому он вернулся к софе и стал терпеливо ждать. Прошло несколько минут, и стало видно, что Мэри наконец-то более или менее оправилась от своих переживаний.
1 2