Андрей Балабуха
Усть-уртское диво


Балабуха Андрей
Усть-уртское диво

Андрей Балабуха
Усть-уртское диво
Чем больше времени проходит со дня, когда явилось нам "усть-уртское диво", тем чаще я вспоминаю я думаю о нем. Интересно, происходит ли то же с остальными? Как-нибудь, когда все мы соберемся вместе, я спрошу об этом. Впрочем, все мы не соберемся никогда. Потому что... Мне кажется, что это я должен был пойти туда, но тогда у меня просто не хватило смелости. Да и сейчас - хватило бы? Не знаю. К тому же это неразумно, нерационально, наконец, просто глупо - в чем я был уверен еще тогда, остаюсь убежден и сейчас. И все же...
"Усть-уртское диво..." О нем говорили и писали не много. Была статья в "Технике - молодежи", в разделе "Антология таинственных случаев", с более чем скептическим послесловием; небольшую заметку поместил "Вокруг света"; "Вечерний Усть-Урт" опубликовал взятое у нас интервью, которое с разнообразными комментариями перепечатали несколько молодежных газет... Вот и я хочу об этом написать.
Зачем? Может быть, в надежде, что, описанное, оно отстранится от меня, отделится, уйдет, и не будет больше смутного и тоскливого предутреннего беспокойства. Может быть, чтобы еще раз вспомнить - обо всем, во всех деталях и подробностях, потому что, вспомнив, я, наверное, что-то пойму, найду не замеченный раньше ключ. Может быть, ради оправдания, ибо порой мне кажется, что все мы так и остались на подозрении. Впрочем, не это важно. Я хочу, а должен написать...
Как всегда, разбудил нас в то утро Володька. Хотя "всегда" - это слишком громко сказано. Просто за пять дней похода мы привыкли уже, что он первым вылезает из палатки - этакий полуобнаженный юный бог - и, звучно шлепая по тугим крышам наших надувных микродомов, орет во всю мочь:
- Вставайте, дьяволы! День пламенеет!
И мы, ворча, что вот не спится ему - и без того, мол, вечно не высыпаешься, так нет же, и в отпуске не дают, находятся тут всякие джеклондоновсхие сверхчеловеки! - выбирались в колючую прохладу рассвета.
Но на этот раз нашему возмущению не было предела. Потому что день еще в не собирался пламенеть, и деревья черными тенями падали в звездную глубину неба.
- Ты что, совсем ополоумел? - не слишком вежливо осведомился Лешка и согнулся, чтобы залезть обратно в палатку.
Я промолчал: не то чтобы мне нечего было сказать - просто я еще не проснулся до конца, что вполне понятно после вчерашней болтовни у костра, затянувшейся часов до трех. Промолчали и Толя с Наташей - думаю, по той же причине. Все-таки будить через два часа - это садизм.
- Сам сейчас ополоумеешь, - нагло пообещал Вододька. - А ну-ка пошли, ребята!
Хотя Володька был самым младшим из нас, двадцатилетний студент, мальчишка супротив солидных двадцатисемилетиих дядей и тетей, но командовать он умел здорово. Было в его голосе что-то, заставившее нас пойти за ним без особого сопротивления. К счастью, идти пришлось недалеко - каких-нибудь метров сто.
- Это что за фокусы? - холодно поинтересовался Лешка и пообещал: - Ох и заработаешь ты у меня когда-нибудь, супермен, сердцем чую...
- А хороший проектор! - причмокнул Толя.- Где ты его раздобыл?
Действительно, первое, что пришло нам в голову, - это мысль о проекторе. И естественно. Между двумя соснами был натянут экран, а на нем замер фантастический пейзаж в стиле Андрея Соколова. Четкость и глубина изображения вызывали восхищение. Казалось, между соснами-косяками открылась волшебная дверь, ведущая в чужой мир. Багровое солнце заливало густым, словно сжиженным светом темный песок, волнами уходивший вдаль - туда, где вычертились в изумрудно-зеленом небе горы, внизу неопределенно темные, не то исчерна-синие, не то иссиня-зеленые, увенчанные алыми снежными шапками. Оправа высилась густо-фиолетовая скала, отбрасывавшая ломаную, какую-то даже изорванную тень. Формой она походила на морского конька, стилизованного под новомодные детские игрушки, изображающие зверей, и в этой тени едва ощутимо чувствовалось что-то - не то куст, не то щупальца какого-то животного.
- Замечательно красиво! - Наташа передернула плечами. - Молодец, Володька, днем не рассмотреть было бы!
- Да при чем здесь я! - обиделся Володька. - Я из палатки вылез, отошел сюда, увидел - и побежал вас, чертей, будить!
- А проектор сюда господь бог принес? - невинно полюбопытствовал Лешка.
- В самом деле, Володька, хватит, - поддержал я. - Поиграли - и будет. Мы не в обиде, картинка великолепная...
- Дался вам проектор! Да где он? Где? И где его луч?
Луча и впрямь не было - сразу это как-то не дошло.
Мы переглянулись.
- Может, голограмма? - неуверенно спросила Наташа.
Никто ей не ответил: представления о голографии у вас были одинаково смутные. Кто его знает!..
- Или мираж?.. - предположил я.
- Мираж? - переспросил Толя с убийственным презрением.- Где ты видел мираж ночью? Да еще с таким неземным пейзажем?
- Неземным? - настороженно повторил Володька. - Ты сказал - неземным? Верно ведь! А если это...
- ...мир иной? - съязвил Лешка.- Вогнуто-выпуклые пространства? Тоже мне Гектор Сервадак! Робинзон космоса!
- А я верю, - тихо проговорила Наташа. Наверное, женщины больше нас подготовлены к восприятию чуда. - Это действительно - мир иной. Только какой?
- Бред,- бросил Лешка, помолчал, потом развернул свою мысль более пространно: - Поймите вы, я сам фантастику читаю и почитаю. Но всерьез новая гипотеза может привлекаться лишь тогда, когда ранее известное не объясняет факта. Это - азы корректности. Зачем звать пришельцев из космоса, когда загадки земной истории можно объяснить земными же причинами? Зачем говорить об иных мирах, когда мы еще не выяснили - не галлюцинация ли это? Не мираж ли? Не какое-нибудь наведенное искусственное изображение? Мы не видим луча проектора? Но ведь есть и иные способы создания изображения. Мираж ночью? А вы точно знаете, что ночных миражей не бывает? Можете за это поручиться? Ты? Ты? Ты? Он поочередно тыкал пальцем в каждого из нас.- Так зачем же зря фантазировать? Это всегда успеется.
Возразить было трудно. Мы стояли, молча вглядываясь в картину.
- Стоп! - сказал вдруг Володька. - Сейчас мы все проверим. Я мигом, ребята! - И он убежал к палаткам.
- А ведь это... диво появилось недавно, - сказал Толя. Так родилось это слово - "диво": усть-уртское диво. - Часа три назад. От силы - четыре. Когда сушняк для костра собирали, я как раз между этими соснами прошел - тут еще куст есть, я об него ободрался, о можжевельник чертов...
- Любопытно. - Лешка закурил, огонек отразился в стеклах очков. - Знаете, чего мы не сообразили? Проектор, проектор... А экран? Мы ведь его только вообразили: есть проектор - должен быть в экран. Ведь эта штуковина болтается в воздухе. Правда, сейчас умеют создавать изображения и в воздухе, насколько я знаю.
- Возможно. - Толя похлопал себя по карманам. - Дай-ка сигарету, я свои в палатке оставил. Спасибо. Как вы думаете, почему оно не светит? Ведь там день, а сюда свет не попадает... Слушайте, а что Володька задумал, а?
- Увидим, - коротко сказала Наташа. Лешка тем временем обошел сосну, ограничивающую "диво" справа, и сразу же исчез.
- А отсюда ничего не видно. Только сгущение какое-то в воздухе. Сейчас я его ощупаю.
- Давай вместе, - сказал я и пошел к нему. Уже начинало светать, и мы ориентировались свободнее. Сразу же за деревом начиналось, как сказал Лешка, "сгущение". Воздух быстро, на протяжении каких-нибудь двадцати сантиметров, уплотнялся, превратившись в конце концов в твердую, идеально гладкую, прохладную на ощупь стенку, полукругом идущую от дерева к дереву. Дотянуться до ее верха мы не сумели, даже когда Лешка взобрался ко мне на плечи.
Вернулся Володька в сопровождении Чошки. Чошка - полугодовалый кобелек, если верить Володьке - карельская лайка. Их два брата - одного помета:
Чок и Получок. Это охотничьи термины, значения коих я никогда не понимал. Чок - интеллектуал. При любой возможности он садится и предается размышлениям, уставясь в одну точку, сосредоточенно морща лоб и нос. Наташка утверждает, что это у него "наружные извилины".
Володька притащил свою гордость я предмет всеобщей зависти усть-уртских охотников: скорострельный охотничий "манюфранс" - изящный, легкий, с полупрозрачным прикладом из какого-то пластика. В день восемнадцатилетия его подарил Володьке Трумин, сам заядлый охотник, купивший ружье во время не то конгресса, не то симпозиума в Лионе и потом два года сберегавший для этого случая.
- Смотрите! - Володька показал пальцем на какую-то точку в зеленом небе "дива". - Видите, птица не птица - летает что-то такое, птеродактиль тамошний?
Приглядевшись, мы убедились, что это не просто точка, а крохотный черный треугольник, по-орлиному пишущий в небе круги. Володька вскинул ружье, прицелился. Грохнуло. Полет треугольничка словно сломался, на мгновенье он замер, а потом наискось скользнул вниз. Володька опустил ружье.
- Ну что, Лешенька? Мираж? Галлюцинация? Диапозитив?
Лешка смолчал.
- Н-да, диво!.. - раздраженно проворчал Толя. И вдруг мы вздрогнули от Наташиного истошного:
- Чок! Чок!
То ли, пошевелив наружными извилинами, Чок решил принести добычу хозяину, то ли ему просто захотелось рассмотреть поближе, что там такое, - трудно сказать. По словам Наташи, он легко, одним прыжком проскочил между соснами туда, в экран, в картину, в "диво", на миг остановился обалдело и помчался вперед, оставляя на песке ямки следов.
- Чок! - заорал Володька. - Чок! - Он пронзительно засвистел, но Чок игнорировал все наши призывы. Характерец у него всегда был более чем самостоятельный...
В какой момент Володька ринулся вслед за ним, я не заметил - только услышал сдавленное Лешкино: "Стой, кретин!", а потом меня сшибло, и мы оказались на земле - все трое: Лешка, Володька и я.
- Держи его! - скомандовал Лешка, и я рефлекторно вцепился во что-то - не то в руку, не то в ногу, успев предварительно получить хороший удар по скуле.
- Вот теперь вы и в самом деле ополоумели! - Над нами стояла Наташа. Она сказала это так отчужденно, что мы сразу остыли.
- Где мои очки? - спросил Лешка, поднимаясь на ноги, вид у него был сконфуженный, - никто их не видел?
- На. - И Наташа отвернулась, глядя в "диво". Мы тоже посмотрели туда. Багровое солнце поднялось выше. А из песка фантастически быстро, как в замедленной киносъемке, прорастали какие-то черные стебельки. Вблизи они еще только высовывались на поверхность, по мере удаления становились крупнее и на глазах раскрывались навстречу солнцу, напоминая выгнутые стрекозиные крылья. Чок потерялся в этих проросших зарослях.
Володька вскочил, протянул мне руку. Я тоже поднялся и отряхнул брюки и рубашку от хвои.
- В герои-первопроходцы захотел? - спросил Лешка зло.- А как вернуться, ты подумал? А если там воздух ядовитый?
- Чошка-то там дышал! - возразил Володька.
- Допустим. Но про всякие местные вирусы и прочую мелочь мы понятия не имеем... И вообще, пора кончать эту самодеятельность. Хватит. Так знаете до чего доиграться можно?
- До чего? - наивно спросил Володька.
Лешка промолчал.
- Что ты предлагаешь, Лекс? - поинтересовался я.
- Для начала - пойти позавтракать. И посоветоваться. А там видно будет.
Поминутно оглядываясь, мы молча пошли к палаткам.
За завтраком было решено, что Толя с Наташей отправятся в город. Напрямик отсюда до Греминки километров тридцать, так что, идя налегке, к последней электричке на Усть-Урт успеть можно. Вот только как притащить сюда "научную общественность"? Лешке пришла мысль обратиться к Трумину: он знает нас и должен поверить, а там уже поверят ему - как-никак доктор исторических наук, профессор...
И мы остались втроем.
Володька весь день просидел перед "дивом", хотя кидаться в него очертя голову уже не порывался. Чок не появлялся, даже не вернулся по собственному следу. Что с ним?
Настроение у нас было смутное: и подавленное, и одновременно приподнятое, ибо мы соприкоснулись с чудом, и тревожное, потому что неизвестность всегда порождает тревогу...
Солнце "дива" закатилось около шести часов вечера. Теперь между деревьями повис провал почти абсолютной тьмы, кое-где пронзенной тончайшими жалами мелких и редких звезд. Но чернота этого провала казалась... Как бы это сказать? Живой, пожалуй. Да, другого слова, кажется, не подобрать.
- Ноктовизор бы сюда, - вздохнул Лешка. - В инфракрасном бы посмотреть...
Ноктовизора у нас, увы, не было, и мы пошли ужинать. Темнело. Напряжение наше чуть-чуть спало, и мы понемногу разговорились, потому что надо же было в конце концов - не обменяться мнениями, как утром, а просто поговорить. Лешка выудил из недр своей "абалаковки" плоскую четвертинку коньяка.
- Черт с вами, поглощайте НЗ. Как раз к случаю... Настоящий. Армянский ереванского розлива.
Мы развели растворимый кофе, причем не в обычных кофейных дозах, а в поллитровых эмалированных кружках. Володька обвел это хозяйство глазами и вдруг задумчиво спросил:
- Между прочим, мне только кажется, что мы сегодня не обедали, или это в самом деле так?
Вот что значит остаться без женской заботы! Мы сразу же почувствовали зверский голод, который едва утолили тремя банками тушенки с хлебом.
- Вот теперь и выпить не грех, - изрек Володька, бросив опустошенную банку в костер. Бумажная обертка вспыхнула, искристо затрещали остатки жира.
Мы по очереди приложились к бутылке. Коньяк и впрямь был хорош.
Володька, слава богу, совсем отошел. Он растянулся на спине, заложив руки за голову и попыхивая зажатой в губах сигаретой.
- А знаете, братцы, что меня больше всего беспокоит? Появилось диво нежданно-негаданно, вдруг, уже при нас. Значит, и исчезнуть может аналогично. Найди мы его уже существующим, было бы спокойнее...
- Логично, - согласился Лешка. - Хотя и не обязательно.
- А я ничего, между прочим, не утверждаю. Я только высказываю свое мнение. Вотум сепаратум, так сказать. Есть у нас свобода слова или нет?
- Есть, - подтвердил я, - есть, Володечка, только ты на всякий случай сплюнь через левое плечо. Троекратно. А то накаркаешь еще...
Володька поплевал.
- И все же что оно такое - наше диво? - вздохнул я. - Неужели действительно выход в какой-то мир, пресловутая нуль-транспортировка?
- Похоже. Во всяком случае мне ничто другое в голову не приходит, - сказал Володька. - Меня другое интересует: где те, кто этот самый переход создал?
- А ты уверен, что его кто-то создавал? - спросил Лешка. - Представь: прилетел на Землю какой-нибудь шестиногий и жукоглазый марсианин, увидел шаровую молнию и спросил: "А где те, что создали эту великолепную магнитную бутылку с плазмой?.."
- Спонтанное образование? - удивился я.
- А почему бы и нет? Сам посуди: если бы проход кто-то создал, то воспользовался бы им. Логично?
Я кивнул.
- А может, он им уже воспользовался, только мы не заметили? Или - до того, как мы нашли диво. Или мы его и не можем увидеть? - возразил Володька.
- Цивилизация человеков-невидимок? - В Лешкином голосе опять зазвучало ехидство. - Романы бы тебе писать, дружок!
- Но ведь и обратного утверждать нельзя, - вступился я. - Зря ты язвишь, Лекс.
- Что гадать! Теоретически тут все равно ни до чего не додумаешься. Володька сел, бросил окурок в костер. - Да и не важно это. Не по нашим зубам орешек. Паче того: самая сверхкомпетентная комиссия сразу не разберется, если вообще разберется. А главное - и так ясно. Нам открылся выход в чужой мир. Не земной. И мы - на пороге. Шагнул - и там. Этакое окно в Европу...
- Только где она, Европа твоя? Астрономы радиоисточник с оптическим объектом и то не всегда идентифицировать могут. А тут как?
- Спроси что-нибудь попроще, а? - Володька потянулся, зевнул. - Все-таки недоспали мы сегодня крепко, ребята... Лишь бы окошко раньше времени не захлопнулось! Кстати, я там поснимал кое-что. Жаль, что кинокамеры нет, так что в динамике не получится. Но на худой конец сгодится. Две пленки нащелкал, а больше нету - не взял с собой...
- Ты гений! - возгласил Лешка. - Преклоняюсь перед твоим величием!
- А вам не кажется, что мы не о том говорим? - Я встал, прислонился спиной к дереву. Рельефная кора вдавилась в кожу. Говорить было трудно, каждое слово приходилось напряженно подбирать.- Мы идем по пути наименьшего сопротивления. Конечно, рассуждать о физической природе явления проще - это область категорий рациональных. Но ведь мы с вами в этом некомпетентны, и вряд ли наши суждения будут иметь значение для кого-то, кроме нас самих.
- А кто компетентен? - спросил Лешка. - Ты знаешь такого?
- Не знаю. И ты не знаешь. Но когда соберут здесь роту ученых - надеюсь, в сумме одна компетентная единица получится. И вообще - не перебивай, Лешка, сбиться я и сам могу. По-моему, сейчас главное - область категорий эмоциональных. Мы соприкоснулись с чудом.
1 2