«Яблоня во дворе. Рассказы и повести.»: «Моск. рабочий»; М.; 1974
Аннотация
В этих произведениях, обращенных к молодежи и взрослым, повествуется
главным образом о мире юности. Герои их встречаются с трудностями,
проявляют мужество и готовность к борьбе, доброту и бескомпромиссность.
Драматизм в повестях и рассказах прекрасно уживается с лиризмом и юмором.
Анатолий Георгиевич Алексин
ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ?…
Вечером с самолета поселок выглядел светящейся точкой, немигающим маяком, который затерялся в бескрайнем таежном море. А геологу, вышедшему из леса, поселок показался большим городом: глаза его за три месяца отвыкли от ярких огней, а ноги – от асфальта и булыжника. Он привык бродить тропками – и сейчас без надобности переходил с одной стороны улицы на другую, словно измеряя ее ширину. Да и вообще все радовало его в этом поселке, потому что здесь ровно через полчаса он должен был услышать голос жены. Нет, не увидеть ее, а только услышать…
Он остановился возле одноэтажного домика и прочитал слова над дверью, которые показались ему словами долгожданной телеграммы, написанной белыми, слегка фосфоресцирующими буквами на синей стеклянной табличке: «Почта, телеграф, телефон». В этот поздний час маленькие полукруглые оконца почты были уже заставлены картонными щитками с категоричным словом «Закрыто». А телеграф и переговорный пункт, как всегда, бодрствовали. Над столом с бугорками засохшего клея и чернильными кляксами, на котором днем писали письма, заклеивали конверты и бандероли, сейчас склонились люди, ожидавшие вызова телефонистки. Они не разговаривали друг с другом, потому что все время напряженно прислушивались, боясь упустить тот миг, когда оживет, зашуршит, задышит микрофон и голосом телефонистки назовет номер кабины и имя далекого города, которое прозвучит для них как имя близкого человека, живущего там. И они бросятся в застекленную кабину, чтобы сказать что-то самое важное, потому что в минуты, скупо отпущенные для междугородного разговора, нужно говорить только о самом главном. Каждый десятки раз повторял в уме, заучивал наизусть то, что он скажет, не догадываясь, что заученные слова от волнения забудутся и вместо них прозвучат какие-то совсем другие, бессвязные слова и вопросы, которые, быть может, гораздо точнее передадут все, о чем надо сообщить и что надо выразить.
И каждый почему-то кричал в трубку: «Ты меня слышишь? Ты меня слышишь?…» Это вовсе не значило, что телефонная линия плохо работает. И не значило, что люди хотят проверить, как слышен их голос. В эти слова они вкладывали какой-то другой смысл…
Впрочем, в кабины устремлялись не все, а лишь самые счастливые. Иногда же, подышав в микрофон и словно бы сочувственно вздохнув, телефонистка, вместо того чтобы назвать номер кабины и имя города, приглашала ожидавших к своему окошку. Это означало, что где-то далеко-далеко, за тридевять земель, телефон звонит особыми долгими гудками понапрасну… Там никто не снимает трубку: дорогой человек, которого здесь называли абонентом, не ждет…
Но геолог знал, что его звонка ждут с нетерпением. Именно сегодня, сейчас… И поэтому, присев к столу, он как и все другие, начал медленно редактировать текст много раз обдуманного разговора. Потом он взглянул на телефонистку, сидевшую за стеклянной перегородкой. Эта худенькая девушка все делала так деловито, так по-взрослому, что нетрудно было догадаться: еще совсем недавно она была школьницей.
Выписывая квитанции, она низко склонялась над столом, аккуратно выводила буквы и даже высовывала кончик языка, ну точь-в-точь так же, как, наверно, писала в школьном классе сочинения по литературе или контрольные по математике.
Однако геолог, как и все ожидавшие вызова, благоговел перед этой девушкой: она могла сокращать расстояния, прекращать разлуки, соединять человеческие сердца. Геолог почему-то вспомнил другую девчушку, такую же вот простенькую на вид – ту, что два года назад во время сложной операции, которую он перенес, полтора часа подряд казалась ему богиней в белом халате и белой шапочке: он не видел рук хирурга, спасавших его, но зато видел ее глаза, помогавшие переносить боль и забывать о страданиях. И было как-то странно, когда однажды, уже выздоравливая, он услышал, что его белоснежная Богиня договаривается в коридоре больницы по телефону о свидании, как все девушки на этом свете, и робеет, и на ходу теряет слова…
Молоденькая телефонистка, видимо, тоже не догадывалась о своем величии. А не улыбалась она от застенчивости или, может быть, просто еще не знала, что и нa работе тоже можно улыбаться. И вдруг она все тем же серьезным, деловитым голосом назвала фамилию геолога. Он бросился к кабинам, но ни в одной из них не вспыхнул свет, как это случалось всякий раз, когда на проводе был другой город.
И тогда он понял (именно понял, а не расслышал), что телефонистка приглашала его к своему окошку.
– Ваш абонент не отвечает, – сказала она.
– Этого не может быть!.. – возразил он. – У меня сегодня день рождения, и мы договорились…
Упоминание о дне рождения действует на детей, как упоминание о празднике. Они придают этому дню большое значение, потому что он в их возрасте только радость. Телефонистка, твердо решив, что такой праздник не может быть омрачен, сразу засуетилась, вызвала по телефону «старшую» и сообщила ей:
– Тут у товарища день рождения. Не может быть, чтобы не отвечали.
Но «старшая», наверно, уже не считала день рождения великим днем.
– Как это «что особенного»? – в трубку удивилась телефонистка. -
Проверьте, пожалуйста… Там должны ответить!
– Жена хотела меня поздравить, – торопливым полушепотом стал подсказывать ей геолог. – Мы договорились, что она будет ждать в это время… Я прошел много километров! Мы договорились…
Телефонистка стала добросовестно повторять в трубку его слова. Потом она чуть-чуть отвела трубку от уха, потому что старшая отвечала ей оглушительно громко, так громко, что даже геолог все слышал, – трубка верещала, захлебывалась: «Если ты будешь с каждым по стольку возиться, никогда не научишься работать!»
Однако девушка не хотела учиться работать так, как советовала ей телефонная трубка, она попросила геолога:
– Подождите, пожалуйста, еще минутку…
И снова стала что-то проверять. А он прислонился к стеклу и неожиданно вспомнил слова одного своего приятеля, сказанные с осторожной усмешкой – не то в шутку, не то всерьез: «Напрасно молодую жену одну оставляешь. Не надо испытывать любовь, особенно временем, она не выдерживает таких испытаний. Разве только в романах или кинокартинах…» А может быть, и правда он зря уехал?
Ведь вот же забыла о дне рождения! А говорила, что будет ждать этого дня, что отметит его торжественно, но в одиночестве, дома, а на столе будут два прибора… Слова, красивые слова! И знает ведь, что ему нелегко добраться до почты, что нужно пройти много километров таежным лесом. Да и вообще уже поздно, почти ночь, а ее нет дома…
И тут он вновь услышал голос телефонистки:
– А я вас уже видела… Много раз!
Он очнулся, взглянул на худенькую девушку и подумал, что у нее, должно быть, есть младший братишка и она его вот так же утешает, когда он грустит или хочет расплакаться.
– Нет, правда… – продолжала телефонистка. – Вы в соседнем окошке письма до востребования получаете.
Она не утешала: он действительно получал письма до востребования в соседнем окошке. Но никогда раньше не замечал этой девушки, сидевшей совсем близко, совсем рядом.
– Я давно уже не заходил за письмами, – сказал он. – Мы были в тайге… далеко.
– Не заходили?! – почему-то радостно воскликнула она.
Шустро вскочила со своего стула, отыскала какие-то ключи и побежала к соседнему окошку.
Там она, чутко прислушиваясь, не верещит ли, не вызывает ли ее оставшаяся на столе трубка, отперла невысокий шкафчик, достала длинный ящик, в котором письма лежали, как карточки в библиотечной картотеке. И стала быстро-быстро перебирать их, поглядывая то и дело на переговорный талон, где была написана фамилия геолога.
– Есть! Есть!.. – торжествующе воскликнула она. И хоть крикнула она не в микрофон, все, напряженно ожидавшие вызова, вздрогнули и повернулись в ее сторону.
Она протянула геологу телеграмму. Он распечатал и прочёл: «Срочно посылают командировку Березники поздравляю днем рождения целую люблю».
Жена тоже была геологом и часто уезжала из дома. Как же он не подумал об этом? А эта девчушка, отгороженная от него стеклом, ничего не зная, обо всем догадалась… Он нагнулся и заглянул в окошко, чтобы поблагодарить ее.
Но она уже была далеко.
– Красноярск! Иванов! Третья кабина! – возвещала она в микрофон. -
Красноярск – третья!
И кто-то, счастливый, устремился в кабину. И закричал:
«Ты меня слышишь?»
Взглянув на геолога, телефонистка удивленно пожала плечами: за что же благодарить?
И правда, что она такого особенного сделала? Просто вернула человеку покой и радость, рассеяла сомнения. Вот и все.
1964 г.

1